Эпоха Пятизонья

Паренек оглянулся.

– Масло в системе проверь и аккумуляторы посмотри!

– Да знаю, знаю… – ответил он кому-то за дверью и, по-прежнему насвистывая, лихо, на одних руках, скатился по перилам вниз.

Так это дизель! – наконец сообразил Костя, отползая от громадины механизмов.

– Кирилл Васильевич, – удивленно сообщил по селекторной связи Гнездилов, – здесь люк открыт…

– Ну так закрой! – приказал невидимый Кирилл Васильевич и добавил несколько матерных словечек. – Давно говорил, заварить пора, да начальству виднее.

– А доложить куда повыше?..

– Ты, Серега, своими делами занимайся. Я сам доложу, – язвительно отозвался Кирилл Васильевич.

– Наши! – подскочил за спиной Кости Базлов.

Костя не успел ничего ответить, как Базлов уже шагнул к Белобрысому:

– Здравствуй, товарищ!

– Привет… – опешил Гнездилов и потянулся в кнопке селекторной связи.

– Да свои мы, свои! – остановил его майор. – Заблудились в лабиринте…

Глупо было прятаться за стеллажами, и Костя тоже вылез, проклиная доверчивого майора. Конечно, это был «нитридо-платиноид», трансмутант из жидкого металла. Кто же еще? Впрочем, проверить можно было только одним способом, но стрелять с ходу почему-то не хотелось – рука не поднималась взять и убить подростка, хотя бы и «нитридо-платиноида».

– Привет, – сказал он и убрал оружие за спину, потому что Серега Гнездилов от страха стал заикаться.

Еще бы, подумал Костя, из-под земли явились два чудика при полном вооружении. Я бы тоже в штаны наложил.

– Все-е-е… ра-а-а-вно на-на-до доложить, – выдавил из себя Гнездилов, глядя на них ошалелыми глазами.

Был он худощав по молодости лет, белобрысый, словно его мукой посыпали, с розовыми, как у поросенка ушами, и не очень уверен в себе.

– Конечно-конечно… докладывай, только без паники, – согласился майор Базлов и отступил на пару шагов, чтобы не пугать паренька.

– Ки-ки-рилл Ва-ва-сильевич, здесь два человека… говорят, военные, – поглядывая на них, с трудом произнес Гнездилов.

– Какие военные? – удивился Кирилл Васильевич. – А-а-а… ну да, ну да, должны быть военные диггеры. Наверное, заблудились со времен штурма. Спроси, они диггеры?

– Вы диггеры?

– Мы диггеры, – кивнул Костя, потому что майор Базлов в своем одеянии меньше всего походил на диггера.

– Диггеры, диггеры, – подтвердил Серега Гнездилов.

– Сейчас я спущусь, – строго пообещал Кирилл Васильевич.

Через мгновение на лестничной площадке стоял сухопарый человек неопределенного возраста в роговых очках и в желтом вельветовом пиджаке. Пиджак был надет на майку не первой свежести, из-под которой торчали седые волосы.

Несмотря на возраст, Кирилл Васильевич тоже ловко скатился по перилам вниз и представился:

– Главный электромеханик Жигунов. А это мой помощник – Серега.

Белобрысый Гнездилов испуганно кивнул, а Базлов радостно сказал:

– Да мы уже познакомились!

– Вы оттуда? – Кирилл Васильевич как-то неопределенно посмотрел на открытый люк – то ли не поверил, то ли скрыл удивление.

Лицо у Кирилла Васильевича было цвета кирпича, щетинистое, нос картошкой, глаза живые, нахальные и перебегали с Кости на Базлова, ничего толком не выражая, кроме возбуждения.

– Оттуда-оттуда, – подтвердил Базлов, держа тяжелый «пермендюр», как автомат, наперевес. – Плутали-плутали, еле вышли.

Только бы он на радостях ничего не сболтнул, подумал Костя. А то сейчас расскажет о том, что мы видели «протеиновых матриксов», как тогда поведут себя эти «нитридо-платиноиды», одному богу известно.

– Это первый случай в моей жизни, – признался Кирилл Васильевич и покосился на «пермендюр». – Еще никто оттуда не появлялся. Говорят, там люди гибли целыми взводами. Проваливались. Там же подземные реки! Люк лет пятьдесят назад прорезали на всякий случай. Но им так никто и не воспользовался. Мы туда, честно говоря, мусор сбрасываем. Серега вот все хотел разведать. Говорит, спусти меня на веревке, дядя Кирилл. А я ему: какая веревка? Что я потом моей свояченице Людмиле Владимировне скажу?! Карты нет, света тоже нет. Куда идти? Что искать?

– Ну да… – согласился Костя.

От главного электромеханика пахло то ли перегаром, то ли чесноком. Закусывать, чтобы начальство не учуяло, надо имбирным орешком, вспомнил Костя.

– А чего? – внезапно подал голос Гнездилов. – Слазил бы… Клад откопал бы…. эту, как ее?.. Библиотеку Ивана Грозного! Я поделился бы: вам, Кирилл Васильевич, как моему непосредственному начальнику, – одна треть. Одна треть нашей конторе и одна треть мне за риск и работу.

– Нет! Ну вы видели! – воскликнул Кирилл Васильевич, пересыпая слова матерком и хлопая себя по тощим ляжкам. – Кремлевский мечтатель! Тебе одни клады и снятся, а по ночам, между прочим, когда я дежурил, ну, еще лет десять назад, оттуда голоса раздавались и свет шел. Я пару раз сдуру люк открывал: «Ау!.» Никого! Только запах, как от дикого зверя. А ты: клады! Взрослых надо слушаться! Мало ли кто там бродит? Понял меня? Утащат – и поминай как звали.

– Понял… – отвернулся Гнездилов, молча соглашаясь с тем обстоятельством, что подземелье – опасное место, но по молодости лет ни на йоту не веря Кириллу Васильевичу.

– Ну вот то-то же! – веско заметил Кирилл Васильевич.

– Значит, нам повезло! – обрадовался майор Базлов. – У нас не было веревки, но мы спаслись.

Насчет «протеиновых матриксов» он благоразумно промолчал. У Кости отлегло от сердца. Здорово они маскируются под людей, дивился он, не отличишь. А с люком Кирилл Васильевич вообще загнул – ну кто может шляться ночами под Кремлем? Разве что террористы? И сам едва не рассмеялся своей шутке.

– Может, по такому случаю?.. – Жигунов выразительно щелкнул по горлу и поскреб кадык.

В глазах у него промелькнул странный огонь, который, впрочем, тлел в нем постоянно. Точно такой же огонек тлеет в каждом желающем выпить в дружной компании, угадал Костя.

– Да можно… – Базлов вопросительно оглянулся на Костю.

Если сразу не убили, подумал Костя, то почему бы и нет. Может, за разговорами что-то и выяснится? Рискнем.

– А что у вас есть? – спросил он, чтобы поддержать разговор, и почувствовал, как его губы раздвигаются в улыбке.

«Валяй Ваньку, валяй, – подумал он, – только обмани „нитридо-платиноидов“».

– Ну… обижаешь, – развел руками Кирилл Васильевич.

– Ладно, тогда с нас закуска, – пообещал Костя, надеясь на хабар-кормилец, и снова натянуто улыбнулся.

Он потом эти улыбки считал, как скупой ростовщик деньги. Не было у него возможности непринужденно улыбаться – ни в настоящем, ни в ближайшем будущем.

– Вот это настоящий разговор, вот это по-русски! – обрадовался Кирилл Васильевич и полез наверх по гулким лестницам и переходам, наказав, однако:

– Серега, люк закрой, дизель запусти и поднимайся к нам, а мы пока стол накроем. У меня еще квашеные помидоры с зимы остались.

Костя полез следом за наивным майором Базловым. При упоминании о квашеных помидорах рот у него наполнился вязкой слюной. Однако он подумал, что если это такая игра, то так тому и быть, только бы майор не свалял дурака. Надо было давно ему рассказать о трансмутантах и «механоидах», но теперь уже поздно. В последний момент, оглянувшись, он увидел, как худощавый Гнездилов, словно играючи, приподнял чугунную крышку и накрыл ею люк. Люди так не могут, почти равнодушно подумал Костя, ну да ладно. Точно – «нитридо-платиноиды». При этом Гнездилов, как ни в чем не бывало, насвистывал модный шлягер «Что такое любовь?». Костя если не привык, то смирился с тем обстоятельством, что в Зонах происходят всякие чудеса, и чудесами их уже не считал, а считал их органическими свойствами Зон.

* * *

Хабар-кормилец словно только и ждал такой пьянки. Он раскрылся, как рог изобилия, – давить не надо. Костя даже обиделся на него, хотя как можно обижаться на неодушевленный предмет? В былые времена из него черной корочки не выдавишь, а здесь он вдруг расщедрился и исторг: двух копченых кур бройлерных – огромных, как гуси, два окорока – один копченый, другой запеченный с горчицей и медом, колбасы с чесноком, в том числе и длинные тонкие купаты, зелень – огромной горой и в довершение ко всему – бутылку английского джина, холодного и чистого как слеза, ну и тоник, конечно, пару мутных баклаг. И много еще другой вкуснятины. «Как бы он раньше времени не оскудел!» – пожадничал Костя.

Кирилл Васильевич от удивления крякнул:

– Мы так не договаривались… – И достал трехлитровую банку самогона, закрытую белой полиэтиленовой крышкой. – Начнем с этого! Специально берег для неведомых гостей!

А еще он достал бадью обещанных помидоров, банку квашеной капусты и трехлитровую бутыль пива «Невское темное». Ну все, подумал Костя, здесь мы костьми и ляжем, но почему-то даже не улыбнулся.

Внизу загудел дизель. Явился белобрысый Гнездилов. Уселся на свободное место, и Кирилл Васильевич тут же наполнил граненые рюмки из толстого зеленоватого стекла.

– Ну… за знакомство! – воскликнул он, вставляя ядреные матерные словечки.

Костя выпил вонючего самогона, закусил огромным, пухлым помидором, кожура на котором лопалась и слезала сочными ошметками, и потянулся за хрустящими купатами. На мгновение ему показалось, что он ни в какой не в Зоне, тем более не в Кремлевской, а пьет в компании Бараско, который вот-вот явится, чтобы сказать свою дежурную фразу: «По мне, так мы занимаемся самым нужным делом на Земле! За настоящих мужиков сталкеров! Пусть меня Зона сожрет, если вру!» И от этих слов в носу вдруг защиплет, на глаза навернутся слезы, и все быстро выпьют, чтобы скрыть свои чувства, и будут хлопать друг друга по плечам, говорить приятные, мужественные, но совершенно нельстивые вещи, а потом будут петь песни и вспоминать, как они ходили по Зонам, кто как спасся, отделавшись испугом или ампутированной конечностью, и кто там, в этой проклятой Зоне, остался навечно. Пухом тебе Чернобыльская земля, сталкер! И за тех, кто не вышел оттуда, тоже выпьют, не чокаясь, стоя. И на какой-то момент все сделаются грустными и печальными. А потом снова будут пить водку и клясться в вечной дружбе. И всем будет очень весело и хорошо.

Но ничего этого не было, напротив Кости сидел главный механик Жигунов Кирилл Васильевич, который уплетал за обе щеки, слева – белобрысый Серега Гнездилов, который с обожанием глядел на всех, справа – Базлов Олег Павлович, который не терял бдительности даже в самые сложные моменты и сторожил свой «пермендюр», как зеницу ока. Молодец! – отметил Костя, бдит. Полезное свойство. А значит, нет никакого Реда Бараско, а есть одна смертельно надоевшая Кремлевская Зона, которая ухайдокала целую страну, и надо принимать решения. Только какие? Эх, скорей бы что-нибудь такое случилось, чтобы расстроить мои, то бишь планы генерала Берлинского! – Но ничего из ряда вон выходящего не происходило, хотя Костя ждал такого события, как манны небесной. Крепкая у меня судьба, с гордостью думал он. Очень крепкая. А что толку? Куда ни кинь – все клин. И куда она выведет, тоже неизвестно.

Потом Кирилл Васильевич заорал, опять же с круглыми матерными словечками, что после первой и второй перерывчик небольшой. Снова выпили и сразу налили вдогонку. Такими темпами мы точно напьемся, ошалело подумал Костя и наступил Базлову на ногу, чтобы тот не гнал. Однако, похоже, Базлов вошел в раж. Он пил много и вне очереди, правда закусывая, долго и много говорил, правда на нейтральные темы: в основном об армии и женщинах. Должно быть, армия и женщины вызывали у него приятные воспоминания.

– Вот когда я служил… А когда я был женат… А вот когда у меня была собака…

Жизнь у него оказалась богатой и бурной. Первая его жена владела сетью мелких магазинов розничной торговли. Детей у них не было. Потом крутой поворот: жена заболевает раком и одновременно в нее влюбляется молодой миллионер. Естественно, она уходит к нему, выздоравливает, а о майоре напрочь забывает. Потом майор, будучи в служебной командировке в Санкт-Петербурге, знакомится в общественном транспорте с поэтессой и женится на ней. У них пошли дети. Однако поэтесса обладала странной чертой характера – ей нравились мужчины после сорока лет. И все было мило и чинно, но как-то стороной майор узнал, что жена, выезжая на всякие литературные съезды, изменяла ему там с большими и маленькими писателями и мимоходом – с поэтами, мягко сказать – сплошь перезрелого возраста. Майор, естественно, пришел в бешенство, развелся с поэтессой и пустился во все тяжкие, дав себе слово больше никогда не жениться, а остаток своих дней посвятить любимой армии. Что он с тех пор, собственно, и делал.

Мягкое сердце Кирилла Васильевича дрогнула, он пустил слезу и на некоторое время притих. А Костя подумал: или майор дурак, рассказывая такие байки, или хитер, как сто чертей. А потом успокоился: Базлов Олег Павлович пивом не запивал – умел держать марку и, похоже, не пьянел. В нем чувствовалась старая армейская школа. А главное, он соблюдал режим ОПС: о Зоне вообще ничего не говорил, вроде ее и не существовало, что, конечно, было крайностью, потому что сидеть в Зоне и не упоминать о ней в разговоре – это уже настораживало. Однако Гнездилову и Кириллу Васильевичу было все равно.

Острые, пахучие купаты с чесноком смели в одно мгновение. От окорока с горчицей и медом остались лишь косточки, да и те тщательно обглодал Гнездилов. Курицы были разорваны на мелкие кусочки. Зелень уменьшилось наполовину. Черный хлеб сгрызли с горчицей в качестве деликатеса, а соусами залил весь стол, застеленный газетами.

Гнездилов, как хомяк, набивал еду за щеки и жаловался, едва шевеля языком:

– А мы здесь голодаем…

Кирилл Васильевич расчувствовался.

– Я ведь вас принял за диверсантов, – признался он, энергично вытирая жирные руки о свой вельветовый пиджак, – и даже начальству доложил, а потом тебя увидел…

– Меня? – удивился Костя.

– Ну а кого же?! – восторженно заорал Жигунов, размахивая руками так, что того и гляди мог сковырнуть свою бутыль самогона на пол. – Тебя с утра до вечера показывают по ящику.

– А-а-а… – туго соображал Костя. – По какому ящику?

– Да по этому! – Кирилл Васильевич хлопнул ладонью по телевизору и включил его.

Вперемешку с помехами шла передача о главной Зоне страны. Костя увидел знакомые лица: Ксюшу Белякову, к которой испытывал перманентное состояние влюбленности, правда не настолько, чтобы потерять голову, Андрюху Лукина, которого взяли вместо погибшего в Чернобыле Пети Морозова, Славика Котова, который тоже высказался насчет эпохи Пятизонья в смысле ее глобального влияния на экономику и на политику страны, а в конце заявившего:

– С глубоким прискорбием хочу сообщить о том, что, исполняя свой гражданский долг, погиб наш сотрудник Константин Сабуров. – Славик Котов не мог сдержать волнения и сделал невольную паузу. – Мой друг Константин Сабуров побывал во всех аномальных Зонах и не раз рисковал жизнью, делая самые трудные и опасные репортажи в чрезвычайно гиблых местах, в которые не всякий журналист сунется. Последняя его командировка в Чернобыльскую Зону едва не стала роковой. Он первым попал в знаменитую Дыру и увидел новый «N-мир» – безбрежный как океан. Судьба уберегла его, но в этот раз… – Он всхлипнул и полез за платком.

От его лица, которое болезненно задергалось, быстро убрали камеру. Должно быть, Славик Котов не сдержался и разрыдался.

Я не знал, что он ко мне так относится, удивился Костя. Вот он меня теперь и будет вспоминать всю оставшуюся жизнь. Если вернусь, надо будет с ним обязательно раздавить пузырь коньяка, да не один. Ох, какой у меня друг! Костя почувствовал, что по-идиотски радостно улыбается.

– Про тебя, что ли, говорят? – пихнул Базлов Костю локтем.

– Наверное… – снова улыбнулся Костя и вперился в экран.

Появилось взволнованное лицо генерал-полковника Берлинского. Выглядел тот ужасно – постаревшим лет на десять. Армейская рубашка болталась на нем, как на огородном пугале. Под глазами лежали свинцовые тени.

– …Сабуров был направлен в Зону со специальным заданием. Не могу сообщить, с каким именно, это государственная тайна, – глаза у генерала сделались влажными, – но, к сожалению, мы получили достоверную информацию о его смерти. Мы выражаем соболезнования родителям и друзьям покойного. Вечная память бойцам невидимого фронта!

– Тебя, что ли, укокошили?! – безмерно удивился белобрысый Гнездилов, показывая грязным, замасленным пальцем на экран.

– Наверное, – согласился Костя, и ему стало не по себе.

Он в первую очередь вспомнил о родителях, а потом – о Лере. А вдруг она передумает и забудет?! Эх, подать бы о себе весточку! Неспроста все это. Понятно, что чисто теоретически убить могли в то время, когда военные предприняли магнитно-электронную атаку на Кремлевскую Зону. Но это чисто теоретически. Значит, генерал что-то затеял. Откуда достоверные сведения о моей смерти? Нет… не может быть… Скорее всего, генерал таким образом пытается ввести противника в заблуждение. А если он действительно меня похоронил? Тогда… тогда… Зону должны разнести в пух и прах в течение этой ночи или следующего утра, потому что ждать больше нечего и даже опасно. От этой мысли Косте сделалось физически плохо.

– Так, надо уходить… – прошептал он Базлову в ухо.

Майор сделал вид, что отмахнулся от мухи. Костя снова забубнил ему:

– Дело серьезное… очень…

Но Кирилл Васильевич вдруг так заорал и так замахал руками, что банка с самогоном едва не улетела на пол:

– Давайте помянем! Давайте!!! Повод-то какой, повод!

Всем стало жарко, все раскраснелись от избытка чувств – надо же, убили человека, а он живой! Такое не каждый день происходит. Такое событие – почему бы действительно не выпить лишний раз, хуже не будет.

– Помянем! – фальцетом поддержал Серега Гнез дилов и вскочил, радуясь неизвестно чему.

– Помянем, – насмешливо поддержал Базлов и хлопнул Костю по спине: мол, не дрейфь, всему свое время.

Если бы не экзокомбез «титан», то он точно отбил бы Косте легкие. Тяжелая у майора оказалась рука. Какая-то нечеловеческая, словно железная дубина. Но Костя тут же об этом забыл, потому что за него выпили стоя аж три раза подряд: за упокой, за воскрешение и за возвращение в мир живых. И каждый раз все троекратно орали: «Ура-а-а!!!» А Кирилл Васильевич лез лобызаться. Пахло от него как-то странно – словно от бутыли с перебродившим квасом. Косте пришлось срочно закусывать, но все равно запах долго не выветривался с губ.

После этого он на некоторое время забыл о своих тревогах и волнениях. Снова ему сделалось весело и приятно в компании приятных людей, пока волна опьянения не прошла и он не вспомнил, что он погиб для Большой земли. Тогда-то Костя и почувствовал, что лицо у него делается деревянным, словно маска, и он перестал улыбаться. Надо было уходить, и как можно быстрее. Может, успеем выбраться? – тупо думал он, невольно прислушиваясь, не летит ли ядерная ракета. Впрочем, если она уже летит, то рыпаться поздно, надо как можно быстрее напиться.

Кирилл Васильевич снова заорал, выкатив глаза:

– А вы знаете, где вы находитесь?!!