Наконец-то закончились эти нудные два с половиной часа всякой мутотени с допросами, расспросами и следственным экспериментом. Вымотали не по-детски. Хорошо, хоть одеться дали сразу. А то было бы какое-то абсурдное следствие над Адамом по поводу грехопадения в раю. Впрочем абсурда и так хватало, хотя всем и сразу всё было ясно с самого начала.
Патрульные, дежурно поблагодарив за сотрудничество, отбыли восвояси, грохоча тяжёлыми ботиками, захватив с собой трофеи, трупы и пленного.
Находящуюся в некотором ступоре Наташу, они отправили к себе в номер ещё раньше, после краткого допроса. Видеть она практически ничего не видела спросонья. Слышать - слышала, но поняла мало чего. Сама никого не убивала. Даже не трогала.
В моем номере остался только Ной, прижимающий к своему затылку полотенце с колотым льдом.
- И как так могло это случиться, Ной? - спросил его "с наездом", - Где твоя хвалёная охрана?
Ной, которого патрульные нашли за стойкой портье связанным по рукам и ногам с кляпом во рту, наверное, всё ещё не пришел в себя, поэтому только пожал плечами, скорчив страдальческую рожу.
- Иди тогда отсюда. Толку от тебя сейчас, как с козла молока, - отпустил я его.
И тот с видимым удовольствием побрел к себе на первый этаж.
- Стой! - крикнул я ему в удаляющуюся спину, уже на лестнице, - Виски принеси. Бутылку!
А сам прошёл в номер, напротив лестницы.
Ингеборге спала, свернувшись под одеялом в позе эмбриона. Галя сидела рядом на стуле, держась руками за виски, уперев локти в колени. И тихонько ныла на пределе слуха.
Подошел, поглядел на Ингу, и успокоился. Эту отпаивать было не нужно. Сон самое лучшее лекарство. Может, и укололи чего ей после допроса сердобольные патрульные.
Не удержался, наклонился и поцеловал в висок свою спасительницу.
Повернулся и погладил Галю по волосам.
- Как она? - спросил, кивая на Ингеборге.
Галя встрепенусь, резко обняла меня за бедра, и, вмяв щекой мою рубашку, спросила дрожащим голосом.
- Жорик, когда всё это кончиться?
А вот об Ингеборге ни с полслова. Ладно, сам вижу, вроде ничего страшного.
Продолжая гладить Галю по голове, лишь печально вздохнул.
- Боюсь, Галка, что ЭТО только началось. Зря, что ли, тебя учат стрелять из пулемёта?
Притопал Ной, крича в коридоре.
- Джордж, твой заказ.
- Поставь там, в моём номере, и не шуми, народ только только-только улёгся, - шикнул ему в открытую дверь, продолжая гладить по волосам, прижавшуюся к моему животу, галкину голову.
Галя подняла лицо, пристально глядя мне в глаза.
Я наклонился и поцеловал. Губы её были холодные и "резиновые".
- Останься со мной, - попросила она.
- Не могу. У меня серьезный разговор с Доннерманом. А с тобой я и так останусь... - и тут я метнул в неё парфянскую стрелу, - Только в порядке очереди. Сама же на ней настояла.
- Уже знаешь? - во взгляде ни капли смущения.
- А то!
Галя отвела глаза и печально вздохнула.
- Если хочешь, Галка, я вискарика тебе сейчас накапаю. Капель четыреста.
- Хочу, - встрепенулась она.
- Бери стакан, пошли со мной.
Мы выдвинулись к моему номеру. По дороге я постучал в соседнюю комнату. Изначально её занимали Штирлиц с Бандерой, а теперь там был склад имущества, которое нам влом было держать в жилых помещениях. Ныне в ней томился Доннерман.
Полностью одетый сержант моментально открыл дверь на стук, недоумённо уставившись на меня с Галей.
- Пошли вискарь трескать, - сказал я ему, - Нам, вроде, как наркомовская норма положена.
- Это мы завсегда, и с превеликим удовольствием, - встрепенулся Борис, запирая номер на ключ.
В моем номере на столе уже стоял живописный натюрморт: штоф "Одинокой звезды", лёдница и три стакана. Интересно, Ной всегда и всем по три стакана приносит, невзирая на численность населения?
- Ну, за удачу, - сказал Борис, свинтив с бутылки крышку и наливая всем по соточке.
- Удача нужна дуракам, - ответил я, - Пьем за победу! За победу, как в случае удачи, так и в случае неудачи. Тем более, что нас устраивает только победа. Одна на всех.
- Ага... Знаю: за ценой не постоим, - добавил сержант, заулыбавшись.
- Ошибаешься, Боря. Любая потеря в моём отряде есть цена неприемлемая. Поэтому пьём только за победу, без потерь с нашей стороны.
- За вас, мальчики, за ваш рыцарский поступок по защите прекрасных дам, - прибавила, торжественно улыбаясь, Галина.
Ей всё это действие с распитием крепкого алкоголя в компании двух мужиков ужасно нравилось.
- Тогда сюда, пожалуйста, - Борис постучал согнутым указательным пальцем в свою щёку.
На что Антоненкова не преминула поцеловать его в указанное место. С её ростом Боре не пришлось даже наклоняться.
А потом поцеловать и меня, но уже в губы. Сладко и обещающе.
Выпили.
Налили ещё.
И ещё выпили. Уже молча. Без тостов.
И только сейчас отпустило.
Расслабило.
Сделало добрым.
Что было совсем не ко времени.
- Галка, - сказал, гладя её по спине кончиками пальцев, слегка нажимая ногтями, на что она отзывалась под тонким халатом лопатками, как породистая кошка, - Вали досыпать, а то у меня с Борей тут ещё разговор чисто мужской остался, обязательный, а поспать дюже как хочется.
Галя явно обиделась, хотя виду не подала. Но и с места не дернулась. Опыт ей подсказывал, что если мужики напоили, то мужики и трахать будут. А что болтают чего-то, можно и мимо уха пропустить. Так и стояла, раздавая авансы, то мне, то Борису, с ритмичностью маятника.
Борис фишку просёк. Чмокнул Галку в щёку, развернул за плечи и хлопнул по аппетитной попке.
- Иди, Галь, у нас с Жорой, действительно чисто мужской разговор.
Когда обломившаяся Антоненкова ушла, я запер номер на ключ и подсел к столу.
- Наливай, что сидим? - это я уже Борису попенял.
Накатили ещё по песярику.
- А теперь, Боря, колись: с кем ночевал?
- Жор, а какой твой разница?
- Большой разница. Гладишь свою лысую голову и чувствуешь под рукой, что она чистая, а на самом деле оказывается, что ты уже рогат, как сохатый.
- Так это факт только твоей биографии. Других не касается, - настаивал, нагло ухмыляясь, сержант.
- Зайдем тогда, Боря, с другой стороны. Тебя я всегда понять могу, хоть ты и укусил сейчас кормящую руку, теперь пойми и ты меня. У меня тут гарем, семья, если хочешь. Допустить измены хоть одной жены я не вправе, иначе слетает к чёрту вся дисциплина, и коллектив жен пойдет вразнос. И так я их держу из последних сил очень сложной системой сдержек и противовесов. С кем ты сегодня спал, завтра утром будет знать весь гарем, а, значит, и я. И первым, КРАЙНЕ НЕОБХОДИМЫМ, моим действием будет мой с этой женой немедленный развод. При всех.
- ??? - смотрел на меня Борис пустым непонимающим взглядом.
- Очень просто. Сказал три раза "талах" и всё. И девочка пошла, гулять по жизни одна, на свой страх и риск. И, как бы мне не захотелось обратного, в автобус я её больше не возьму. При этом я снимаю с себя всякую ответственность за неё. Мы уедем, а она останется в Порто-Франко. Твои действия?
- А какие могут быть мои действия? - удивился Борис, - При чём тут вообще я.
- Ну да, ну, да. Наше дело не рожать, сунул-вынул и бежать. Знакомо.
- Причем тут такие наезды? Всё было, Жора, по согласию.
- Борь, я же тебя не в изнасиловании обвиняю, а объясняю сложившуюся ситуацию. И раз по согласию, то я тут спокоен. Потому как раз есть тут ТВОЁ согласие, то с этой минуты ответственность за неё лежит на тебя. А я даю ей развод. Дальше все только от тебя зависит.
- Каким образом? - встрепенулся сержант.
- Не образом, а канделябром. Ну, не знаю, как тут у вас принято, но ПОРЯДОЧНЫЕ люди в такой ситуации женятся.
- В моих планах такого не было, - отрезал Боря жестко, вынимая сигарету из моей пачки, и запыхтел, прикуривая.
- А в моих планах было довезти всех девчат до русских земель без потерь. А теперь девочка остается тут один на один с бандитами, которые хотят её похитить и сделать сексуальной рабыней. По твоей вине, между прочим, остаётся. И убери лыбу. Вот так вот. Выбор твой и ответственность твоя. Я же жестко повязан категорическим императивом. Целое важнее частного. До утра тебе подумать. А теперь разливай остаток и рассказывай, как всё было тут на самом деле с бандитами, а то меня только допрашивали, но ни во что не посвящали.
...Вот такие дела, - продолжал сержант политинформацию всему автобусу в бигмачной, - Албанцы это были. По найму работали.
- Косовары? - переспросила Наташа.
Остальные девчата слушали, что называется, затаив дыхание. Ещё бы. У них этой ночью был реальный шанс проспать собственную задницу.
- Нет, албанцы были самые, что ни на есть албанские, - ответил ей Борис, - Тот, который живой остался, по Ай-ди проходит, как Хашим Тачи, а, как его на самом деле зовут, только его Аллах ведает. Так вот, он родом из местечка Рогожины, что под Тираной, столицы Албании. От Косово это далеко. Но это с его слов. Точно известно только, что тут он полгода и прошел через Базу "Западная Европа". С остальными албанцами он уже здесь познакомился и в банду влился. Что, истина в этом, что ложь - поди, найди. Главаря, которого завалила Ингеборге, по Ай-ди звали Энвер Курбаши. Третьего, которого Жора палкой проткнул - Илир Рицай. Был ещё водитель с машиной, но он успел удрать. Его ищут. Эта организованная преступная группа специализировалась на выбивании долгов в квартале "красных фонарей". Киднепингом, клянётся Тачи, они занялись первый раз. Уж очень много денег им пообещали за вас, девушки.
- Сколько? - уточнила Сажи. Этот вопрос её не на шутку заинтересовал.
- Только им, за каждую вашу тушку пообещали по пять тысяч экю. Итоговая ваша ценность может только предугадываться, но не менее четырех нулей в сумме, а, то и пяти. Здесь, на Новой Земле, существует пока перекос в мужскую демографию. Есть некоторый дефицит любых женщин. А уж таких красивых...
Сержант слегка задумался, потом отпил кофе. По всей бигмачной слышны были только кухонные звуки. Все напряженно ждали продолжения расказа.
- Кто их нанял, он не знает, так как общался с нанимателем только Курбаши. А его уже не спросишь. Цель была - выкрасть, как можно больше девчат за одну ночь. Для этого Курбаши вчера поселился в отеле на первом этаже. Около его окна припарковали закрытый фордовский фургон. Двое "торпед" должны были по очереди, точнее покомнатно, оглушить вас спящих, связать, отнести на первый этаж, и через окно складировать в фургон, который бы вас увёз неизвестно куда. Тачи тут опять всё валит на Курбаши, что только тот это место знал. Потом Курбаши должен был открыть входную дверь "Ковчега", закрыть в своём номере окно и притвориться спящим, а утром, после допроса Патруля, съехать. Вот и весь их план.
- А Ноя они, как повязали? - спросила Таня.
- С Ноем всё просто. Разбудили его стуком в дверь, а, как высунулся, оглушили. Дальше дело техники. Курбаши в этом не участвовал. Ной его не видел. Но слушайте дальше. Глушили свои жертвы они вот такими кистенями.
Сержант положил на стол предмет, у которого на короткой деревянной ручке был привязан грушеобразный кожаный мешочек.
- Вот здесь, - Борис показал на мешочек, - Горсть свинцовой дроби. Если резко ударить по голове, то дробь растекается по черепу и не проламывает кости, но глушит надолго. Начали они с крайнего номера от окна. В два кистеня оглушили спящих Анфису и Сажи. Но с Сажи у них промашка вышла. То ли у тебя в голове сплошная кость, - кивнул он чеченке, усмехнувшись, на что та, обижено, поджала губы, - То ли они слегка промахнулись и ударили вскользь. И ты очнулась раньше рассчитанного времени, когда они упаковывали Анфису. Кстати, ты халат-то, когда успела накинуть?
- Я в нём спала, - ответила чеченка.