— Джек сегодня играет, — вспомнил опять Питер.
Лифт слева наконец приехал. Дверь открылась, и Питер вошел вовнутрь.
— Подождите, босс! — закричал безымянный помощник. — Ловите!
И по воздуху пролетел переносной телефон Питера. Он протянул руку и ловко поймал его. Неплохо для мужчины его лет. Он задержал ногой двери лифта и повесил телефон на себя. Брэд подошел и встал напротив. Затем откинул полы пиджака и показал свой переносной телефон, встав в позу мушкетера. Питер смотрел на него, поигрывая пальцами. Как по команде, они схватили свои телефоны, включили и прижали их к уху.
— Я быстрее услышал зуммер, Брэд, — заявил Питер. — Ты проиграл.
Все смеялись, пока они снимали свое «оружие».
Питер помахал рукой:
— Я улетаю!
— Не беспокойтесь, люди больше разбиваются в машинах, чем на самолетах, — крикнул Брэд.
— Это гораздо безопаснее, чем пересечь улицу, — добавил Рон.
— Только не смотрите вниз! — посоветовал еще кто-то.
— И не давайте уставать рукам! — прокричали они все хором и замахали руками. Доктор Филдс, качая головой, удалился.
— Когда пришло время уходить, надо уходить, — задумчиво размышлял Питер, по-мальчишески широко улыбаясь им. Пока они кричали, он шагнул в лифт. Двери мягко закрылись.
Минуту никто не двигался. Все молча смотрели в сторону лифта.
— Хорошо, — сказал наконец Брэд, поворачиваясь к помощнику. — Франк, пошли по факсу наше предложение всем, кто явится на завтрашнее собрание. — Он повернулся к секретарю: — Джули, свяжитесь по телефону с Тедом. Мы должны обговорить этот доклад Сьерра-Клаб. Аманда, узнайте…
Вдруг среди них раздался звонок. Все оглянулись. Наконец Брэд понял, что это звонит его переносной телефон. Он вытащил его и включил. «Да? Что? — у него отвисла челюсть. — Питер, почему ты так тяжело дышишь? У тебя такой голос, словно ты только что пробежал марафонскую дистанцию или еще что-нибудь в этом духе. Что случилось?
В конце коридора дверь с лестницы распахнулась, и появился Питер. Вся группа, стоявшая около лифта, развернулась к нему.
— Никогда не обращай внимания на телефон! — произнес Питер, еле переводя дух и запихивая телефон назад. «У меня будет инфаркт, если я буду и дальше продолжать в таком же духе», — думал он. — «Мне нужно еще раз взглянуть на предварительный доклад прежде, чем я отправлюсь в Лондон. Одну минуту».
Брэд немного развернулся к нему, заметив при этом:
— Питер, ты опаздываешь на матч!
— Не волнуйся, — уверил его Питер. — Я знаю короткую дорогу к стадиону. У меня еще есть время.
Остальные стояли позади него, не произнося ни слова. Все лифты уехали.
— Эй, у меня есть шутка, которую я хочу проверить на вас, — сказал Питер, пытаясь справиться с одышкой и по-мальчишески улыбаясь. — Я читал, что теперь матерей можно заменить юристами. Знаете почему?
Никто не знал.
Джек стоял на площадке с поднятой битой, прижав подбородок к плечу, и следил за свистевшим по воздуху мячом. Он глубоко вздохнул и шагнул назад. Его глаза поднялись к табло: 9-я подача, местные — 8, гости — 9.
— Не подведи нас, Бэннинг! — кричал его тренер. — Давай, держись!
Ребята из его команды тоже что-то кричали ему. Кто показывал, что нужно делать, кто подбадривал, кто умолял не проиграть. Надписи на их униформе подпрыгивали, как заводные игрушки. Джек посмотрел вниз на ноги, потом потоптался немного на месте. Он уже в течение двух подач не смотрел на трибуны, боясь того, что он там увидит. А, точнее, не увидит. Игра почти заканчивалась. Что же его отец наделал?
— Давай, сынок, начинай, — сказал сзади хриплым голосом Дед Мороз.
Джек еще раз глубоко вздохнул и вошел на пятачок. Он немного подвигался на месте и вдруг засек себя на том, что смотрит на трибуны, несмотря на свое решение не делать этого.
Его мать и Мэгги стояли плечом к плечу и что-то кричали. А рядом с ними прямо над красным сиденьем стоял человек с видеокамерой. Отец? Сердце у Джека запрыгало. Но потом он увидел, что это не был его отец. Это был кто-то другой, человек, который работает в офисе у его отца и которого он видел один или два раза.
Этот человек стоял на том месте, где должен был быть его отец, и снимал все на пленку.
Джек буквально оцепенел. Он встал напротив подающего, поднял биту и застыл, проделывая все эти движения совершенно машинально. Он чувствовал, что сзади него, согнувшись, стоит принимающий. Он увидел, как подающий наклонился, как следует размахнулся и ударил по мячу. Великолепный, сильный удар. Казалось, мяч никогда не опустится на землю, а так и будет лететь. Джек ударил по нему без всякой надежды на успех.
— Третий пропущенный мяч! — закричал полевой судья.
Команда гостей заревела в экстазе, а его родная — в порыве негодования. С минуту он не мог двигаться. Затем механически, уныло, пытаясь побороть слезы, наворачивающиеся ему на глаза, Джек положил биту и зашагал к скамейке.
Солнце клонилось к западу. Предвечерний холодок обдавал лицо Питера, когда он вышел из нагретого нутра своего БМВ с перекинутым через руку плащом и хлопающим на боку телефоном и поспешил к спортплощадке. Его глаза поднялись на табло: 9-я подача, местные — 8, гости — 9. Поторапливаясь и чувствуя себя тяжелее, медлительнее и старше, чем всегда, он думал, что еще есть время. Надо все-таки заняться зарядкой на улице.
Он обогнул места для зрителей и остановился, как вкопанный.
Трибуны были пусты. Спортплощадка тоже как вымерла. Даже «базы» были убраны. Все, что осталось, — это беспризорные фантики от конфет, да брошенные на землю одноразовые стаканчики. Питер помедлил, чтобы восстановить дыхание и успокоиться. Он снова посмотрел не табло и покачал головой.
«Джеки…»
Он чувствовал себя одураченным, и ему было стыдно.
Наконец, он повернулся и пошел к своей машине, в первый раз вдруг осознав, какая здесь стоит тишина.
Он был почти у цели, когда его телефон зазвонил. Он вытащил его и включил.
— О, привет, Брэд, — поприветствовал он своего собеседника точно деревянный. — Да, я рад, что ты позвонил.
В Англию
Мощный гул моторов Боинга-747 был ничто по сравнению с нескончаемым криком младенца, сидевшего чуть поодаль. Питер машинально слушал и то, и другое, а мысли его в это время были целиком сконцентрированы на светящемся экране лэп-топа[1], стоявшего перед ним. На нем большими буквами было напечатано:
БАБУШКА УЭНДИ НАЗЫВАЕТ МЕНЯ СВОИМ ЛЮБИМЫМ СИРОТКОЙ. Я НЕ ЗНАЮ, ПОЧЕМУ.
Питер смотрел на слова на дисплее, стараясь понять их тайный смысл. Это было загадкой с далеких времен, с того давнего, потерянного прошлого, которого он уже не мог восстановить в своей памяти. Бабушка Уэнди… Уэнди Дарлинг… Его бабушка…
И чего эти слова прилипли к нему? И почему они все время вертятся в голове, как намек на то, что он должен знать и не знает?
Он осторожно нажал на клавишу «стереть». Светящийся курсор побежал назад через весь экран, заглатывая буквы этой загадки. Одна за другой они исчезали, пока, наконец, на пустом экране не осталось ни одной.
Семьсот сорок седьмой попал в воздушную яму, отчего лэп-топ пополз по коленям вниз, прямо под борт пиджака. Питер, как сумасшедший, вцепился в поручни кресла и попытался коленями сдвинуть компьютер обратно на свое место. Качка продолжалась. Сильные, непрекращающиеся толчки заставляли его чувствовать себя словно на санях, катящихся вниз по накатанному склону.
Мэгги сидела рядом с ним, ближе к иллюминатору. Она взглянула на него и сказала: «Хочу, чтоб еще больше качало».
Питер ответил строго: «Последний толчок был чересчур сильным для папы».
«А ты представь себе, что это — большой трясущийся автобус, и тебе не будет страшно», — улыбнулась она.
Питер очень сомневался в этом и мрачно думал, что лучше бы он был теперь где-нибудь в другом месте. Он ненавидел самолеты. Он терпеть не мог летать. И вообще он терпеть не мог все, что имело отношение к высоте. Он любил землю — хорошую, старую, твердую terra firma. Если бы человек был создан для того, чтобы летать, у него были бы…
Мэгги слегка подтолкнула его, и он посмотрел на нее всепрощающим взглядом. Голубые глаза его дочери отразили его взгляд. Ее руки и личико были испачканы «Мэджик Маркером»[2]. Перед ней лежал лист бумаги, который превратился в беспорядочную коллекцию цветастых линий, завитков и пятен.
Она взяла рисунок и протянула ему. «Это — карта моих мозгов, — объяснила она. — Так что я не запутаюсь в своих мыслях. Видишь? Это — наш дом в Сан-Франциско, в Калифорнии. А тут дом нашей прабабушки Уэнди в Лондоне, в Англии. А это — сиротский приют, который назовут в честь бабушки».
Питер оторвал одну руку от подлокотника ровно настолько, чтобы взять у Мэгги рисунок. Он сделал вид, что изучает его, все время ощущая, как самолет трясется под ним. Следующий сильный толчок заставил лэп-топ съехать по его ногам прямо на пол. Уронив рисунок Мэгги, он опять схватился за подлокотник.
«Папа, смотри, что Джек нарисовал», — продолжала настаивать Мэгги, суя ему в руки другой рисунок.
Питер нехотя принял его. На рисунке был изображен упавший на землю самолет, весь объятый пламенем. Мойра, Джек и Мэгги летели с парашютами, а Питер просто падал вместе с ними.
«А где мой парашют?» — воскликнул Питер.
Он обернулся и посмотрел поверх спинки кресла на то место, где сидели Мойра и Джек. Мойра изучала оборотную сторону бейсбольной карточки. Джек наблюдал за ней, прикрывая рукой большую кучу бейсбольных карточек, которые лежали перед ним на небольшом столике. Если бы он заметил, что отец смотрит на него, он бы был недоволен.
«О-кей, мам, спроси меня еще что-нибудь», — сказал он.
Мойра еще минутку изучала карточку, которую держала в руках, и сказала: «Назови мне чемпиона по подачам Американской Лиги 1985 года».
«Это просто. Уэйд Боггс. Наверное, он — третий бейсболист всех времен. Знаешь почему? Потому что он в течение семи сезонов был победителем и у него была третья по высоте подача. Ты видела когда-нибудь, как он играет, мама?»
Мойра покачала головой, глядя на Питера. «Нет, никогда — ответила она. — Но я держу пари, что твой папа видел его. Спроси его об Уэйде Боггсе».
Казалось, Джек с минуту размышлял над этим предложением, задумчиво уставившись своими темными глазами на карточки, а потом сказал: «Спроси меня еще что-нибудь».
Мойра была явно разочарована таким ответом. Она поправила свои каштановые волосы и отдала карточку Джеку, сказав: «Погоди минутку».
Джек молча, не глядя, взял карточку и начал рассматривать остальные с нарочитым интересом.
Качка поутихла, и сигнал «ПРИСТЕГНИТЕ РЕМНИ» отключился. Мойра поднялась, расправила одежду, шагнула в проход между креслами и села рядом с Питером. В ее зеленых глазах чувствовалось напряжение. «Питер…» — сказала она.
«Мойра; помоги мне сочинить речь для бабушки Уэнди. У меня что-то не выходит».
Она положила свою ладонь ему на руку. «Но сначала сделай мне одолжение, Питер. Позанимайся, пожалуйста, с Джеком этими бейсбольными делами. Он все еще очень расстроен».
Как всегда, в ее речи чувствовался легкий британский акцент — небольшое наследство еще тех времен, когда она только вышла замуж за Питера и переехала в Штаты. Ему нравился ее голос с приятной модуляцией, непохожий на чей-то другой, отчетливый и звонкий.
Он покорно кивнул: «Хорошо. Хочешь узнать, почему я опоздал?»
Она крепко сжала ладонь: «Ты ДОЛЖЕН был прийти и посмотреть игру, Питер».
Питер молча смотрел на нее, сознавая свою вину и не находя себе места.
Он знал, что подвел Джека, подвел и себя и его. Он собирался поговорить об этом с сыном, но все еще не представлял себе, как подступиться к этой теме.
Мойра пристально посмотрела на него, а потом глазами указала на Джека. Она подошла к компьютеру и подняла его. Она ждала. Питер, вздохнув, поднялся, подошел к сыну и сел рядом с ним.
Джек убрал бейсбольные карточки и теперь поигрывал мячом, подбрасывая его вверх.
«Слушай, Джеки», — сказал Питер.
«Джек», — поправил его сын, подбросив мяч повыше.
Питер глубоко вздохнул и схватился за подлокотники, потому что в эту минуту самолет снова зашатало. Опять зажегся сигнал «ПРИСТЕГНИТЕ РЕМНИ». ДЖЕК ПРОДОЛЖАЛ ИГРАТЬ С МЯЧОМ.
«ТЫ РАЗОБЬЕШЬ ИЛЛЮМИНАТОР», — предупредил Питер, на этот раз раздражаясь.
Джек внимательно следил за мячом: «Да, но, тогда ты хоть один раз увидишь мою игру».
— Но когда мы прилетим в Лондон, мы можем посмотреть видеозапись твоего матча. Как ты на это смотришь?
— О-о, все двадцать минут? Как раз ту часть, где я промазал и мы проиграли?
Питер поджал губы: «Я подскажу тебе, как избежать этого в будущем».
Джек не ответил. Он подбросил мяч так высоко, что он стукнулся о потолок салона. Пассажиры оторвались от своих журналов и книг. Младенец закричал еще сильнее Джек стал опять подбрасывать мяч, но на этот раз Питер вытянул руку и поймал его.
«Перестань вести себя, как ребенок», — сказал он.
Джек выхватил у него мяч: «А я и есть ребенок!»
Питер увидел ярость в его глазах и поубавил обороты: «В следующем сезоне я обязательно приду посмотреть, как ты играешь. Я обещаю».
Сын посмотрел на него с отчаянием: «Пап, никогда больше не давай обещаний, ладно?»
— Шесть игр, я гарантирую.
— Папа, я говорю, не обещай.
— Мое слово — крепость, — настаивал Питер, положив руку на сердце.
Джек отвел глаза. «Конечно. ГНИЛАЯ крепость, — зло сказал он.
Он подбросил мяч к потолку, ударив по нему с такой силой, что открылся отсек с кислородными масками и целый клубок противогазов со спутанными шлангами посыпался чуть не на Питера. Тот судорожно схватился за подлокотники, спасая свою драгоценную жизнь, и крепко зажмурил глаза.
Бабушка Уэнди
Кенсингтон Гарденс предстал в виде увенчанных башенками и остроконечными крышами домов времен династии Тюдоров, построенных из разноцветных досок, камней и кирпичей, уединенных поместий, обнесенных высокими стенами с воротами, лужаек кое-где покрытых снегом, подобно лоскутным одеялам, и садов, сверкавших цикламенами и остролистами. Кроны деревьев затеняли дома, стоявшие в паутине, нити которой образовывали дорожки и живые изгороди, сходящиеся у старых мощных колонн. Вне затененных альковов и ниш словно влажные светлячки горели сквозь предвечернюю дымку огни. Рождественские украшения ярко выделялись между дверей, окон и крыш.
Где-то далеко Биг-Бен пробил полчаса и умолк. На подъездную дорожку у дома номер 14 въехало такси, и семейство Бэннингов, измученное дорогой и, в то же время возбужденное, «вывалилось» из машины. Шофер вышел и направился к багажнику доставать вещи, хлюпая от насморка, с которым боролся на протяжении большей части месяца. Джек поскакал к главному входу в дом прабабушки Уэнди. Волосы у него были прямыми от влажного воздуха, а темные глаза сияли. Мойра бытро осадила его. Мэгги, у которой теперь лицо и руки были отмыты от «Мэджик Маркера», беспокойно дергала мать за руку.