Великий Кофта

(Кавалеру.) Как величают мужей второй степени?

Кавалер. Если меня не обманул слух: помощники.

Граф. Почему им любо носить это имя?

Кавалер. Быть может, потому, что мастер считает их достаточно деятельными и просвещенными, чтобы споспешествовать его намерениям и осуществлять его замыслы.

Граф. Какое понятие ты имеешь о конечных целях второй степени?

Кавалер. Не могу помыслить иного, кроме применения на практике того, чему научила нас первая степень. Ученику издали показывают, что надо делать, помощнику же дают в руки средства, с помощью которых он может достигнуть цели.

Граф. Какую цель открывают ученикам?

Кавалер. Обрести собственное благо через благо своего ближнего.

Граф. Чего ожидает начинающий помощник?

Кавалер. Что мастер укажет ему средства для достижения общего блага.

Граф. Объяснись подробнее.

Кавалер. Тебе ведомо лучше, чем мне, что́ я должен сказать. В каждое доброе сердце заложено от природы благородное чувство, препятствующее ему быть счастливым в одиночку и понуждающее его искать свое счастье в благе других людей. Это прекрасное чувство ты сумел возбудить, укрепить, оживить в учениках первой степени… Но необходимо еще вселить в нас тягу к добру! В нашем сердце, которое сызмальства привыкло находить свое счастье лишь в общении с ближним своим, которое с такой готовностью отдается ему и, лишь жертвуя собой, познает самое высокое, самое чистое наслаждение, житейские бури, — увы и ах! — убивают сладчайшие мечты. То, что мы могли бы дать, никому не нужно, а когда мы стремимся действовать, никто не желает нам помочь, мы ищем, тратим силы и вскоре остаемся в одиночестве.

Граф (помолчав). Продолжай, сын мой.

Кавалер. И что еще печальней, остаемся жалкими и забитыми. Кто опишет страдания непризнанного, всеми отвергнутого, человеколюбивого сердца? Кто выразит долгие, нескончаемые муки человека, рожденного для благодетельного участия, лишь нехотя расстающегося со своими надеждами и чаяниями, но принужденного под конец навек от них отречься. Благо ему, ежели он сумеет по меньшей мере отыскать жену или друга, на коих единственно и расточит дары, уготованные всему роду человеческому; если сможет благодетельствовать — детям и зверям!

Граф. Вы еще не все сказали, продолжайте.

Кавалер. Это прекрасное чувство вы заново оживляете в своих учениках. Вы пробуждаете в них надежду, что препятствия, воздвигнутые перед нравственным человеком, преодолимы, что возможно не только постичь себя, но и совершенствовать, что возможно не только признать права человека, но и содействовать их осуществлению и, трудясь на благо других, обрести и единственную прекрасную награду для себя…

Граф (канонику, ерзающему в своем кресле). Что вы можете присовокупить к речам нашего кавалера?

Каноник (улыбаясь). Что их произнесли уста ученика, а не соратника.

Кавалер. Почему?

Каноник. От ученика нельзя требовать, его должно наставлять.

Кавалер. Как так?

Каноник. Назови мне девиз первой степени.

Кавалер. То, чего ты ждешь от людей, делай сам для них.

Каноник. Выслушай же девиз второй степени: то, чего ты ждешь от людей, не делай сам для них.

Кавалер (вскакивая). Не делай? Да вы смеетесь надо мной! Разве пристало благородному и разумному человеку так говорить?

Граф. Сядь и выслушай. (Канонику.) Где центр земли, вокруг коего все должно вращаться?

Каноник. В нашем сердце.

Граф. Что есть наш высший закон?

Каноник. Наша собственная выгода.

Граф. Чему учит нас вторая степень?

Каноник. Быть мудрыми и умными.

Граф. Кого счесть самым мудрым?

Каноник. Того, кто не знает и не ищет иного, кроме встретившегося ему.

Граф. Кого счесть самым умным?

Каноник. Того, кто во всем встретившемся находит собственную выгоду.

Кавалер (снова вскочив с места). Нет, увольте меня! Мне невозможно, невыносимо слушать подобные речи.

Каноник (усмехнувшись). Со мной было почти так же. (Графу.) Его несдержанность простительна. (Кавалеру.) Успокойтесь же, вы еще сами над собой посмеетесь и простите нам улыбку, которая бесит вас в эту минуту. Многие льстят себя надеждой, что с полей юношеской мечтательности, по которым мастер водит своих учеников за ручку, они перейдут по золотому мосту в дивное царство фей. Конечно же, им неприятно, когда их вместо того грубо возвращают в действительный мир, с которым они мнили расстаться навек.

Кавалер. Господа! Позвольте мне уйти, дабы оправиться от изумления.

Каноник. Ступайте же, ступайте и как следует вглядитесь в мир, вглядитесь в собственное сердце. Воля ваша, скорбите о глупце, не забудьте только извлечь выгоду из глупости. Вглядитесь, ведь каждый стремится получить от ближнего как можно больше, а вернуть как можно меньше. Каждый предпочитает приказывать, нежели повиноваться, быть носимым, нежели носить. Каждый требует уважения и почестей полной мерой, а возвращает их куда как скупо. Все люди — эгоисты, и лишь ученик, лишь глупец может мечтать о том, чтобы изменить их. Лишь тот, кто не постиг самого себя, станет отрицать, что в его собственном сердце все обстоит точно так же.

Кавалер. Куда я попал!

Каноник. Этот ход вещей мастер до конца откроет вам на второй ступени. Он покажет вам, что нельзя ничего требовать от людей, не одурачив их и не польстив их своенравию; что, возжелав просветить глупцов, пробудить сомнамбул и вернуть заблудших на путь истинный, наживешь себе непримиримых врагов; что все замечательные люди были не более как шарлатанами, но у них достало ума построить свою репутацию и свой доход на человеческих слабостях.

Кавалер. Какой ужас! Какой ужас!

Граф. Ну хватит! Теперь пусть думает сам, только одно слово, прежде чем расстаться. Как именуют первую степень?

Каноник. Ученичеством.

Граф. Почему?

Каноник. Чтобы ученики думали, будто и впрямь чему-то учатся.

Граф. Как именуют вторую степень?

Каноник. Испытанием.

Граф. А по какой причине?

Каноник. Ибо в ней испытывают ум человека и видят, на что он годится.

Граф. Превосходно! (Шепотом, канонику.) Оставьте нас одних, я попытаюсь смягчить этого упрямца.

Каноник. Надеюсь, ты склонил слух к моим мольбам и возведешь меня в третью степень.

Граф. Я не смею опережать Великого Кофту. Дождись его явления, и все твои мечты сбудутся в кратчайший срок.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Граф. Кавалер.

Граф. Молодой человек!

Кавалер (неподвижно стоявший в глубокой задумчивости). Прощайте, господин граф!

Граф. Куда же вы? Я вас не отпущу.

Кавалер. Не удерживайте меня! Я не позволю себя удерживать!

Граф. Останьтесь!

Кавалер. Не долее, чем потребуется, чтобы поблагодарить вас за все добро, которое вы мне сделали, за все знакомства, которые вы мне доставили, за добрые намерения, в которых вы меня заверяли. А теперь счастливо оставаться, счастливо — ибо я не хотел бы ответить неблагодарностью своему благодетелю. Счастливо оставаться! Позвольте только добавить: ваших благодеяний я не стыжусь, ибо полагал, что обязан ими великому и достойному человеку.

Граф. Дальше, дальше! Скажите все, что у вас наболело, иначе вы не двинетесь с места.

Кавалер. Вы этого желаете? Вы приказываете? Будь по-вашему. О граф! За какие-нибудь четверть часа вы растоптали мое счастье, мои надежды. Ужели вы так мало меня знали, так дурно обо мне думали?

Граф. В чем же я так сильно обманулся? В вашем лице я познакомился с молодым человеком, который желает добиться счастья, который старательно и даже рьяно ищет почестей и богатства, ищет тем старательнее, чем меньше оснований для больших надежд дает ему его положение.

Кавалер. Пусть так! Но не показал ли я себя человеком, чье сердце презирает низменные, пошлые средства? Я ожидал наилучших рекомендаций от своей честности, своего законопослушания, своей верности, от всех тех свойств, которые украшают благородного человека, украшают солдата. А теперь?

Граф. А теперь вас пугает лисья шкура, которой вы должны прикрыть свою львиную гриву.

Кавалер. Можете шутить, я буду говорить серьезно, в последний раз серьезно говорить с человеком, которого считал своим другом. Да, признаюсь вам, ваше поведение уже давно было мне подозрительно. И тайные учения, на подступах к которым меня окутал мрак, более густой, чем в обычном мире, и магические силы, существование которых мы принимали на веру, и близость с духами, и ненужные церемонии — все это не сулило добра; однако величие ваших намерений, с которыми мне многажды приходилось сталкиваться, полное отсутствие своекорыстия, ваша участливость, ваша обязательность, ваша щедрость, свидетельствовали, напротив, о благородных глубинах достойного сердца. Я не отрывал взгляда от ваших уст, я впитывал ваши наставления вплоть до этой минуты, разрушившей все мои надежды. Прощайте! Если мне уготовано стать мелким и презренным мошенником, если мне уготовано плыть по течению и во вред другим добиваться кратковременных и жалких выгод для себя, то к чему такие приготовления, такие церемонии, унижающие и устыжающие меня. Я вас покидаю. А со мной будь что будет.

Граф. Кавалер! Взгляните на меня!

Кавалер. Что вам еще угодно?

Граф. Смотрите, что делаю я, и делайте то же. (Снимает шляпу.)

Кавалер. А без церемоний мы не можем расстаться?

Граф. Простая вежливость повелевает вам сделать то же.

Кавалер (снимая шляпу). Ну хорошо, итак, честь имею.

Граф (отбрасывая шляпу). А теперь, о кавалер?

Кавалер. Что все это значит?

Граф. Я требую, чтобы вы повторяли мои действия.

Кавалер (отбрасывая шляпу). Ладно, сделаю в последний раз нечто бессмысленное и непонятное.

Граф. Вовсе не такое бессмысленное, как ты о том полагаешь. (С распростертыми объятиями подходит к кавалеру.) Посмотри мне в глаза, о мой избранник! Приди в мои объятия, прижмись к моей груди, о благородный мастер!

Кавалер. Что это значит? Пустите меня!

Граф. Никогда, если только я не вздумаю отпустить тебя раньше, чем устану радоваться тебе, о мой превосходный друг.

Кавалер. Объяснитесь, вы совсем меня сбили с толку.

Граф. Ты помнишь, как назвал каноник вторую степень?

Кавалер. Сдастся мне, он назвал ее испытанием.

Граф. Верно, и ты его выдержал.

Кавалер. Объяснитесь!

Граф. Сперва дай мне выразить в этих объятиях мою живейшую радость.

Кавалер. Умолкаю.

Граф. Как редко мне доводилось ею наслаждаться! Я желаю вам счастья, вам и себе.

Кавалер. Не заставляй меня долее томиться неизвестностью.

Граф. Ты выдержал редчайшее испытание, ты сам возвел себя в сан мастера, ты завоевал достоинства третьей степени в трудном бою!

Кавалер. Меня по-прежнему одолевают сомнения и терзает неизвестность.

Граф. Я желал бы, чтобы твой разум объяснил тебе содеянное твоим сердцем, для этого потребно лишь небольшое усилие. На что ты уповал, будучи учеником первой степени?

Кавалер. Стать лучше, чем я есть, и с вашей помощью действенно применить то добро, которое откроется мне.

Граф. А что ты узнал, услышав из уст каноника основы второй степени?

Кавалер. К ужасу своему, я узнал, что доселе вы только притворялись и дурачили учеников; что тех, кого вы нарекли своими помощниками, вы намерены обратить в продувных ловкачей, сделать их законченными эгоистами, вырвать из их груди те трепетные чувства дружбы, любви, верности, те возвышенные притязания, которые единственно делают наше сердце неуязвимым, и — я не боюсь этих слов — превратить их в низких, совсем низких, скверных, совсем скверных людей. Ты знаешь, с каким ужасом я отверг подобное возвышение. Больше мне сказать нечего: я своих воззрений не меняю и — отпусти меня!

Граф. Вот почему я прижимаю тебя к своему сердцу, снимаю перед тобой шляпу и приветствую в твоем лице мастера. Ты выдержал испытание, ты показал себя тем, кого я ищу. Все, услышанное тобой из уст каноника, все, что этот несчастный, вкупе с множеством других — увы! — принимает за истину, было не более как испытанием, не более как проверкой. Когда великие, высочайшие, бескорыстные мастера желают вести далее ученика, подающего надежды, они сперва подвергают его испытаниям, из которых самое надежное — раскрыть перед учеником мнимые выгоды своекорыстия. Кто клюнет на эту приманку, тот делает шаг назад, пребывая в твердом убеждении, что сделал шаг вперед. Мы предоставляем ему долгое время действовать в духе своих убеждений, и как же он бывает счастлив, когда мы, мало-помалу, окольными путями, выводим его к свету.

Кавалер. Не знаю, что и сказать. Ужели каноник полагает, что постулаты, которые он с откровенным удовольствием преподносил мне, суть истинные, суть настоящие?

Граф. Конечно, этот несчастный так и полагает.

Кавалер. И ты, его задушевный друг, не вырвешь беднягу из тьмы заблуждений?

Граф. Я этим и занимаюсь. Но задача моя куда тяжелей, чем ты думаешь. Самомнение не слишком умного эгоиста возносит его над человечеством. Пребывая в убеждении, будто стоит выше всех остальных, он проявляет чрезмерную снисходительность к себе и тем дает людям возможность смотреть на него свысока, властвовать над ним.