Балтийцы вступают в бой

Учение получило высокую оценку присутствовавших на нем члена Главного Военного совета Военно — Морского Флота А. А. Жданова и Народного комиссара Военно — Морского Флота Н. Г. Кузнецова. Вместе с тем от нас потребовали не успокаиваться на достигнутом, продолжать боевую подготовку и в зимнее время.

Учение свидетельствовало о том, что наши командиры имеют неплохие знания, располагают опытом кораблевождения, осваивают новое оружие. Улучшилась организация взаимодействия между родами сил флота.

В достижении успехов важную роль сыграла партийно — политическая работа. Политорганы, партийные и комсомольские организации мобилизовали личный состав кораблей и частей флота на преодоление трудностей, с которыми приходилась сталкиваться во время учения. Коммунисты флота являлись роевым отрядом партии, тесно сплоченным вокруг ее Центрального Комитета. Надежным помощником политорганов выступил флотский комсомол. Коммунисты и комсомольцы составляли более 60 процентов всего личного состава (на флоте в то время служили десятки тысяч краснофлотцев, младших командиров, командного и политического состава). Еще больше коммунистов и комсомольцев (около восьмидесяти процентов) было среди командного состава. С введением единоначалия в активное руководство партийно — политической работой включились командиры, подавляющее большинство которых правильно понимало новые задачи.

Учение закончилось, но боевая учеба продолжалась. Каждый день приносил новые успехи и новые заботы. Мы стремились выполнить требования командования Военно — Морского Флота и ни на минуту не ослабляли усилий по повышению мастерства военных моряков.

Вся эта работа имела единственный смысл — подготовка к защите Родины. Мы хорошо понимали неотвратимость войны и в связи с этим строили наши планы боевой подготовки, которыми предусматривалось закрепить достигнутое в учебе, освоить новый театр военных действий.

Я говорю сейчас о предвоенных годах. Если же взглянуть на весь исторический отрезок времени, который описывается в этой главе, могу с уверенностью сказать, что двадцатилетие между окончанием гражданской и началом Великой Отечественной войн прожито не зря. Страна возродила советский Балтийский флот, были восстановлены старые и построены новые корабли различных классов, расширена и улучшена система базирования, окрепла береговая оборона, появилась морская авиация, выросли командные, политические, административно — технические кадры. Партия воспитывала личный состав в духе марксизма — ленинизма, советского патриотизма, постоянной готовности к защите социалистической Родины.

Мне отчетливо представляется дух XVIII Всесоюзной конференции ВКП(б), проходившей 15–20 февраля 1941 года, на которой состав центральных органов был пополнен военными товарищами. В члены ЦК были избраны И. Р. Апанасенко, Г. К. Жуков, М. П. Кирпонос, И. В. Тюленев, И. С. Юмашев и другие, в состав Ревизионной комиссии ЦК были избраны командующие флотами Ф. С. Октябрьский, В. Ф. Трибуц и другие. Это повышало авторитет армейских и флотских коммунистов, их ответственность за укрепление обороноспособности страны.

Флот располагал к началу войны довольно стройной, основанной на марксистско — ленинском учении теорией подготовки и ведения операций, считалось, что в современной войне победа достигается согласованными действиями всех видов Вооруженных Сил, включая все роды сил флота, действующих по единому плану и под единым руководством. Исходя из этого, флот учился планировать операции совместно с военными округами. Некоторый опыт такого планирования накопили и соединения. Основные оперативнотактические документы, которыми мы руководствовались, ориентировали на то, что в современную эпоху войны начинаются без объявления, агрессивные государства стрямятся к внезапному нападению на своего противника. От нас требовалось умение создавать превосходство сил на главном направлении, четко взаимодействовать между родами сил флота и между сухопутными войсками, авиацией и флотом и наносить врагу внезапные и быстрые удары.

Такую задачу можно было решить лишь располагая достаточными боевыми средствами. Партия и правительство уделили большое внимание оснащению Вооруженных Сил современной военной техникой. Особенно много средств выделялось на эти цели в последние годы перед войной, когда становилось все более ясно, что Советскому Союзу не удастся избежать военного столкновения с империалистическими государствами.

Осуществляя намеченный XVIII съездом курс, Центральный Комитет партии и Советское правительство резко увеличили ассигнования на военные нужды. «…Они составили в 1939 году 25,6 процента, а в 1940 — 32,6 процента и в 1941 —43,4 процента общего государственного бюджета… За 1939 и первую половину 1940 года наша промышленность произвела более 17 тысяч боевых самолетов, 7,6 тысячи танков, свыше 80 тысяч орудий и минометов, более 200 тысяч пулеметов и автоматов. Начиная с 1940 года было развернуто серийное производство новых типов самолетов: Як-1, Миг-3, ЛаГГ — З, Пе-2, Ил-2 и др., танков КВ, Т-34, За 1940 и первую половину 1941 года было выпущено 3719 самолетов новых конструкций, 2083 танка новых типов… За этот же период общий тоннаж Военно — Морского Флота СССР возрос за счет ввода в строй новых кораблей почти на 160 тысяч тонн. В октябре 1940 года ЦК партии и Советское правительство значительно переориентировали советское военное судостроение, направив его на выпуск легких надводных кораблей и особенно подводных лодок»[5]. Балтийский флот, стоявший на страже наиболее опасного участка морских рубежей Советской страны, развернул грандиозное строительство военно — морских баз, укрепленных районов, береговых батарей, аэродромов, складов, постов наблюдения.

Центральный Комитет Коммунистической партии Эстонии, Совет Народнв1х Комиссаров Республики, на территории которой базировалась значительная часть соединений и частей флота, принимали активное участие в разрешении вставших перед флотом проблем. С ЦК и Совнаркомом согласовывались и решались многие вопросы обороны, строительства, материального обеспечения. Мы постоянно чувствовали внимание к флоту со стороны товарищей И. Лауристина — Председателя Совнаркома, одного из старейших руководителей Коммунистической партии Эстонии, погибшего на боевом посту 28 августа 1941 года, И. Вареса — Председателя Президиума Верховного Совета ЭССР, А. Веймера — Народного комиссара легкой промышленности, Н. Каротамма — Секретаря ЦК КПЭ и многих других партийных и советских руководителей республики, города Таллина. Все вопросы, которые ставил флот, оперативно решались на заседаниях бюро ЦК КПЭ, бюро Таллинского горкома партии.

Большую помощь флоту оказывал уполномоченный ЦК ВКП(б) и СНК СССР по Эстонии В. Бочкарев, погибший позднее на боевом посту.

Совместная работа Военного совета флота с руководством Коммунистической партии и правительством Эстонии, моральная и материальная поддержка, которую оказывали военным морякам трудящиеся республики, являются прекрасным примером дружбы советских народов. Эта дружба способствовала лучшему решению поставленных перед флотом задач в Великой Отечественной войне.

К началу войны Балтийский флот состоял из соединений, способных вести активные боевые действия. Это эскадра (два линейных корабля, лидеры и эскадренные миноносцы) под командованием Д. Д. Вдовиченко; отряд легких сил (легкие крейсеры и эскадренные миноносцы) — им командовал В. П. Дрозд; соединения подводных лодок, которыми командовали капитан 1 ранга Н. П. Егип- ко и капитан 2 ранга А. Е. Орел, а также минные заградители капитана 1 ранга Н. И. Мещерского, сторожевые корабли и торпедные катера капитанов 2 ранга В. С. Черокова и В. А. Саломатина. У каждого из них за плечами Военно — морское училище имени М. В. Фрунзе, у некоторых — военно — морская академия, многие годы плавания на кораблях в командных должностях. В. П. Дрозд, Н. П. Египко, В. А. Егоров, С. П. Лисин, А. П. Лабудин, С. Д. Солоухин сражались во флоте революционной Испании. Посланцы Балтики показали пример солидарности и пролетарского интернационализма, они прославили Балтийский флот подвигами самоотверженности и отваги, проявленными в борьбе с черными силами реакции и фашизма.

Командиры соединения прекрасно разбирались в тактике использования сил, хорошо знали театр военных действий, умели организовать взаимодействие с другими родами сил флота. На них можно было положиться при выполнении боевых задач. Слабее были тактически подготовлены, меньше имели опыта командиры подводных лодок, эскадренных миноносцев и крейсеров, но они достаточно умело руководили своими экипажами, знали военно морской театр, подчиненные им командно — начальствующий и рядовой Состав были дисциплинированны, технически грамотны. Сомневаться в боеспособности корабельных соединений не приходилось. Но мы учитывали, что командование германским флотом имело большие возможности для стратегического маневра силами, могло вводить на Балтийский театр через Кильский канал и Проливную зону корабли из Атлантики и Северного моря. К тому же наш флот численно по классам кораблей был слабее немецкого и финского флотов вместе взятых.

По составу морской авиации мы оказались сильнее вероятного противника, флотская авиация — ею командовал генерал — майор В. В. Ермачен'ков — состояла из самолетов различных типов и назначений. Экипажи имели высокий уровень подготовки, хотя, надо отметить, значительная часть наших самолетов по своим тактико — техническим данным уступала вражеским. Важное значение для нас имело то обстоятельство, что немецко — фашистский флот не имел своей морской авиации. Ему приходилось довольствоваться выделением по требованию флотского командования нужного количества самолетов сухопутной авиации. Командующий немецким подводным флотом адмирал Дениц начал сетовать по этому поводу еще до нападения на Советский Союз, однако и до конца войны ничего не добился.

Чего мы, руководители флота, особенно желали — это чтобы рода сил флота умели лучше взаимодействовать между собой, с армией и, прежде всего, с авиацией. Взаимодействие в тот предвоенный период усиленно отрабатывалось — события, которые происходили на военно — морских театрах разгоравшейся мировой войны, показали, что оно в высшей степени необходимо. Отработать его сначала мешало то, что в условиях Финского залива невозможно было серьезно организовать учебу. Когда же акватория расширилась, мы начали отрабатывать посадку, маневр и высадку морского десанта на защищенный берег, занятый «врагом». Проводились другие важные мероприятия, направленные на повыше- шение боевой готовности сил флота. На кораблях и береговых частях шла напряженная боевая учеба, учения, тренировки проходили в условиях максимально приближенных к боевой обстановке.

Осенью 1940 года на флот поступило несколько призывных возрастов молодого пополнения. Они успешно овладевали новой техникой и оружием, которым наша промышленность снабжала Военно — Морской Флот.

Несомненно, были пробелы, были недостатки, недоработки в подготовке флота к войне, которые впоследствии болезненно отразились на ходе боевых действий. Однако решающим для флота было другое — готовность личного состава к защите Родины. Находясь на правом фланге северо — западного фронта, Балтийский флот представлял грозную силу, способную прикрыть и поддержать фланг Красной Армии с моря, защитить морские подступы к городу Ленина. И когда от Наркома ВМФ 21 июня было получено предупреждение об угрозе непосредственного нападения противника, все соединения флота были немедленно подготовлены к отражению ударов врага. «Военно — морское командование смогло значительно быстрее, чем командование Красной Армии, привести свои силы в боевую готовность»[6].

Этот факт представляет особый интерес. История дала нам печальные примеры, когда руководители флотов, эскадр, зная о нападении врага, не принимали необходимых мер предосторожности, за что жестоко расплачивались. Стоит вспомнить русскую эскадру в Порт — Артуре, потерявшую из‑за беспечности командования четыре крупных корабля, или Пирл — Харбор, когда американцы, имевшие данные о предполагаемом нападении японцев, тем не менее не подготовились к удару и в результате потеряли почти все линейные корабли и более трех тысяч человек.

С нами этого не случилось. Балтийский флот был готов к бою.

ГЛАВА 2. ПЕРВЫЕ ЗАЛПЫ

Угроза войны. Действия фашистов на море. Мероприятия на флоте по повышению боевой готовности. Приказ Наркома — готовность № 1. Война началась, развертывание флота для отпора врагу. Эскадра преграждает вход в Финский залив. Балтийские подводники на боевых позициях. Первые потери. Балтийские летчики помогают фронту. «Биться до последней капли крови…»

В декабре 1940 года руководство фашистской Германии утвердило план войны против Советского Союза — директиву № 21 «Вариант Барбаросса», названную так по имени германского императора Фридриха I Барбароссы, предпринявшего в свое время «крестовый поход» на Восток.

Планом «Барбаросса» предусматривался молниеносный разгром наших вооруженных сил — это было повторение тех положений фашистской стратегии, которые обеспечили им успех в войне на Западе. Тогда же Гитлер заявил: «Следует ожидать, что русская армия при первом же ударе немецких войск потерпит еще большее поражение, чем французская армия»[7].

Разрабатывая свой коварный план, немецко — фашистские генералы полагали, что им в кратчайшие сроки удастся захватить Ленинград — крупнейший промышленный центр, важный стратегический пункт и морской форпост на северо — западе Советского государства. Главная задача, поставленная немецким командованием перед группой армий «Север», заключалась в том, чтобы «…уничтожить советские войска в Прибалтике и захватить Ленинград и Кронштадт. Лишь после захвата Ленинграда и Кронштадта следует продолжать наступательные операции по овладению важнейшим центром коммуникаций и оборонной промышленности Москвой»[8]. Кроме военных планов были разработаны политические и экономические цели уничтожения Советского государства. Гитлеровцы стремились ликвидировать социалистический строй, уничтожить коммунистов, интеллигенцию, превратить население в рабов немецко — фашистских колонизаторов, а самую территорию страны в немецкую колонию, откуда германские монополии могли бы беспрепятственно вывозить сырье, продовольствие. Эти преступные замыслы Гитлер не скрывал еще задолго до войны: «Когда Урал с его неисчерпаемыми полезными ископаемыми, Сибирь с ее богатейшими лесами и Украина с ее безбрежными полями пшеницы перейдут к Германии, каждый немец будет обеспечен всем»[9].

Падение Ленинграда, господство в Прибалтике и на Балтийском море должно было по расчетам фашистских генералов привести к осуществлению беспрепятственных морских перевозок для северного крыла гитлеровской армии и превращению Балтийского моря во внутреннее немецкое море[10].

Поэтому захват Ленинграда рассматривался в качестве одной из основных стратегических задач в начальном периоде войны против СССР, который должен был завершиться в июле 1941 года. Гитлеровское командование считало, что решение этой задачи нанесет непоправимый ущерб нашей Родине и приведет к гибели Краснознаменного Балтийского флота. Овладение Ленинградом, уничтожение Балтийского флота наряду с разгромом наших армий в Белоруссии расценивалось как решающее условие для развития успеха наступления на Москву.

Отводя в плане «Барбаросса» столь важное место ленинградскому направлению, гитлеровское верховное командование полагало, что войска группы армий «Север» захватят с суши базы нашего флота и, овладев Ленинградом, поставят Балтийский флот перед необходимостью самоуничтожения. На этом же этапе войны перед немецким флотом ставилась задача: защищая собственное побережье (постановкой оборонительных минных заграждений) и обеспечивая снабжение своих войск в Прибалтике и Финляндии морским путем, не допускать выхода наших кораблей из финского залива, блокировать его путем сильного минирования.

На чем же основывался немецко — фашистский план войны на море против Советского Союза, в частности на Балтике?

Наиболее характерной чертой немецко — фашистских военных теорий являлось стремление развить и обосновать возможность и необходимость решения наиболее важных стратегических проблем вооруженной борьбы в начальном периоде войны. В итоге появилась так называемая теория молниеносной войны, или «блицкриг», согласно которой конечный успех должен обеспечиваться, прежде всего, внезапным нападением. «Мир затаит дыхание, когда начнется операция «Барбаросса», — восклицал Гитлер.

Мужественная и героическая оборона территории нашей Родины с первых дней войны убедительно показала всю несостоятельность, авантюристичность и обреченность фашистской доктрины «молниеносной войны».

Фашистские военные стратеги, как правило, недостаточно учитывали потенциальные возможности вооруженных сил и эко номику вероятного противника, особенности театра военных действий.

Военно — морские теории, господствовавшие в фашистской Германии к началу войны, базировались на том, что военно — морской флот и армия могут иметь независимые друг от друга стратегические задачи. Замысел развязывания войны против Советского Союза, содержавшийся в плане «Барбаросса», вообще не предусматривал использования в начальных операциях основных сил надводного военно — морского флота. «ВМФ, по — прежнему сосредоточивая свои основные усилия против Англии, обеспечивает оборону собственного побережья, не допускает прорыва вражеского флота из Балтийского моря. При этом до занятия Ленинграда — последней базы русского флота — следует избегать крупных морских операций»[11].

Для выполнения своих планов гитлеровское командование фактически сосредоточило на Балтийском море значительные силы: крупные надводные корабли, подводные лодки, тральщики, сторожевые корабли и торпедные катера. Мы вступили в борьбу в неравных условиях с врагом. Война застала Краснознаменный Балтийский флот в начальной стадии развертывания сил на новых базах в Прибалтике. Балтийский флот должен был противостоять объединенным силам противника на Балтике, который сосредоточил свои корабли в портах Германии, Дании, Южной Норвегии и Финляндии. Только в портах Финляндии перед началом войны стояло около 50 различных немецких кораблей, предназначенных для постановки мин и действий на наших коммуникациях в Финском заливе.

Правящие круги довоенной Финляндии, имея обещания гитлеровцев передать им обширные пограничные советские территории, выступили на стороне гитлеровской Германии против СССР, предоставили в ее распоряжение довольно развитую систему военно- морских баз и портов на северном побережье Финского залива, весь свой военно — морской флот, в котором имелось более 70 различных кораблей.

Фланговое положение Финляндии по отношению к основной нашей коммуникации Кронштадт — Таллин позволяло противнику наносить удары из шхер по нашим транспортам и производить минирование.

Еще с ранней весны 1941 года фашистская Германия вела регулярную разведку побережья Балтийского моря, Финского залива, военно — морских баз и дислокации наших корабельных сил. Самолеты врага нередко углублялись в наше воздушное пространство на 10–15 километров. В первых числах марта они были обнаружены в районе Лиепаи — Палангена, на 24 марта мы донесли начальнику Генерального штаба об усилении активности воздушной разведки фашистской Германии. После этого Народный комиссар

ВМФ дал указание открывать зенитный огонь по нарушителям государственных границ, но разведывательные полеты не прекращались. Несколько позднее было предложено высылать истребители для посадки самолетов врага. Однако вражеские летчики не подчинялись. Так было 4 мая над Лиепаей. Наши истребители, хотя и дали предупредительные выстрелы, не могли посадить нарушителя. Мало того, фашисты заявили протест по линии Нарком- индела.

Для разведки гитлеровцы использовали также подводные лодки, шхуны, высаживали на наше побережье агентов.

Были тревожные факты и другого рода. Так, например, в мае 1941 года 70 немецких инженеров и техников во главе с адмиралом, находившихся на наших судостроительных предприятиях в Ленинграде в качестве технических консультантов, были неожиданно отозваны в Германию.

В мае и первой половине июня наши корабли и авиация неоднократно обнаруживали немецкие торговые суда, идущие под охраной эскадренных миноносцев в Финляндию. Мы в то время уже располагали данными о сосредоточении немецких войск в Финляндии. Как впоследствии стало известно, в Финляндию до 15 июня было переброшено около 32 тысяч немецких солдат и офицеров.

После 14 июня на Балтийском море ни одно немецкое судно не вошло в порты СССР, а все суда Германии, находившиеся в портах Советского Союза, покинули их. В то же время под самыми разнообразными предлогами фашистские власти старались задержать в своих портах советские суда.

Вечером 20 июня с подводной лодки «М-96», которая несла службу в устье Финского залива в районе маяка Бенгтшер, заметили необычное движение на подходах к шхерам. Шли транспорты под германским флагом. Как только на транспортах обнаруживали советскую подводную лодку, на палубах возникала суматоха. Обо всем этом командир подводной лодки капитан — лейтенант

А. И. Маринеско немедленно донес в штаб флота.

Данные о воинских перевозках в Финляндию, нарушениях немецкими самолетами наших границ, об интенсивной разведке на море штаб Балтийского флота регулярно сообщал в Главный морской штаб с соответствующими оценками и выводами о нарастании угрозы войны. Неизвестными для нас оставались только день и час нападения.

Советское правительство располагало сведениями о сосредоточении на границе немецко — фашистских войск и принимало меры к усилению западных приграничных округов, которые составляли первый стратегический эшелон наших вооруженных сил. Проводились крупные мероприятия по повышению общей боевой готовности Красной Армии.

«Советский Союз подготовился к вооруженному конфликту, насколько это было в его силах, — пишет фашистский генерал К. Тип — пельскирх. — На стратегическую внезапность германское командование не могло рассчитывать. Самое большое, чего можно было достигнуть, — это сохранить в тайне срок наступления, чтобы тактическая внезапность облегчила вторжение на территорию противника» [12].

Народный комиссар ВМФ Н. Г. Кузнецов в феврале 1940 года издал специальную директиву, в которой указывал на возможность одновременного выступления против СССР коалиции, возглавляемой Германией и включающей Италию, Венгрию, Финляндию. Сейчас можно сказать, что против — Мик был определен довольно точно. Мы на Балтийском флоте были такого же мнения. Когда Главный штаб ВМФ запросил наши соображения о возможных операциях на случай войны, штаб флота в августе 1940 года ответил, что противником будут Германия и Финляндия при благоприятном нейтралитете к ним Швеции и что одной из главных задач флота станет оборона военно — морских баз, особенно Ханко и Лиепаи, с моря, воздуха и суши. К борьбе с этим противником, выполняя указание Наркома, и готовился Балтийский флот.

С ранней весны во взаимодействии с войсками приморских округов мы готовились к тому, чтобы предотвратить неожиданный подход противника с моря к нашему побережью. Народный комиссар ВМФ в специальной директиве требовал «…не допускать высадки десанта и захвата противником баз с моря и воздуха, а также проникновения его в Рижский, Финский заливы». По требованию Наркома штабом флота были разработаны на этот счет соответствующие документы.

Военный совет флота проводил всестороннюю проверку боевой готовности соединений и частей. Лично мне буквально накануне войны пришлось проверять соединения и части, дислоцированные в Лиепае. Велась систематическая разведка на подходах к Финскому заливу, Ирбенскому проливу, базам Ханко, Лиепая и Кронштадт. Здесь были выставлены усиленные дозоры из надводных и подводных кораблей.

Командиры соединений, их штабы, экипажи кораблей, самолетов, расчеты батарей упорно трудились, повышая уровень своей боевой подготовки. Все соединения имели четкие инструкции о приведении их в полную боевую готовность.

Нарком ВМФ за несколько дней до нападения Германии настоятельно требовал от нас неослабевающей бдительности, поддержания повышенной боевой готовности, рассредоточения сил флота в Лиепае, районе Таллина, Усть — Двинска, Ханко, а также улучшения организации успешного отражения предполагавшегося нападения врага. Из Таллина в Кронштадт в сопровождении эскадренных миноносцев ушел линейный корабль «Марат», из Лиепаи в Усть — Двинск перешел отряд легких сил. Флот 19 июня был приведен в повышенную боевую готовность, базы и соединения получили приказ рассредоточить силы и усилить наблюдение за водой и воздухом, запрещалось увольнение личного состава из частей и с кораблей.

За последнее время мы много раз переводили флот на повышенную оперативную готовность. Теперь она была вызвана фактической обстановкой. Вот пример. Мне доложили с тревогой, что 19 июня около 23 часов на полуострове Ханко вдоль государственной границы в районе высоты 20,9 был замечен скрытый подход фашистских солдат небольшими группами. В этом же районе в проволочном заграждении сделан специальный проход для пехоты.

Я тут же позвонил из Таллина в Москву адмиралу Н. Г. Кузнецову. Адмирал придал моему докладу должное значение. Командир базы генерал Кабанов получил приказание усилить наблюдение, повысить готовность войск. Нарком также приказал при появлении немецких самолетов открывать по ним огонь береговой и корабельной зенитной артиллерии, а истребительной авиации подниматься в воздух. Правда, вскоре последовало новое распоряжение высшего командования открывать огонь по немецким самолетам только в пределах старой государственной границы и района военно — морской базы Ханко.

21 июня 1941 года около 23 часов на командном пункте флота в Таллине зазвонил телефон прямой связи с Москвой. Народный комиссар ВМФ адмирал Н. Г. Кузнецов сообщил мне: «Сегодня ночью возможно нападение фашистской Германии на нашу страну». Он приказал, не дожидаясь получения телеграммы, которая уже послана, привести флот в полную боевую готовность, всякое нарушение государственной границы, всякое действие против нашей страны отражать всей мощью оружия.

— Разрешается ли открывать огонь в случае явного нападения на корабли и базы? — переспросил я.

— Да, приказываю нападение отражать всеми силами, но на провокации поддаваться не следует.

Вызвав к себе начальника штаба флота Ю. А. Пантелеева и члена Военного совета дивизионного комиссара М. Г. Яковенко, я информировал их о полученных приказаниях. После этого по прямым телефонам связался с командирами военно — морских баз М. С. Клевенским, П. А. Трайниным, С. И. Кабановым, А. Б. Елисеевым, контр — адмиралом В. И. Ивановым, заместителем командующего ВВС флота генерал — майором М. И. Самохиным и другими командирами соединений, сообщил обстановку и приказал привести вверенные им соединения и части в полную боевую готовность.

Для выполнения приказа потребовались минуты. В 23 часа 37 минут 21 июня весь состав флота был готов к немедленному отражению нападения противника, о чем было доложено Народному комиссару ВМФ.

Все маяки на море были погашены.

Затем мы информировали об обстановке начальника штаба Ленинградского военного округа генерал — майора Д. Н. Никишева и правительство ЭССР.

Штабу флота и командующему ВВС было приказано организовать ведение разведки всеми средствами с тем, чтобы не допустить неожиданного подхода кораблей противника к нашему побережью. Мы предполагали, что противник предпримет десантную операцию на территорию Эстонии. Была усилена дозорная служба, направленная на прикрытие морских коммуникаций.

Однако мы не знали о том, что немецким командованием 19 июня был издан приказ, который предусматривал начало активных минных постановок на подходах к нашим базам с вечера 21 июня. Из документов, полученных после войны, стало известно, что интенсивные минные постановки на подходах к некоторым нашим базам и побережью начали проводиться противником в ночь на 22 июня, то есть до того, как немецко — фашистские войска вторглись на нашу территорию. В ночь на 21 и в течение 22 июня группа немецких минных заградителей «Север» поставила между маяком Бенгтшер и Тахкуна более 1000 мин и минных защитников; группа «Кобра» — более 10ОО мин и минных защитников между маяком Порккалан — Каллбода и мысом Пакринем к северу от Таллина и к западу от Нейссар. В это же время вражеские торпедные катера ставили донные магнитные мины на подходах к Лиепае, Вентспилсу, в Ирбенском проливе и проливе Соэла — Вяйн. Между островом Эланд и портом Клайпеда уже было поставлено оборонительное минное заграждение «Вартбург» из 3300 мин и минных защитников»[13]. флотская разведка и корабельные дозоры, к сожалению, не сумели своевременно вскрыть этих вражеских действий, хотя в отдельных донесениях и содержались сообщения о замеченных неизвестных судах.

Появление мин, действия подводных лодок противника заставили срочно начать организацию конвойной службы. В охранение конвоев и отдельных кораблей включались быстроходные и базовые тральщики, сторожевые корабли, морские охотники, иногда привлекались эскадренные миноносцы. Нагрузка на эти корабли предельно усилилась — кораблей охранения явно не хватало. Одновременно приступили к созданию скрытого навигационного режима в Финском заливе и на море в районе наших военно — морских баз. Еще в мирное время штаб флота разработал правила плавания кораблей и судов на случай войны, были созданы специальные гидрографические манипуляторные отряды. Они обозначили различными средствами навигационного оборудования фарватеры, ранее действовавшие и вновь открываемые, тем самым обеспечивалось плавание как днем, так и ночью. Управление отрядами осуществлялось через дежурную службу (оно действовало с первого до последнего дня войны).

После приказа Наркома о приведении флота в полную боевую Готовность нами была получена шифровка уже за полночь 22 июня: «В течение 23 июня возможно внезапное нападение немцев. Оно может начаться с провокационных действий, способных вызвать крупные осложнения. Одновременно быть в полной боевой готовности, встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников. Приказываю: перейдя на готовность № 1, тщательно маскировать повышение боевой готовности. Ведение разведки в чужих терводах категорически запрещаю. Никаких других мероприятий без особого разрешения не производить». Но я знал, что приказание отправлено до нашего разговора с Наркомом, поэтому мы боевой готовности не снижали, ночью проверяли по всем средствам связи обстановку в соединениях и частях флота.

События между тем разворачивались стремительно.

В 3 часа 30 минут старший лейтёнант Трупов и лейтенант Пучков[14] из 44–й авиационной эскадрильи, проводя на самолетах МБР-2 разведку, обнаружили неизвестные корабли, маневрирующие в Финском заливе. Снизившись до 600 метров, самолеты взяли на них курс, но были встречены зенитным огнем. Как позже выяснилось, это были вражеские надводные корабли, производившие минные постановки.

В это же время в штаб флота поступило сообщение, что советский транспорт «Гайсма», груженный лесом, был атакован и потоплен немецкими катерами.

В 3 часа 45 минут командир Кронштадтской военно — морской базы контр — адмирал В. И. Иванов доложил мне по телефону, что видел сам, как несколько вражеских самолетов сбросили мины на Кронштадтский фарватер и открытую часть Ленинградского морского канала, а один из самолетов обстрелял находившийся на Красногорском рейде транспорт «Луга».

В 4 часа 50 минут было получено донесение из Лиепаи от М. С. Кле- венского о налете германских самолетов на Лиепайскую военно- морскую базу и о переходе немецко — фашистскими войсками государственной границы в направлении Палангена.

Сомнений не было: началась война.

Военный совет собрал командиров и военкомов соединений, базировавшихся в Таллине. Им объявили: «Германия напала на наши базы и порты. Силой оружия отражать нападение противника». Приказ немедленно был передан в соединения и части флота, на корабли в море…

В первые же минуты войны Балтийский флот оказался на одном из основных стратегических направлений.

Используя захваченный экономический и военный потенциал почти всей Западной Европы, имея значительный боевой опыт, войска фашистской Германии внезапно вторглись на нашу территорию.

На прибалтийском участке советской границы была развернута фашистская группа армий «Север» численностью около 725 тысяч человек, имевшая 1500 танков. Ее поддерживал 1–й воздушный флот — 1078 боевых самолетов. В шхерах около Турку была дислоцирована группа немецких минных заградителей «Север», флотилия торпедных катеров, катерные тральщики, здесь же был сосредоточен финский флот. Все эти сухопутные и военно — морские силы были нацелены на Ленинград. Создав численное превосходство на важном приморском стратегическом направлении, они довольно быстро начали продвигаться в направлении на Ригу. Однако сломить сопротивление Советских Вооруженных Сил им не удалось. И перед Балтийским флотом встала задача огромной важности — сделать неприступными морские подступы к Ленинграду, не позволить врагу нанести удар по городу Ленина с моря.

Получив от Народного комиссара ВМФ утром 22 июня разрешение на постановку мин заграждения, предусмотренных планом, я вызвал в Военный совет флота командующего эскадрой контр — адмирала Д. Д. Вдовиченко и приказал ему руководить первой операцией на море. «Отрядам минных заградителей и эскадренных миноносцев под прикрытием авиации сегодня в ночь выйти на минную постановку, — говорилось в приказе. — С запада вас будет прикрывать отряд легких сил в составе крейсера «Максим Горький» и первого дивизиона эскадренных миноносцев. Отряд легких сил выходит из Усть — Двинска и будет к 24 часам 22 июня к западу от кораблей, производящих минную постановку. Вам находиться на лидере «Минск». Все донесения с кораблей и авиации— вам, в копии — мне. Требую усилить все виды обороны. Не исключена возможность появления в районе нахождения крейсера подводных лодок противника. По окончании минных постановок крейсеру возвратиться в Таллин. Мины на миноносцы принимать немедленно, приказ об этом начальником тыла капитаном 1 ранга Москаленко получен». Командир Прибалтийской военно — мор- ской базы контр — адмирал П. А. Трайнин также получил приказ начать минные постановки в Ирбенском проливе эскадренными миноносцами, базирующимися в Усть — Двинске.

Почти в это же время с разрешения Нарком» ВМФ был отдан приказ командирам соединений подводных лодок капитану 1 ранга Н. П. Египко и капитану 2 ранга А. Е. Орлу начать развертывание подводных лодок в отведенных районах, вести боевые действия, топить все корабли и суда противника. Командиры соединений получали самостоятельность в управлении своими кораблями, хотя, разумеется, они информировали штаб флота о своих действиях. Они сами определяли районы походов подводных лодок, им запрещалось выходить пока лишь в Ботнический залив.

Потом последовали новые и новые боевые приказы. События быстро развертывались по всей операционной зоне флота — от Кронштадта, откуда шла основная морская коммуникация и по которой снабжались почти все военно — морские базы, до устья Финского залива и далее через Моонзунд на юго — запад до Лиепаи — протяженностью тысячу с лишним километров. Для выполнения боевых заданий шли надводные и подводные корабли, небо Балтики охраняли истребители, группами летели бомбардировщики для нанесения ударов по врагу.

Приказы и распоряжения доходили до любой точки на морском театре в кратчайшие сроки. В этом была заслуга отлично поработавших накануне войны флотских связистов, сумевших создать в Таллине и Кронштадте мощные узлы связи, обеспечить отличную проволочную, телефонную, телеграфную связь между всеми военно — морскими базами.

Помогло нам руководить боевыми действиями, ориентироваться в быстро меняющейся обстановке, оперативно принимать решения то, что мы хорошо знали флот. За год до начала войны мне и моим помощникам — начальнику штаба флота, командирам- операторам штаба, начальнику тыла — удалось, используя самые разнообразные средства и способы передвижения, побывать почти во всех гарнизонах, базах, батареях, авиаполках, наблюдать за учениями, выходить на кораблях в море, своими глазами видеть условия базирования кораблей, знать их боевые возможности, состояние соединений и частей флота. Когда начались боевые действия, мы смогли находить правильные ответы на многочисленные запросы командиров, ставить им выполнимые задачи. А вопросы по телефону и телеграфу, донесения о противнике шли непрерывно.

Штаб флота работал с максимальной нагрузкой, казалось, сверх человеческих возможностей. Особенно доставалось начальнику ведущего отдела штаба Г. Е. Пилиповскому. Я в первые дни войны почти не отлучался с основного командного пункта, лишь изредка выезжал для личных встреч с членами бюро ЦК КП Эстонии. Правда, через четыре дня обстановка заставила поехать в Усть — Двинск, где находилось много надводных и подводных кораблей и где для принятия важных решений требовалось мое присутствие.

Особое значение в те дни приобретала разведывательная деятельность, главная тяжесть которой легла на авиацию флота, став одной из важнейших ее задач. Вести воздушную разведку в первое время приходилось в исключительно трудных условиях и при очень сильном противодействии истребителей противника. К разведке привлекались почти все виды авиации. Туда, где по условиям обстановки ее не могли вести самолеты разведывательной авиации, вылетали бомбардировщики с опытными экипажами, а если это было трудно сделать и бомбардировщикам, задачу выполняли истребители. Нам не хватало опыта, мы не имели скоростных самолетов, но и в этих тяжелейших условиях все же достаточно хорошо знали, что происходит на морском театре. Командующий авиацией флота генерал В. В. Ермаченков получил приказ в ходе разведки устанавливать места сосредоточения кораблей и судов врага, наносить удары по ним, а также по портам Мемель, Пиллау, готовиться к минным постановкам. Бомбить порты Финляндии пока запрещалось.

Серьезнейшей угрозой для флота с первых дней войны стала минная опасность. Это понимали и мы, и Главный штаб ВМФ. Уже

22 июня из Главного штаба контр — адмирал В. А. Алафузов передал следующий приказ: «Один крейсер и дивизион эскадренных миноносцев держать в Рижском заливе, второй крейсер и дивизион миноносцев иметь в Таллине, линейным кораблям находиться в Кронштадте». Это было правильное решение: последующие события подтвердили, что нам следовало остерегаться мин противника. Так, эскадренный миноносец «Смелый», встречая из Ханко турбоэлектроход с семьями военнослужащих, в Суропском проливе параваном подсек вражескую мину, получив повреждения, правда, незначительные. О минах на подходах к Таллину были оповещены все корабли флота. Вскоре командир военно — морской базы Кронштадта контр — адмирал В. И. Иванов доложил о том, что на траверзе Петергофа подорвался на вражеских минах пароход «Рухну».

Минная обстановка выявлялась по мере накопления и анализа донесений кораблей, постов СНиС[15] и разведывательных самолетов, а также путем разведывательного траления. В первый же день войны базовый тральщик 216, находясь в дозоре к северу от маяка Ристна, подсек и уничтожил мину, а на другой день командир тральщика старший лейтенант С. В. Панков донес о том, что при возвращении в Таллин обнаружены оголившиеся буйки на линии минного заграждения юго — западнее острова Найссар. В результате их обследования флагманский минер охраны водного района капитан 3 ранга П. Я. Вольский установил, что это минные защитники со взрывающимся устройством в донной части. Сразу же наши тральщики произвели в этом районе разведывательное траление и установили границы минного поля.

24 июня подорвался, видимо, на магнитной мине и затонул базовый тральщик 208. В тот же день к северу от мыса Юминда были обезврежены три плавающие мины. Обнаружены были также пять мин в районе острова Мохни.

Враг ставил мины и в районе других военно — морских баз. Уже на второй день войны они были обнаружены у плавучего маяка «Таллин», к северу от острова Нарген, к западу от Суропского прохода, в устье Финского залива, у входа в Моонзунд.

Штаб флота принимал срочные меры для определения границ минной опасности и информации кораблей об обстановке на мо ре. Поэтому потери от подрыва на минах в первые дни боевых действий были не очень велики. Но в дальнейшем минная обстановка значительно усложнилась из‑за новых постановок, производимых авиацией, катерами и подводными лодками, а также в связи с применением противником новых, трудно вытраливаемых мин.

Тральщики работали с предельным напряжением, однако по — настоящему противоминную оборону удалось организовать, в сущности, только в районе Кронштадта, где на части фарватеров велось систематическое траление. Но и оно не исключало подрыв кораблей на магнитных минах, с которыми не было средств борьбы. В западной же части Балтийского моря — от Таллина до Лиепаи — противоминная оборона обеспечивалась лишь на отдельных участках, на большее не хватало сил. Это мы почувствовали особенно остро, когда эскадра вышла в устье Финского залива для постановки минного заграждения.

В море вышли минные заградители «Марти» и «Урал» под общим командованием капитана 1 ранга Н. И. Мещерского, лидеры и эскадренные миноносцы «Суровый» (командир капитан 2 ранга В. Ф. Андреев), «Минск» (капитан 2 ранга П. Н. Петунин), «Ленинград» (капитан 3 ранга Г. М. Горбачев), «Володарский» (капитан

2 ранга Н. В. Фалин), «Карл Маркс» (капитан 3 ранга Л. В. Дубро- вицкий) и «Артем» (старший лейтенант А. Б. Сей). В пределах дальности полета корабли прикрывались истребительной авиацией.

Так как в составе флота не было эскадренных тральщиков, противоминное обеспечение возлагалось на корабли отряда, имевшие параваны. В подчинении командующего эскадрой контр — адмирала Д. Д. Вдовиченко находился и отряд прикрытия; катера охотники за подводными лодками, торпедные катера, 71–й истребительный авиационный полк майора А. В. Коронец и 73–й бомбардировочный авиационный полк майора Ф. Н. Коптева. Прикрытие постановок было необходимо, так как 22 июня наблюдательные посты базы Ханко обнаружили в районе банки Олег крейсер, два эсминца, тральщики и несколько сторожевых катеров противника, скрывавшихся в шхерах. Я приказал также отряду легких сил в составе «Максима Горького» и трех эскадренных миноносцев под командованием капитана 2 ранга И. Г. Святова выйти из Рижского залива и прикрыть с запада корабли, производившие минные постановки. Эту же задачу выполняла и часть подводных лодок, развернутых к западу от устья Финского залива.

Минные постановки были выполнены успешно. А вот с кораблями, которые их прикрывали, дело обернулось плохо. То, что произошло, рассказал в письме командовавший отрядом прикрытия капитан 2 ранга И. Г. Святов. Я позволю себе привести нарисованную им картину: «Было тихо и тепло. Корабли отряда держали скорость 22 узла. Ни на море, ни в воздухе наблюдатели не об наруживали противника. Все благоприятствовало выполнению задачи.

Неожиданно в 16 милях на норд — норд — вест от маяка Тахкуна головной эсминец «Гневный» исчез в клубах дыма, перемешанного с паром. Донесся гул взрыва. Медленно над «Гневным» облако рассеялось, и все увидели стоящий на месте миноносец без носовой части — она была оторвана и затонула.