Воин Яровита

— Здесь только женщины и дети, около трех десятков.

Было, я направился внутрь, но тут из земляной конуры под стеной донжона выполз здоровенный косматый мужик с увесистой дубиной в руках.

— У-а-а-а!!! — громкий крик непонятного противника разнесся над стенами, и он занес свое оружие. Этот подлец хотел проломить мне голову, но он был не воин. Я поймал его на замахе и кромкой щита врезал ему в челюсть. Он упал, словно подкошенный, и тут же к нему подскочили варяги, которые стали бить его ногами. Лупцевали здоровяка крепко и, скорее всего, просто забили бы. Однако тут он прохрипел на венедском:

— Земирадушка…

Это было славянское имя, поэтому воины сами по себе без команды прекратили его избивать, а окровавленный мужик встал на колени и, размазывая по лицу кровь, стал жалобно всхлипывать:

— Земирадушка хороший… Земирадушке больно…

— Ты кто? — спросил я у него.

— Земирадушка любимый траллс господина Кари, — пролепетал он.

При свете факелов я заглянул ему в глаза и не увидел в них ничего осмысленного. Передо мной был идиот и, повернувшись к пленному дану, еще крепкому, но хромоногому старику, я кивнул на здоровяка и задал ему вопрос:

— Кто это?

Датский ветеран, который, наверняка, не один раз ходил в земли венедов, насупился, но ответил:

— Земирад раб. Его еще ребенком в землях вагров под Ольденбургом отловили. Он ничего не соображает, ум за разум зашел. Но его держат, чтобы вместо собаки был, у этого раба нюх хороший и он на всех чужаков бросается.

В душе все закипело, как же, венеда за пса дворового используют. Однако я сдержался и задал старику следующий вопрос:

— И много у вас в замке рабов?

— Полный барак, полсотни душ, и в деревне у рыбаков десятка два.

— А сколько среди них венедов?

— Половина.

— Веди к бараку.

Жилье рабов находилось рядом. Дверь открылась, свет факелов осветил помещение и я огляделся. Десятки людей сидели на земляном полу без всякой подстилки и их внешний вид бил по нервам. Струпья, множество ран и синяков, в волосах и на коже жирные вши, одежды почти нет, в глазах апатия и у всех сильное истощение. А в воздухе висел такой смрад, что я молча вышел наружу и прежде чем открыл рот отдышался.

Наконец, дыхание восстановилось. За моей спиной варяги объясняли пленникам, что пришла свобода, а я посмотрел на датских женщин и детей, которых воины вытаскивали из донжона, и взглядом отыскал Саморода. Капитан находился неподалеку, только что вышел из замковой кузницы, и я окликнул его:

— Ранко!

— Чего Вадим? — отозвался он.

— Всех датских пащенков в рабские бараки. Земирадушку сумасшедшего с ними кинуть. Баб воинам на поток. Рабов, кто из наших, освободить. На башне выставить стражу. До утра гуляем, но без хмельного, а потом в деревню наведаемся.

Варяг, с которым мы пару раз крепко спорили на тему обращения с мирными гражданами и грабежа, усмехнулся и кивнул, мол, моя правда. Ну, а я, признав, что Женевские Конвенции двадцатого века к двенадцатому столетию от Рождества Христова ни разу не применимы, начал обход своего владения.

Глава 8

Зеландия. 6651 С.М.З.Х.

Я посмотрел на стоящего передо мной человека, тучного румяного блондина в добротной шерстяной рубахе и полосатых штанах, который старался сохранить невозмутимость, ибо он деревенский староста. Однако получалось это у него плохо. Поджилки поселкового верховода, который за свои сорок с лишним лет жизни, наверняка, немало повидал, заметно тряслись, двойной подбородок вздрагивал, а на его лбу выступила испарина. Он боялся меня и понимал, что я могу его убить и мне за это ничего не будет. Все жители небольшой деревушки, которая находилась от моего замка всего в девяти километрах, собравшиеся на небольшой площади, тоже это замечали, и они тоже боялись нового феодала и сопровождающих меня варягов. Это хорошо, пусть боятся, ибо я на это и рассчитываю. А связано это с тем, что в лесу прячутся местные партизаны, во главе которых встал один из мелких береговых ярлов, а мне необходимо их отловить до того момента, как я покину Зеландию и отправлюсь на Руян, а не то они устроят моим воинам веселую жизнь.

Моя рука протянулась к старосте и схватила ворот его рубахи. Сильная ладонь скрутила ткань и стянула горло датчанина. Деревенский глава стал задыхаться, а его щеки побагровели. И только когда глаза жертвы пошли навыкат, я его спросил:

— Ну что, Андотт сын Старкада, я еще раз спрашиваю тебя, где прячутся ваши поселковые мужики? Если расскажешь правду, не пострадаешь, а солжешь, плохо тебе будет.

Ладонь слегка ослабила хватку. Андотт часто-часто задышал, восстановил дыхание и указал в сторону зеленой чащобы, опушка которой находилась на западной стороне деревушки. После чего он закашлялся и просипел:

— Господин, мы маленькие люди и ничего не знаем. Поверьте, нам не известно, кто прячется в лесу. Мы туда не ходим. Наше дело поля обрабатывать, а в дебри лезть нам страшно.

Оглядев площадь, на которой практически не было местных мужиков, отпустил старосту я ухмыльнулся:

— Врешь, собака. Все вам известно.

— Нет, господин…

— Заткнись, — я оборвал оправдания Андотта и когда он замолчал, произнес: — В общем так, староста. Завтра я снова наведаюсь к тебе в гости, и если ты не будешь знать, где скрываются мятежники ярла Сигвата, то всем вам будет худо. Я сожгу вашу деревню, баб и детей продам немцам, а посевы вытопчу. Таково мое слово. Ты меня услышал?

— Да, я постараюсь разузнать, где прячутся люди Сигвата.

— Нет, ты не постараешься, а сделаешь то, что я тебе приказал.

— Мне все ясно.

— Вот и ладно, — я оттолкнул старосту, который упал в пыль, оглядел стоящих по периметру варягов и, повысив голос, отдал команду: — Возвращаемся в замок!

Сопровождающий меня десяток воинов в броне широким шагом покинул деревню и вышел на дорогу. Мы направились в сторону моря, а за нами вслед двинулись местные мальчишки, которые старались быть незаметными. Однако через пару километров наблюдатели отстали, и когда моя ведовская суть подтвердила, что за нами больше не присматривают, наш маленький отряд резко свернул в сторону.

По широкому оврагу, который со всех сторон был прикрыт густым кустарником, мы обогнули поселок, и спустя полчаса вошли в лес, где скрывались наши враги. В условленном месте, на небольшой уютной полянке, нас уже ожидал Самород и с ним еще трое варягов. Капитан, который сидел на корневище мощного дуба, увидев меня, улыбнулся и встал. По его довольному виду я понял, что мой план сработал, и староста все же послал в лес гонцов, которые должны были известить ярла Сигвата о том, что завтра наглый захватчик с острова Руян вновь появится в деревне. Местный карбонарий, падла такая, наверняка, решит подловить меня и начнет к этому готовиться, но не успеет. За деревенским посыльным пошли Немой и варяг Щетина, оба природные лесовики, так что где прячутся даны мы будем знать еще до наступления темноты. Ну, а потом все просто. Подход. Окружение. Налет и разгром противника. Нарождающееся партизанское движение в районе бухты Факсе-Бугт будет уничтожено, и на время в окрестностях настанет тишь, гладь, да божья благодать.

— Что скажешь, Ранко? — спросил я, подходя к капитану. — Я был прав?

— Да, — Самород кивнул. — Только ты из деревни вышел, как в лес мальчонка выскользнул.

— Вот и хорошо. Отдыхаем.

Раскинув в тени дуба попону, я скинул броню, подставил потное тело лесной прохладе и немного обсох, а затем решил подремать. Однако перед сном, как это случается, погонял мыслишки.

Итак, вот уже десятый день я владелец замка Кольгриммсон, который с легкой руки Саморода переименован в Рарог. Над замком мое знамя, красное полотнище, в центре которого шитая золотой нитью голова сокола в языках пламени. За это время я присоединил к своему владению шесть деревень, две в глубине острова и четыре вдоль прибрежной черты от большого рыболовецкого поселения Факсе на северо-востоке до такого же поселка под названием Престе на юге. Было дело, хотел и их под свою руку поставить, благо, серьезного сопротивления нам нигде не оказывали, да не успел. Факсе разорили поморяне и сейчас там только пепелище, а за Престе, откуда в мои земли несколько дней назад прибежал ярл Сигват, осел уже знакомый мне воевода бодричей Гудим Громобой.

Короче говоря, на моих землях сейчас проживает около полутысячи датчан, четыре десятка венедов, бывших рабов, и около шестидесяти невольников из Европы, которых, конечно же, никто освобождать не собирается, хотя условия жизни им улучшили. Земли вокруг хорошие, жить можно, а раз так, значит будем. Задумок в голове много, планы есть, деньги придут, и все у меня сложится хорошо. Хорошо… Хорошо…

Я стал проваливаться в сон, но выспаться мне не дали, так как на поляне появился один из наших разведчиков, и я встал. Варяг Щетина подошел к нам с Ранко, и капитан сразу же поинтересовался у него:

— Что, упустил мальца, следопыт?

— Не-а, — одетый в неприметную на фоне леса темно-коричневую одежду, кряжистый варяг самодовольно усмехнулся. — От нас не уйдешь.

— Ну, а чего тогда так рано вернулся?

— Лагерь Сигвата рядом, поэтому далеко идти не пришлось. По ручью вниз спустились. На горку поднялись. По хребту немного прошлись. Снова вниз, вот и все.

Прикинув расстояние до противника, я решил, что он всего в трех километрах. По лесу, да по местным невысоким горушкам за час дойдем. Это хорошо.

— Сколько людей у Сигвата? — продолжил расспросы Ранко.

— Сорок три человека, мы всех сосчитали.

Самород, который был уверен, что с ярлом не больше двадцати человек, нахмурился.

— Что у него за бойцы?

— В основном крестьяне и рыбаки, но есть и воины, пара с ярлом и четверо из охраны какого-то горожанина, по виду, купца.

— Подходы рассмотрели?

— Конечно.

— И что?

— Сделаем их в легкую. Даны в лощине, а из нее только два выхода и там караульщики стоят. Стенки крутые, не подняться, так что если мы их обойдем, деться им будет некуда.

— Что у данов с оружием?

— Дедовские топоры, щиты-плетенки, пара кольчуг и несколько охотничьих луков. Мечи и броня только у воинов и Сигвата.

— Так ты самого ярла видел?

— Да. Молодой, лет двадцать, гонору много, а толку мало. Ходит по лагерю и всем указы раздает, а про посты на тропах не подумал.

— Добро. Немой там остался?

— Ага! Присматривает за данами, мало ли, вдруг к ним подкрепление подойдет, а мы ни сном, ни духом.

— Лады, иди отдохни немного, а нашим скажи, что на закате выйдем.

— Понял.

Варяг отправился к своим товарищам, а Самород посмотрел на меня. Он ждал моего решения, и я сказал:

— Данов, конечно, больше, чем мы думали. Однако это ничего не меняет. Все равно им конец.

Ранко помедлил и предложил:

— А может, прямо сейчас на них навалимся?

— Нет. Лучше в ночь. По лесу рассыплемся еще засветло, а налетим в темноте. Караульных в ножи, а следом варяги в броне нагрянут. Ярла и купца живьем возьмем, крестьян по обстоятельствам, а самых буйных прикончим и на поживу зверью кинем.

Капитан не спорил, и я вновь вернулся на попону. Заснул быстро, а проснулся на закате, бодрый, свежий и готовый к великим свершениям. Броню надевать не стал, а запаковал в просторный рюкзак. Сегодня, дабы навыки не терять, я решил поработать за диверсанта. Благо, опыт снятия часовых и хождения по лесам у меня имелся. Правда, не в этом времени. Но что это меняет? Ничего, ибо люди есть люди, а зеленка все равно остается зеленкой. И дождавшись, пока отряд соберется, взвалив поклажу на плечи, вслед за разведчиком я двинулся вглубь чащобы.

Вокруг дубовый лес. Над головой птички порхают, да песенки свои поют. Косые солнечные лучи падают на кроны деревьев и иногда бьют по глазам. Все хорошо, просто и понятно. Ни тебе колдунов, ни молитв, ни монахов, ни заклятий, ни гаданий. Есть противник, и есть я, а за мной готовая убивать и резать врагов нашего племени лихая варяжская братва. Такая жизнь по мне. Поэтому минувшие дни по захвату зеландских территорий можно рассматривать чуть ли не как сафари, рисковое предприятие, в котором ты заведомо сильнее своих жертв.

Вскоре мы вышли на тропу, которая шла от деревни в гору. Прошлись вдоль ручья, спустились в ложбину, набрали свежей и чистой воды, а затем начали подъем на большой покатый холм. На вершине остановились и огляделись. Спокойно, а значит, продолжаем путь. На землю опускались сумерки и мы торопились. Быстро проскочили по хребту и метрах в ста пятидесяти от лощины, где готовились к освобождению родины датские партизаны, остановились. Здесь нас ожидал Немой, который знаками показал, что все без изменений, и мы начали рассредоточение. Ранко и с ним девять воинов пошли в обход, а я с остальными мореходами приготовился атаковать с хребта.

Воины замерли и стали заряжать арбалеты, которые мы взяли на дело из расчета пять штук на десяток, а я прислушался к эмоциям датчан и ничего подозрительного не почуял. Враги нас не заметили, и лагерная суета шла своим чередом. Карбонарии готовили ужин, а некоторые несознательные бойцы, которые воспринимали нахождение в лесу как пикник на природе вдали от опостылевших жен, уже приложились к медовухе. Так вот люди из-за собственной глупости и распущенности жизнь и теряют, или наоборот, остаются в живых и получают на шею тяжелую дубовую колодку. Ну, это их личное дело, а мой интерес заключается в том, чтобы показать местным бондам свою силу и обезопасить владение, куда в скором времени я перевезу поселенцев из Киевской Руси.

— Фью-ить! Фью-ить!

Разрывая настороженную лесную тишину, над лесом разнесся громкий посвист ночной птицы. Это знак, что Самород уже на исходной позиции. Значит, нам пора и, оставив на месте рюкзак, я кивнул Немому, и прошептал:

— Пошли.

Вагр встал, и мы двинулись вдоль тропы. Шли осторожно, каждое движение было выверено, и прежде чем наступить на покрытую травкой, прошлогодними перепрелыми листьями и сухими сучками землю, подошва аккуратно ощупывала пространство перед собой. Конечно, это влияло на скорость передвижение. Но разве мы куда-то торопимся? Нет. Нам спешить некуда и потому все делалось размеренно и без нервов.

Спустя несколько минут впереди показались костры, которые обозначали лагерь данов. На фоне пламени я видел сидящих у огня людей, и они нас явно не ждали. Движение тем временем продолжалось, и вскоре мы оказались на входе в лощину. Здесь часовой, да не один, а с приятелем. Они беседуют о своем, о женщинах и полях, которые им пришлось бросить из-за появления на острове возомнивших о себе невесть что руянских налетчиков. В общем, самая мирная беседа, которую я не прерывал до тех пор, пока не почуял появления на другом конце вражеской базы Саморода и Щетины.

"Работаем!" — отдал я себя мысленную команду и сделал шаг из кустов на караульщиков. То же самое вслед за мной повторил Немой, и мы все сделали чисто.

Моя левая ладонь уперлась в рот крепкого широкоплечего крестьянина с топором на поясе, а правая выдернула из ножен кинжал и вонзила его в сердце партизана. Он дернулся, повалился наземь, задрыгал ногами и захрипел, а я плотнее зажал ему рот и дождался пока датчанин затихнем. После этого отпустил его и оглянулся на партизан. Человеческие фигурки на фоне костров продолжают мирно сидеть на месте и не дергаются. По-прежнему, все идет как по маслу и, обернувшись к тропе, я подаю знак:

— Чи-чи! Чи-чи!

Варяги рванулись на огни костров, а мы с Немым, пропустив их, помчались следом. Растерянные даны вскакивали на ноги и кидались к оружию. Однако поздно. Протянул лапу к дедовскому топору? Хрясь! И нет руки. Кинулся в драку? Получи двадцать-тридцать сантиметров стали в живот. Впрочем, сопротивление нам все же оказали. Охранники купца, четверка викингов, прикрывая своего нанимателя, прижалась к склону, а рядом с ними встал ярл и пара его бондов в потрепанной броне. Они были готовы драться до последнего, и тут вновь сказали свое веское слово арбалеты.

— Дзан-г! Дзан-г! — мощные тетивы отпустили в полет короткие стрелы, и они свалили вражеских бойцов одного за другим. После чего варяги набросились на ярла Сигвата, совсем еще мальчишку, вроде бы крепкого двадцатилетнего парня с темно-русыми волосами, а в движения и поступках порывистого сопляка. Наши опытные ватажники пуганули ярла с одной стороны и когда он мечом парировал опасное направление, с другой на него набросился Щетина и, не долго думая, врезал ему кулаком промеж глаз, да так, что с одного раза из него дух вышиб. Ну, а купец, невысокого роста шатен в отличном темно-красном кафтане, увидев падающих наземь охранников и ярла, прикрыл голову руками и вжался в покрытый мхом склон, сразу бывалого торгаша видать, которого бить не надо.

— Осмотреться! — удостоверившись, что сопротивление подавлено, подал я команду.

Непродолжительное шевеление, воины огляделись, убедились, что никто из данов не сбежал, и доложились:

— Наши все целы, даже раненых нет!

— Данов двенадцать человек убили и семь крепко поранили, а остальные здесь!

Я обернулся к Самороду:

— Вот и все?

— Да, — согласился капитан.

— Пошли к огню, — я кивнул в сторону центрального костра.

Мы присели. В большом котелке над костром как раз поспела ячменная каша, в которой было много свежего тушеного мяса дикой свиньи, плюс к этому лучок и еще какие-то травки. Запах от еды шел одуряющий и, помыв руки, мы расположились у костра, достали из своей поклажи ложки, тарелки и хлеб, а затем с аппетитом поели. Пока перекусили, всех уцелевших данов связали, трупы сложили в стороне, а Сигвата и купца подтащили поближе.