Признаюсь, мы было жутко. Вернувшись домой, я не сразу смог уснуть, мне чудилось, будто чья-то незримая тень наблюдает за мною. Заснул я под утро, и проспал на службу… Впервые…
Помню, как я нёсся по улице, представляя гнев начальства, который обрушится на мою голову… Но я ошибся… Никто не заметил моего опоздания… Тогда я окончательно убедился в полном безразличии окружающих к своей персоне…
Девушка, разносившая чай, в очередной раз забыла про меня, в чём даже не смутилась.
Возвращаясь домой я вновь клял свою незавидную долю неприметного человека. Эх, будь у меня титул и состояние, я бы легко стал центром внимания и не страдал бы от безразличия окружающих, скрючившись в пыльном кабинете.
У входа в подъезд я увидел человека в изящной форме лакея.
— Здесь живёт господин Гласин? — поинтересовался он.
— Чем обязан? — удивлённо поинтересовался я.
— Его сиятельство ждёт вас на обед, — учтиво произнёс лакей, вручив мне конверт с фамильной печатью.
После мистической ночи меня настигла нежданная слава хранителя египетского артефакта.
По просьбе Мишеля я пригласила медиума, которая проводила сеанс с египетским артефактом. Она звалась Анабеллой. Как рассказывали, медиум обычно держалась надменно, стараясь всячески подчеркнуть свою необыкновенность и отстраненность от нашего скучного мира. На сей раз она вела себя иначе, завидев Мишеля, она явно стушевалась и умоляюще взглянула на меня, будто прося защиты.
— Было бы очень интересно побеседовать о вашем прошлом сеансе, — произнес мой демон.
Медиум опустила взор.
— На этот раз я ничего не делала! — воскликнула она. — Оно само появилось в зеркале, я не знаю, что это было…
Анабелла задрожала.
— Я до сих пор боюсь! — в ее глазах отразился истинный ужас. — Даже глядя в зеркало, я испытываю страх… В зеркале был некий… египетский кошмар!
Мне стало искренне жаль перепуганную Анабеллу.
— Вы не шарлатанка, — произнес Мишель, — вы сумели оценить опасность… Зеркала иногда служат нам вратами на тот свет, похоже, египетский предмет оказался ключом, который едва не открыл запретную дверь… Увы, нам ничего не известно о тайнах египтян…
— Мы даже путаем имена героев их мифов, — виновато произнесла я, — помню, в академии художеств появилась гранитная статуя женщины с головой львицы… По неведению я назвала ее Исидой, а потом к своему стыду узнала, что это не Исида, а Сехмет… Она же и Хатхор… Как странно, ведь Сехмет грозная воительница, несущая смерть, а Хатхор сама любовь и доброта…
— Осмелюсь заметить, что подобные качества присущи каждой женщине, — весело заметил Мишель, — в любой барышне Хатхор и Сехмет мирно соседствуют друг с другом… Такова женская душа…
Анабелла улыбнулась точному замечанию.
— Простите, мне нужно идти, я бы хотела успеть на церковную службу, — немного виновато произнесла она.
В этот же день я отправилась навестить графиню, Мишель опередил меня. Я обратила внимание на молодую особу, как я поняла, занявшую место новой компаньонки. Многие дамы не могут без сопровождающей.
— Жюли, — представила графиня девушку, — поразительно, она служила у сестры моего первого покойного мужа… Я была приятно удивлена, читая рекомендательное письмо… К сожалению, я почти не поддерживала отношения с Люси, — виновато заметила дама, — она обосновалась у родственников в Париже… Столько лет прошло, тогда мне было всего семнадцать, а в девятнадцать я осталась вдовою…
Мишель частенько шутил, что графиня уморила двух мужей и взялась за третьего.
Нашу неспешную беседу прервал неожиданный визит графа.
— Жюли, оставьте нас! — велел он.
Как потом мне заметил Мишель, компаньонка хоть и выполнила волю хозяина дома, но не скрыла недовольства, что ее отсылают. Возможно, мой демон преувеличивал, но в ее взоре была ненависть, вызванная оскорблением. Сам же хозяин относился к компаньонке супруги с высокомерным безразличием.
— Какая статная походка, — шепнул мне Мишель, кивнув в сторону удаляющейся Жюли.
— Какой вздор! — воскликнул граф, пристально глядя на Мишеля, — неужто вы явились сюда дабы разогнать вашу хваленую скуку? Вы находите смерть Нины интересной? А чего она желала, отправившись на рассвете прогуляться по городу?
— Пока я не могу дать вам ответа, граф, — произнес Мишель, — но меня всерьез беспокоит жизнь вашей супруги… Смерть Нины не может быть случайностью…
Граф с изумлением взглянул на супругу.
— Да, Лермонтов высказал мне свои опасения, — произнесла она, — полагаю, беспокойство напрасно…
— Я всегда твердил своей супруге, что надобно быть осторожнее со знакомствами, — сурово произнес граф, — графиня окружила себя толпою подозрительных мальчишек… А компаньонка? Она могла приютить первую попавшуюся воровку! Без меня графиня не догадалась бы проверить рекомендации…
— Не стоит устраивать скандал при посторонних! — возмутилась графиня.
— С этого дня ты не выходишь одна из дому, я приставлю к тебе своего лакея, и будь осторожнее с этой Жюли, она держится слишком нахально… Будто ровня нам…
Меня поразила грубость графа. Признаюсь, мне никогда раньше не доводилось вести с ним беседы, он слыл человеком нелюдимым и суровым. Его единственным другом стал священник, какой-то немецкой протестантской церкви. Граф отрыто нелестно отзывался о католиках и о русской церкви, твердя, что наши совсем не лучше развращенных папистов.
— Если хотите знать о Нине, — граф не сводил взора с Мишеля, — она была полоумной, любила бродить ночами по городу… Кстати, ее женишок оказался таким же… Откуда он только взялся? А ее бормотание… как мне надоело ее вечное бормотание…
Махнув рукой, граф спешно удалился.
— К своему сожалению, я никак не могу отыскать жениха Нины, — вздохнула графиня, — он будто бы исчез из Петербурга…
— Исчез? — изумился Мишель.
— Я направила к нему своего лакея, который узнал, что господин Дёмин съехал. Удивительно, он даже не пришел на похороны невесты…
Графиня задумалась.
— К моему стыду, меня сейчас посетила неприятная мысль… Будто Демин ухаживал за Ниной, дабы проникнуть в наш дом… будто он желает моей смерти… Простите меня за этот вздор!
Я испуганно смотрела на нее. Неужто Демин сумел столь тонко разыграть чувства. Но зачем ему смерть графини?
— В юности у меня был поклонник, поразительно похожий на Дёмина… Я отвергла его, и он внезапно исчез, возможно, он покончил жизнь самоубийством… Вдруг Дёмин его сын, который, повзрослев, решился на месть…
Обед прошел прекрасно, я оказался в центре внимания. Сама графиня Н, одарила меня своею благосклонностью. Мне посчастливилось сидеть рядом с нею, я был очарован, она с таким интересом слушала мои слова. Хотя… на обеде оказался несносный Лермонтов, он не сводил с меня насмешливого взора весь вечер. Я чувствовал себя весьма неуютно под его взглядом. Меня не покидало волнение, что этот наглец примется насмехаться надо мною.
Когда обед подошел к концу, и гости начали расходиться, Лермонтов подошел ко мне. Этот прославленный насмешник пристально смотрел мне в глаза.
— Что вам угодно? — спросил я сурово. — Вы желаете извиниться за недавнюю наглость?
— Вы, действительно, полагаете, что я решился принести вам свои извинения? — голос Лермонтова звучал спокойно, но в глазах светилась ирония.
— Что вам угодно? — повторил я свой вопрос. — Неужто вы собрались насмехаться надо мною? Таков удел всех несчастных, у кого нет громкого имени и состояния…
Я вложил в свои слова всю свою ненависть к далёкому и неприступному высшему свету, сжигавшую меня.
— Любопытно, а что бы изменилось, будь у вас состояние? — поинтересовался он.
— Я бы давал великолепные балы, вокруг меня крутились бы прихвостни, готовые на любые унижения ради моих подачек, моего внимания искали бы самые блистательные дамы… — мечты унесли меня.
— Да, мой друг, ваше состояние растаяло бы как снег весною, — Лермонтов едва сдерживал смех.
— Что значит ваш тон? — возмущённо спросил я.
— Всего лишь то, что если человек болван, ему не поможет даже египетский артефакт…
— Вы оскорбляете меня! — я ожидал от него любой наглости.
— Можете вызвать меня на дуэль, — мой собеседник откровенно рассмеялся, — вы прекрасно понимаете, что именно я хочу вам втолковать. Египетский предмет опасен…
— Опасен? — я усмехнулся. — Благодаря этому предмету меня принимаю в тех обществах, двери в которые были для меня закрыты… Обладатели титулов и чинов беседуют со мною на равных…
— Поразительно! Вы желаете походить на тех, кого столь пылко ненавидите! — изумился Лермонтов.
Я невольно опустил взор, чувствуя, что краснею. Его слова попали прямо в цель.
— Графиня Н наградила меня своим вниманием, — произнёс я, — дама, за образом которой мог наблюдать лишь со стороны…
— Вы вправду влюблены или желаете потешить своё самолюбие, добившись благосклонности ранее недосягаемой знатной дамы? — спросил Лермонтов.
Опять он оказался прав. Я мысленно чертыхнулся. Ведь я и сам не задумывался об истинности пылкого влечения к графине. А вдруг я, вправду, влюблён?
— Вы не влюблены! — ответил Лермонтов в ответ на мои мысли.
— Откуда вы знаете? — спросил я.
— Однажды я тоже был так "влюблён", — пояснил он печально. — Простите, но мне надоело исповедовать вас… Неужто вам не понятно, что никто не знает ни о силе египетского предмета? Меня волнует не ваша жизнь, а именно последствия…
Мне вспомнился вчерашний вечер. Тогда я, пожалуй, впервые узнал, что значит настоящий леденящий страх. Возможно, в глубине души я был благодарен Лермонтову за то, что он разбил проклятое зеркало.
— Какую чертовщину прячет эта вещь!? — воскликнул я.
— Почему вдруг сразу "чертовщину"? — задумался Лермонтов. — Увы, мы слишком мало знаем о тех древних временах. — А откуда у вас этот предмет? — вдруг спросил он, пристально глядя мне в глаза.
— Не столь важно… — пробормотал я.
— Неужто? — ирония сменилась суровостью. — Вам отдала его умирающая барышня, компаньонка графини, в которую вы столь страстно влюблены.
— Откуда вам известно? — я не стал оправдываться. — Кто вам сказал?
— Ее жених, — ответил Лермонтов.
— Он видел меня? Но в округе не было ни души… Только черный пес… Ничего не понимаю…
Мысли беспомощно метались.
— Вам нужно многое понять, — бесстрастно произнес Лермонтов.
— Почему она выбрала меня, раз я такой никчемный?! — в отчаяние воскликнул я.
— Простите, но я не сану вас утешать, — ответил он сурово, — эта загадка лишь вам под силу… Могу сказать одно, предмет оказался у вас явно не для хвастовства перед скучающим высшим светом.
Лермонтов оставил меня наедине с размышлениями. А ведь этот неприятный человек снова прав, я ни разу не задумывался о своем предназначении, которое указала мне умирающая. Я пристально вглядывался в артефакт, с обратной стороны я увидел египетские письмена и… О, чудо! Я понял, что могу прочесть их…
Задумавшись, я забрел в один из городских трактиров. Сам не знаю, зачем, ведь я не люблю ни трактиров, ни игорных домов, порочные соблазны столицы мне не интересны. За стол напротив меня уселся странный человек, хорошо одетый, с необычными чертами лица. Он пристально смотрел на меня, мне почудилось, будто в его черных глазах мелькнул синий холодный огонь подобный камню на пекторали.
— Кто вы? — спросил я.
— Неужто ты сам не можешь догадаться, — ответил он на незнакомом мне языке, но я сумел понять его речь.
На лице незнакомца мелькнула улыбка. Человеческий облик исчез, передо мною сидело существо с черной собачьей головой.
— Приветствую тебя, мой господин, — непроизвольно произнес я на том языке.
Мой собеседник, рассмеявшись, исчез. Кто это был? Сам Анубис, хранитель врат загробного мира! Я выбежал на улицу. Я не помнил, как оказался на университетской набережной, Сфинксы безмолвно взирали на меня. Но теперь их лица не казались мне зловещими. Я почувствовал небывалое спокойствие, будто оказался под неведомой защитой.
Уходя, не мог отвести взгляда от статуй и столкнулся с прохожим, которой усмехнулся, глядя мне в глаза.
— Теперь ты начинаешь понимать, — произнес он. — Надеюсь, ты достаточно благоразумен, чтобы перестать хвастать своей удачей перед всем петербургским светом!
В его глазах я уловил тот же холодный блеск, как у привидевшегося мне хранителя врат загробного мира. Пока я собирался заговорить с ним, человек уже ушел. Черты его лица показались мне знакомыми… Это Дёмин, жених несчастной, которая передала мне артефакт и неуловимую тайну.