– Хм… Что-то я очень сильно сомневаюсь в том, чтобы золотая вещица могла принадлежать Распутину. Еще раз тебе говорю, он был абсолютный бессребреник, об этом знали все! Царская семья, министры, его поклонники… Дорогие вещи он просто передаривал… Ладно, не буду тебя пытать. – Достав из шкафа прошитую толстую папку, по всей видимости, доклады филеров, он переспросил: – Как ты говоришь, Староконюшенный переулок?
– Он самый.
Улыбнувшись каким-то своим мыслям, спросил:
– Есть здесь Староконюшенный переулок. Если хочешь, могу зачитать выдержки из доклада филера унтер-офицера Антона Герасимовича Мещанинова. Причем нередко они писали эти записки лично министру внутренних дел…
– Зачитай, – надломившимся голосом попросил Владлен.
–
– Очень интересно.
– Хочешь еще послушать?
– Зачитай.
Перевернув несколько страниц, Виталий продолжил:
– «…
– А еще они встречались?
– Надо признать, что у Распутина было много женщин. Думаю, что он не запоминал даже их лиц, не то что имен. Но с княгиней Анастасией Раевской у него сложились какие-то особенные отношения. Несколько раз она приезжала к нему в Петербург, где у него уже создался круг из таких же женщин, как она. Но, судя по всему, это ее не особенно тяготило. Она любила его самозабвенно, прощала все!
– А что подвигло Распутина на паломничество?
– О! – широко заулыбался Виталий. – Здесь особая история. В 1911 году епископ Гермоген с иеромонахом Илиодором пригласили к себе Распутина в подворье на Васильевском острове. Вместо чая с кренделями стали его изобличать, а потом и вовсе разгорячились, и епископ несколько раз ударил Григория Ефимовича тяжеленным крестом по голове. Между ними завязалась драка. Ну, Распутин был мужик крепкий, искушенный в деревенских драках, наподдал им обоим, а потом в минуты раскаяния решил замолить грех в долгом паломничестве на Афон и в Иерусалим. А этот Гермоген, кстати, в свое время был ректором духовной академии в Тифлисе и исключил из нее Иосифа Джугашвили, ставшего впоследствии Сталиным. Представляешь, как могла бы повернуться история, если бы не исключил…
– История не терпит сослагательного наклонения, – заметил Владлен.
– Я об этом наслышан, – вздохнул Виталий.
– А сколько раз Григорий Распутин после этого встречался с княгиней Раевской?
– Сколько раз встречался, сказать трудно. У меня же не все документы собраны, а потом, многие из них были просто уничтожены. Но знаю, что встречался, – Виталий перелистнул несколько страниц. – Все это имеется в отчетах. Последняя встреча произошла незадолго до его смерти. Распутин как будто бы предчувствовал свою смерть и приехал для того, чтобы попрощаться с княгиней Раевской. Он вообще много чего предчувствовал и предвидел. Чего только стоит его предсказание о гибели императорского дома: «
– Когда именно это произошло?
Виталий на секунду задумался:
– Распутина убили в декабре 1916 года, а встреча между ним и Раевской случилась в ноябре. Вот здесь у меня имеется докладная записка управляющему Министерством внутренних дел Протопопову Александру Дмитриевичу:
Вот так-то! – захлопнул Виталий рукопись и аккуратно поставил ее на прежнее место: между синим и коричневым переплетами книг.
Неожиданно завибрировал мобильный телефон, оставленный на столе. Подхватив его, Шавлак коротко произнес:
– Да, в силе. – Некоторое время он лишь слушал абонента, улыбаясь самым глупейшим образом, а потом произнес неожиданно ласковым голосом, крайне удивив Лозовского: – Хорошо, Машенька, скоро буду. – Отключив телефон, видно, все еще пребывая под впечатлением разговора, со столь же странной улыбкой он обратился к Лозовскому: – Знаешь, Владлен, с тобой очень приятно общаться, но мне нужно уходить. Дела, знаешь ли…
Лозовский поднялся. Судя по всему, его приятель находился на очередном повороте судьбы. Что ж, за него оставалось только порадоваться.
– Женщина? – просто поинтересовался Влад, не вдаваясь в детали.
– Ты проницателен.
– Глядя на твое довольное лицо, не нужно быть большим провидцем… Желаю тебе больших успехов на новом поприще. Постарайся обогнать Григория Распутина.
Шутка была оценена по достоинству. Широко улыбнувшись, Виталий ответил:
– Сделаю все, что от меня зависит… чтобы хотя бы не отстать.
Попрощавшись, Лозовский покинул квартиру приятеля. Итак, бельэтаж принадлежал княгине Анастасии Дмитриевне Раевской.
* * *
В свое время Владлен оставил аспирантуру ради кладоискательства. Тогда ему казалось, что ненадолго: достаточно покопаться с металлодетектором какой-то сезон, так он сумеет обеспечить себя на всю оставшуюся жизнь. Однако в карманах по-прежнему гулял ветер, а мечта с пообтертыми очертаниями маячила где-то у самого горизонта за белесой дымкой: то выглянет, маня серебряным рублем, а то вновь спрячется в дымку – и вновь безденежье. А диссертационный материал, сложенный стопкой, терпеливо дожидался своего часа.
И все-таки труд не пропал. Исторические справочники вкупе со специально подобранной литературой выручали его не однажды, и он нередко обращался к словарям, чтобы по достоинству оценить ту или иную находку.
Пригодилась библиотека и в этот раз.
Тема диссертации Лозовского называлась «Дела об оскорблении государя императора». Так уж было заведено на Руси, что царя поносили не только пахотные мужики, недовольные увеличением оброка, но и люди значительные, привыкшие сиживать в светских салонах. Бароны и светлейшие князья – за предоставленные черни гражданские свободы, армейские офицеры – за муштру, устроенную в армии, священники – за палочный режим, установленный в церквях. Так что поводов для того, чтобы осыпать бранью его величество, всегда на Руси было предостаточно. Костерили самодержца, не выбирая слов, всяко – даже и матерно. И, вчитываясь в подробнейшие протоколы, Лозовский не без удивления отметил, что матерная речь за четырехсотлетний период мало чем отличается от нынешней. За это время в России неоднократно менялись режимы, видоизменялся сам русский язык, модифицировались правила, перерождалась грамматика, убирался твердый знак, вводилась буква «ё» – а матерные слова оставались по-прежнему консервативны и ни в какую не желали перерождаться…
Так что предстоящая работа дожидалась своего обобщения. Вместе с текстами оскорблений, которые, надо признать, были весьма искусны и емки, Владлен предпочитал собирать фотографии фигурантов, дававшие представление об их характере и иную пищу для размышлений. Тщательно подписанные, способные соперничать с жандармской картотекой, они лежали в отдельных ящиках и составляли особый предмет гордости Лозовского.
Владлен уже слышал кое-что о княгине Раевской, так что лишь оставалось внести в ее личность кое-какую ясность. Порывшись в картотеке, он вытащил нужный снимок. Так оно и есть, Анастасия Федоровна Раевская. Некогда была городской фрейлиной, а потом стала одной из ближайших подруг императрицы. Даже Николай Второй называл ее «нашим другом». А это уже звание, стоившее многих наград, и его удостаивались весьма немногие люди.
В картотеке была еще одна фотография, где императрица сфотографировалась со своей бывшей фрейлиной. Причем указывался даже год и месяц снимка: «1917 год, февраль». Один из драматических моментов для царской семьи. Преданная августейшей фамилии, Анастасия остается с ней в Александровском дворце, оказав императрице реальную поддержку в трудную минуту.
Глава 7
Наследник, или Чудесное исцеление
Старец Григорий появился в Царском Селе через два дня, как и обещал. Государю докладывали, что накануне Распутин провел бессонную ночь. Поначалу он поехал к княгине Анне Репниной – белокурой красавице с осиной талией, – у которой пробыл до полуночи. Потом, прикупив в гастрономии ящик красного вина, отправился к статс-даме Марии Чогловой. Осчастливив ее тремя часами пребывания, старец укатил в поместье к баронессе Елизавете Корф, где задержался, покинув его только в десять часов утра.
Каким-то невероятным образом о прибытии Григория Распутина в поместье баронессы узнала вся округа, и к моменту его выхода оттуда перед входом собралась немалая толпа, чтобы получить благословение святого старца. Благословив несколько едва народившихся младенцев, Распутин подошел к девице, страдавшей падучей, и прочитал над ней короткую молитву. После чего объявил, что «бес изгнан», а потом, сев в заготовленную пролетку, укатил в загородный ресторан «Вилла Родэ», хозяин которого встретил Распутина как самого дорогого гостя.
На веранде ресторана старец сытно отобедал, слушая выступления известных артистов, среди которых были любимцы публики Дулькевич и Мозжухин, а потом уехал в Исаакиевский собор молиться. Только после того, как на него снизошел святой дух и Григорий почувствовал себя достаточно чистым для встречи с наследником, он решил отправиться в Царское Село.
Распутина проводили в опочивальню к Алексею, где, кроме него, находившегося в полулежачем положении на мягких подушках, присутствовали государь с государыней. Глаза наследника светились весельем – он всегда был рад видеть Распутина, подсознательно ощущая, что своим выздоровлением обязан именно старцу.
– Даже не знаю, как вас отблагодарить, Григорий, – поднялась навстречу старцу императрица.
– Полноте, матушка, – отмахнулся Распутин. – Мое дело малое, я всего-то молитву прочитал, а она Богу в ушки попала. Вот и помогло… Бога надо благодарить. – И, повернувшись к наследнику, спросил: – Как ты, Лексей?
– Хорошо, Григорий, – бодро отвечал наследник.
– Вот и славно.
Старец подошел к наследнику и протянул к нему ладони. Взгляд Николая Второго невольно задержался на длинных красивых руках старца. Григорий как будто бы хотел поправить сползающее одеяло, но потом пальцы вдруг застыли, и он беззвучно зашептал молитву. На какой-то момент государю показалось, как от фигуры старца исходит какая-то сильная упругая волна, разом заполнившая всю комнату. Николай Александрович расстегнул ворот, невольно почувствовав жар. Судя по широко открытым глазам Аликс, она испытывала нечто схожее, и только присутствие старца не позволяло ей распахнуть ворот. От серо-синих глаз старца исходила сильнейшая воля. Нежданно Григорий широко улыбнулся – наваждение пропало тотчас, как и явилось.
– Чего же ты все лежишь, Лексей? Неужто на пруд не хочешь сходить? Ребятня, чай, уже тебя заждалась.
Наследник перевел взгляд на императрицу.
– Матушка не разрешает.
– Теперь уже можно, – кивнув, отвечал Григорий, поймав обеспокоенный взгляд Александры Федоровны. – Давай, поднимайся, только трусишки-то надень. Хе-хе!
Наследник поднялся на удивление легко. Тело его выглядело здоровым и очень сильным. Ничто не свидетельствовало о недавней болезни.
– Вот и славно, – просто проговорил старец. – Пойду я… Мне еще помолиться надобно.
– Григорий Ефимович, – неожиданно громко произнес государь.
Распутин удивленно посмотрел на государя, и Николай Александрович в который раз почувствовал силу, исходящую от его серо-голубых глаз, противостоять которой было весьма непросто.
– Слушаю, Николай Александрович.
– У меня к тебе есть небольшая просьба, – негромко проговорил царь.
– Просьба? – удивленно протянул Распутин.
Не столь часто человек, наделенный абсолютной властью и неограниченными возможностями, обращается к обыкновенному крестьянину с просьбой. Было видно, что старец слегка озадачен.
– Пройдем в мой кабинет, я там тебе все объясню.
Не дожидаясь ответа, государь поспешно направился к выходу, увлекая за собой изумленного старца.
Кабинет императора был обставлен просто, аскетически. В его обстановке не было ничего такого, за что можно было бы зацепиться взглядом. Отсутствовали даже семейные фотографии, уместные в данном месте. Всего-то простенький стол, два стула, три шкафа с книгами. Вот разве что шкура белого медведя, как бы небрежно брошенная на полу, не укладывалась в общий настрой.
Распутин сел на предложенный стул и в ожидании уставился на государя. Николай Александрович взгляда не отвел, пытался разгадать секрет старца. Что же в нем было такого, что отличало его от многих других провидцев, стремившихся проникнуть на царский двор? Безусловно, Распутин имел весьма колоритную внешность. Был огромного роста, имел правильные черты лица, в чем-то даже привлекательные, по-мужицки длинную бороду, с легким прищуром невероятно пронзительные глаза. Силен в Священном Писании и способен вести часами разговоры на религиозную тему. Сильно нравится женщинам, причем практически не прилагает для этого усилий…
Однако всего этого чрезвычайно мало, чтобы завоевать доверие царской семьи. Имеется масса людей, в том числе и духовного звания, желающих отвадить Григория Распутина от царствующего дома. Совсем недавно первенствующий чин Святейшего Синода, митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Антоний доложил о негативном влиянии Распутина на императрицу. Но этот навет заставил императрицу с еще большим недоверием относиться к людям, порочившим Распутина. Наоборот, старец сделался во дворце еще более желанным гостем. Главная причина расположения Аликс к Распутину заключалась в том, что он успешно лечил наследника, где оставались бессильными мировые светила. Удивительно, но Григорий останавливал болезнь лишь одним своим появлением.
– Григорий… я прошу тебя правильно меня понять…
Распутин в ожидании смотрел на государя, удивляясь все более. Неожиданно царь наклонился и, порывшись в столе, извлек из него небольшую деревянную шкатулку. Открыв ее, протянул Григорию.
– Эко диво, – невольно вырвалось у Распутина, когда он увидел пасхальное яйцо. – Что же это?
– Это пасхальное яйцо, смастерил его ювелир Фаберже. Называется «Ангел-Хранитель».
– Чудно, – отвечал Распутин, расплываясь в довольной улыбке.
– Дорогой Григорий, ты много делаешь для лечения нашего дорогого малютки. Страшно даже подумать, что бы с ним произошло, если бы не твоя помощь. Врачи были совершенно бессильны… Тогда, в поезде, – чувствовалось, что слова даются государю не без труда, – они предупредили меня, чтобы я готовился к самому худшему. Для меня и Аликс ты оставался единственной надеждой. Лейб-медики до сих пор поражаются, как тебе удалось остановить кровь.
– Покудова я жив, жив будет и малютка, – неожиданно обронил Григорий. – Так что беспокоиться тебе не стоит, Николай Александрович. А уж я сумею донести свои молитвы до Господа Бога.
Он выглядел на удивление свежо, как будто бы и не было двух бессонных ночей. Здоровья старец был немереного. Возможно, что именно отсюда у него столь невероятный дар целителя.
– Григорий, для наследника ты с трех лет ангел-хранитель. Не обижай меня и Аликс, прими от нас этот скромный подарок, пусть он тебе напоминает об Алексее.
– Как же так, Николай Лексаныч, – несколько сконфуженно проговорил старец. – Неужто ты не знаешь, что за свое л
– Ты вправе распорядиться нашим подарком, как тебе заблагорассудится. Но вещь редкая, другой такой не сыщешь во всем мире. Взгляни, Григорий.
– Эх, государь, Николай Лексаныч, – укоризненно покачал головой старец, – даже не знаю, что и сказать…
Взяв из рук царя пасхальное яйцо, он приоткрыл его и весело рассмеялся:
– Ха-ха-ха! Чудно! Колыбель в нутрях!
Самодержец улыбнулся.
– А ты, Григорий, посмотри, что в коляске. Это тоже сюрприз.
Приоткрыв коляску, старец задорно рассмеялся. Царь подумал о том, что прежде ему не доводилось слышать смеха Распутина. Забавно, однако!
– Царевич Лексей! А как похож! Это надо же такое сработать… Ну и дела! – Неожиданно он вновь стал серьезным. – Но взять не могу. Не положено. – И отставил пасхальное яйцо в сторону.
Государь оставался непреклонен.
– Пойми меня правильно, Григорий, это не только моя просьба, об этом просила еще и Аликс.
– Матушка? – В голосе Григория послышалась слабина.
– Да… Ты просто его возьми. Можешь отдать его дочерям, а можешь подарить кому желаешь. Только сделай милость, не откажи!
– Ну, коли так, государь, – с видимой неохотой потянулся Распутин за пасхальным яйцом. – Благодарствую. Пойду я… Надобно еще Маняше Долгоруковой заговор сделать. Все на мигрень жалуется. Уж я ее излечу! – пообещал он серьезно.
– Коли так, Григорий, ступай, – не сумел сдержать улыбки Николай Александрович.
Старец ушел.
Николай Александрович посмотрел вниз из окна. Григорий уверенно вышел из здания и быстрой походкой направился мимо колонн к стоявшим рядком экипажам. У клумбы с георгинами прогуливались несколько статс-дам, в одной из которых государь узнал близкую подругу Аликс – Юлию Ден. Заметив приближающегося Распутина, она с подчеркнутым пиететом приблизилась к старцу и, взяв его ладонь, приложилась к его пальцам губами. Распутин чинно благословил приостановившихся женщин и, не оглядываясь, столь же быстрым шагом заторопился к экипажу.
Николай Александрович отошел от окна и, позвонив в колокольчик, позвал флигель-адъютанта. Трубецкой явился тотчас, почтительно склонив голову, спросил:
– Вызывали, ваше величество?
– Да… Вот что, Семен… Ты случайно не знаешь, кто сейчас в фаворитках у нашего Григория?
Трубецкой едва заметно улыбнулся, стараясь спрятать удивление: прежде подобные вещи царя не интересовали.