Проект «Мегаполис»

Александр Трапезников

Проект «Мегаполис»

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

КРУПНЫЕ И МЕЛКИЕ ИГРЫ

Глава первая

ПРЕЛЮДИЯ К МНОГОГОЛОСОЙ ОПЕРЕ

Он был настолько «хорош», что когда проснулся, с трудом разомкнув веки, то вместо привычного «Отче наш…» прошептал какую-то чепуху: «Сто двадцать три — тридцать один — пятнадцать». Так и продолжал повторять эти проклятые цифры, пока не опомнился. Криво усмехнувшись, соскочил с постели, побрел в ванную, встал под блаженно прохладные струи воды. А назойливая цифирь продолжала лезть в гудящую голову, прыгала перед закрытыми глазами. Что за глупое наваждение? Какой мелкий бес путает душу, и без того измученную скверным похмельем?

Сергей выключил душ, кряхтя, вытерся банным полотенцем. Подобные пробуждения были всегда отвратительны, тяжелы, словно он преждевременно поднимался из могилы на Страшный суд. «Все, решено, — сказал он самому себе. — Больше ни капли водки». И тут же поправился: «Если только на Новый год…» А потом добавил: «Пиво, разумеется, не в счет». Глядел, нахмурившись, в зеркало, а гнусные цифры теперь жужжали где-то в электробритве. Он уже догадался, что это чей-то номер телефона, но… чей? А того, с кем он вчера пил, конечно. С кем же, если не секрет? И где?

Вопросы висели в воздухе над жарившейся яичницей, а Сергей осторожно напрягал память, действуя как опытный сапер. У него было такое ощущение, будто его опоили. Он пошарил по карманам, вытряхнув какую-то мелочь. Едва хватит на бутылку пива. Но когда это он возвращался домой с деньгами? Они растворялись, как кофе в крутом кипятке, летали, подобно солнечным зайчикам, за которыми приятно наблюдать, но удержать — невозможно. Деньги оставляли волдыри на его ладонях и прожигали огромные дыры в карманах брюк. Они словно боялись его необузданной натуры и стремились торопливо покинуть кренящийся набок корабль, махая на прощание крысиными хвостиками. И никакого огорчения из-за этого он не испытывал.

Мелькали неясные картинки вчерашнего вечера: накренившийся витраж в ресторане, девушки-официанточки в красных передниках, какая-то смазливая рыжая девица за столиком, чье-то рыло сбоку, услужливо протянутый метрдотелем радиотелефон, по которому он куда-то звонил… Или это было в другой раз? В иные времена? Странно: если его и опоили, то зачем? Уж кто-кто, а он-то никак не производит впечатление банкира или бизнесмена — так, мелочь огородная. Тянет в лучшем случае на вольного художника, потрепанного жизнью. Ну что с него взять? Что можно соскрести с тридцатидвухлетнего безработного, промышляющего то там, то здесь, да еще и разведенного, выгнанного из дому и проживающего в квартире приятеля в качестве сторожа? Кроме штанов да нательного крестика — ничего.

Сергей не любил загадок. Особенно если они касались его самого. Почти аллергическое раздражение вызывали у него всякие НЛО, йети и домашние барабашки. Не любил также и ловких фокусников, прикидывающихся колдунами-целителями, магами и новоявленными пророками. При встрече с Сергеем такой маг-пророк запросто мог бы получить и по шее, утратив свою экстрасенсорную силу. Но пока они ему попадались лишь на экране телевизора. Их хитрое ремесло Сергей представлял себе так: тщательная подготовка, знание психологии и блестящее актерское мастерство. Впрочем, он и сам мог в компании вытащить при игре в очко двух тузов из колоды. А потом и повторить.

Покончив с завтраком, Сергей потянулся к телефону. Загадочный номер не давал ему покоя, свербит в мозгу, точно семь мохнатых паучков начинали плести там свою паутину. Семь маленьких человечков, каждый со своей цифрой — 1, 2, 3, и снова 3, и опять 1, и еще раз 1, и 5, — затеяли с ним игру в прятки. Чувствовалось что-то мистическое в их неотвязном-стремлении завладеть его вниманием. Можно было бы поступить проще: выйти на улицу, раздобыть пива, смотаться к приятелям, забыться в какой-нибудь развеселой компании, — и паучки-человечки наконец оставили бы его в покое. Но… пройти мимо запертой двери и не заглянуть внутрь? Такого он допустить не мог. А телефон между тем не отвечал, слышались лишь длинные, язвительные гудки. Сергей в раздражении опустил трубку на рычаг. Через десять минут он повторил попытку, и вновь безрезультатно.

Или никого не было дома, или… никто не хотел подходить. Сергей вышел на балкон, сбросил халат и проделал несколько легких, вялых упражнений, разминая мышцы. Но вскоре он разошелся, принялся за зарядку всерьез, выгоняя из себя скопившиеся кетоны и альдегиды. Стал молотить в бетонную стену кулаками — то было его собственное изобретение, поскольку боксерской груши в доме не было. Удары сыпались с молниеносной быстротой, но благодаря правильной постановке кисти боль не чувствовалась — наоборот, ощущалось приятное напряжение в руках. В молодые годы Сергей занимался многими видами спорта, а больше всего боксом. Нокаутировав напоследок бетонного спарринга, он перелез через балконные перила и, используя их как турник, начал подтягиваться, зависнув над улицей на высоте восьмого этажа.

На соседнем балконе стояла молодая женщина. Она курила, насмешливо глядя на Сергея.

— Ха-арош! — сказала она, пустив в его сторону струйку дыма. — Когда-нибудь ты сорвешься и разобьешь свою дурацкую башку. То-то будет потеха!

— Привет, Люся! — ответил он, болтая ногами. Внизу, возле газетного киоска, скопились старушки, показывая в его сторону пальцами.

— Подкинь немного до зарплаты, — обратился Сергей к черноглазой соседке.

— Сщас! — отозвалась она.

— А муж дома?

— На работу ушел.

— Тогда я зайду!

— Сщас! — еще раз сказала она и скрылась в своих апартаментах.

Сергей повисел еще некоторое время под теплым августовским солнцем, занятый одной мыслью: кто дал ему вчера этот чертов номер телефона? Если он вспомнил официанточек в красных передниках, то, значит, гулял в ресторане «Иглар», тут неподалеку, возле Сокольников. Есть два места, куда закатывается местная братия: одно — для богатых, другое — для убогих. В «Иглар» надо было приходить с деньгами, а в «Джанге» могли напоить и так, в долг. Сергей посещал оба заведения, в зависимости от толщины, своего кошелька. Вчера он заработал на перепродаже коробки будильников (в них отсутствовал главный элемент — звонок) и, естественно, устремился в «Иглар». Там познакомился с рыжеволосой девицей. Были еще какие-то рыла. Все остальное вспоминалось смутно.

Он подтянулся и перелез обратно на балкон. Еще немного побарабанил по стенке. Затем снова пошел под душ, смывая алкогольный пот. А семь цифр, словно семь нот, продолжали звенеть в голове, складываясь в какую-то популярную мелодию. Это становилось невыносимым. Внезапно Сергей подумал о том, что, возможно, следует позвонить по какому-то определенному коду, — он и сам поступал так же, не подходя к телефону, когда не хотел ненужного общения. Например, ждал двух звонков, потом еще одного и лишь затем снимал трубку. Прием не нов. Что ж, стоило попробовать. Но как определить код заблокировавшегося абонента? Не заключен ли он, код, в самом телефонном номере? 123–31–15.

Сергей чувствовал, что решает какую-то увлекательную логическую задачу, подброшенную ему судьбой. Захваченный ею, он уже более ни на чем не мог сосредоточиться. Что-то внутри его, в глубине души, подсказывало, что это не простой номер, что в нем заключена какая-то тайна, которая может роковым образом наказать искателя. Цифры, явившиеся ему во сне, подобно семени, упали на благодатную почву и начали прорастать. Вместе с ними должна была круто измениться и вся его жизнь.

Охваченный охотничьим азартом, Сергей выскочил из ванной и прошлепал к телефону, оставляя на линолеуме мокрые следы. Набрав номер и услышав длинный гудок, он положил трубку. Затем повторил, дождавшись двух гудков. Потом — трех. И снова — трех. И — два раза по одному. И наконец, переждал пять длинных гудков. Лишь тогда, затаив дыхание, чувствуя себя глупым, резвым школьником, вновь прокрутил диск телефона, не слишком надеясь, что услышит человеческий голос.

Но он ошибся. Ему ответила женщина, и говорила она как-то глухо, безжизненно, словно повторяла заученный текст. Не обращая внимания на его: «Алло, здравствуйте!» — произнесла всего одну фразу: «Сегодня в шестнадцать часов на Чистых прудах, возле магазина „Дайна“». И все. Телефонная связь оборвалась, словно подтверждая древнеримскую истину: умному — достаточно.

Сергей усмехнулся, положив трубку. Он испытывал одновременно и облегчение, и какую-то внутреннюю тревогу. Была решена одна задача, но вслед за ней тотчас возникла новая, еще более туманная. Что должно было произойти сегодня в четыре часа возле этого самого магазина? Или это приглашение на встречу? Он уже не сомневался, что совершенно случайно вторгся в чей-то скрытый, тщательно оберегаемый от посторонних мир, заглянул в щелочку, где пока ничего, кроме расползающихся теней, не видно. Стоит ли и дальше ворошить этот муравейник?

Он еще не решил для себя, как поступит, но сейчас просто необходимо было выпить хорошего пива. Поспешно одевшись и сунув в карман джинсов маникюрные ножницы, Сергей вышел из квартиры, хлопнув дверью. Тотчас же приоткрылась соседняя дверь, и на пороге возникла черноглазая молодая женщина.

— Ну, заходи, коли напросился, — насмешливо сказала она, кокетливо дернув плечиком.

— Потом, Люсенька, потом! — отозвался Сергей и загрохотал вниз по лестнице.

— Кретин! — услышал он вслед голос оскорбленной добродетели.

Выскочив из подъезда, Сергей стал пересекать внутренний дворик, совсем позабыв о серьезной опасности. Уже третий день какой-то псих, впав в белую горячку, швырял из окна пустые бутылки. Причем пример его был настолько заразителен, что и из других окон порой начинала сыпаться подобная посуда. Это занятие приобрело вид национального спорта в доме номер восемь по улице Гнедича. Вот и сейчас одна из бутылок, просвистев над головой Сергея, шлепнулась в пяти метрах, зарывшись горлышком в землю.

— Идиоты! — заорал Сергей на весь двор, развернувшись к окнам и потрясая кулаком. — Шею сверну!

Затем он легкой трусцой продолжил свой путь к киоскам с живительными напитками.

Так начался для Сергея Днищева день восьмого августа 1996 года от Рождества Христова.

Глава вторая

ПОЧЕМ КУРС ДОЛЛАРА И ФУНТ ЛИХА?

Возле метро «Сокольники» находилось около двух десятков киосков с одинаковыми товарами. Из окошечек выглядывали продавцы, похожие на улиток, а на прилавках теснились всевозможные пивные бутылки, привязанные веревочками. Тут были любые сорта, начиная с очаковского и кончая мюнхенским. Но Сергей предпочел темное «Афанасий». Он обошел несколько киосков, заговаривая с продавщицами, развлекая их пустой болтовней и попутно перерезая у какой-нибудь бутылки бечевку ножницами. Когда в сумке набралось пять бутылок, он успокоился. Пошел в парк, сел на лавочку и открыл первую, которая пролетела соколом.

Сощурившись, он глядел на солнечные блики и блаженствовал, а рядом на лавочке сидел потрепанный старик в темном пальто, изогнувшийся в виде вопросительного знака. И во всей его фигуре чудился преследовавший Сергея последние полгода вопрос: как начать жить заново? Вопрос этот был глуп, нелеп и предательски коварен, словно ханжески отрицал всю его предыдущую жизнь, не такую уж и пустую. Но сам Сергей с каким-то мазохистским удовольствием временами продолжал спрашивать себя, так как же начать жить заново? Уехать воевать в Сербию, за братушек славян? Или жениться на директорше продовольственного магазина, толстой и богатой тете Клаве? Или вернуться в свой родной секретный НИИ промприбор на мизерную зарплату, откуда его выперли за хроническое безделье? Или поделиться разработками этого предприятия с какой-нибудь румынской сигуранцей? Как хорошо быть шпионом: глядишь, может быть, и расстреляют в конце жизни… Сергей протянул одну из бутылок старику, и тот жадно присосался к горлышку, даже не удосужившись поблагодарить.

Утренняя телефонная загадка, столь взволновавшая Сергея, теперь как-то отступила на второй план, хотя он уже решил, что непременно съездит к четырем часам на Чистые пруды. Делать-то все равно нечего. Он загадал: если старик выпьет пиво одним махом, то все пройдет удачно. Но летний бомж оставил немного на донышке, оторвался и искоса взглянул на Сергея.

— Ты, хлопчик, кто будешь? — глухо спросил он.

— Сирота, — отозвался Сергей.

Ему не хотелось разговаривать, осквернять чистоту воздуха болтовней. Когда-то давно, в юности, он мечтал уйти в монастырь, скрыться от мирских соблазнов, но сейчас, наверное, это было уже невозможно. Слишком далеко он отступил от прямой дороги и ушел в раскисшее поле, где брели неведомо куда такие же полууснувшие странники.

— Не грусти, старый, — сказал он и поднялся, оставляя на скамейке недопитое пиво. — Спасибо этому дому — пойдем к другому.

Старик смотрел вслед Сергею слезящимися глазами, а тот разрезал толпу торговцев, как умелый слаломист. Ноги вынесли его к гастроному, где возле прилавка с тортами примостилась будка обмена валюты, у которой слонялся востроглазый приятель Сергея Мишка — высокий и тощий субъект с копной курчавых волос. Он уже заступил на работу и поджидал клиентов. Около дверей торчал напарник валютного махинатора в малиновом пиджаке. Третий должен был быть где-то неподалеку. Ребята работали слаженно, четко — любо-дорого смотреть. Сергей толкнул курчавого в бок.

— Мишель, ответь мне на один вопрос: не с тобой ли я пил вчера в «Игларе»?

— Уйди, отстань, — отозвался приятель. — Не мешай. Нет, не со мной.

— Понятно. А с кем же?

— Откуда я знаю!

Мишка повернулся к Сергею спиной и почти прильнул к светловолосой девушке, вставшей в конец очереди перед окошечком обменного пункта. Сергей догадывался, что он сейчас ей втолковывает: мол, возьму по повышенному курсу, не сомневайтесь. «Находятся же такие идиоты, которые верят, — подумал Сергей, — ведь у Мишки просто на лбу написано и по-русски и по-английски, что он — жулик». Но ему было приятно наблюдать, как приятель облапошивает свою очередную жертву.

Девушка была совсем юная, возможно, только в этом году закончила школу. Свежий, персиковый цвет лица, пушистые волосы и какие-то испуганные, влажные, серые глаза. Она сжимала в кулачке сто долларов и слушала Мишку, который уже держал ее на крючке. «Попалась, золотая рыбка», — усмехнулся Сергей. Ему отчего-то стало жаль девушку. Она протянула Мишке свою бумажку. Тот повертел ее в руках, смотря на просвет и сворачивая вчетверо. Тотчас же подлетел «малиновый пиджак» и ухватил коллегу за локоток.

— Вы что это тут делаете? — грозно вопросил он. — Валютные операции запрещены, разве не знаете? А-а?

— Чего… чего… — отталкивал его Мишка, стараясь вырваться.

«Переигрывают, гниды», — хмуро подумал Сергей.

— Чьи доллары? — повернулся «малиновый пиджак» к девушке.

— Мои, — ответила она дрожащим голоском.

— Немедленно верните, — потребовал «пиджак» у Мишки.

Тот протянул доллары девушке, а сам поспешил к выходу. Сергей знал: теперь она сжимает в ладошке не сто долларов, а один. Комедия закончилась. Зрителям можно было расходиться, тем более что главные герои уже ускакали. Но Сергей, сам не зная почему, продолжал наблюдать за девушкой, видел, как подошла ее очередь, как она протянула в окошечко зеленую бумажку, как вспыхнуло ее лицо — от обиды-огорчения и стыда. И ему снова стало жаль ее, словно кто-то надругался над близким человеком.

Девушка отошла к окну, съежилась, плечи ее подрагивали. Сергей приблизился и грубовато произнес:

— Ну, будет плакать-то. Сама виновата.

Она вздрогнула, испуганно посмотрела на него, а в глазах пряталась боль. Лицо ее как-то распухло и походило теперь на детскую мордашку.

— Ну что… что вы все от меня хотите? — жалостно сказала она. — Оставьте меня в покое.

— Это можно, — согласился Сергей. — Но деньги-то тогда не вернешь, рыбка моя.

— Видеть вас не могу! — с ненавистью ответила девушка, отталкивая его руку.

Она торопливо пошла к выходу из гастронома, а Сергей шел следом и только на улице заступил ей дорогу.

— Послушай, родная, — сказал он твердо. — Остановись, мгновенье! Я тебе зла не желаю, я помочь хочу. Если ты подождешь меня вот тут, на скамейке, я сбегаю и принесу тебе твои паршивые сто долларов. А пока съешь мороженое.

Девушка смотрела на него в нерешительности. Он почти силой усадил ее на лавочку, купил на последние деньги эскимо и сунул ей в руку.

— Жди! — потребовал он. — Только никуда не уходи, я быстро.

Мишку Сергей разыскал за два квартала отсюда, во дворике жилого дома, где тоже находился обменный пункт. Тот уплетал чебуреки, запивая их пепси-колой. Вопросительно посмотрел на Сергея и пододвинулся. Напарников его рядом не было.

— Мишенька, кончай жрать, — сказан Сергей. — Ошибочка вышла. Девушка, которую ты кинул, оказалась моей близкой родственницей, так что гони доллары обратно. Нехорошо обижать маленьких.

— Да пошел ты на легком катере к едрене матери, — пробурчал Мишка с набитым ртом.

— Прожуй сначала, — посоветовал Сергей. — Я не шучу.

— Отлезь, Серж. Ну хочешь, я тебе приклею пять долларов, чтобы ты похмелился?

— Грубиян. Долго мне еще ждать?

Мишка вскочил, а лицо его стало кривиться от злости, и вместе со словами полетели капельки слюны:

— Ну ты чего… чего? Кто она тебе? Чего лезешь? Да она эти сто долларов на панели заработала! Проститутка она — вот кто! Я таких насквозь вижу! Вали отсюда… заступник!

— Значит, не отдашь?

— И не надейся.

— Тогда прощай! — И Сергей, повернувшись, сделал шаг в сторону. Но тотчас же стремительно развернулся и нанес удар в живот, вложив в левую руку все восемьдесят килограммов своего веса. Приятель рухнул на колени и, мыча, повалился на бок.

— Извини, — сказал Сергей. — Правой мне запрещено бить международной федерацией.

Он постоял над корчившимся Мишкой.

— Ну, хватит стонать, давай деньги. Не обыскивать же тебя!

— Мы тебя, Серый, подловим! — пообещал Мишка, выдавливая из себя слова. — Мы тебе череп проломим…

— А я буду в каске ходить, — Сергей принял зеленую бумажку и спрятал ее в карман. — Дыши глубже, пройдет.

Через пять минут он уже был возле гастронома, но вместо девушки на скамейке сидела укутанная в темный платок старушка. «Быстро же она постарела», — подумал Сергей, рыская глазами по сторонам. Он свернул за магазин, потом понесся к метро и еще минут двадцать искал девушку по всем близлежащим скверам. Но обманутой прелестницы нигде не было, словно она бесследно растворилась в людском муравейнике. В одно мгновение ему показалось, что ее светлые волосы и ярко-красная блузка мелькнули где-то там впереди, в толпе, и он ринулся к ней, расталкивая прохожих, но когда догнал, то увидел, что ошибся. Этот холостой выстрел так расстроил Сергея, что он почувствовал зверский голод, ему показалось — он сейчас умрет, если не съест что-нибудь или не откусит на худой конец у кого-нибудь ухо.

Возле гамбургерной он затормозил, сунул продавщице сто долларов.

— Котлету с кетчупом, и побыстрее, — потребовал он.

— Но мы доллары не меняем, — ответила та. — Тут рядом обменный пункт.

— Знаю, знаю, только я не дойду. Сначала съем, а потом поменяю.

Продавщица недоверчиво поглядела на него, но гамбургер все же дала.

— Вот так-то лучше, — насытившись, произнес Сергей. — Сейчас принесу деньги.

Он пошел к пункту, обогнул его, свернул налево и, насвистывая, побрел к своему дому. Жизнь вокруг снова расцветала яркими красками, грохотали отбойные молотки рабочих, взламывающих асфальт, пели бестолковые птички, а заплаканное лицо девушки плыло где-то рядом, но и оно улыбалось ему сквозь слезы.

«Верну я тебе твои доллары, верну, — пообещал Сергей. — Дай только разыскать тебя, глупая».

«Я не сомневаюсь», — услышал он ее ответ, прорвавшийся на какой-то немыслимой частоте через городской шум.

«И как же тебя зовут, красавица?»

«Попробуй угадай».

«Думаю, Света».

«Может быть».

Образ девушки стал мерцать, исчезая, подобно высыхающей на солнце росе. Но Сергей чувствовал, что девушка все равно где-то рядом, что оба они, мимолетно и случайно столкнувшись, как бы вошли в сферу притяжения друг друга, обменявшись тайными знаками, возможно, и сами не желая того.

А отбойные молотки за спиной продолжали грохотать, и в их шуме Сергею слышался стук колес набирающего скорость поезда.

Глава третья

ПУТЕШЕСТВИЕ ВО ВРЕМЕНИ ТУДА И ОБРАТНО

Сергей Днищев развелся с любимой супружницей в начале февраля этого года, когда вместо пушистого снега шли холодные дожди, отчего и на душе было муторно и тоскливо. Катюша его, наоборот, веселилась вовсю, плавала где-то в недоступных его пониманию радужных высях или лишь делала такой вид. Он женился на ней девять лет назад, на третьем курсе МВТУ имени убиенного ломом героя революции, испытав до того короткую радость первого брака, стремительного, восторженного и погасшего, словно искра в ночи. Он продлился всего семь месяцев и был наполнен безумной, детской отрешенностью от реальной жизни, постоянным, оскорбительным безденежьем и почти животными постельными сценами, продолжавшимися порою двадцать четыре часа в сутки.