Помоги проекту - поделись книгой:
— А что тебе Зенон обещал? Перевести в преторианцы?
— В преторианцы? Нет, — Приск затряс головой. — Сделаться преторианцем я не мечтаю, эта служба не для меня.
— А я бы не отказался. И то — почему бы мне не стать преторианцем? Я ведь уроженец Италии, значит, меня возьмут в гвардию. У нас тут есть один центурион в лагере: прежде, еще при Домициане, служил в Пятом Македонском, потом стал преторианцем, а потом вернулся в Эск — уже центурионом. Вот и я так могу. — Кука подмигнул. — Не тебе же одному с поперечным гребнем на башке выхаживать, будто надутому петуху.
Приск прекрасно понял, что означал этот монолог: Кука намекал, что поможет другу в предстоящих делах, но требовал за это соответствующую награду. Пока Зенон не уехал, об этом стоило переговорить с доверенным лицом Адриана.
Кука — преторианец? Почему бы и нет? Иметь своего человека подле императора всегда полезно. Тем более если человек сам мечтает о подобной службе. Живи себе в Риме, в постоянном лагере, неси караул на Палатине. Опять же жалованье приличное и срок службы короче.
— Хорошо, преторианец, а в Дробету поедешь вместе со мной? — рассмеялся Приск.
— Ну вот, я так и знал, что ты сделаешь какую-нибудь пакость. Скажу одно: как надел ты серебряную лорику, так тебя будто подменили. Старым товарищам никаких послаблений!
— Ладно, пошутил. Нужен ты мне больно в Дробете! Да, совсем забыл спросить… — сказал Приск небрежным тоном, подражая в интонациях Лонгину. — Что поделывает старина Валенс?
— Как что? Всё как обычно: тренирует новобранцев в своей пятьдесят девятой центурии, а в свободное время, которого у него подозрительно много, накачивается вином в ветеранской таверне.
— Здесь не появлялся?
— Здесь? — Кука изобразил недоумение. — Где — здесь?
— Тут.
— А… — Теперь Кука изобразил озарение. — Имеешь в виду у нас дома? Не приходил ли в гости к Кориолле? Не волочился ли за бывшей своей невестой? — Кука ухмылялся, видя, что Приск вертится как на углях, и отвечать не спешил. — Нет, представь, не приходил, хотя я его каждый раз приглашаю при встрече.
— Что-о-о?!
Приск ухватил приятеля за тунику на груди, закручивая ткань в узел так, что Куке вмиг стало не хватать воздуха.
— Так пошутил я… Пошутил. Не приглашал я, клянусь Геркулесом! — Приск нехотя отпустил трещавшую под напором его пальцев ткань. — Да он и не спрашивает о милой твоей никогда. О тебе — да, задает вопросы. И о Тиресии, и обо всех наших. А про Кориоллу — ни гугу.
Приск вернулся в спальню. Конкубина делала вид, что спит, но Приск знал, что это притворство. Она лежала на боку, отвернувшись лицом к стене. Он лег подле. Руки скользнули под мышки, под тонкую льняную тунику.
— Что тут у нас? Какие спелые со-очные плоды… — Бормоча интимные банальности, он тем временем губами скользил по плечу — от шелковистой кожи пахло яблоками и еще какими-то травами, которые Кориолла добавляла в воду.
Центуриона ждала сладостная влажная долина, проникать в которую надо с осторожностью, никаких звериных наскоков — лишь искусная медлительность, дающая ничуть не меньше наслаждений, чем бешеный напор. Их близость была изящной, как прогулка по горной тропе, и тропа эта пролегала между прежней долгой разлукой и грядущей, сулящей опасности и расставание.
Глава IV
СТАРЫЕ ВРАГИ
Через три дня после приезда Лонгина, уже ближе к полудню, даки появились возле Дробеты. Они плелись по дороге, связанные веревками, а погоняли их несколько всадников — тоже даков. Впереди на вороном жеребце ехал молодой человек в длинном дакийском плаще с бахромой, под которым поблескивали начищенной чешуей бронзовых пластинок гетские доспехи.
Странная процессия остановилась в сотне футов от ворот, а едущий впереди приблизился. Был он без шлема, и длинные волосы падали на плечи звериной гривой, челка была подстрижена низко, скрывая глаза. Войлочной шапки не удостоен, значит, простой комат, чего не скажешь по доспехам и коню — скакун под командиром отряда был отменный. Но Децебал тем и славился, что приближал к себе людей не за происхождение, но лишь за заслуги. Так что неблагородная кровь варвара ровно ни о чем не говорила.
— Эй! Караульные! Я — Сабиней! — крикнул человек во всю силу легких. — Личный посол царя Децебала. Пришел отдать римской власти разбойников. Тех, кто дерзко нарушил мирный договор с Сенатом и народом Рима и напал на легата Лонгина.
Приск, стоявший в этот момент вместе с Тиресием на стене, в очередной раз плеснул себе в лицо водой из фляги, чтобы снять сонливость, — после обсуждения планов у Лонгина разговор плавно перетек в яростный спор в комнате Приска. Спорили о грядущей войне, о том, сколько сможет выставить Децебал, и будет ли эта война вообще.
— Узнаешь гостя? — спросил Тиресий.
— Конечно, узнаю. Наш старый враг Сабиней. Лазутчик. Мы взяли его в плен зимой, а потом он удрал.
— Это ты его отпустил, — напомнил Тиресий. — И он едва не прикончил нас в битве близ Дуростора.[38]
— Угу. А потом нашего старого знакомца отпустил во второй раз Адриан.
— У Сабинея глаз орлиный. Как у всех горцев. И он хитер, как коршун.
— И силен, как лев. Прямо химера какая-то.
— А он мне нравится, — хмыкнул Тиресий. — А тебе?
— Для мальчика-красавчика он староват.
Тиресий вздохнул:
— В бою нравится, а не в постели. В постели я предпочитаю девчонок.
— Старых шлюх, ты имеешь в виду, из нашего лупанария?
— Девчонок! У меня есть одна тут под боком, в Дробете. И в лупанарий я давно не хожу.
Тем временем военный трибун взбежал на стену.
— Это ловушка? — спросил Требоний у Приска. — Зачем этот парень отдает нам своих, которых немедленно распнут как разбойников?
Сам трибун на войну с даками не попал и надеялся службу свою в крепости закончить прежде, чем на лимесе начнется очередная заварушка, посему обычно не спорил и доверял опытным бойцам. А Приску, прошедшему обе кампании, доверял особо.
— Точно, пакость. Только пока не вижу, в чем подвох. Разве что пятеро пленников мгновенно превратятся в пятьсот и сбросят оковы.
— Пятьсот? — Военный трибун закрутил головой, похоже, обычную шутку он принял за реальную версию. — Твои люди в крепость не войдут! — крикнул он Сабинею.
Но варвар не обратил внимания на угрозу трибуна.
— У меня собственноручное послание от царя Децебала легату Лонгину. Легат Лонгин в Дробете? — Приску почудилась в вопросе Сабинея насмешка.
— Всё-то эти варвары знают, — буркнул трибун. — Уши у них, что ли, в камнях имеются? Вот прикажу всех местных из поселка выгнать… — Требоний замолк, сразу сообразив, что выгнать местных из поселка не получится: потому как большинство местных — это женщины, а без баб гарнизону никак не обойтись.
— Теперь-то я понял, — хмыкнул Приск. — Им так не терпелось передать Лонгину послание царя, что ребята напали на нас по дороге. Похоже, придется их не распинать, а награждать.
— Трибун, я войду как посол и передам тебе в руки нарушителей перемирия, — предложил Сабиней. — Но дай слово, что я выйду свободно назад.
— Соглашаться? — спросил Требоний. Центурион кивнул. — Даю слово, — пообещал трибун уныло.
Какой же здесь подвох? Приск напрасно всматривался в даль из-под руки. Вокруг никого. Даже пастухов с отарами, что пригоняют к лагерю на продажу скот, и тех не было видно.
Ворота отворились, Сабиней спешился и, держа коня под уздцы, пешком вместе с пленниками вошел в Дробету. За ними въехала немногочисленная охрана.
Пленников отправили в карцер, спутников Сабинея разместили в одной из комнат казармы, а самого посланца Децебала Лонгин принял в принципии. Из приближенных на встречу легат допустил лишь военного трибуна, Асклепия и Приска. Тиресий от встречи с Сабинеем уклонился, заявив, что лазутчику римскому не след встречаться с лазутчиком дакийским. Тогда вместо Тиресия кликнули Оклация: легат отводил центуриону и бенефициарию роль не только доверенных лиц, но и телохранителей. И хотя у Сабинея отобрали оружие (заставили снять даже чешуйчатый доспех, оставив дака в длинной льняной рубахе) и отобрали кривой кинжал, он все равно казался опасен.
— Великий царь Децебал не нарушает договор и не намерен его нарушать, — заявил Сабиней, передавая свиток с царской печатью. Он не только низко поклонился, но и попробовал поцеловать Лонгину руку, однако Приск встал у посланца Децебала на пути. Сабиней усмехнулся и отступил. — Здесь подробный ответ моего царя на все твои необоснованные претензии, легат. Твой посланец привез моему царю перечень нарушений, на первый взгляд весьма серьезных. Но все это ложные слухи, уверяю тебя.
Лонгин сломал печать и развернул свиток. Как сумел заметить Приск, письмо занимало несколько столбцов,[39] разделенных вертикальными красными полосами.
— Царь не отрицает, что вы снова строите крепости в горах, — сказал Лонгин, прочитав шепотом несколько строк.
— Сам посуди, легат, если город построен на узкой террасе на склоне — как мы можем обойтись без стен? Люди попросту сорвутся вниз в темноте или даже днем по неосторожности. Если бы ты увидел эти стены, ты бы понял, что это никакие не укрепления, а всего лишь небольшой барьер — исключительно чтобы обезопасить наших людей от падения. Множество из этих горных террас расширены с помощью камней и земли — они мигом разрушатся, если мы уберем стены. Насколько могли, мы своими руками разбили оборонительные частоколы и смотровые башни. Ты можешь лично проехать по нашим землям совершенно свободно и осмотреть наши крепости. Тогда ты увидишь, что они по-прежнему лежат в руинах. — Произнеся эту явно заученную речь на довольно приличной латыни, Сабиней умолк, глядя в пол.
— Как я правильно понял, царь зовет меня посетить дакийские земли? — спросил Лонгин.
— Ты сам требовал от Децебала, чтобы он лично тебе показал столицу как доказательство того, что он не замышляет дурное. В письме великий царь зовет тебя в свою страну. Ты известен острым умом, легат, — неуклюже на греческий манер попытался подольститься Сабиней. — Ты — знаток крепостей, никогда не веришь пустым заявлениям и во всем желаешь убедиться лично. Так приди и проверь, что слова великого царя истинны: нашему царю нечего скрывать от римлян, ведь ныне Децебал друг и союзник римского народа.
Легат отдал свиток Асклепию, и тот стал зачитывать письмо Децебала. В принципе — это были все те же фразы, что только что произнес царский посланец.
Внезапно Сабиней повернулся к Приску:
— Вот мы и встретились, римлянин. Два берега великой реки нас все время сводят. — Говоря это, Сабиней вроде как улыбался. Но улыбка эта не сулила ничего хорошего.
— Почему бы нам не жить на этих берегах как добрым соседям? — спросил Приск.
— Римляне не бывают
— А разве в ту зиму ты пришел на наш берег как друг? — Приск невольно повысил голос, и Лонгин, внимательно слушавший текст, повернулся и глянул на центуриона гневно.
—
Сразу видно было, что парень изо всех сил сдерживается, чтобы не сказать лишнего.
— Децебал обещает мне и моей свите полную безопасность и зовет меня приехать в Сармизегетузу, — подытожил выслушанное Лонгин. — Однако осень — нелучшее время для путешествий в этих краях.
Сабиней улыбнулся, по-прежнему глядя в пол:
— До зимы еще далеко, легат. К тому же зимой в горах даки не менее быстры, чем летом. Какую крепость, кроме Сармизегетузы, ты хочешь еще увидеть, легат? Баниту или Костешти? Или, быть может, руины Апула? Мы срыли его стены до основания — как будто и не стояла никогда наша крепость на наших землях. Объяви свой выбор, и я проведу тебя наикратчайшей дорогой.
— Я выбрал Баниту, — подумав несколько мгновений, сказал Лонгин. — Но не забудь — в итоге именно Сармизегетузу я желаю видеть.
— Хорошо. Тогда наш путь лежит вверх по реке Рабо. Если легат пожелает, после Баниты отправимся прямо в Сармизегетузу — успеем до морозов. Ты убедишься, что наши крепости по-прежнему мертвы, а стены столицы разрушены. Мои люди будут сопровождать тебя и твою свиту, легат, и не позволят даже волоску упасть с твоей драгоценной головы. Я даю тебе слово вслед за великим царем.
— Я отошлю письмо Децебала императору Траяну! — Лонгин тряхнул свитком, при этом багровея. — Так что любая ложь тут же станет известна в Риме.
— Разумеется, легат. Децебал и не надеялся, что ты попытаешься скрыть наши переговоры от императора.
Хотел этого Сабиней или нет, но фраза получилась двусмысленной.
— Траян ненавидит лжецов, — назидательно заметил Лонгин, покраснев еще больше.
— Их никто не любит, легат. Однако почти у всех на устах одна ложь, — не сразу ответил Сабиней.
«Он что, заучил эти дурацкие фразы?» — раздраженно подумал Приск.
Центуриону казалось, что дерзкий варвар над ними издевается, несмотря на то что низко кланяется и все время покорно смотрит в пол.
— Если ты намерен ехать, я приведу царских охранников для тебя к воротам Дробеты, — предложил Сабиней.
— Сколько человек?
— Ровно столько, сколько ты возьмешь с собой.
— Я возьму турму всадников. То есть тридцать человек охраны.
— Хорошо, я приведу столько же и вернусь с ними через семь дней.
— Не поздновато ли отправляться в горы? — вдруг резко спросил Приск. Сабинею он не верил: когда-то этот варвар ловко ускользнул от него, потом обманул доверие Адриана. Кто может поручиться, что сейчас он говорит правду?
— Насколько ты помнишь, центурион, битва при Тапае случилась в сентябре! — Сабиней усмехнулся. — После чего император Траян со своей армией до самого снега искал пути к Сармизегетузе. Ведь ты помнишь эту битву, центурион?
Приск не ответил. Но едва удержался, чтобы не потереть изуродованное фальксом в том сражении левое плечо.
— Отправляйся за охраной, Сабиней! — приказал Лонгин. — Жду тебя через семь дней. И помни — если ты лжешь, за твою ложь ответят все жители Дакии.
— Зачем же мне лгать, легат? Чтобы Траян вновь явился в наши земли, и его легионеры убивали всех подряд — женщин, стариков, детей? Наши воины погибли, наши крепости разрушены, нам ли противиться могучему Риму? — Сабиней низко поклонился на восточный манер, но руку легату больше поцеловать не пытался, повернулся, скользнул взглядом по центуриону (что именно было в этом взгляде — торжество или тщательно скрываемое бешенство — Приск понять не успел) и вышел.
— Нет, это неслыханно! — Требоний вскочил, едва дверь за варваром закрылась. — Какова наглость! О, бессмертные боги! Суровая Немезида должна была немедленно покарать этого наглеца.
— За что? — спросил Лонгин.
— Как за что? — опешил Требоний. — За его наглость! Неужели ты, легат, которому вверены все военные силы Рима, поверишь его слову и поедешь к Децебалу?!
От волнения голос сорвался, и трибун издал какой-то тонкий противный взвизг. Он перепугался так, как будто это его, а не Лонгина звал в свою горную столицу дакийский царь.
— Конечно, поеду! — Легат даже издал какой-то снисходительный несерьезный смешок, как будто происходящее его забавляло. — С какой стати мне отказываться от поездки? Кто из вас мне расскажет, как в случае новой войны взять Сармизегетузу? Я лично не уверен, что кто-то из римлян сумеет найти дорогу к ее воротам. Даже Приск не сумеет, не так ли? — Легат повернулся к нему. — Отвечай, центурион, проведешь нас прямиком к воротам дакийской столицы?
— Долину Стрея я не слишком хорошо знаю, но за несколько дней…
— Ты станешь водить кругами, — оборвал его Лонгин. — И варвары разорвут нас на части, как волки законную добычу. А теперь мы не только увидим дорогу, но и укрепления столицы. По договору Децебал обещал разместить в столице римский гарнизон, но дальше обещаний дело не пошло — в итоге наши солдаты стоят в лагере на Бистре и в шутку называют свой лагерь второй Сармизегетузой. Если нам когда-нибудь суждено штурмовать орлиное гнездо Децебала, я должен увидеть его собственными глазами.
— О, боги… Легат, неужели ты доверяешь Децебалу? — У Требония задрожал голос.
Поделиться книгой: