Балтийцы вступают в бой

Первой реакцией на происшедшее был поворот «все вдруг» на обратный курс. Но вскоре огромный столб воды и пламени взметнулся выше мачт из‑под носа крейсера «Максим Горький». Воздух дрогнул от оглушительного взрыва. Крейсер с полного хода ткнулся носом в воду, словно врезался в скалу, и замер. Многотонная лавина воды обрушилась на палубу. А когда водяной купол осел, раскрылось то, чего не ожидали: части корпуса по носовую броневую переборку как не бывало. Но вода внутрь корпуса не поступала.

Корабли отряда прикрытия наскочили на плотное вражеское минное заграждение.

На эсминце «Гневный» положение осложнилось. Было много раненых и убитых. Командир капитан 2 ранга М. Т. Устинов тяжело контужен. Эсминец медленно погружался в море.

При аварийном положении крейсера заниматься спасением подорванного миноносца было безрассудным риском потерять все корабли. Пришлось снять личный состав с «Гневного», перевести его на эсминец «Гордый», а «Гневный» потопить артиллерией…»[16]

Все мы понимали тогда, что началась война и потери в ней неизбежны, но все равно донесение Святова о гибели одного корабля и тяжелом повреждении второго было воспринято очень болезненно. Нужно было срочно принимать решение — что делать с поврежденным крейсером, как отвести его в Таллин. К месту аварии были направлены базовые тральщики, спасательное судно «Нептун», катера морские охотники под командованием командира охраны водного района главной базы флота капитана 2 ранга

A. А. Милешкина. Не думалось тогда, что этот поход будет для него последним…

Расстояние от Таллина до стоянки «Максима Горького» у острова Хиума не более 60 миль. На четыре — пять часов пока крейсер стоит и после начала его движения нужно было надежно защитить его с воздуха. Командующий авиацией флота генерал

B. В. Ермаченков получил от меня строгий приказ создать надежное прикрытие, ни в коем случае не допустить самолеты противника. Истребители с аэродромов Ханко и Таллина поднялись в воздух.

Время тянется медленно. Наконец получаю донесение, что базовые тральщики с поставленными тралами в охранении катеров под прикрытием истребителей ведут крейсер рекомендованным курсом. Позже мы узнали, что один из фарватеров к этому времени был заминирован противником и при выходе кораблей из пролива Хари Курк у поворотного буя Лейне головной тральщик «Шкив» взорвался, переломился и моментально затонул. Погиб и командир соединения капитан 2 ранга А. А. Милешкин. Навигационная и минная обстановка заставила все корабли повернуть обратно и вернуться на рейд Вормси.

Было решено прорываться в Таллин не по фарватеру, а под берегом по критическим глубинам, не более семи метров под килем. Этими глубинами и прошел крейсер «Максим Горький» до главной базы Таллина.

Благодаря отличной подготовке личного состава, хорошей организации борьбы за живучесть, крейсер остался на плаву и пришел в Таллин. Здесь инженеры, рабочие судоремонтного завода (начальник А. В. Куницын) в рекордно короткие сроки устранили некоторые повреждения, подкрепили носовые переборки, и крейсер благополучно совершил переход в Кронштадт. Рабочие и инженеры ленинградского Балтийского и Кронштадтского морского заводов под руководством инженера капитана 2 ранга Б. М. Волосатова в течение месяца провели большие восстановительные работы и к середине августа «Максим Горький» вышел на огневую позицию в Ленинградский торговый порт.

Но это было небольшим утешением. Мы в Военном совете остро переживали потери, изучали их причины. Становилось ясно, что штаб флота не сделал достаточно глубокого анализа ситуации после получения донесения о кораблях противника в шхерах. Из района маневрирования отряда прикрытия следовало послать на разведку базовые тральщики, даже если их и не хватало.

Было ли ошибкой то, что отряд прикрытия шел без трального обеспечения. Известно, что крейсер и миноносцы могли идти за тральщиками, делая максимум 10–12 узлов. При такой скорости отряд прикрытия не успел бы подойти вовремя к устью залива.

Последующие выходы миноносцев и минных заградителей, несмотря на противодействие противника, позволили до 30 июня в основном закончить минные постановки в устье Финского залива. Всего было выставлено более 3500 мин и защитников. Причем, минные постановки были выполнены в запланированные штабом сроки.

Минные заграждения в сочетании с береговой артиллерией Ханко, Хиума, Осмуюсара сыграли важную роль. Пока фланги минной позиции прикрывались береговой артиллерией, поддерживались авиацией и подводными силами, ее не смог преодолеть ни один крупный вражеский надводный корабль[17].

Нельзя не отметить добрым словом тех, кто выполнял основные минные постановки — прежде всего экипажи минных заградителей «Марти» и «Урал» под командованием капитанов 1 ранга Н. И. Мещерского и капитана 2 ранга И. Г. Карпова. Труд военных моряков этих кораблей был воистину самоотверженным и героическим, они не считались ни с чем, чтобы выполнить поставленную перед ними задачу. Особо хочу отметить Н. И. Мещерского. Он был участником первой мировой войны, командовал тральщиком, а с первых дней существования советского Балтийского флота — командир эскадренного миноносца, потом минного заградителя. Его минзаг одним из первых стал гвардейским кораблем. Н. И. Мещерский прекрасно знал театр военных действий и свое минное дело, его любили на корабле, уважали на всем флоте. Человек с отличными командирскими качествами, спокойный по характеру, скромный в жизни, он всегда был примером для подчиненных командиров. Многие из них учились у Николая Иосифовича искусству использования минного оружия. Хорошо помогал ему в воспитании и обучении экипажа военком заградителя батальонный комиссар А. А. Коваль. Под его руководством на корабле активно работала партийная организация. Успешному решению боевых задач, точности минных постановок способствовали штурманы корабля — старший лейтенант К. М. Кононов и лейтенант

В. К. Тарасов, минер старший лейтенант М. С. Сизоненко, инже- нер — механики М. Н. Губанков и В. Г. Гудков.

За первые шесть месяцев войны в трудных навигационных условиях, зачастую при выключенных маяках, при постоянном противодействии противника корабль произвел десять минных постановок. Запомнилось донесение: в один из дней в начале июля минзаг во время работы подвергся обстрелу 12–дюймовой артиллерии и одновременно налету вражеской авиации. Но даже в таких условиях, отбивая воздушные атаки, ведя борьбу с повреждениями и пожарами, экипаж не прекратил постановку мин и справился с задачей.

Хорошо обеспечивали минные постановки служба тыла, руководимая генерал — майором береговой службы М. М. Москаленко и капитаном 3 ранга П. А. Попиком, а также гидрографическая служба флота капитана 3 ранга М. Н. Назимова.

С первых дней войны начали производиться минные постановки и в Ирбенском проливе. Здесь заграждения также имели своим назначением не допустить проникновения вражеских кораблей в Рижский залив; способствовали они, кроме того, обороне островов Моонзунда. Почти все минные постановки выполнялись в трудных навигационных условиях, в основном по счислению. Ставили мины эскадренные миноносцы «Стойкий», «Сторожевой», «Сердитый», «Сильный», «Сметливый», «Энгельс» и «Грозящий» под руководством командира отряда легких сил контр — адмирала

В. П. Дрозда. Прикрываемые авиацией и береговой артиллерией Сарема, эсминцы выполняли боевые задачи вначале в довольно спокойной обстановке, противник почти не мешал. Однако очень быстро ситуация изменилась, в ночь на 27 июня тральщик «Фугас», шедший к месту постановки мин для разведывательного траления, был атакован торпедными катерами врага, от которых удачно уклонился. Чуть позже при подходе сюда были атакованы миноносцы «Сердитый», «Стойкий», «Сторожевой» и «Энгельс». В эсминец «Сторожевой» попала торпеда, у него была оторвана носовая часть, погиб его храбрый командир капитан 3 ранга И. Ф. Ломакин. Тем не менее пока не была выполнена поставленная задача, корабли не ушли; отбив повторные атаки торпедных катеров противника, они закончили в указанном районе минную постановку, а затем, взяв на буксир поврежденный миноносец, несмотря на неоднократные атаки авиации противника, вернулись в Усть — Двинск. Завершение минных постановок в Ирбенском проливе произошло несколько позже, когда корабли отряда легких сил базировались уже в Моонзунде на рейд Куйвастэ.

Эти мероприятия носили оборонительный характер, но мы думали не только об обороне, считая главной задачей флота наступательные действия. Наступательные действия были направлены прежде всего на то, чтобы не допустить высадки десантов противника на наше побережье, нарушать его коммуникации в Балтийском море. С первого дня войны мы начали развертывание подводных лодок в море. Уже 23 июня поступили донесения из штабов соединений подводных лодок о том, что их корабли направились к позициям на подходах к Клайпеде, Данцигской и Померанской бухтам, в южную и юго — западную часть Балтийского моря.

Подводные лодки показали себя вполне современными боевыми кораблями. Свои высокие качества они продемонстрировали еще перед войной в автономных походах с длительным пребыванием под водой, тренировочных торпедных атаках, при форсировании узкостей и постановке минных заграждений. Их техника, вооружение и непотопляемость оказались в ряде случаев выше, чем у аналогичных кораблей американского и английского флотов.

В разработанных еще в мирное время штабом флота совместно со штабами соединений документах определялись задачи каждой лодке, находящейся на позиции, и район ее боевых действий. Штаб флота разбил морской театр на две зоны: южную и северную — для подводных лодок соединения А. Е. Орла и для соединения Н. П. Египко. Разграничительной линией служила параллель маяка Хоборга (южная оконечность острова Готланда). Командиры соединений управляли подводными лодками через свои штабы, получая разрешение от штаба флота только на их перемещение по военно — морскому театру.

До начала военных действий в связи с объявленной на флоте повышенной боевой готовностью на позициях для своевременного обнаружения противника находились подводные лодки: у Ирбен- ского пролива с запада — «С-7» капитан — лейтенанта С. П. Лисина, в устье Финского залива — «М-96» капитан — лейтенанта А. И. Маринеско, на подходах к Лиепае — «С-4» капитан — лейтенанта С. Д. Абросимова.

В первые же часы войны по приказу Военного совета флота в море были направлены новые значительные силы. Из Лиепаи вышли подводные лодки: «Л-3» капитана 3 ранга П. Д. Грищенко, «М-81» капитан — лейтенанта Ф. А. Зубкова, «М-83» старшего лейтенанта П. М. Шалаева, «М-79» капитан — лейтенанта И. В. Автомонова и другие, из Таллина— «С-10» капитана 3 ранга Б. К. Бакунина, «Щ-309» капитан — лейтенанта И. С. Кабо, «Щ-310» капитан- лейтенанта Д. К. Ярошевича, «Щ-311» капитан — лейтенанта П. А. Сидоренко, «С-6» капитан — лейтенанта В. Ф. Кульбакина, «Щ-307» капитан — лейтенанта Н. И. Петрова, «М-90» старшего лейтенанта И. М. Татаринова и другие. Через три дня после начала войны мы имели на позициях в Балтийском море и Финском заливе 16, а к 1 июля — 25 подводных лодок — больше половины всех находящихся в боевой готовности.

Поход подводной лодки на боевую позицию — всегда заметное событие не только для ее экипажа. Если подводная лодка добивалась успеха — пускала на дно крупный корабль или транспорт противника, это была победа всего флота. Поэтому мы внимательно следили за результатами боевых действий подводных кораблей, радовались успехам, переживали неудачи.

Немало подводных лодок славно начали войну. Наиболее эффективно действовал подводный минный заградитель «Л-3», встретивший войну в Лиепае. Это был хороший корабль, его в 1940 году серьезно отремонтировали, поставили новые акустические приборы, позволяющие в подводном положении на значительном расстоянии разбираться в шумах кораблей. Новые радиостанции обеспечивали надежную связь с командным пунктом из любого, даже самого отдаленного района, модернизированные аккумуляторные батареи позволяли при экономическом ходе находиться под водой на трое суток больше, чем обычно. Командир капитан 3 ранга Петр Денисович Грищенко, приняв «Л-3» на заводе в период модернизации, имел возможность детально изучать лодку. В этом ему помогли опыт, полученный во время службы в должности старшего помощника на известной славными боевыми традициями подводной лодке «Пантера» и знания, обретенные в Военно — морской академии. На «Л-3» подобрались хорошие специалисты, экипаж был слажен. Военкомом на «Л-3» был старший политрук А. И. Баканов, старый коммунист, участник гражданской войны. Экипаж лодки относился к Баканову с любовью и уважал его.

„Рано утром 22 июня подводная лодка получила приказ командира дивизиона капитана 3 ранга А. К. Аверочкина выйти на боевую позицию. В тот же день, погрузив необходимые запасы, «Л-3» в охранении катеров покинула военно — морскую базу. Первые три дня она находилась на позиции в непосредственной близости от Лиепаи, имея своей задачей предупредить возможное нападение кораблей противника на базу и порт. Утром 26 июня командир соединения капитан 1 ранга Н. П. Египко поставил лодке новую задачу — выйти на подходы к Мемелю, установить направление движения кораблей и судов противника и поставить мины.

Во время перехода в новый район П. Д. Грищенко совместно со штурманом досконально изучил условия предстоящей боевой работы, экипаж подготовился к использованию минного оружия. По прибытии на позицию в ходе наблюдения за движением вражеских транспортов была точно определена ось фарватера и выставлена первая партия мин. Не обошлось без неприятностей: в ходе их постановки подводная лодка попала под бомбы катеров противника. От взрывов вышли из строя лампы освещения. А ночью случилась уже настоящая беда — вышли из строя горизонтальные кормовые рули. Лодка провалилась на 87, затем на 99 метров и легла на прунт. Пришлось всплывать. Быстро установили причину аварии. Оказалось, в междубортной цистерне произошло разъединение рулевого привода. Наступило утро, снова ушли под воду. Для ремонта всплыли ночью. Закипела лихорадочная работа. В цистерну полезли инженер М. А. Крастелев и командиры отделений Н. А. Миронов и А. Д. Мочалин. За два часа они привели в порядок вышедшее из строя оборудование. 9 июля «Л-3» вернулась в Таллин. На другой день стало известно, что на минах, поставленных ею, подорвался и затонул крупный вражеский транспорт.

Удачной была атака подводной лодки «С-11» под командованием капитан — лейтенанта А. М. Середы — она в районе Мемеля потопила немецкий сетапрорезатель водоизмещением около 5000 тонн. Добились успеха в первые недели войны подводные лодки «С-4» капитан — лейтенанта Д. С. Абросимова, «Щ-307» капитан- лейтенанта Н. И. Петрова, «Лембит» капитан — лейтенанта В. А. По- лещука, «Калев» капитан — лейтенанта Б. А. Нырова. От их торпед и мин пошло на дно несколько вражеских боевых кораблей и транспортов.

Однако удачами подводники в те дни радовали не так уж часто. Даже самые лучшие по мирному времени командиры подчас возвращались с боевых позиций с неизрасходованными торпедами. Мы искали причины срывов, добивались повышения результативности походов. Ни один случай ошибочных действий подводников не оставался незамеченным, их основательно анализировали, делали выводы, вырабатывали меры, которые позволили бы избежать ошибок впредь. Главнокомандующий Северо — Западным направлением также требовал, чтобы наши подводные лодки проявляли как можно больше активности и смелости.

Заметной вехой в этой работе явилось заседание Военного совета флота 30 июля 1941 года, на которое пригласили командиров, военкомов, начальников штабов соединений, командиров дивизионов и лодок. Всесторонне был обсужден вопрос повышения результативности действий подводных лодок на позициях.

Командиры высказывали свои предложения по выявлению системы коммуникаций и вражеских конвоев. Говорилось об эффективности работы флотской разведки, которая обязана добывать данные об обстановке для лодок, находящихся в море. Командиров подводных лодок беапокоило то, что во время пребывания на позиции трудно обнаруживать корабли и транспорты противника, особенно это бывает топда, когда лодка выходит в районы, смежные со шведскими территорильными водами.

Были и другие трудности в поиске и уничтожении врага. Подводные лодки, находясь в автономном плавании по 30–40 и более суток, действовали самостоятельно, без поддержки другими силами флота. Это требовало от командиров и экипажей максимума выдержки, настойчивости и немалого опыта.

Военный совет в своем решении потребовал более активно вести поиск врага, решительно и инициативно действовать на позициях, грамотно используя оружие. Штабу флота предлагалось активнее помогать соединениям в ликвидации указанных недостатков, а командирам соединений — лучше организовать работу своих штабов по сбору и систематизации разведывательных данных и передаче их на корабли в море.

К сожалению, мы не смогли учесть всех объективных причин низкой результативности действий подводных лодок в тот период. Как сейчас стало известно, с начала войны противник, предполагая выход наших подводных лодок на его коммуникации, во избежание потерь запретил всякое судоходство до особого распоряжения. Немецкий историк Ю. Ровер по этому поводу пишет: «Немецкое военно — морское командование, занятое борьбой против Англии, которая оставалась главной задачей, полагало, что морская война на Балтике примет оборонительный характер, что было бы удобным, учитывая предстоящий захват русских баз германской армией. Угрозу со стороны советских крейсеров и эсминцев немцы надеялись устранить постановкой оборонительных минных заграждений перед своими гаванями и поперек Балтийского моря, а также наступательных заграждений перед Балтийскими портами и в проливах между Даго, Эзелем и материком и у западного входа в Финский залив; все эти заграждения были беспрепятственно поставлены за три ночи до наступления. Более опасными считались советские подводные лодки, против которых не было достаточного количества эффективных средств, так что во избежание потерь предварительно пришлось прекратить торговое судоходство»[18].

Однако вскоре в связи с провалом плана молниеносной войны фашистские войска начали испытывать потребность в пополнении военными запасами. Это вывело фашистский флот из бездействия. Коммуникации на море стали активнее использоваться кораблями и транспортами противника.

В августе 1941 года результативность действий наших подводных лодок на позициях несколько повысилась. Однако к этому времени существенно изменились условия их боевой работы. Подводным лодкам все труднее становилось выходить в море и возвращаться в базы. Противник вступил уже на территорию Латвии и Эстонии. Лиепая, Виндава (Вентспилс), Рига были потеряны, нависла угроза над Таллином.

Сейчас, отступая от нити повествования, мне хочется сказать, что не было в прошедшей войне более сложного и трудного театра для действия подводных лодок чем Балтика. Ни на одном другом театре военных действий не было такой опасной минной обстановки, а к ней надо добавить еще основательную противолодочную оборону противника и многочисленные естественные препятствия. Бели на других морях подводники при выходе на позицию и при возвращении в базу могли некоторое время отдохнуть без особого риска, то на (Балтийском театре командир корабля и весь экипаж должны были находиться в состоянии максимального напряжения с момента выхода от пирса и до конца похода. И именно эти условия выработали особый характер бесстрашных, искусных, храбрых балтийских подводников, которые позднее показали чудеса героизма и которыми гордится наша Родина. Подводные лодки сохранили свое значение как наступательный вид сил, способный скрытно появляться во вражеских водах, используя торпедное, артиллерийское и минное оружие.

Более эффективно действовала в первые дни и недели войны авиация флота. Мы использовали ее для решения многих задач: она поддерживала с воздуха наши сухопутные войска, наносила бомбардировочные удары по аэродромам, базам и транспортам противника, прикрывала аэродромы и места базирования своих кораблей, вела разведку на море, занималась постановкой мин в водах врага. Ударам авиации подвергались такие крупные вражеские базы, как Мемель (Клайпеда), Гдыня, Данциг. Сильный удар по Мемелю был нанесен 24 июня. Около трех десятков тяжелых самолетов бомбардировочной и минно — торпедной авиации в рассчитанное время появились над базой, мощные бомбы посыпались на военные объекты. Это был первый великолепный расчет штурмана гфлка капитана П. И. Хохлова, балтийского авиатора, который позднее прославил себя многими замечательными боевыми делами.

Прибавилось авиации забот с вступлением в войну Финляндии. О нарушении соседней державой нейтралитета мы узнали из сообщения, переданного Ставкой 25 июня. В нем говорилось о намерении врага нанести авиационный удар по Ленинграду с баз Финляндии. Последовавший вслед за сообщением приказ Наркома Обороны С. К. Тимошенко требовал от флотской авиации принять участие в нанесении совместных ударов по финским аэродромам. Командующий авиацией флота генерал В. В. Ермаченков связался с командиром 4–й дивизии дальнего действия для организации со вместных ударов по аэродромам в Турку, Пори, Котка, по транспортам и броненосцам в Хельсинки.

Удары авиации флота совместно с фронтовой авиацией были нанесены по финским аэродромам в тот же день. Они повторялись и в последующие дни.

Но основные усилия авиации по — прежнему были направлены на решение задач, связанных с отражением наступающих войск противника. Наши летчики работали с предельным напряжением, каждый совершал в сутки по три — четыре вылета. Истребительная авиация флота в это время прикрывала военно — морские базы Кронштадт, Таллин, Ханко и флотские аэродромы.

Наши самолеты по тактико — техническим данным уступали новейшим немецким, но боевой дух авиаторов был настолько высок, что техническое преимущество подчас теряло свое значение. Истребители нередко наносили и бомбовые удары по объектам, вели разведку над территорией врага. Если было нужно, летчики — истре- бители смело шли на лобовые атаки, таранили самолеты против- ника. Первые таранные удары на встречных курсах совершили наши славные соколы Михалев, Митин, Соболев, Зосимов, Бринь- ко, Каберов, Горбачев, Спицин, Тристан, Грузов и другие.

Итогом боевой работы летчиков — истребителей можно считать то, что противник, несмотря на неоднократные попытки, так и не смог нанести массированного удара по нашим основным базовым объектам. Лишь на Моонзунде, где у нас не было аэродромов, врагу удавалось бомбить наши корабли, находящиеся на рейдах.

Между тем по приказу Ставки Главного командования бомбардировочная и минно — торпедная авиация флота нанесла мощный удар по моторизованным войскам врага, переправлявшимся через реку Западная Двина в районе Двине к — Крустпилс. 120 скоростных и дальних бомбардировщиков под командованием подполковника Е. Н. Преображенского, преодолевая огонь зенитной артиллерии и истребительной авиации, сбрасывали свой смертоносный груз на головы фашистов, рвавшихся на восток.

В авиаэскадрилье майора Н. В. Челнокова был летчик Петр Ига- шев. Во время бомбометания по танковым колоннам врага, форсировавших реку Западная Двина, на его самолет напали сразу три вражеских истребителя. Одного из них удалось сфить стрелку- радисту Новикову. Но и самолет Игашева загорелся от вражеского снаряда. Герой — летчик пошел на таран со вторым истребителем противника, сбил его, а потом врезался в танковую колонну…

Авиационная эскадрилья, которой командовал отважный летчик Андрей Ефремов, тоже бомбила танковую колонну. В это время его машина была атакована истребителями врага. Одного сбил стрелок — радист Г. Анисимов. Самолет Ефремова был подожжен. Включив все баллоны с углекислотой, Ефремов сделал ловкий маневр, сбил огонь и довел самолет, имевший более сотни пулевых попаданий, до аэродрома.

Героизм проявил летчик 73–го бомбардировочного полка лейтенант комсомолец Пономарев. На подходе к цели его атаковали истребители противника. Самолет загорелся. Оказавшись в безвыходном положении, Пономарев направил горящий самолет на скопление вражеских танков и автомашин с солдатами и офицерами, последовал мощный взрыв. Геройской смертью вместе с летчиком погибли коммунист штурман Вотинов, стрелок — радист Ва- рейников.

В результате мощных бомбовых ударов темп продвижения танков противника на Ленинград снизился. Однако и наши потери в самолетах были значительными, давало себя знать отсутствие истребителей сопровождения. Я доложил об этом Народному комиссару ВМФ, он понял меня, приказал «задержать использование минноторпедной авиации до приведения ее в порядок». Бомбардировочная и истребительная авиация продолжала работать с полной отдачей. За первый месяц войны летчики Балтики в боях на дальних подступах к Ленинграду уничтожили большое количество танков, автомашин, много живой силы, сбили около 100 самолетов противника.

Положение на фронте продолжало усложняться, нам приходилось все больше и больше переключать флотскую авиацию для действий в интересах сухопутных войск. А затем быстрое продвижение 4–й танковой группы фашистов вообще заставило всю авиацию флота бросить на поддержку войск фронта.

Командующий Северо — Западным направлением приказал временно подчинить флотскую авиацию командующему авиацией фронта. Этот приказ ставил флот в трудное положение — на морских направлениях небо для врага оставалось открытым. Но иного выхода не было. Возможности авиации Северного фронта были малы, а 8–я армия, теснимая врагом в Эстонии, авиацией совсем не располагала. Поэтому, как ни тяжело нам приходилось без воздушного прикрытия на море, мы понимали, что судьба войны решается на суше и там наши самолеты нужнее.

Вступление в войну на стороне фашистской Германии соседней с нами Финляндии очень осложнило обстановку на море. Возникла непосредственная угроза с суши и с моря не только Кронштадту и Ленинграду, но и всей нашей системе базирования. Силы флота, развернутые в Лиепае, Усть — Двинске, Моонзундских островах, в Таллине, теперь имели у себя в тылу базы и батареи противника. Причем все базы врага по северному берегу залива были прикрыты системой береговой артиллерии и отделены естественной преградой из шхерных островов.

В такой сложной обстановке нам приходилось развертываться на два противоположных операционных направления, не имея к тому же достаточных сил для надежной защиты важнейшей коммуникации.

Народный комиссар Военно — Морского Флота в своей директиве указал на основные наступательные и оборонительные задачи.

Он требовал от штаба флота разработки плана оборудования минами и сетями оборонительных рубежей и защиты их в восточной части Финского залива. Особое внимание обращалось на создание оборонительного рубежа Гогланд — Кунда, маяк Шепелев— Сейвясто.

В непосредственный боевой контакт вошли части, корабли и батареи Кронштадтской военно — морской базы, находящейся в тылу. Развернулись боевые действия в непосредственной близости от Ленинграда. Командир военно — морской базы В. И. Иванов и его штаб под руководством капитана 1 ранга Ф. В. Зозули приступили к проведению мероприятий по поддержке фланга войск по государственной границе с Финляндией. Уже 29 июня враг сделал попытку захватить острова Паттио и Лейтсальми, находящиеся на крайнем левом фланге территории, обороняемой войсками 23–й армии. Однако своевременно развернутый пулеметный батальон, поддержанный кораблями базы, отбил атаки противника.

Советские войска, несмотря на тяжесть обрушившихся на них ударов, мужественно и стойко оборонялись, отстаивая каждую пядь родной земли. Ставка Главного командования в сложившихся условиях избрала основной формой борьбы стратегическую оборону с целью сорвать планы противника, измотать и обескровить его силы, выиграть время для подготовки резервов, создать условия для перелома в войне.

К концу первой недели войны ЦК партии и Советское правительство в специальной директиве определили политические цели войны и наметили пути их достижения. В этой директиве с особой силой подчеркивалось «…в навязанной нам войне с фашистской Германией, решается вопрос о жизни и смерти Советского государства, о том, быть народам Советского Союза свободными или впасть в порабощение»[19].

Эта директива требовала от всех партийных, советских органов, особенно прифронтовой полосы, мобилизации всех сил для нанесения контрударов по гитлеровским захватчикам, подчеркивалась вся серьезность опасности, нависшей над нашей Родиной, ставилась задача обеспечить тыл советским войскам, а в случае отхода их уничтожать или приводить в негодность железные дороги и другие материальные ценности народного хозяйства, воспитывать воинов и всех советских людей в духе беспощадной борьбы против поработителей.

Через восемь дней после начала войны я доложил в штаб фронта А. А. Жданову и Народному комиссару ВМФ оценку обстановки на море: «Противник действует только подводными лодками, авиацией и торпедными катерами, активно ставит мины от Риги до Кронштадта. Постоянно держит подводные лодки перед проливами и выходами из баз, на фарватерах из Таллина. Явно бережет надводные корабли, так как кроме минного заградителя и двух миноносцев в шхерах, больших надводных кораблей нет. Авиация регулярно днем и ночью двумя — тремя самолетами ведет разведку. Вывод: противник пытается добиться успехов на сухопутном направлении, куда брошена и вся авиация. Надо ждать его дальнейших успехов на суше, попытку обойти Эстонию, с тем, чтобы не допустить отхода кораблей на восток и эвакуацию грузов».

Оценка обстановки штабом флота и Военным советом, как теперь ясно из событий и документов противника, была достаточно достоверной.

Первые итоги боев свидетельствовали о том, что Краснознаменный Балтийский флот в эти дни величайшего испытания не дрогнул, военные моряки не знали, что такое паника, не знали страха перед сильным, коварным врагом — с величайшей самоотверженностью они стали грудью на защиту социалистических завоевании своей Отчизны. Были ошибки, случалось, несли потери, но, как ни трудно было, мы стремились применять активные способы действий, чтобы нанести врагу максимальный урон, поддержав свои сухопутные войска. Подводные лодки находились в море на боевых позициях, угрожая противнику, корабли эскадры и отряды легких сил выполняли задачи по созданию оборонительных рубежей в устье Финского залива и в Ирбенском проливе, бесперебойно функционировала коммуникация Кронштадт — Таллин — Ханко. Поддержанию высокого боевого духа у моряков способствовала активная, целеустремленная работа политических органов. В директиве, изданной начальником Политуправления Военно — Морского Флота дивизионным комиссаром И. В. Роговым в начале войны, говорилось: «Основной задачей органов политической пропаганды является всестороннее обеспечение возложенных на Красную Армию и флот задач… Шире и глубже развивать наступательный дух, вести решительную борьбу с паникерами и трусостью… Неослабно контролировать на всех участках осуществление бдительности…»

Выполняя это требование, управление политической пропаганды флота под руководством дивизионного комиссара А. Т. Муравьева с первых дней войны всю партийно — политическую работу направляло на поддержание высокого морального духа моряков.

На кораблях и в частях в те дни обсуждалось Обращение Военного совета флота к краснофлотцам, командирам и политработникам. Выступавшие на собраниях и митингах, выражая чувство всего личного состава, заверяли партию и Советское правительство, что будут драться с врагом «о полного его уничтожения. Младший сержант из артиллерийского дивизиона комсомолец Ткаченко заявил: «Если нужно, то мы и жизнь свою положим, но никогда не дадим кровавым фашистам захватить нашу землю».

В первые дни Великой Отечественной войны от тысяч краснофлотцев, командиров и политработников поступали заявления с прось бой направить их на передовые позиции. В Кронштадте в полуэкипаже посяе митинга, посвященного обсуждению Обращения Военного совета, было подано сразу 105 таких заявлений. В учебном отряде в первые пять дней войны около 1500 человек подали рапорты — просились в бой. Краснофлотец Бастак в своем рапорте писал: «Прошу командование части послать меня на фронт против германского фашизма. Я как специалист пулеметчик не пожалею своей жизни за наш многомиллионный народ и буду биться до последней капли крови для достижения полной победы над врагом… Я уверен, что Ваше доверие выполню с честью».

Сотни балтийцев подавали заявления с просьбой принять их в партию. Авиационный моторист Богачев писал: «Хочу большевиком драться с фашизмом, не откажите, товарищи, принять меня в свои ряды».

Военные моряки Балтики свято верили, что Коммунистическая партия приведет советский народ к победе.

ГЛАВА 3. НА ДАЛЬНИХ ПОДСТУПАХ

Героическая оборона Лиепаи. Могла ли Лиепая удержаться. Обстановка на суше ухудшается. Эвакуация Усть — Двинска. Враг у южной границы Эстонии. Народный комиссар требует до последнего оборонять Ханко, Эзель, Даго, Таллин. От обороны к наступлению. Первые Герои Советского Союза. Моральный дух защитников Ханко. Финский залив на прочном замке.

Первыми на Балтике удар немецко — фашистских войск приняли военные моряки кораблей и красноармейцы частей, дислоцировавшихся в Лиепае.

Военно — морская база Лиепая в системе базирования флота занимала очень важное положение. Она находилась на левом фланге его операционной зоны, почти на границе нашей Родины, и являлась передовым пунктом сосредоточения крупных надводных и подводных сил. Накануне войны по ходатайству Военного совета флота перед Народным комиссаром ВМФ часть кораблей была переведена из Лиепаи в базы Рижского залива. В Лиепае оставалась группа подводных лодок, находившихся в капитальном ремонте, и небольшая часть торпедных и сторожевых катеров флота. На озере Дурба в районе Лиепаи базировалась 43–я отдельная авиационная эскадрилья под командованием капитана И. Я. Вахтермана.

На территории базы размещалась 180–миллиметровая железнодорожная батарея флота. К началу лета на побережье моря было закончено строительство четырех мощных береговых батарей 130–миллиметрового калибра. Их огневые позиции находились на флангах входов в Лиепаю и Вентспилс. Батареи имели хорошее оборудование, первоклассную по тому времени отечественную артиллерийскую технику, хорошо обученный личный состав. Замаскировав позиции, артиллеристы сделали их почти неуязвимыми для самолетов врага.

К началу войны была усилена также противовоздушная оборона базы. Она получила два отдельных зенитных дивизиона, предназначенных в основном для защиты базы от ударов морской авиации противника.

Однако было ясно, что этих сил недостаточно для обороны Лиепаи. По настоянию Военного совета флота Особый Прибалтийский военный округ, которому база оперативно подчинялась с весны

1941 года Ж который отвечал за сухопутную оборону, выделил для ее защиты 67–ю стрелковую дивизию под командованием генерал — майора Н. А. Дедаева, участника штурма Зимнего дворца, краснознаменца, героя гражданской войны.

67–я дивизия считалась одной из лучших в округе, но ей кроме непосредственной защиты базы вменялась в обязанность также оборона побережья от государственной границы до Вентспилса — около 150 километров, — а она испытывала острый недостаток в личном составе. Вражеская 291–я пехотная дивизия, которой противостояла 67–я дивизия, имела втрое больше солдат и офицеров, боевой техники. К тому же ряд подразделений 67–й дивизии, находившихся перед началом войны на лагерных сборах.

Не смогли принять участие в защите базы 114–й стрелковый полк и один артиллерийский дивизион 242–го гаубичного артполка, которые находились в обороне в районе Вентспилса, один батальон 56–го стрелкового полка, находившийся в Павилоста, некоторые другие подразделения, занятые в момент начала войны на оборонительных работах и стрельбищах.

19 июня морской гарнизон Лиепаи одновременно с другими соединениями флота перешел на повышенную боевую готовность. Генерал Н. А. Дедаев, получив об этом информацию командира военно — морской базы капитана 1 ранга М. С. Клевенского, также повысил боевую готовность 56–го и 281–го стрелковых и 94–го и 242–го артиллерийских полков. Начальник артиллерии дивизии полковник Корнеев и артиллерист базы капитан А. П. Кашин разработали таблицы артиллерийского огня, учитывая поддержку флотскими береговыми и железнодорожными батареями. Были составлены таблицы стрельб по заранее намеченным целям, ведения заградительного огня на случай высадки морского десанта противника. Эти таблицы очень пригодились во время боя.

Вечером 21 июня, будучи предупрежден Наркомом о готовящемся нападении фашистской Германии, я приказал командиру базы, как и другим командирам соединений флота, привести все части в полную боевую готовность. Корабли, батареи, а также находящиеся в Лиепае другие части флота — стрелковый батальон, отдельная железнодорожная рота, личный состав военно — морского училища — готовились к предстоящим боям.

В тот же вечер 21 июня два батальона 281–го стрелкового полка подполковника Есина и отдельный разведывательный батальон капитана Шапошникова заняли позиции на правом берегу реки Барта южнее Лиепаи. Вместе с ними вышли на позиции артиллерийские полки дивизии. Рубежи на Гробиньском шоссе заняло подразделение 56–го стрелкового полка майора Кожевникова. На подступах к городу возводились инженерные сооружения. На помощь бойцам шли городские рабочие отряды, в их рядах можно было видеть женщин и молодежь.

Не успели части дивизии завершить развертывание, как начались боевые действия на море и на суше. Жаркое дыхание боя коснулось приморского города уже в первую ночь войны. «Фашисты начали бомбить Лиепаю около четырех часов утра — вспоминает М. Т. Радкевич. — Так началась для нас Великая Отечественная война. Все мы сразу почувствовали это с первого налета. К 12 часам на Лиепаю было произведено несколько налетов, ударам подвергались зенитные батареи, аэродром, порт и завод «Тосма- ре». Окрестности Лиепаи озарились светом пожарищ, а на исходе второго дня войны мы оказались в окружении вражеских войск. Началась героическая оборона города и базы, полная многочисленных примеров отваги, мужества воинов гарнизона».

Вражеская авиация бомбила преимущественно объекты военно- морской базы — склады и стоянки кораблей, а также сухопутный аэродром, где базировался истребительный полк Особого Прибалтийского военного округа. Объекты флота, будучи надежно прикрыты зенитными артиллерийскими дивизионами, успешно отражали атаки противника и пострадали немного. Аэродром, самолеты — истребители, не успевшие подняться в воздух, понесли большие потери. Значительная их часть была уничтожена на земле. В первый день войны вражеские летчики совершили на базу и аэродром около 15 налетов.

Командир военно — морской базы капитан 1 ранга М. С. Клевенский сделал все от него зависящее, чтобы встретить врага во всеоружии. Это был знающий, очень энергичный и инициативный начальник. Слаженно действовал и штаб базы, руководимый капитаном 3 ранга М. Т. Радкевичем.

Стоит отметить, что задолго до начала боев за Лиепаю штаб базы разработал основные оперативно — тактические документы по обороне базы с моря и с воздуха. База имела хорошо защищенные командные пункты. М. Т. Радкевич в письме ко мне пишет: «Штаб базы имел два командных пункта. Первый — непосредственно на побережье в сосновом лесу, в границах военного городка. Он находился в общей системе старых русских береговых батарей, построен был как наземный бетонный наблюдательный пункт с хорошим обзором в сторону моря. К нему была подведена связь. На этот командный пункт после первого налета фашистской авиации и перешел штаб военно — морской базы.

Второй командный пункт располагался в одном из блоков старых русских батарей севернее аванпорта. Сюда мы перебрались 23 июня уже в ходе боев. Все старые оборонительные постройки времен первой мировой войны нас сильно выручали и использовались для обороны».

О полученном от командующего флотом приказе М. С. Клевенский тут же информировал генерала Н. А. Дедаева, который, в свою очередь, получил аналогичное указание от командующего 27–й армией. Части дивизии были приведены в полную боевую готовность. Командир дивизии сообщил начальнику пограничного отряда майору В. Якушеву об обстановке. Тот доложил, что все пограничные4 подразделения — пять комендатур — будут немедленно подняты по боевой тревоге.

Таким образом, все, что следовало сделать для подготовки базы к бою, ее командование сделало. Но нас не покидало чувство тревоги: мы знали, насколько слабым местом в обороне базы было сухопутное направление. Военный совет флота очень беспокоило это обстоятельство, о чем он не раз докладывал Главному морскому штабу.

В своей книге «Накануне» адмирал Н. Г. Кузнецов пишет: «В те дни мне припоминается разговор незадолго до начала войны с командующим Прибалтийским военным округом Ф. И. Кузнецовым. Я поинтересовался, как строится круговая оборона Либавы и Риги, где базируется много кораблей.

— Неужели Вы думаете, что мы допустим противника до Риги, — обиделся мой собеседник.

…Положение Либавы с суши становилось безнадежным уже через два дня после начала войны»[20].

Собравшись на командном пункте базы, генерал Н. А. Дедаев и капитан 1 ранга М. С. Клевенский приняли совместное решение: усилия военно — морских частей и кораблей направить на оборону базы с моря и непосредственно города, на 67–ю стрелковую дивизию возложить внешнюю оборону.

Командование всеми частями дивизии, военно — морской базой, пограничниками, рабочими отрядами (с предприятий и заводов города) принял на себя командир дивизии генерал Дедаев.

Вся тяжесть борьбы с налетами вражеской авиации из‑за отсутствия истребительного прикрытия легла на плечи бойцов отдельных зенитных артиллерийских дивизионов: 43–го майора В. X. Русских и 84–го старшего лейтенанта В. С. Сороки. Они сражались мужественно и самоотверженно. Особенно отличилась 841–я зенитная батарея старшего лейтенанта Ф. К. Тимашкова. Она первой в 4 часа утра 22 июня открыла огонь по фашистским самолетам, прикрывая корабли у стенки завода «Тосмаре». Фашисты пытались уничтожить батарею, но боевой расчет после каждого налета менял позицию. Доблестно сражались и бойцы 843–й зенитной батареи лейтенанта Григоряна.

Перед полуднем 22 июня мне позвонил М. С. Клевенский:

— Наши части отступают на Ригу, базу удержать трудно.

Он просил помощи. Увы, мы ничем не могли помочь Лиепае — войск в нашем распоряжении не было. Не приходилось рассчитывать и на округ — враг, потеснив войска 8–й армии, прорвался уже к Шяуляю. На Лиепаю по прибрежной дороге наступала отборная, имеющая двухлетний боевой опыт 291–я пехотная дивизия врага. В дивизии насчитывалось до 17 тысяч человек, ее усиливали подразделения морской пехоты, поддерживали танковые, авиационные и артиллерийские части.