Призрак для Евы

Никакого от нее толку! Обуза, а не помощник. Джимс позвонил Айво Кэрью и отменил встречу.

— Премного благодарен, — сказал Айво. — Обязательно было ждать до без пяти час?

— Ничего не могу поделать. Неужели ты думаешь, что я по доброй воле отказываюсь от встречи с тобой и возвращаюсь в этот проклятый Лондон?

По дороге он заехал в «Мерри Кукхаус» и попытался запихнуть в себя цыпленка с жареной картошкой. Времени было достаточно, и Джимс вполне мог пообедать с Айво и выехать часа на два позже, но начинал волноваться из-за папки. Ему нужно как можно скорее привести мысли в порядок. Но не раньше, чем он пожалуется на недожаренного цыпленка и полусырую картошку, которые, по его убеждению, были просто отвратительны. Менеджер оказался вспыльчивым мужчиной, и в течение минуты или двух они осыпали друг друга бранью.

По мере приближения к Лондону пробки на дорогах усиливались. Затор рядом с автострадой и перекрестком привел к образованию непрерывной вереницы машин длиной в несколько миль, а дорожные работы в районе аэропорта Хитроу сузили движение до одной полосы. Было уже почти восемь, когда Джимс припарковал машину на Глиб-террас. Похоже, у него проблемы с памятью, подумал он. Сначала потерял заметки, теперь не может найти ключи от дома Леонардо. Джимс проверил кольцо с ключами от квартиры в жилом комплексе «Сады аббатства» и ключи от машины, порылся в карманах. Ничего. Запасной ключ имелся у соседки, Эмбер… фамилии он не помнил. Джимс молил бога, чтобы она оказалась дома, и его молитва была услышана. Соседка окинула его странным взглядом, в котором сквозило притворное удивление, но дала ключ, предупредив, что утром его нужно вернуть. Джимс вошел в дом Леонардо.

Поднимаясь по узкой лестнице в спальню, он подумал, что было бы крайне неприятно открыть дверь и обнаружить Леонардо в постели с кем-то другим, возможно, с тем парнем из Министерства образования и занятости, которого он назвал привлекательным. Многие мужчины пропустили бы эти слова мимо ушей, но только не Джимс. Как бы то ни было, спальня оказалась пустой.

Джимс приступил к поискам папки. Ее нигде не было. Встревожившись не на шутку, он снова спустился на первый этаж и после десятиминутной охоты — охоты! — нашел ее вместе с «докладом Бернса» в глубине довольно элегантного картотечного шкафа из розового дерева. Вне всякого сомнения, ее поставил туда одержимый страстью к порядку и чистоте Леонардо.

Джимс решил где-нибудь поужинать, а потом вернуться и переночевать у Леонардо. Не исключено, что у Джульетты есть приятель, и в этом случае Леонардо может вернуться. Как бы то ни было, Джимс не мог заставить себя вернуться домой, к Зилле и детям.

В то время, когда Джимс искал свои записи, а Зилла смотрела телевизор в квартире в жилом комплексе «Сады аббатства», держа на коленях Джордана, к Уиллоу Коттедж в Лонг-Фредингтоне подошли два полицейских, сержант и констебль.

После отъезда Зиллы землевладелец, опасавшийся, что она никогда не уедет, поселится тут навечно и в конечном итоге ее девочка и мальчик приобретут право на жилье, решил продать дом. Но сначала его нужно было отремонтировать, а также заново оборудовать ванную и кухню. Строители приступили к делу до Рождества, но работы оставалось еще много. Фасад дома закрывали леса, окна были заколочены досками, а в саду имелась табличка с названием строительной фирмы. Полицейские убедились, что в доме никто не живет. Обратившись к соседям, они выяснили, что миссис Лич уехала отсюда в декабре и снова вышла замуж. Одна из соседок даже знала, за кого, — за мистера Мэлком-Смита, члена парламента от местного избирательного округа.

Разумеется, о насильственной смерти Джеффри Лича следовало как можно скорее сообщить его жене. Но теперь выяснилось, что она больше не его жена. Женщина повторно вышла замуж, причем за человека из высших слоев общества, к которым вряд ли мог принадлежать Джеффри Лич.

В субботу утром Зилла едва успела встать с постели, как в дверь позвонили полицейские. Часы показывали только половину девятого, что слишком рано для нее, но лежать она уже не могла. Сбылось предсказание Евгении: проспав полдня, ночью она мучилась бессонницей. Дети уже встали и смотрели мультфильмы по телевизору. Зилла накинула халат и принялась поджаривать тосты и насыпала кукурузные хлопья в вазочки. Взглянув на свое отражение в зеркале, она вздрогнула. Вид довольно неприглядный: слипшиеся пряди волос и синяки под глазами. В самом центре подбородка надувался прыщ, какого у нее не было уже лет пятнадцать.

— Кто бы это мог быть, черт возьми, — удивилась она, услышав звонок.

— Открой и узнаешь, — сказала Евгения. — Что за глупый вопрос.

— Не груби!

Джордан, которого расстроил резкий тон матери, захныкал. Звонок прозвенел снова, и Зилла пошла открывать.

— Миссис Мэлком-Смит?

— Совершенно верно.

— Я могу войти? У меня для вас печальные новости.

Во всем мире, исключая эту квартиру, не нашлось бы ни одного человека, известие о ранении или смерти которого расстроило бы Зиллу, однако когда ей сообщили о смерти Джеффри Лича, она не смогла скрыть своего потрясения.

— Неправда!

— Боюсь, это правда.

— От чего он умер? Несчастный случай?

Вероятно, вопрос Зиллы помог полицейскому сказать правду.

— Он был убит вчера днем. Мне очень жаль.

— Убит?! Кто его убил?

Полицейский не ответил. Ему необходимо знать, где она была в период с трех часов до половины пятого, и Зилла, которая никак не могла прийти в себя, ответила, что здесь.

— Одна?

— Да, одна. Дети гуляли с… няней.

— А мистер Мэлком-Смит?

Зилла не могла признаться, что понятия не имеет. Это было бы странно для новобрачной, прожившей с мужем меньше двух месяцев.

— В своем избирательном округе. В Южном Уэссексе. Он поехал туда после обеда… Не могу поверить, что Джерри убили. Вы уверены, что это Джерри?

— Мистер Джеффри Лич, абсолютно точно. Это он?

Зилла впервые за почти семь лет смотрела на снимок, который сама сделала в те счастливые дни — хотя в то время она не считала их счастливыми. Джерри с трехнедельной Евгенией на руках.

— Господи, это он… Где вы его взяли?

— Неважно. Вы опознаете этого человека, как Джерри Лича?

Зилла кивнула.

— Я удивлена, что он хранил снимок.

Затем последовал самый главный вопрос, от которого кровь отхлынула от ее щек, а потом так же быстро вернулась.

— Когда вы с ним развелись, миссис Мэлком-Смит?

— Э… кажется, прошлой весной. Около года назад.

— Понятно. А когда вы последний раз видели мистера Лича?

Два дня назад, в этой квартире. Она вспомнила, как Джерри называл ее двоемужницей. А перед этим полгода назад, в октябре, когда он приезжал в Лонг-Фредингтон на выходные. И укатил на своем драндулете за десять минут до того, как экспресс врезался в электричку.

— В октябре, — сказала она. — Я жила тогда в Дорсете, вместе с детьми. — Для придания ответу достоверности следовало добавить детали: — Он приехал вечером в пятницу и остался на выходные. Первые выходные октября. А уехал во вторник утром.

Полицейский протянул ей какой-то предмет. Это была карта «Виза».

— Ваша?

— Да. Нет. Не знаю.

— На ней имя З. Х. Лич — не очень распространенное.

— Да, наверное, моя.

Эту карту Джимс завел для нее в минувшем декабре, когда она приняла его предложение. На карте была указана дата выдачи и срок, до которого она действительна, — ноябрь 2003. После свадьбы Джимс выдал ей две новые карты на имя миссис З. Х. Мэлком-Смит, и Зилла забыла о существовании этой. Как она попала к Джерри? В тот день он рыскал по квартире, когда якобы пошел в туалет, — Зилла слышала его осторожные шаги и подумала, что он вошел к ней в спальню, но не придала этому значения. Она уже привыкла, что посетители роются в ее вещах: Мелина Даз, миссис Пикок…

— Вы давали карту мистеру Личу?

— Нет. Да. Не знаю. Должно быть, он ее сам взял. Украл.

— Интересное умозаключение, особенно с учетом того, что карта выпущена в декабре, а в последний раз вы видели мистера Лича в октябре. Вы уверены, что с тех пор с ним не встречались?

В ответ Зилла пробормотала освященную веками фразу, часто звучащую из уст рецидивистов на заседаниях суда:

— Вполне возможно.

Полицейский кивнул. Заявив, что больше вопросов у него нет, он сказал, что с ней еще свяжутся. Когда должен вернуться мистер Мэлком-Смит? Зилла понятия не имела, но ответила, что в воскресенье вечером. В комнату вошла Евгения, держа за руку брата; дети были полностью одеты и выглядели чисто и опрятно.

— Привет. Как дела? — спросил полицейский ласковым, грубовато-добродушным, заискивающим и смущенным тоном, каким бездетные мужчины обычно разговаривают с незнакомыми детьми.

— Очень хорошо, спасибо. А что вы говорили моей маме?

— Ничего особенного, обычное расследование. — До полицейского вдруг дошло, что умерший Джеффри Лич, наверное, их отец. — Мне пора идти, — сказал он Зилле.

Известный итальянский писатель и профессор опубликовал новую книгу, пользовавшуюся огромным успехом, и Натали Рекмен отправилась в Рим, чтобы взять у него интервью. Самолет вылетал из Хитроу поздним утром. В книжном киоске в аэропорту она купила первую книгу писателя в мягкой обложке и три газеты, но в них сообщалось лишь об убийстве мужчины в кинотеатре, и эта новость ее не заинтересовала.

В самолете Натали читала книгу. На предложение стюардессы взять «Ивнинг стандард» она отрицательно покачала головой — на один день ей хватит газет. Натали подумала, что можно остаться в Риме до понедельника, взглянуть на строящийся театр и попытаться выяснить, что это за шум вокруг разорения могил на английском кладбище. Если повезет, она соберет материал для трех статей, а не одной.

В субботу, когда время приближалось к полудню, а Джефф все еще не вернулся, Фиона испугалась, что жених ее бросил. Она обшарила дом в поисках записки, заглянув даже под столы и за шкафы — на тот случай, если листок свалился на пол с того места, где Джефф его оставил. Ничего. Уйти, не сказав ни слова, — это оскорбительно, но Джефф именно так и поступил.

Мишель помогала искать записку. Она заметила, что если Джефф действительно ушел, то не взял с собой ничего. Вся одежда, за исключением той, что была на нем, висела шкафу. В том числе черная кожаная куртка, которую он очень любил. Четыре пары туфель, не считая тех, что на нем, стояли под вешалкой Фионы. Носки и белье лежали в ящике комода. Неужели он ушел без электробритвы? Без своей зубной щетки?

— Боюсь, Джефф стал жертвой какого-то несчастного случая, — сказала Мишель, обнимая соседку. — Фиона, дорогая, он носил с собой что-нибудь, что может удостоверить его личность?

Фиона пыталась вспомнить.

— Не знаю. Вы ведь не роетесь в карманах Мэтью, правда?

— Никогда.

— Я тоже. Я доверяю Джеффу. Думаете, теперь нужно? То есть посмотреть в карманах его кожаной куртки?

— Думаю, да.

Ничего существенного в куртке не обнаружилось: монетка достоинством в один фунт, чек из продуктового супермаркета и шариковая ручка. Фиона проверила карманы плаща. Билет на метро, пуговица, двадцать пенсов.

— А где его водительское удостоверение?

— Наверное, должно быть в машине.

Женщины вышли к темно-синему «БМВ» Фионы, который она была вынуждена оставлять на улице. Мишель, обнаружившая, что теперь влезать в машину ей гораздо легче, чем раньше, втиснулась назад и проверила кармашки на дверцах, а Фиона, севшая на сиденье водителя, заглянула в отделение для перчаток. Карта, солнцезащитные очки, гребешок — все принадлежало ей. Разумеется, никаких перчаток; там их никогда и не было. Мишель нашла еще одну карту, полупустой пакет с салфетками, обертку от шоколада и один леденец «Поло». Конфета могла бы стать важной зацепкой для полиции, если бы они знали о ней и смогли сделать правильные выводы. Фиона бросила леденец в водосток.

Мишель осталась с ней, приготовила ленч — салат, сыр и хрустящий хлебец. Есть им обеим не хотелось. Ближе к вечеру к ним присоединился Мэтью. Мишель оставила ему ленч на подносе, и, чтобы порадовать ее и отвлечь Фиону, он сообщил, что съел все: три дольки киви, дюжину соленых миндальных орешков, половину булочки и листик водяного кресса. К этому времени настроение Фионы изменилось. Поскольку водительские права найти не удалось, значит, документы у него с собой, и если действительно произошел несчастный случай, Джеффа должны опознать. Злость, притихшая после того, как Фиона обнаружила, что вся одежда на месте, и сменившаяся тревогой, похожей на вчерашнюю, вспыхнула с новой силой. Джефф ее бросил. Нет никаких сомнений, что когда-нибудь он вернется за своими вещами или даже наберется наглости и попросит прислать их.

«Ивнинг стандард» принесли поздно вечером. Мэтью услышал, как газета упала на коврик перед дверью, и вышел в холл, чтобы забрать ее. Фиона сидела на диване, поджав под себя ноги, Мишель на кухне заваривала чай. На первой странице газеты красовался заголовок: «УБИЙСТВО В КИНОТЕАТРЕ» — а чуть ниже: «Мужчину зарезали во время сеанса». На большой фотографии был изображен зал, где нашли мужчину, но не само тело; снимка убитого тоже не было. Его имя скрывалось. Мэтью принес газету в гостиную, но Фиона уже заснула. Он показал статью Мишель.

— Нет никаких причин, дорогой, считать, что это Джефф.

— Не уверен, — сказал Мэтью. — Он любит кино, а Фиона — нет. Должно быть, он не раз ходил в кино днем один.

— Что же нам делать?

— Думаю, мне нужно позвонить в полицию и попробовать узнать у них что-то.

— О, Мэтью, что мы будем делать, если это действительно Джефф? Бедняжка Фиона… И зачем кому-то понадобилось его убивать?

— Ты без труда найдешь несколько причин — и я тоже.

Леонардо вернулся от матери, когда Джимс собирался на ужин. Они вдвоем отправились в новомодный тунисский ресторан, вернулись домой в половине одиннадцатого, и Джимс провел ночь на Глиб-террас. Они были достаточно осторожны, и поэтому Леонардо не стал сопровождать друга в Дорсет; в десять утра Джимс уехал.

Когда-то по дороге в Западные графства можно было остановиться в маленьком городке, старинном и очень красивом, и насладиться обедом в «Белом олене», «Черном льве» или какой-нибудь другой древней гостинице. Но с появлением автострад, обходивших все населенные пункты, этот приятный обычай исчез — разве что вы согласитесь на двадцатимильный крюк, — и для отдыха путешественнику остались лишь придорожные кафе и гигантские комплексы, состоящие из ресторана, магазина и туалетов. Джимсу пришлось остановиться в одном из таких комплексов, припарковав машину рядом с сотней других, съесть увядший салат, две самосы[37] и банан. Одно радовало: он миновал «Мерри Кукхаус». К трем часам Джимс вернулся в Фредингтон-Крус, где принял ванну и облачился в наряд, предназначенный специально для мероприятий в сельской местности: хорошо сшитый твидовый костюм с жилетом, желто-коричневая рубашка и трикотажный галстук.

Толпа противников охоты уже собралась у деревенского клуба Фредингтон-Эпископи; люди держали плакаты с такими словами, как «варвары» и «мучители животных». Вдоль короткой подъездной аллеи были выставлены фотографии несчастных лис, корчившихся в смертельных муках, и оленей, которые, спасаясь от охотников, прыгали в Бристольский залив. Пока Джимс шел к двери, из толпы протестующих доносился устрашающий лай, похожий на лай гончих, преследующих дичь, но внутри его встретили аплодисментами. Зал был полон: люди сидели на приставных стульях в проходе и толпились у задней стены.

Председатель местного отделения представил Джимса и поздравил с недавней женитьбой. Публика разразилась приветственными криками. Джимс обратился к ним: «Леди и джентльмены, друзья, англичане и англичанки, кто сохраняет традиции Дорсета, соль этой земли, нашей родной земли, нашего мира, нашей Англии».

Снова раздались аплодисменты и одобрительные возгласы. Джимс долго рассказывал им о том, что они и так знали: какой замечательный спорт псовая охота, и что это неотъемлемая часть сельской жизни Англии с незапамятных времен, древняя традиция, способствующая сохранению природы и создающая тысячи рабочих мест. Несмотря на нелюбовь к верховой езде, он сказал, что для него огромное удовольствие после недели, проведенной в мрачном и суетливом Лондоне, ясным субботним утром выехать на охоту в Южном Уэссексе. Свежий воздух, великолепные пейзажи и лучшая из всех сельских картин: взявшие след гончие. Лисы, сказал он, почти не страдают во время преследования. Выслеживание животных по ночам при помощи фонарей и стрельба из ружей гораздо более жестоки. Хотя, поправил себя Джимс, охота вообще не может считаться жестоким занятием, потому что погибают только шесть процентов животных, на которых охотятся. Настоящие страдания испытают те, чья работа тем или иным образом связана с охотой — он привел тревожную статистику из заметок, за которыми возвращался в Лондон, — и кто может лишиться средств к существованию, если этот пагубный закон будет принят.

Джимс продолжал рассуждать в том же духе, хотя ломился в открытую дверь — никого из слушателей убеждать не требовалось. В самом конце речи он вспомнил, что не ответил на поздравления председателя по случаю бракосочетания, и поэтому закончил благодарностью, прибавив, что ему не терпится посадить своих очаровательных приемных детей в седло, чтобы они познали радость псовой охоты.

Оглушительные аплодисменты растянулись почти на две минуты, сопровождаясь топотом и одобрительными выкриками. Люди выстроились в очередь, чтобы пожать ему руку. Какая-то женщина сказала, что едва не проголосовала против него на всеобщих выборах, а теперь ежедневно благодарит Бога, что вовремя одумалась. Местное отделение пригласило его на обед в ужасный маленький ресторанчик под названием «Грелка», однако в десять ему удалось сбежать, и он поехал домой, в Фредингтон-Крус, опасаясь, что из-за довольно скверного армянского вина, которое ему пришлось пить, уровень алкоголя в его крови превышает норму.

Зилла провела остаток дня совсем не так, как ей хотелось бы: сначала отвела детей на детскую площадку к югу от Вестминстерского моста, а потом вместе с ними прогулялась по Саут-Банк[38], мимо колеса обозрения, Национального театра и книжных киосков до галереи Тейт и шекспировского «Глобуса». Было тепло и солнечно, и ей казалось, что на пешеходной набережной собрался весь Лондон. Как ни странно, эта прогулка напомнила ей о жизни в Лонг-Фредингтоне. Одиночество, отсутствие собеседников, если не считать двух малолетних детей, отсутствие мужчины в ее жизни — даже Джерри. Она не захватила с собой коляску, и поэтому довольно скоро ей пришлось взять Джордана на руки. Зилла купила детям мороженое, и Джордан испачкал ее жакет от Анн Демельмейстер.

— Иногда мне кажется, что и в восемнадцать лет я буду носить тебя на руках.

Услышав ее строгий голос, Джордан захныкал. Никто из детей не вспоминал о приходе полицейского, и Зилла решила, что должна быть им за это благодарна. Она очень надеялась, что больше не услышит ни о нем, ни о Джерри. Возможно, во время следующего визита, на который намекал полицейский, он всего лишь хотел поговорить с Джимсом. Двоебрачие — это слово не выходило у нее из головы. Вернувшись домой, она принялась готовить для детей чай. Почему полицейский спросил, когда они с Джерри развелись? Но даже если Джерри и был жив, когда она выходила за Джимса, напомнила себе Зилла, теперь он мертв. Джерри умер через два месяца после свадьбы. Держись за это, повторяла она себе, потому что у тебя не два мужа — так продолжалось всего несколько недель. Нельзя быть двоемужницей, когда у тебя только один муж.

Вечером, в половине десятого, позвонили из полиции. Они хотели, чтобы Зилла опознала убитого, и могут прислать машину. Завтра утром, в девять. Слишком напуганная, чтобы протестовать, Зилла позвонила миссис Пикок. Может ли она прийти завтра утром и присмотреть за детьми в ее отсутствие?

— В воскресенье? — ледяным тоном переспросила миссис Пикок.

— У меня дело. Очень важное дело. — Зилла не хотела говорить, что едет в морг опознавать труп. — Я заплачу вам двойную ставку.