Умереть без свидетелей

29

Найти Педро, человека, кличку которого прочли на промокашке, оказалось нелегким делом. Еще с самого начала следствия проскользнуло сообщение о некоем Гуськове, проживающем по улице Коммунальной. По данным, полученным уголовным розыском, выходило, что у Гуськова две клички Испанец и Педро.

Парень характеризовался отрицательно: прогульщик, хулиган, выпивоха, ловелас. Замечали, что и с ножом иной раз ходит. Решили посмотреть его поближе. Приметы вроде бы и не сходились: цвет волос темно-русый, рост средний, нос, что называется, картошкой. Но, во-первых, свидетели могли ошибиться, а, во-вторых, необязательно, чтобы убийцей оказался именно тот парень, с которым Лену видели у подъезда.

До времени на допрос не вызывали. Если есть возможность, надо устанавливать его причастность так, чтобы ни тени подозрения у Гуськова не вызвать.

Неделю обкладывали Испанца-Педро. Факт его знакомства с Леной был доказан. Некоторые свидетели видели его в тот вечер на танцах. Что ж, теперь можно и допросить самого. И повестку написали, а в последний момент пришел участковый уполномоченный лейтенант милиции Малышкин и принес неопровержимые доказательства того, что Гуськов вечером того дня уехал на рыбалку и вернулся утром.

Так Гуськов и не узнал, что целую неделю он был объектом самого пристального изучения со стороны работников уголовного розыска. Правда, беседу с ним провели у участкового. Говорили по поводу некоторых его «художеств», в частности, о последнем его «фокусе»: в разгар танцев в Доме культуры Гуськов вырубил свет во всем здании…

Параллельно шла работа по выяснению другого Педро, тоже завсегдатая танцплощадки, по фамилии Колчин. Этот отпал быстро, так как скоро уточнили, что на самом деле его называют Пейр.

Был еще Педро-Итальянец, Педро-Чайка, Педро с Северной горы. Их непричастность к убийству была установлена, и оперативная группа продолжала искать еще одного, по всей видимости, хорошо известного Лене, которая неспроста несколько раз написала его имя на промокашке.

30

…В погожие вечера прошедшего лета на берегах городского озера часто можно было видеть двух парней, окруженных толпой молодежи. Один из них блестяще играл на гитаре, и они отлично пели самые что ни на есть модные песенки пополам с цыганскими романсами и песнями Высоцкого. Особенной популярностью парни пользовались у девчонок, которые восхищенными глазами смотрели на современных менестрелей. Бывали певцы и на танцах, были знакомы и с Леной Косулич.

Об этом узнал Бессонов, беседуя — в который раз! — с одной из подруг Лены.

— Надо найти этих парней, Юрий Алексеевич, — сказал он Леденеву.

— Что ж, действуй, — ответил майор.

Известны были только их имена: Эдик и Стасик.

— Эдик черный такой, с баками, а Стасик светлый, высокий, — сказала одна из девушек.

«Вот и все данные. Ничего, бывает и поменьше», — подумал Бессонов, приступая к розыску.

Искать пришлось долго. Он снова и снова перечитывал показания, вновь беседовал с теми, кто, по его мнению, мог пролить свет на личность разыскиваемых «артистов», как их условно окрестил Бессонов, спрашивая участковых инспекторов города, которые хорошо знают людей на своих участках.

Много пришлось поработать, не забывая при этом о проверке других версий, которые отрабатывались одновременно, и, наконец, вышел Бессонов на Эдика. Им оказался шофер таксопарка Амбарцумян.

И вот он в кабинете Бессонова, с заметным акцентом рассказывает со всеми подробностями об импровизированных концертах на городском озере.

— Люблю петь, начальник, очень люблю. Стасик играет душевно, хорошо играет. Большой мастер!

— Ты Лену Косулич знаешь, Эдик? — спросил Бессонов.

— Конечно, знаю. Какая девушка! — Эдик прищелкнул языком. — Очень хорошая девушка. Мне очень нравилась. Только…

— Что «только»?

— Я ей не нравился, начальник. Стасик, он ей нравился.

— Стасик? А ты знаешь, что Лена убита?

— Слышал, начальник, слышал. Неужели правда? Вай-вай, какую девушку убили, какую невесту… Стрелять надо!

— Кого стрелять?

— Кто убивал стрелять надо!

— Ну, за этим дело не станет. Ты скажи, как фамилия Стасика?

— Петров фамилия.

— А где он работает?

— Шофером на автобазе был.

— Почему был?

— Сейчас в Сайду уехал.

— Он дружил с Леной?

— Совсем немного дружил. Я ругался с ним. Друга, говорю, забываешь. Девушка — это хорошо, но друг — самое главное в жизни. Совсем меня забывать стал, все за ней ходил.

— У Стасика не было другого имени, по-другому его не называли? — спросил Бессонов.

— Как не было? Было. Педро имя было, — сказал Эдик.

31

— Ну, присаживайся, Дед, Иван Захарович Теплов, — сказал Бирюков вошедшему. — Давненько не виделись, верно?

— Три года…

Дед сел на стул, исподлобья глянул на полковника.

— А ведь мы с тобой одногодки, — Бирюков вздохнул, поправил очки. — Жизнь-то уже на убыль пошла, пенсия не за горами. Неужели так и не начнешь жить по-человечески?

— Трудно мне работать, — сказал Теплов. — Года́ не те.

— А мне легко? Профессия у тебя неплохая, слесарь ты хороший, мог бы и мастером работать. А все пацанов науськиваешь, жар чужими руками хочешь загребать. Тяжело без старых-то корешей?

— Тяжело…

— А что же с Барыгой не договорился?

— У него свои дела…

— Значит, здесь он, так? Здесь? Отвечай!

Теплов молчал.

— Вот что, Иван Захарович, — сказал Бирюков, — решай, как тебе последнюю часть своего века жить. Честно или так, змеей скользя… Поможешь Барыгу найти, лично буду добиваться, чтобы тебе минимальный срок дали, на работу устрою потом. Не верю, чтобы ты опять за грязные дела взялся… Прямо тебе говорю, но уж и ты отвечай по совести…

32

Возвращаясь из следственной камеры внутренней тюрьмы, где он допрашивал Деда, Бирюков снова подумал об отпуске. Чувствовал: работает на пределе, надо отдохнуть. Летом поехать не смог. В сентябре дел свалилось много — не поехал. «Вот найдем убийцу Лены — тогда отдохну. Там и сезон подойдет: охота, рыбалка…» Он не любил южные курорты со столпотворением на пляжах, шумом, изнуряющим зноем и легкомысленным флиртом, в который ударялись в отпускное время добропорядочные отцы семейств.

Поставить палатку на берегу озера или поселиться у лесника, побродить с ружьишком, посидеть на тяге, зайчишек пострелять по жнивью — вот это отдых. Да только редко удавалось вырваться на природу, бесплановая работа в угрозыске. В смысле, план-то есть, да перспективный: выполнишь его, когда ни одного преступника на земле не будет. Хотелось бы поскорее прийти к этому, да не так-то просто. А потому подожди с отпуском, товарищ Бирюков, вот, может быть, в октябре сумеешь поставить на Вешке-реке свою палатку…

Он подошел к управлению, поздоровался с дежурным, прошел к себе в кабинет. Собрались уже начальники отделов.

— Что нового, Юрий Алексеевич? — спросил он у Леденева.

— Все по-старому, — ответил майор.

После совещания у Бирюкова Леденев поднялся к себе, по дороге заглянул к Бессонову.

— Зайди, Вениамин.

— Что Педро? — спросил Леденев, усаживаясь за стол.

Бессонов пожал плечами.

— Отпал Педро. Действительно, дружил он с Леной, видимо, нравился ей. Увы… Он к убийству непричастен. Снова тупик, Юрий Алексеевич. Пока отрабатываем второстепенные варианты, надеемся через них выйти на след.

— Ну, ладно. Собери ребят у меня. Проведем совещание.

Кабинет заполнялся сотрудниками. Первым пришел вернувшийся из Сайды Корда. Он провел большую работу по проверке того парня, что пришел с промысла и тоже был знаком с Леной.

Вошел и сел в углу Бессонов. Следом вошли другие сотрудники отдела и ребята из уголовного розыска Октябрьского райотдела.

— Ну, кажется, все, — сказал майор Леденев.

Он внимательно осмотрел сотрудников.

— Итак, товарищи, все основные версии, выдвинутые по убийству Лены Косулич, отпали, — сказал майор. — У капитана Корды есть интересное предложение. Доложи, Алексей Николаевич…

33

Редкие блестки жира на поверхности супа потускнели. Алюминиевая миска и кусок хлеба оставались на том же месте, где положил их надзиратель. Солнечный зайчик сполз со стены на массивную железную дверь и стал бледным, расплывчатым. Когда он пересечет дверь, солнце уйдет за выступ здания, и зайчик исчезнет, умрет, чтоб завтра воскреснуть снова.

«Умрет — воскреснет, умрет — воскреснет», — навязчиво билась мысль. Он стиснул руками голову, но мысль не исчезла. Она ширилась, заполняла мозг, все его существо, звенела, словно ударяясь о стенки одинокой камеры и как эхо возвращалась в сознание.

«Умрет — воскреснет, умрет — воскреснет!»

Он встал с узкой койки и зашагал по камере. Три шага вперед, поворот у самой стены, три шага назад, поворот у двери, три шага…

С улицы донесся детский голос: «Петька, смотри, какой я камень нашел!» А может, почудилось? В этот дом не проникают звуки, добротно построен этот дом. Даже шаги за дверью не слышны… Он снова услыхал детский голос.

Остановился. «Ничего не докажут, слабо им… Кроме побега, за мной ничего не идет». Улик нет, свидетелей тоже, надо просто спокойнее вести себя, вот и все… Сволочь ты, Дед, я еще поговорю с тобой».

Он стоял у двери и рассматривал медленно ползущий по ней солнечный зайчик.

Потом подошел к кровати и лег.

Вошел надзиратель. Не глянув на заключенного, забрал миску с остывшим супом и кусок хлеба. Захлопнулась дверь и зайчика на ней больше не было.

34

Формальности заняли минут десять.

— Сейчас приведут, — сказал дежурный Леденеву.

Втроем вышли из тюрьмы, пересекли сквер, словно прогуливаясь, пошли по улице: Леденев, Корда ион между ними. Редкие прохожие обгоняли их, а они шли и шли по улице, не торопясь, не разговаривая, и со стороны походили на трех приятелей, которым некуда спешить, и попросту они перед сном собрались на прогулку.

Было около двенадцати, когда эти трое вошли в парк и направились по главной аллее к танцпавильону. Там никого уже не было, огни погасли, темная громада здания угадывалась среди черных деревьев.

Он стоял, опустив голову. Корда тронул его за рукав. Люди повернули и вышли из парка на улицу Северную. Также молча подошли к подъезду дома, где жила Лена Косулич. Корда взглянул на часы. Без пятнадцати час. Протянул ему сигарету. Закурили, стоя у уличного фонаря. Прошло пять минут.

— Пошли, — тихо сказал майор и шагнул к входной двери подъезда.

Они пропустили его вперед, отстав на полшага.

На площадке первого этажа было светло. Он шагнул вперед, остановился, оглянувшись зачем-то, хотел что-то сказать, Корда тихонько подтолкнул его в спину. Он двинулся вперед, снова остановился.

На лестнице послышались шаги.

Он повернул голову. Лицо его исказилось. Сверху по лестнице шла Лена Косулич…

Он отпрянул к двери, сдавленный крик вырвался из груди.

Пришел в себя только в оперативной машине, которая вывернула из-за угла и куда быстро втащили его Леденев и Корда.

35

Из рапорта майора Леденева начальнику управления внутренних дел:

«…В результате различных оперативных мероприятий в сфере нашего внимания оказался рецидивист Семенов (он же Иваницкий, он же Корольков, кличка Барыга).

О том, что Семенов находится в нашем городе, мы узнали от задержанного Теплова, который ранее был сообщником Барыги. Выяснилось, что, познакомившись с Косулич, Семенов пытался вовлечь ее в преступную деятельность. Считая, что девушка им подготовлена для откровенного разговора — она, как оказалось, воспринимала все это в шутку — Семенов неосторожно рассказал ей о своих планах. Поняв, что это серьезно, Косулич категорически отказалась быть соучастницей и угрожала Семенову разоблачением. Это и послужило мотивом убийства.

Не имея прямых улик против Семенова, мы решили использовать предложение капитана милиции Корды о проведении психологического эксперимента. С этой целью была подобрана девушка, внешне похожая на Косулич. Соответствующая одежда и грим сделали ее идентичной с убитой. Когда Семенов увидел свою жертву в подъезде того дома, где он совершил убийство, живой, психика его не выдержала. На немедленно проведенном после эксперимента допросе он рассказал о всех обстоятельствах совершенного им преступления…»

В дверь постучали.

— Войдите, — сказал майор, откладывая ручку.

— Здравствуйте, Юрий Алексеевич. Вы не очень заняты? — спросил вошедший сотрудник газеты.