В доме коммерции советника (дореволюц. издание)

– Это мои дорогіе питомцы, я ихъ сама выростила, – сказала тетушка Діаконусъ, замѣтивъ, что Кети любуется цвѣтами. – Самые лучшіе я, конечно, поставила въ комнату доктора, – добавила она и, толкнувъ дверь сосѣдней комнаты, ввела туда Кети.

Какъ много ласки и материнской любви звучало въ словахъ доброй тетушки; она постаралась тоже выбрать ему самую лучшую угловую комнату, передъ окнами которой съ шумомъ протекала бурливая рѣка. За синеватою водяною полосою виднѣлась самая живописная часть парка, а изъ за густыхъ верхушекъ липовыхъ деревьевъ сверкала аспидная [5] крыша виллы. Между двумя окнами стоялъ письменный столъ, такъ что каждый разъ, какъ Брукъ поднималъ глаза, взорамъ его непремѣнно представлялся знакомый ему домъ.

Кети невольно почувствовала краску стыда, разлившуюся по ея щекамъ; здѣсь нѣжная рука заботливой женщины старалась на сколько можно приблизить къ нему то, что было дорого его сердцу, а тамъ, въ виллѣ, ея гордая сестра день и ночь думала о томъ, какъ бы разрушить его счастіе.

Чувствовало-ли любящее сердце тетушки, или только инстинктивно подозрѣвало, что рано или поздно любимца ея постигнетъ тяжкое горе? Она не приняла Кети, какъ родственницу, вернувшуюся на родину изъ чужихъ странъ, но какъ младшую свояченицу Брука, и потому не считала нужнымъ назвать себя ея теткою. Этотъ пріемъ доказывалъ, что сношенія ея съ виллою не были дружескими, и какъ бы желая подтвердить это, она сказала, указывая на пустой простѣнокъ.

– Я не совсѣмъ окончила устройство этой комнаты, здѣсь не достаетъ еще портрета его невѣсты и фотографіи его матери, моей покойной сестры.

Кромѣ этого все было въ порядкѣ въ этой уютной комнатѣ. Докторъ, ожидаемый сегодня съ вечернимъ поѣздомъ и не подозрѣваетъ, что тетушка поспѣла уже перебраться изъ города. Она желала избавить его отъ хлопотъ переѣздки и была очень благодарна совѣтнику, что онъ не препятствовалъ ей къ поспѣшному переселенію въ новое помѣщеніе.

Наконецъ убѣдившись, что все лежитъ на своемъ мѣстѣ, тетушка Діаконусъ тихо, какъ бы боясь кого нибудь обезпокоить, прошлась по комнатѣ, подошла къ стѣнному шкафику и вынула изъ него тарелку съ домашнимъ печеніемъ; которую протянула къ молодой дѣвушкѣ.

– Попробуйте, они совсѣмъ свѣжи, я испекла ихъ сегодня, не смотря на хлопоты при переѣздѣ. Докторъ любитъ это печенье и всегда кормитъ ими своихъ маленькихъ паціентовъ. Вина я не могу вамъ предложить; тѣ нѣсколько бутылокъ, которыя мы имѣемъ оставлены въ городѣ для трудно больныхъ.

Кети невольно подумала о цѣнныхъ бумагахъ въ своемъ денежномъ шкафу, неутомимо работавшихъ, что бы привлекать еще новыя груды золота, о своей своевольной, капризной сестрѣ и о богатомъ винномъ погребѣ въ башнѣ – какой это былъ рѣзкій контрастъ съ этимъ само отверженіемъ! Все здѣсь напоминало ей ея родину въ Дрезденѣ. Сердцѣ ея сильно билось; забывшись, она начала разсказывать о своей пріемной матери, такъ много трудившейся для общественной пользы, о ея хорошемъ вліяніи на всѣхъ окружающихъ и о ея прилежаніи – всего этого она тоже требовала и отъ своей пріемной дочери.

– Какъ-же смотритъ президентша на подобную систему воспитанія? – спросила тетушка, слегка улыбаясь, между тѣмъ какъ глаза ея съ нѣмымъ восторгомъ смотрѣли на цвѣтущую дѣвушку.

– Это меня мало интересуетъ, – отвѣчала Кети пожимая плечами, – но мнѣ кажется, что мои движенія кажутся ей слишкомъ быстрыми, мой голосъ слишкомъ рѣзокъ и звонокъ, сложеніе не такъ нѣжно, а лицо слишкомъ красно. Богъ знаетъ, какихъ еще недостатковъ она не найдетъ во мнѣ! Это портретъ вашей сестры? – спросила она вдругъ, указывая на картину, изображавшую красивую женщину.

Пожилая дама утвердительно кивнула головою.

– Я до тѣхъ поръ не буду покойна, пока не повѣшу его на свое мѣсто; рамка не совсѣмъ прочна, боюсь чтобъ не развалилась, – сказала она, – я часто страдаю головокруженіемъ и потому не хочу станавиться на лѣстницу. Нѣсколько дней тому назадъ я отпустила служанку, и теперь должна ждать, пока не придетъ другая, что-бъ развѣсить остальныя картины и зановѣси.

При этихъ словахъ Кети подошла къ столу, положила на него свой зонтикъ и воткнула свой весенній букетикъ въ хорошенькій стаканчикъ, стоявшій среди письменныхъ принадлежностей, затѣмъ она ловко отодвинула письменный столъ, встала на стулъ, взяла съ окна приготовленные молотокъ и гвозди и спросила:

– Вы позволите?

Съ благодарною улыбкою принесла тетушка портретъ и минуту спустя онъ красовался уже на стѣнѣ. Кети невольно отшатнулась, когда пожилая дама подала ей также и фотографію Флоры. Она должна была собственноручно повѣсить передъ нимъ портетъ коварной невѣсты, которая не замедлитъ въ скоромъ времени потребовать его обратно, равно какъ и кольцо, которое онъ носилъ на своемъ пальцѣ. Какое непріятное чувство!

– Какъ она прекрасна, – сказала тетушка, глядя на изображеніе Флоры, – правда, что я мало ее знаю, она рѣдко навѣщаетъ меня, впрочемъ я не могу и требовать, что-бъ она часто скучала у меня, но все таки я очень люблю ее, потому что она его любитъ и составитъ его счастіе.

Такое фальшивое понятіе! Кети сознавала теперь, что поступила слишкомъ необдуманно; ей не слѣдовало приходить сюда послѣ всего, слышаннаго ею въ башнѣ. По настоящему она должна была бы вырвать портретъ Флоры изъ рукъ доброй тетушки и разсказать ей всю истинну; а между тѣмъ Кети не смѣла произнести ни одного слова. Сильнымъ ударомъ молотка, она вбила въ стѣну гвоздь, поспѣшно повѣсила картину и соскочила со стула. Какъ прекрасный, злой демонъ улыбалось лицо ея сестры и смотрѣло со стѣны на письменный столъ.

Кети нетерпѣливымъ движеніемъ взяла зонтикъ и собиралась уходить, какъ увидала сквозь широкорастворенную дверь кравать тетушки Діаконусъ съ приставленной къ ней лѣстницею.

– Хорошо, что я вспомнила, простите за мою вѣтренность, – сказала она входя въ спальню, потомъ взяла съ кровати пестрыя зановѣси и взошла на лѣстницу. Съ неимовѣрною торопливостью стала она нанизывать мѣдныя кольца на желѣзный прутъ, между тѣмъ какъ добрая хозяйка приготовляла стаканъ лимонада для своей юной помощницы.

Въ это время Кети увидала какъ мимо оконъ прошелъ стройный, высокій мужчина. Она конечно узнала его и испугалась, но прежде чѣмъ молодая дѣвушка успѣла подумать остаться-ли ей на мѣстѣ, или уйти, онъ уже переступилъ порогъ дома и отворилъ дверь тетушкиной комнаты.

Пожилая дама обернулась и воскрикнула радостнымъ голосомъ: – Боже мой, Лео – ты уже пріѣхалъ! – съ этими словами она обвила руками шею молодаго человѣка и забыла все ее окружавшее. Стаканъ лимонада стоялъ тоже забытымъ на столѣ, а молодая помощница старалась по возможности незамѣтно спрятаться за зановѣскою, что-бы своимъ присутствіемъ не мѣшать радостной встрѣчѣ.

Она видѣла, какъ молодой докторъ почтительно наклонился къ своей попечительницѣ, какъ онъ ласково притянулъ ее къ себѣ и поцѣловалъ ея руку. Затѣмъ онъ съ любопытствомъ осмотрѣлъ комнату.

– Ну, Лео, что скажешь ты, что я такъ самовластно, не спрося тебя переѣхала и уже устроилась, – спросила тетушка, замѣтивъ его взглядъ?

– По настоящему мнѣ слѣдовало-бы сдѣлать тебѣ маленькій выговоръ. Ты слишкомъ много хлопотала съ переѣздомъ и утомила себя, впрочемъ у тебя все таки довольно свѣжій видъ.

– А про тебя этого сказать нельзя, – замѣтила заботливая тетя, – Ты сегодня блѣднѣе обыкновеннаго и я вижу, что тебя вѣрно безпокоятъ какія нибудь мрачныя мысли. Можетъ быть ты имѣлъ непріятности во время поѣздки?

– Нетъ, тетя! – сказалъ онъ спокойнымъ голосомъ, – какъ мнѣ нравится эта комната, не смотря на старыя, почернѣвшія обои, здѣсь дышется свободно и легко, вотъ причина почему я съ радостью вхожу въ нашъ мирный уголокъ съ скромною обстановкою и милою хозяйкою. Я буду часто приходить сюда.

– Да, до поры до времени, къ Троицѣ будетъ твоя свадьба.

– На второй день Троицы, – сказалъ онъ твердымъ и холоднымъ тономъ.

Кети почувствовала лихорадочную дрожь, она смирно сидѣла и ждала, когда докторъ пройдетъ въ кабинетъ, что-бы незамѣтно удалиться.

Она внутренно сильно возмущалась противъ этого невольнаго подслушиванія. Но на ея несчастіе, вмѣсто того что-бы уйдти, Брукъ остановился у стола и взялъ съ него письмо, валявшееся между всѣми другими бумагами.

Тетушка сдѣлала нетерпѣливое движеніе, какъ-бы желая помѣшать ему прочесть его.

– Боже мой, – сказала она краснѣя, – я окончательно теряю память. Письмо это нѣсколько часовъ тому назадъ было привезено изъ города; оно отъ купца Ленца. Я не хотѣла, что-бъ оно сегодня попало въ твои руки, а между тѣмъ забыла его спрятать. Мнѣ кажется въ немъ заключается твой гонорарій – въ такое необыкновенное время, – я боюсь, Лео.

Докторъ разорвалъ конвертъ, прочелъ коротенькое письмо и сказалъ съ невозмутимымъ спокойствіемъ:

– Да, и онъ также отказываетъ мнѣ, – развѣ это тебя огорчаетъ, тетя?

– Нисколько, другъ мой, если только ты самъ не принимаешь къ сердцу неблагодарность этихъ глупыхъ людей. Я непоколѣбимо вѣрю въ твое искуство и въ твою счастливую звѣзду. Не смотря на всѣ интриги и преграды, я знаю, что ты проложешь себѣ дорогу. Посмотри, вонъ твой кабинетъ, здѣсь никто не будетъ мѣшать тебѣ серьезно предоваться занятіямъ. Я съ радостью думаю о томъ времени, когда мы будемъ жить здѣсь вмѣстѣ!

– Да, тетя, но я не потерплю долѣе, что-бы ты подвергалась лишеніямъ, какъ въ послѣднія мѣсяцы моей практики и цѣлые дни проводила на холодномъ каменномъ полу кухни. Завтра-же возьми обратно нашу старую кухарку; средствъ на это хватитъ, – сказалъ онъ, вынимая изъ кармана туго набитый кошелекъ и высыпая на столъ блестящія червонцы.

Пожилая дама съ нѣмымъ восторгомъ всплеснула руками и посмотрѣла на золото, разсыпанное на ея простенькой скатерти.

– Все это золото составляетъ плату за одно леченіе, – сказалъ онъ съ самодовольною улыбкою, – тяжелое время миновало, – добавилъ онъ, переступая порогъ угловой комнаты.

По всему видно было, что тетушкѣ обо многомъ хотѣлось поразспросить его, но она молчала, напрасно стараясь догадаться какому леченію и какому паціенту племянникъ обязанъ такой значительной суммой.

Кети хотѣла воспользоваться удобною минутою, что-бъ сойти съ лѣстницы. Какъ сильно билось ея сердце и какъ краснѣли ея щеки при одной только мысли, что она была невольною свидѣтельницею ихъ сердечныхъ изліяній. Дверь изъ комнаты вела прямо въ сѣни и Кети хотѣла незамѣтно пробраться во дворъ, что-бы даже сама тетушка Діаконусъ не знала, что она слышала весь ихъ разговоръ. Она робко заглянула въ угловую комнату, гдѣ оба стояли у письменнаго стола. Въ этотъ моментъ Кети ясно услыхала слова доктора: – посмотри откуда эти весенніе цвѣты? Развѣ ты знала мою симпатію къ этимъ голубенькимъ цвѣточкамъ?

– Это не я, Лео, – воскликнула тетушка, – твоя молодая родственница Кети поставила ихъ въ твой стаканъ. – Нетъ, я ужасно разсѣяна сегодня! – сказала она и поспѣшно вышла изъ комнаты, но Кети успѣла уже захлопнуть за собою дверь и выбѣжала въ садъ. Теперь она спокойно шла мимо оконъ, изъ первыхъ двухъ виднѣлись пестрые букеты зановѣски, затѣмъ слѣдовали еще два окна съ прозрачными филейными гардинами, изъ которыхъ сильно доносился запахъ гіацинтовъ и нарцисовъ; въ ту минуту, какъ Кети проходила, она увидѣла, какъ мужская рука сунула между горшками бѣлый стаканъ съ голубыми цвѣточками – это былъ ея маленькій букетикъ, который докторъ не пожелалъ оставить въ своемъ кабинетѣ.

Кети вздрогнула; теперь она сознала, что поставила себя въ очень неловкое положеніе, докторъ по всей вѣроятности счелъ ея поступокъ за безтактность легкомысленной дѣвушки. Она остановилась и со слезами на глазахъ протянула руку къ открытому окошку, это движеніе заставило доктора обернуться.

– Будьте такъ добры и передайте мнѣ мои цвѣты, – я на минуту положила ихъ на столъ и забыла взять обратно, – сказала она, стараясь придать своему голосу, какъ можно больше спокойствія.

Въ первую минуту казалось, будто голосъ ее слегка испугалъ его, онъ былъ видимо недоволенъ, что Кети застала его врасплохъ, но скрывъ это непріятное ощущеніе онъ отвѣтилъ ласковымъ голосомъ:

– Я сейчасъ ихъ вамъ вынесу. – Минуту спустя онъ опускался съ лѣсенки, потомъ мѣрными шагами подошелъ къ молодой дѣвушкѣ и почтительно подалъ ей стаканъ съ букетомъ.

– Эти первенцы весны мои любимые цвѣточки, – сказала она улыбаясь, – я всегда съ радостью наклоняюсь, что-бъ срывать ихъ и дорожу ими больше, чѣмъ всѣми цвѣтами богатой оранжереи.

Теперь только она успокоилась и вынула букетикъ изъ поданнаго ей стакана.

Въ эту минуту у окна показалась тетушка, она извинилась передъ своею гостьею и убѣдительно просила навѣщать ее какъ можно чаще.

– Мадемуазель Кети не долго пробудетъ здѣсь и скоро опять уѣдетъ въ Дрезденъ, – поторопился отвѣтить докторъ вмѣсто нея.

Эти слова очень удивили молодую дѣвушку; неужели онъ боялся, что она будетъ слишкомъ часто навѣщать его тетушку и говорить о его предполагаемой свадьбѣ? Эта мысль испугала ее, но она внутренно жалѣла доктора, зная какія страданія онъ скрывалъ въ своей груди.

– Вы ошибаетесь, я останусь гораздо долѣе, можетъ быть даже нѣсколько мѣсяцевъ; вы, какъ врачъ Генріэтты, можете скорѣе всѣхъ опредѣлить мнѣ приблизительно время, когда мнѣ безъ опасенія можно будетъ оставить больную сестру и возвратиться на родину?

– Вы хотите ухаживать за Генріэттою?

– Конечно, – возразила она, – довольно стыдно, что и до сихъ поръ уходъ за нею былъ всегда предоставленъ наемнымъ людямъ. Бѣдняжка иногда всю ночь не спитъ и не зоветъ никого, что-бы не видѣть кислыхъ выраженій заспанныхъ физіономій, которыя оскорбляютъ ее. Она слишкомъ горда и раздражительна, что-бы дать почувствовать своей прислугѣ, на сколько она отъ нихъ зависитъ. Теперь это не должно болѣе повторяться – я останусь съ нею.

– Вы думаете, что принятая вами задача легка? Генріэтта очень больна, вамъ не разъ придется переносить тяжелыя, страшныя минуты, – сказалъ онъ твердымъ голосомъ.

– Знаю, – возразила Кети блѣднѣя, – но я чувствую въ себѣ достаточно мужества и твердости.

– Вь этомъ я не сомнѣваюсь, – прервалъ онъ ее снова, – я увѣренъ въ вашемъ терпѣніи и состраданіи, но теперь положительно невозможно опредѣлить, когда наша больная не будетъ болѣе нуждаться въ уходѣ. Потому я и хочу предупредить васъ и если можно не допустить, что-бы вы слишкомъ энергично взялись за дѣло, у васъ, какъ и у всѣхъ, можетъ не достать физическихъ силъ.

– У меня? – спросила она гордо смотря на свои руки; – неужели вы можете говорить подобныя вещи, имѣя передъ собой мое крѣпкое сложеніе? Во мнѣ течетъ кровь моей бабушки Зоммеръ; она была дочерью дровосѣка, всегда бѣгала босикомъ и лучше владѣла топоромъ, чѣмъ ея братья, – это мнѣ разсказывала Сусанна.

Брукъ посмотрѣлъ въ открытое окно, гдѣ между гіацинтами и нарцисами стояла тетушка Діаконусъ и лицо его быстро омрачилось, замѣтивъ съ какимъ искреннимъ сочувствіемъ она смотрѣла на молодую дѣвушку.

– Я говорю не о силѣ мускуловъ, – сказалъ онъ болѣе мягкимъ голосомъ, – но надо замѣтить, что обязанности сидѣлки, постоянныя безпокойства и волненія пагубно дѣйствуютъ на нервную систему. Конечно, я не имѣю права дѣлать вамъ замѣчанія, это дѣло вашего опекуна. Какъ я полагаю, Морицъ настоитъ на томъ, что-бъ вы вернулись въ Дрезденъ въ опредѣленный срокъ.

Послѣднія слова докторъ произнесъ довольно рѣзко.

– Не понимаю вашу строгость! – сказала удивленная Кети, – почему вы такъ желаете моего отъѣзда изъ виллы? Развѣ у меня дурное намѣреніе? Я думаю, что Морицъ не вправѣ удержать меня, если я хочу ухаживать за сестрою? Впрочемъ есть иной исходъ: уговорите Генріэтту ѣхать со мной въ Дрезденъ. Тамъ я буду смотрѣть за нею вмѣстѣ съ моею докторшею; надѣюсь, что это не повредитъ моимъ нервамъ?

– Хорошо, я попробую, но не ручаюсь за успѣхъ, – сказалъ Брукъ рѣшительно.

– Тогда я даю вамъ слово уѣхать отъ сюда при первой возможности, – продолжала Кети твердымъ голосомъ, а докторъ въ видимомъ замѣшательствѣ опустилъ глаза и не сказалъ больше ни слова.

Общее молчаніе, длившіеся нѣсколько минутъ, было наконецъ нарушено тетушкою, которая высунувшись изъ окна, спросила молодую дѣвушку.

– Развѣ вамъ такъ хочется уѣхать отъ сюда?

Кети спустила вуаль и зашпилила ее на затылкѣ, такъ что ея раскраснѣвшееся личико походило на спѣлый персикъ, покрытый густою тканью.

– Изъ вѣжливости я, конечно, должна была-бы сказать „нѣтъ“, – сказала она съ улыбкою. – Меня старались хорошо воспитывать, но я не могу подчиняться капризамъ каждой личности и питать ко всѣмъ равную симпатію. Я нисколько не менѣе чуждаюсь теперь бабушки моихъ сестеръ, какъ и въ былое время, когда меня заставляли цаловать ея руку: это возмущало меня, когда я была еще ребенкомъ. Да, осиротѣлъ для меня отцовскій домъ; онъ холоденъ, какъ мраморъ, которымъ онъ украшенъ. Кромѣ того, Морицъ тоже сталъ какимъ-то важнымъ бариномъ, такъ что невольно чувствуешь страхъ и стыдъ, когда вспомнишь о своемъ происхожденіи… Теперь вы поймете, дорогая г-жа Діаконусъ, почему я радуюсь моему возвращенію въ Дрезденъ, въ томъ случаѣ, если Генріэтта согласится ѣхать со мною. Иначе я употреблю всѣ мои усилія, что-бъ остаться съ больною сестрою, даже въ томъ случаѣ, если Морицъ пожелаетъ силою отправить меня въ Дрезденъ.

Затѣмъ она дружески поклонилась пожилой дамѣ, слегка кивнула головою доктору и, выйдя изъ сада, отправилась на мельницу, не смотря на то, что уже темнѣло.

VIII.

Скоро и совсѣмъ стемнѣло, на фабричныхъ часахъ пробило семь, а Кети все еще сидѣла на окнѣ угловой комнаты мельницы. Она только что, по просьбе Сусанны, пересмотрѣла шкафъ съ бѣльемъ, и тѣмъ доставила больной большое удовольствіе, такъ какъ она плохо довѣряла мельничихѣ. Окончивъ съ бѣльемъ, Кети сварила супъ своей паціенткѣ и уложила ее въ постель; Сусанна видимо поправлялась, но была еще ужасно слаба; она съ любовію смотрѣла на свою молоденькую барышню, такъ задумчиво сидѣвшую и окруженную густымъ мракомъ, чуть чуть смягченнымъ слабымъ свѣтомъ лампады, едва проникавшемъ сквозь частыя щели перегородки.

Кети никогда не приходилось еще сидѣть такъ спокойно въ домѣ совѣтника, тамъ не существовали пріятные часы вечернихъ сумерекъ, какъ въ Дрезденѣ. Не успѣвалъ еще потухнуть послѣдній солнечный лучъ, какъ являлись лакеи, спускали сторы, зажигали газъ, и сильный потокъ свѣта прогонялъ тѣнь даже изъ самыхъ уединенныхъ уголковъ.

А между тѣмъ какъ отрадно бываетъ на душѣ въ эти спокойные сумрачные часы. Кети невольно припоминалось ея дѣтство, когда она, прижимаясь въ уголъ дивана, слушала сказки Сусанны и часто нервно дрожала, когда разсказъ шелъ о какой нибудь волшебницѣ или русалкѣ.

Сегодня, впрочемъ, въ головѣ у нея были совсѣмъ другія мысли; упорно устремивъ глаза на то мѣсто, гдѣ умеръ мельникъ, она думала о томъ, какъ докторъ Брукъ самъ разсказалъ ей о печальномъ случаѣ, сообщивъ даже приговоръ, произнесенный надъ нимъ обществомъ; Кети положительно не понимала, какъ онъ могъ рѣшиться защищать себя передъ нею. Если-бъ даже весь міръ подтвердилъ этотъ приговоръ, она не допускала дерзкой самоувѣренности въ человѣкѣ, который, по ея мнѣнію былъ олицетвореніемъ честности, правдивости и прямодушія. И сердце ея сново облилось кровью, при одномъ воспоминаніи, въ какихъ безсердечныхъ выраженіяхъ, Флора отзывалась сегодня послѣ обѣда объ искуствѣ Брука. Какая загадочная натура была Флора, этотъ всѣми почитаемый и уважаемый кумиръ.

Генріэтта, въ своихъ разговорахъ съ Кети, рѣдко высказывала свои сужденія объ обрученныхъ, однако, изъ нѣкоторыхъ фразъ можно было предположить, что первое время Флора была нѣжно-любящею невѣстою.

Докторъ Брукъ началъ свою карьеру полковымъ врачемъ во время Франко-Германской войны [6], затѣмъ былъ помощникомъ у одного изъ знаменитѣйшихъ врачей Берлина и пріѣхалъ сюда только по желанію своей тетки.

Слава, предшествовавшая его появленію и красивая наружность сдѣлали его вскорѣ любимѣйшимъ докторомъ въ городѣ и завидною партіею въ дамскомъ обществѣ. Поэтому когда гордая Флора Мангольдъ согласилась на его предложеніе, она нисколько не удивила общество, а напротивъ возбудила всеобщую зависть.

Послѣ этого она конечно боялась теперь быстраго разрыва, а хотѣла, что-бы развязка, поддерживаемая обоюднымъ охлажденіемъ, совершилась сама собою, незамѣтно для свѣта.

Кети невольно вздрогнула при одной мысли, что въ случаѣ, если ей придется остаться, она будетъ постоянною свидѣтельницею этой отвратительной комедіи и увидитъ какъ на ея глазахъ рушится счастіе человѣка, такъ горячо любящаго свою коварную невѣсту. Нѣтъ, все семейство должно возстать противъ такой измѣны и не позволять Флорѣ издѣваться надъ человѣческимъ чувствомъ.

Возможно-ли такъ настойчиво отталкивать отъ себя свое счастіе! Неужели она никогда не видѣла Брука въ домашней жизни? Неужели сомнѣвалась, что онъ носилъ-бы ее на рукахъ, если-бъ она была его женой?

Кети вдругъ вскочила съ окна и закрыла лицо руками, – ей стало страшно своихъ мыслей; къ тому же темный мракъ ночи сильно дѣйствовалъ на ея разыгравшееся воображеніе. Съ поспѣшностью сбѣжала молодая дѣвушка по деревяннымъ ступенямъ и распахнула дверь въ сѣни, гдѣ горѣла большая лампа, разливая яркій свѣтъ по лѣстницѣ и передней, а изъ мельничнаго помѣщенія доносился оглушительный стукъ и трескъ. Все это минутно разсѣяло ея думы, Кети тихонько прошла галлерею, спустилась съ лѣстницы и вышла во дворъ. Тутъ она пошла быстрѣе и вскорѣ сквозь вѣтви деревъ замелькали огни изъ оконъ виллы, а когда она вошла въ домъ, то услыхала звуки фортепіанной игры.

Сегодня у президентши были гости: старые и молодые собирались къ чаю. Нѣкоторые изъ болѣе пожилыхъ играли въ вистъ, другіе-же занимались музыкою, болтали, смѣялись и занимали другъ друга.

Кети живо переодѣлась и вошла въ гостинную. Гостей на этотъ разъ было немного; всего одинъ карточный столъ былъ занятъ, чайный-же, противъ обыкновенія оказался заброшеннымъ и почти забытымъ. Генріэтта сидѣла за самоваромъ; на ея бѣлокурыхъ локонахъ опять красовались пунцовые банты, а сверхъ голубаго шелковаго платья была надѣта бархатная безрукавка того-же яркаго цвѣта.

Сѣрое, худое личико, какъ-то смѣшно выдѣлялось изъ за этого театральнаго костюма, но ея глубокіе глаза горѣли сегодня необыкновеннымъ огнемъ. – Брукъ опять пріѣхалъ, – сказала она Кети на ухо взволнованнымъ голосомъ, указывая на музыкальный салонъ, за которымъ находился кабинетъ Флоры.

– Знаешь, Кети, онъ какъ будто сдѣлался еще красивѣе и величественнѣе. – Боже мой, не принимай-же видъ кающейся грѣшницы! – сказала Генріэтта съ раздраженіемъ; – Сегодня всѣ въ дурномъ расположеніи духа; Морицъ получилъ какую то депешу и очень разсѣянъ, а бабушка недовольна, что ея салонъ пустъ. Я только одна рада и счастлива. Вчера, во время моего сильнаго припадка, я думала, что Брукъ, вернувшись увидитъ меня мертвою. А между тѣмъ я жива, и не хочу умереть иначе, какъ въ его присутствіи.

Она въ первый разъ говорила о смерти, и хорошо, что въ сосѣдней комнатѣ въ эту минуту съ новою силою заиграли по клавишамъ и за карточнымъ столомъ поднялся громкій споръ, потому что Генріэтта говорила съ сильнымъ увлеченіемъ, а президентша бросала недовольный взглядъ по направленію къ чайному столу. Генріэтта это замѣтила.

– Что-жъ, – сказала она пожимая плечами, – никто не можетъ обвинить меня, что я не желаю умереть въ одиночествѣ. Каждый изъ насъ любитъ присутствіе доктора, на котораго надѣется до послѣдней минуты своей жизни.

Эти слова убѣдили Кети, что больная не согласится ѣхать съ нею въ Дрезденъ. Она задумчиво сѣла къ столу, и, отказавшись отъ налитой ей чашки чая, вынула изъ кармана начатую вышивку.

– Сдѣлай милость, Кети, оставь твою работу, – сказала Генріэтта съ нетерпѣніемъ. – Неужели ты думаешь, что мнѣ весело смотрѣть, какъ ты выдѣлываешь эти узоры, и безъ того скука смертная одолѣваетъ меня. Пойдемъ лучше въ музыкальный залъ! Маргарита такъ колотитъ по клавишамъ, что разстроитъ наши нервы, если мы не прекратимъ ея игру.

Сестры прошли въ сосѣднюю комнату, но ихъ появленіе осталось незамеченнымъ дамою, сидѣвшею за роялемъ, и она съ чувствомъ продолжала играть начатую піэсу. Широкія двери кабинета Флоры были растворены настежъ и можно было видѣть все, что тамъ происходило, несмотря на то, что она казалась почти сумрачною въ сравненіи съ другими блестящими комнатами.

Флора стояла, опершись обѣими руками о письменный столъ, совѣтникъ сидѣлъ, развалясь на мягкомъ креслѣ, а Брукъ молча перелистывалъ какую то книгу; онъ былъ необыкновенно блѣденъ, на лбу виднѣлись двѣ мрачныя морщины, но это не мѣшало ему быть прекраснымъ.

Видя что женихъ и невѣста не одни, Генріэтта прошла прямо въ кабинетъ, но Кети остановилась на порогѣ, замѣтивъ отталкивающія черты неудовольствія и нетерпѣнія на лицѣ Флоры; она видимо была не въ духѣ и съ саркастическою улыбкою посмотрѣла на младшую сестру, которая въ первый разъ замѣнила свое черное платье свѣтлосѣрымъ.

– Входи безъ церемоній, Кети! – воскликнула Флора. – Ты опять вся въ шелку, удивляюсь твоему вкусу; это вѣчное шуршанье можетъ разстроить самые крѣпкіе нервы. Скажи, пожалуйста, къ чему ты носишь эту тяжелую, шелковую матерію, которая вовсе не подходитъ къ твоей жизни въ Дрезденѣ.

– Это моя слабость, Флора, – отвѣчала Кети хлоднокровно улыбаясь. – Можетъ быть это и ребячество, но я ужасно люблю шелкъ, хотя конечно при исполненіи моихъ домашнихъ обязанностей, я не ношу его.

– Однако, съ какою гордостью она говоритъ о своей куханной должности! Глупенькое созданіе! Очень бы я желала видѣть тебя въ полотняномъ фартукѣ, сажая въ печь перепачканныя сажею горшки. Конечно у каждаго свой вкусъ, но я благодарю за такое удовольствіе. – Сказавъ эти слова, Флора взглянула на доктора, который въ это время спокойно захлопнулъ книгу и положилъ ее на столъ.

Кети чувствовала какъ ея руку судорожно сжимала Генріэтта.

– Перестань умничать Флора, – сказала больная дѣвушка порывистымъ голосомъ. – Вспомни, какъ пять мѣсяцевъ тому назадъ ты ходила въ кухню, что-бъ ворочать горшки вмѣстѣ съ нашей Кристель. Не знаю, успѣшно-ли ты хозяйничала, но я видѣла бѣлый передникъ съ нагрудникомъ, который очень шелъ къ тебѣ.

Флора закусила губы.

– Ты сама не знаешь, что говоришь, – отвѣтила Флора рѣзко; – кто-жъ виноватъ, что ты не поняла шутку или лучше сказать простаго каприза? – Затѣмъ она отошла отъ стола и сдѣлала нѣсколько шаговъ по направленію къ окну.

Какъ прекрасна она была въ своемъ бѣломъ кашемировомъ платьѣ, окружавшемъ ея стройный станъ мягкими, длинными складками.