А потом его первая жена (звали ее Ирина, и была она немного «тронутой») в порыве какой-то непонятной депрессии, вызванной, возможно, чрезмерностью любви, на излете своего счастья мягко спланировала с шестого этажа на зеленую травушку, не разбившись насмерть, а лишь сломав три позвонка. В дальнейшем она стала передвигаться на инвалидной коляске, дьявольская красота ее быстро пошла на убыль, а Сергей, чувствуя себя отпетым негодяем, подал на развод, проталкивая внутрь застрявший в горле ком. Впрочем, Ирина сама настаивала на разводе, зная, что все равно не удержит взрывного и непредсказуемого Сергея в тихом омуте возле калеки. Они теперь двигались по жизни на разных скоростях, и разные ветры наполняли их паруса. Ира жила со своими родителями, которые люто ненавидели Сергея, считая его главным виновником приключившейся беды, но он все равно раза два в году навешал ее, испытывая такие же ощущения, как на кладбище, где с ним вдруг заговаривает оживший покойник. И что ему сказать в ответ? «Не сыро ли тебе там, в могиле?»
Первое сентября было каким-то мистическим в жизни Днищева. В этот день он родился, женился на Ире, а потом познакомился с Катюшей. И расписались они тоже первого сентября. Сергею иногда казалось, что и умереть он должен также в первый день осени. Как ни крути, а логика судьбоносных цифр неумолима. В 1986 году их, первокурсников, отправили на картошку — угрюмым трудом заслуживать право на получение знаний, — и Сергей во всеуслышанье заявил своим однокорытникам: «Когда кончится водка, я уеду с колхозных полей и увезу с собой самую красивую девушку курса». Водка кончилась через неделю. Намеченной девушкой была Катюша. Оба они притворились смертельно отравившимися пареной брюквой и были отправлены в Москву, где немедленно выздоровели и занялись любовью, наверстывая упущенное в картофельных Бронницах время. Пепельнокудрая Катенька не смогла устоять против обаятельного, блистательного прохиндея со сломанным и чуть свернутым набок, как у Жана Поля Бельмондо, носом и с двумя вишнями вместо глаз. Среди прочих студентов он выделялся своей чужеродностью, страшным непослушанием и страстной неохотой учиться, хотя и схватывал знания на лету. Казалось, что в аквариум с пестрыми рыбками по ошибке бросили зубастую пиранью — именно таким представлялся Сергей Катюше. Потом они охладели друг к другу. Затем, к весне, снова сошлись. И опять разъехались, как на роликовых коньках. И так продолжалось два курса, пока Сергей не сделал ей предложение.
Он уже знал, что папа у нее — полковник КГБ, но это его мало пугало, поскольку Василий Федорович производил впечатление вполне нормального человека, даже симпатичного, а уж умного — вне всякого сомнения. Они даже подружились, хотя поначалу Сергей сильно комплексовал, думая, что после первой же рюмки тесть начнет его усиленно вербовать. Этого не произошло. Василий Федорович не путал свои личные дела со служебными. Он поднатужился и купил любимой дочери и зятю двухкомнатную кооперативную квартиру. Родители Сергея, простые советские инженеры, не потянули бы даже на барачную постройку типа «шалаш». Тесть же и устроил его после окончания вуза на престижную работу в закрытый и сверхсекретный НИИ промприбор, где Сергей изнывал от скуки, мечтая заложить как-нибудь в свою лабораторию килограммов двадцать тротила. Он начинал чувствовать все большую зависимость от Василия Федоровича и Катеньки, чего никак не могла позволить его вольнолюбивая натура. Какое-то брожение шло в его душе, какие-то уксусно-кислые ферменты превращали застоявшийся компот в вино. Родилась дочка Танечка, небесное существо с ясными голубыми глазками. Сергей неожиданно почувствовал, что возлюбил ее больше себя самого. Это открытие приятно щекотало его готовую к расползанию душу.
А перестройка тем временем набирала ход, рельсы уже были частично разобраны, и все государственные паровозы мчались под откос. На исходе развала КГБ Василий Федорович успел влезть в китель с генеральскими погонами, а Сергей защитить какую-то дурацкую диссертацию. Потом начался дикий, всепожирающий разгул демократии, в воздух летели не только чепчики, но и исподнее: граждане великой страны освобождались от трусов и лифчиков, как от страшного наследия тоталитаризма. Одним из первых указов отменили статью о гомосексуализме. Наши меньшие «голубые» братья вздохнули с облегчением: свобода есть осознанная необходимость половых сношений с бисексуалами. Ящик Пандоры открылся… Вместе с треснувшим Союзом пошли трещины и в семейной жизни Сергея и Катеньки. Примиряло их только совместное винопитие, которое случалось все чаше. В остальное время они до хрипоты спорили о будущем России. Генеральская дочка оказалась жуткой радикалкой, мечтающей разрушить до основания даже коммунистические водонапорные башни. Сергей говорил, что налетевшие новые мухи станут кусать еще больнее, пока не утолят жажду. Двухлетняя Танечка не понимала, почему это мама с папой орут друг на друга на кухне, но ее внезапное появление успокаивало.
В НИИ промприборе пошли массовые увольнения; секреты, над которыми трясся первый отдел, через него же стали уползать на Запад. Наступило великое, невиданное доселе в мировой истории время иуд. Сам Василий Федорович работал теперь начальником секретной службы в одном из крупнейших московских банков и на чем свет стоит клял родной КГБ. Его, оказывается, тоже всю жизнь давила система, не давая дышать полной грудью, увешанной орденами. А что же Сергей, еще в андроповские времена провозглашавший буйные пьяные тосты «За Россию без коммунистов»? Он вновь оказался не у дел, на какой-то обочине жизни. Места в демократическом раю ему не нашлось. Напрасны были диссидентские выходки, грозившие ему десятью годами тюрьмы. Как-то раз, плюнув, Сергей впервые пошел в Мавзолей, предварительно напившись, и стал «чистить себя под Лениным». Дедушка лежал тихо и мирно, почти не шевелясь, но что-то злорадное шевелилось в его улыбке. Пальчики были сложены в каком-то масонском символе, готовые при надобности свернуться в фигу.
— Эх ты, гнида, — громко сказал Сергей и вновь плюнул.
Его бережно вывели. Теперь никого не удивляло злорадство.
Катя начала погуливать. Сергей знал об этом. Все чаще она возвращалась домой за полночь, пахнущая мужским потом. Нагло дымила в лицо некурящего мужа, сверкала глазищами, довольная, что удовлетворила свое жаркое лоно, но требующая еще и от мужа похотливых ласк. «Не удавить ли ее?» — думалось в такие минуты Сергею. Желание крепло, и один раз, не выдержав, он повалил ее на пол и принялся душить. Но через несколько мгновений сквозь какую-то мутную пелену разглядел ее смеющееся лицо. Дурак человек: его убивают, а он хохочет. И Сергей, оттолкнув пьяную жену, ушел в комнату к Танечке, начал там благодарить Господа за то, что спас его грешную душу.
Дальше, однако, стало еще хуже. И в государстве, и в личной жизни. Экономика падала навзничь вместе с Катюшей, которую обуял какой-то сексуальный голод, схожий с начинающимся голодом в стране. Их семья проходила все этапы демократизации, от эйфории до диктатуры, и авторитарным правителем становилась она, Катенька, владелица квартиры, в которой Сергей даже не был прописан. Однажды он вернулся из командировки и застал за столом напомаженного жеребца в шлепанцах, чувствовавшего себя довольно вольготно.
— Это Федося, — познакомила их коварная супружница. — Мой старый приятель.
Хорошо хоть не сказала «любовник», что, впрочем, и так было ясно. Сергей что-то пробурчал в ответ. Он устал, и ему хотелось спать. Сели ужинать. Федося и не собирался уходить.
— Ему временно негде жить, — пояснила Катюша, не моргнув глазом. — Так пусть он пока у нас останется.
— У нас постель маловата для троих, — откликнулся Сергей, махнув стопку водки.
— А я ему на кухне раскладушку поставлю, — жена явно издевалась над ним.
— Я умещусь, — подтвердил Федося, которого забавляла вся эта ситуация.
Сергей внимательно посмотрел на него и разглядывал довольно долго. Потом перегнулся через стол и врезал парню левой в ухо. Юный Казанова упал под стол и не торопился выныривать оттуда. Катюша истерически завизжала.
— Убирайся из моего дома! — орала она. — Все, развод! Немедленно!
— Как вам будет угодно, — вежливо согласился Сергей.
Через месяц они развелись, и больше всего Сергей жалел свою смышленую Танечку, к которой успел прикипеть всей душой. Да и непутевую жену продолжал как-то отчужденно любить, вспоминая прожитые с нею годы и ища в них только хорошее. Сначала он жил у своих родителей на Якиманке, но вскоре не выдержал постоянного надзора и пиления, словно он был деревянным чурбачком, предназначенным для камина. Старики были милые и добрые люди, но совершенно не понимали того, что он уже принадлежит совсем другой эпохе — эпохе предательства и смрада, в которой гибли и не такие снежные вершины, как он.
Неожиданно поступило предложение от его школьного приятеля, отправлявшегося в Каир, — перебраться пока в пустующую квартиру в Сокольниках. И Сергей с радостью согласился. К этому времени он уже был полноценным безработным, медленно, но верно скатываясь на самое дно.
А сейчас он вертел в руках телеграмму, которая извещала, что египетский друг возвращается через неделю. И до таинственной встречи на Чистых прудах оставался один час.
Глава четвертая
ЧЕЛОВЕК С ЧИСТЫХ ПРУДОВ
К четырем часам Сергей приехал на Чистые пруды и прогуливался возле магазина «Дайна», чувствуя себя необычайно глупо, словно принимал участие в какой-то детской игре. Это ощущение усиливалось еще и оттого, что неподалеку на скамейке сидел весьма странный тип в замызганном плаще с капюшоном, из-под которого посверкивали его глаза. Тип держал на коленях чемоданчик с открытой крышкой и периодически нырял туда головой. Он производил впечатление партизана из брянских лесов, готовящего взрыв мчавшихся мимо трамваев. «Еще один сумасшедший, — подумал Сергей. — Уж не с ним ли мне назначена встреча?» По статистике, которую ему поведал знакомый врач, на Москву сейчас приходилось шестьдесят процентов людей с психическими отклонениями. «Партизан» выудил из чемоданчика стакан и, опасливо косясь на Сергея, опрокинул содержимое в рот.
Сергей отвернулся. Интересно, в какой процент попадает он сам? Мимо проходил сухощавый, загорелый до черноты мужчина с тщательно подстриженными белесыми усиками. Он поравнялся с Сергеем и негромко произнес:
— Сто двадцать три…
Сергей быстро сообразил и отозвался:
— Тридцать один — пятнадцать, — повторив окончание номера телефона.
Похожий на мумию мужчина, словно бы не глядя на него, сказал:
— Давайте пройдемся по аллее.
Сергей решил меньше говорить и больше слушать, поэтому лишь молча кивнул и пошел рядом. «Партизан» зыркнул на них из-под капюшона и снова нырнул в свой чемодан. Было жарко и душно, над Москвой плыла какая-то грязно-серая копоть. Сергея все еще забавляла сложившаяся ситуация, но его странный спутник также молчал, будто ждал некоего сигнала.
— Значит, вы все-таки решили позвонить и принять наши предложения, — сказал наконец мумиеобразный. — Я рад. В вашем положении это самый разумный выход.
— Конечно, — согласился Сергей.
Чего он хочет? О каких предложениях говорит?
— Инструкции вы получите потом, — продолжил спутник. — Когда начнете подготовку на Базе. А пока, собственно, я должен передать вам вот это, — он протянул Сергею желтый конверт. — И предупредить, что после выполнения задания вы покинете Россию навсегда.
Это «навсегда» прозвучало довольно-таки зловеще.
— Я понимаю, — ответил Сергей.
Спутник, кажется, впервые взглянул на него пристально.
— Вряд ли понимаете, — с сомнением сказал он. — Поскольку всего не понимаю и я сам. Но так и задумано, чтобы каждый игрок знал лишь свои карты. Подсмотреть чужие не удастся никому.
— Я не любопытен. Меня привлекает сам процесс игры.
— Всякий человек любопытен, — поправил его мужчина. — Потому и был изгнан из рая. Любопытство же сметет его и с Земли. Но это так, к слову. Через неделю вы позвоните по тому же телефону, и мы продолжим нашу беседу. А пока отдыхайте, набирайтесь сил. Суммы должно хватить, чтобы решить все ваши маленькие проблемы.
— Не такие уж они и маленькие, — ворчливо ответил Сергей.
— Не торгуйтесь, — урезонил его спутник. — В свое время вы получите достаточно. Засим прощайте. — И он, даже не взглянув на Сергея, быстро зашагал в сторону метро.
Днищев некоторое время смотрел ему вслед, потом пошел в противоположную сторону. Проходя мимо обросшего психа, партизански выглядывающего из-под капюшона, Сергей усмехнулся. «Бред какой-то, — подумал он. — Инструкции, База… Что это — сон или явь?» Но ярко светило солнце, а в кармане джинсов лежал желтый конверт. Сергей вынул его, вскрыл, пересчитал десять бумажек по сто долларов. Они не растаяли, не обратились в конфетные фантики или прыгающих лягушек. Они были реальны, как и состоявшийся несколько минут назад разговор с мумиеобразным спутником. И Сергей спрятал их в карман, кивнув на прощанье несчастному бомжу в капюшоне: он увидел в нем на какое-то мгновение себя самого в недалеком будущем.
Сергей понимал, что, взяв деньги, он уже связал себя определенными обязательствами со странным человеком с Чистых прудов, за которым стояло неизвестно что. Но так ли была сильна эта зависимость? Ведь он набрел на код телефона случайно, словно по ошибке подключившись к секретной программе какого-то таинственного компьютера. «Ладно, — решил Сергей, — будь что будет. В конце концов никто не может заставить меня звонить через неделю по этому телефону и делать то, чего я не хочу».
Махнув рукой, он поехал домой, не предполагая, что на некотором расстоянии за ним следуют два невзрачных человека, сменяя друг друга через равные промежутки времени. Они «вели» его по улице, в метро, в Сокольниках и остановились в десятке метров от кафе «Иглар», куда первым делом и направил свои стопы внезапно разбогатевший Сергей Днищев.
Услужливые «красные передники», приветливо улыбаясь щедрому завсегдатаю, уставили стол салатами, рыбкой, курочкой, темным бархатным пивом и ледяной, чистейшей, как слеза, водкой. Вышел метрдотель, вьетнамец по происхождению, и Сергей попросил его присесть за свой столик.
— Вонг, кто со мной вчера веселился? — спросил Днищев.
— А ты не помнишь? — вьетнамец вскинул тонкие брови.
— Выпало как-то.
— Одна рыжая… как это по-русски?.. стервлять. — Вонг говорил с мягким акцентом, но достаточно чисто, поскольку в свое время успел окончить Университет дружбы народов. — И Герман. Только ты меня не выдавай. Случилось что-то?
— А кто такой этот Герман?
— Сам не знаю. Только он очень нехороший человек. Злой.
— Понятно. А девицу как зовут?
— На-та-ли, — нараспев протянул Вонг.
— Как жену Пушкина.
Вьетнамец засмеялся, похлопал Сергея по плечу и удалился в свой кабинет. Сергей задумался. Связаны ли эти двое с тем номером телефона? Если да, то какие карты они ему сдали, выражаясь словами мумиеобразного работодателя, и почему ему нельзя подсмотреть чужие, раз колода все равно крапленая, в чем он ничуть не сомневался?
Заметно пьянея, Сергей приканчивал напитки и яства, с удовольствием поглядывая на мелькающих хорошеньких официанточек. Наступил сентябрь, и они вернутся в свои лицеи и колледжи продолжать учебу, а их места займут сварливые совковые тети с крашеными волосами, и тогда уже не на что будет смотреть. Он все пытался пригласить кого-нибудь из «красных передников» за свой столик, но они тактично уклонялись. И ему вдруг захотелось, чтобы в кафе сейчас вошла та светловолосая девушка, которую утром ограбил Мишка и чьи сто долларов лежали в его кармане. Пусть бы она подошла к нему и заговорила о чем угодно, хотя бы о реформаторском обустройстве моргов за Полярным кругом, — тогда бы он нашел способ запасть в ее сердечко. Почему она ушла, не дождавшись его? Не внушает доверия, слишком стар для таких юных фей? Обидно, когда тебя раньше времени списывают в архив, словно невостребованный документ. Еще не вся нежность вытекла у него из носа во время простуды. Опечаленный Сергей кидал рассеянные взгляды по сторонам, отодвинув надоевшую рюмку с водкой. Впервые в жизни ему захотелось курить, но он пересилил себя.
Неожиданно за витражным стеклом мелькнул силуэт, и Сергею показалось, что это — она. Словно Блоковская Незнакомка, она прошла мимо «Иглара», а легкий ветерок трепал ее светлые пушистые волосы. Сергей резко вскочил, чуть не опрокинув столик, и побежал к дверям. Выскочив на улицу, он огляделся. Девушка садилась в автобус, и это была именно она — та, которую он надеялся встретить. Автобус тронулся, и Сергей помчался за ним.
Два человека возле «Иглара», которые «вели» его от Чистых прудов, переглянулись. Оба они были невысокого роста, жилистые, без грамма лишнего веса; у одного нос был с легкой горбинкой, у другого — чуть вздернут.
— Черт, куда это он? — выдохнул первый.
— На кудыкину гору! — отозвался второй, и оба понеслись следом.
Автобус набирал ход, прибавил скорости и Сергей, мелькали кроссовками преследователи. Странное это было состязание между машиной и людьми. Шарахались в сторону прохожие, лаяли собаки, стремясь пуститься за бегущими, взлетали из-под ног испуганные голуби. Девушка не знала, что за ней мчится утренний незнакомец, сам он не предполагал, что его преследуют двое в футболках, а те недоумевали, куда несется Сергей.
Длинным был перегон между двумя остановками, но наконец автобус затормозил, и Сергей, огромными прыжками настигнув его, успел вскочить в заднюю дверь. Салон был битком набит пассажирами, и лица у всех из-за тесноты приобрели выражение мрачной и решительной озлобленности.
— Предъявите билеты! — заорал Сергей.
От этого контролерского крика пассажиры стали еще более уплотняться, вползать в соседские животы, плечи и груди, освобождая ему пространство. Сергей протиснулся в середину салона, мельком глядя на протянутые билеты и ища девушку.
Между тем двое преследователей сумрачно застыли на пустой автобусной остановке. Горбоносый яростно пнул банку из-под пива, отправив ее на другую сторону улицы.
— Быстроногий какой! — сказал он. — Неужели заметил и решил оторваться? Тогда я его уважаю. А что будем писать в рапорте?
— Погоди ты со своим рапортом, — ответил курносый. — Еще не вечер.
Он подошел к стоявшим неподалеку красным «Жигулям», из которых лилась легкая мелодия. За рулем сидел внушительного вида плечистый плейбой в темных очках, с хорошо ухоженной шевелюрой и покуривал тонкую сигару.
— Выключи музыку, — сказал ему курносый.
— Чего-чего? — повернул к нему голову плейбой и презрительно сплюнул прямо на кроссовки.
Курносый рванул дверцу, ухватил водителя за волосы и ударил коленом в лицо. Потом вытащил тело и сел за руль.
— Залезай! — крикнул он горбоносому. — Я тебе всегда говорил, что лучше иметь короткие волосы, чем длинные.
— Фу! — ответил тот, занимая место. — Ну и дрянь же он курит.
«Жигули» понеслись вслед за автобусом. А Сергей протискивался все дальше, приближаясь к кабине водителя.
— Остановка «Шестая линия», — объявил шофер. — По требованию.
Сергей увидел, как девушка спустилась на тротуар и пошла по улице. Он высунулся в окно, наступив кому-то на ноги.
— Эй, подождите! — крикнул он девушке. — Я вам говорю, голуба душа, стойте!
Автобус медленно проезжал мимо нее. Девушка подняла глаза, испуганно посмотрела на висевшее над ней раскрасневшееся лицо, узнала.
— Не двигайтесь! — приказало лицо. — Я сейчас вернусь.
— Оставьте меня в покое! — крикнула девушка и торопливо пошла прочь, переходя улицу.
На следующей остановке Сергей пулей выскочил из автобуса и побежал назад. Пересекая мостовую, он еле увернулся от красных «Жигулей», совершив рекордный прыжок в сторону.
— Идиот! — прошипел курносый, нажав на тормоза. — Ему что, кактус в трусы подсунули?
— Просто он за кем-то гонится, — возразил горбоносый. — Отметь это в рапорте. Парень-то шустрый. Если тот, кого он преследует, ему так нужен, значит, он будет нужен и нам.
— Ладно, вылезай.
Бросив «Жигули» прямо посередине улицы, они выскочили и побежали следом за Сергеем. А тот рыскал возле остановки «Шестая линия», на которой выходили только по требованию, но девушки нигде не было. И не у кого было потребовать ответа, куда же она делась.
Глава пятая
ШУМОВЫЕ И ЗРИТЕЛЬНЫЕ ЭФФЕКТЫ В КАФЕ «ИГЛАР»
Прекратив бесполезные поиски своей неуловимой пассии, Сергей вернулся в «Иглар», где с досады привязался к одному из посетителей. Ему не понравилось, что тот дымил сигаретой в его сторону.
— Не курите в меня, — строго сказал он этому «боровичку» за соседним столиком.
— А куда же мне пускать дым? В девушку? — ответил толстяк.
Рядом с ним сидела хорошенькая брюнетка.
— Глотайте, — посоветовал Сергей.
— Нет, па-азвольте! Вы мне не указывайте, что я должен делать. Вы не смеете мне указывать! — задвигался «боровик». — Я вам не лицеист какой-нибудь. У меня собственное дело, чтоб вы знали!
— Олег, успокойся, — попросила его брюнетка, вцепившись в рукав желтого пиджака.
— Успокойся, Олег, — повторил следом за ней Сергей. — Слушайся своей секретарши.
— А па-азвольте! Мы с вами вместе свиней не пасли. Вы мне не смеете тыкать! Вы почему… Вы кто?.. Зачем это?
Сергей подумал, что толстяка сейчас хватит кондратий — так он трясся от возбуждения.
— Ну, будя, будя, — сказал Сергей, жалея о случившемся.
В самом деле, чего он привязался к «боровику»? Тревожный симптом для психоаналитика. Надо позвонить Лешке Карпунькову, приятелю из Медицинского центра психиатрии, и спросить: что делать с накопившейся злостью и как начать жизнь заново? Карпуньков умный, он ответит: жениться и пить на ночь теплое молоко с медом.
— А что это он себе па-азволяет? — услышал Сергей словно сквозь шум дождя голос растревоженного соседа.