— Заражено? Они что, действительно…
— Вампиры? Точно. Усраться и не встать.
Анхель почувствовал, что у него кружится голова. Он был сбит с толку, дезориентирован. Этого просто не могло быть. Чтобы такое случилось с ним? Вихрь разнообразных эмоций овладел им, и среди этих эмоций он распознал одну, которая не посещала его очень-очень давно.
Возбуждение.
Крим стоял рядом, сжимая и разжимая кулак с серебряным кастетом.
— Оставь его здесь, — сказал он Гусу. — Эти уроды сейчас просыпаются по всей округе, а во мне сидят и просятся наружу еще много-много убийств.
— Ну, что скажешь? — обратился Гус к своему соотечественнику. — Тебе здесь больше делать нечего.
— Ты только посмотри на его колено, — заметил Крим.
— Никто не сможет меня остановить, — молвил Анхель. — И ничто не заставит меня превратиться в этих… с жалами.
Гус вытащил из сапфировской сумки с оборудованием небольшой меч и вручил оружие Анхелю.
— Это его здание. Посмотрим, сумеет ли он отработать свою кормежку.
Как будто прозвучал некий сигнал экстрасенсорной тревоги — все вампиры, обитавшие в доме Анхеля, мгновенно изготовились к битве. Спустя считанные секунды немертвые появились во всех проходах и проемах, ринулись по лестнице, без усилий одолевая любые преграды.
Во время схватки на лестничном марше Анхель увидел свою соседку — семидесятитрехлетнюю старушку, которая всегда передвигалась в ходунке. Сейчас же она использовала перила как трамплин, чтобы перепрыгнуть в лестничном колодце с этажа на этаж. И старушка, и все остальные вампиры двигались с ошеломительной грацией приматов.
В фильмах Анхеля враг обнаруживал себя злобным взглядом и вполне устраивал героя, потому что, готовясь к убийству, двигался медленно, даже с некоторой ленцой. Но в данной — вовсе не киношной — ситуации у Анхеля не очень-то получалось «отрабатывать кормежку», хотя грубая сила старого борца давала ему некоторые преимущества. Опыт рестлинга вернулся к нему и был особо полезен в ближнем бою, даже несмотря на ограниченную подвижность Анхеля. И Серебряный Ангел снова почувствовал себя супергероем, каким он когда-то был на съемочной площадке.
А немертвые все шли и шли, как полчища злых духов. Казалось, их созвали со всех окрестных домов: волна за волной бледных, склизко-языких тварей поднималась с нижних этажей, и стены здания окрашивались белым. Панки боролись с ними так же, как пожарные борются с огнем: отсекая пламя, затаптывая новые возгорания и бросаясь в самые горячие очаги. Они действовали как хладнокровная, безжалостная расстрельная команда, — позднее Анхель с изумлением узн
В сравнении с этим дневная охота — все равно что легкий прохладный ветерок, говорили они.
Когда они остановили натиск вампиров, кто-то из колумбийцев нашел картонку с косяками, и все закурили. Анхель не курил уже много лет, но сейчас не отказался и он: вкус и запах травки смягчали вонь, распространявшуюся мертвыми тварями. Наблюдая, как дымок тает в воздухе, Гус мысленно вознес молитву за товарищей, погибших в бою.
— Есть один человек… — сказал Гус. — На Манхэттене. Старый ломбардщик. Он первым дал мне понять, кто такие эти вампы. Спас мою душу.
— И речи быть не может, — мгновенно возразил Крим, поняв Гуса с полуслова. — Зачем переть через реку, когда нам и здесь убивать да убивать?
— Когда увидишь этого старика, сам поймешь, зачем.
— Откуда ты знаешь, что он еще не отбросил коньки?
— Просто очень надеюсь, что пока еще нет. Мы пойдем через мост при первых лучах света.
Анхель отпросился на несколько минут, чтобы в последний раз побывать в своей квартире. Его колено разболелось не на шутку. Он окинул взглядом свое жилье: в углу — куча нестираной одежды, в раковине — грязные тарелки, во всем — нищета и убожество. Он давно уже не чувствовал никакой гордости за свое обиталище, а сейчас и вовсе испытал острый приступ стыда. А может, подумалось ему, он все это время подспудно знал, что предназначен для чего-то большего — для чего-то, что он и вообразить не мог, — и просто ждал зова?
Анхель швырнул в хозяйственную сумку кое-какую запасную одежду, спрятал туда же упряжь для колена, а напоследок — едва ли не сконфуженно, потому как, забирая эту вещь, он словно бы признавался, что это самое дорогое его сердцу имущество, все, что осталось от того героя, кем он когда-то был, — прихватил серебряную маску.
Сложив маску, он засунул ее во внутренний карман куртки. Ощутив эту ценность рядом с сердцем, Анхель вдруг осознал, что впервые за последние десятилетия пребывает в ладу с самим собой.
Низина
Эф закончил обрабатывать раны и ссадины Василия. Особое внимание он уделил обеззараживанию отверстия, которое кровяной червь успел пробуравить в предплечье Фета. Крысолов пострадал довольно сильно, однако ничего необратимого с Василием не произошло, — разве что частичная потеря слуха и звон в правом ухе могли остаться с ним навсегда. Эф извлек из ноги Василия металлический осколок, и Фет ходил теперь, припадая на одну ногу, однако ему и в голову не приходило жаловаться. Вот и сейчас он не сидел, а стоял возле Эфа. Гудуэдер восхищался этим и чувствовал себя рядом с Василием кем-то вроде маменькиного сынка из Лиги Плюща.{18} При всем своем образовании и при всех своих научных достижениях Эф чувствовал, что сейчас он несравненно менее полезен для их общего дела, чем Фет.
Однако скоро это изменится.
Крысолов открыл свой чулан, где хранились яды, завел туда Сетракяна и показал ему отравленные приманки и крысоловки, бутылки с галотаном, высокотоксичные гранулы синего цвета. У крыс, объяснил Василий, отсутствует биологический механизм рвоты. Главное назначение этого процесса — очистка организма от отравляющих веществ, вот почему крысы особо восприимчивы к ядам, а раз так, эволюция поспособствовала им выработать другие свойства, позволяющие компенсировать отсутствие столь важного механизма. Например, они могут переварить практически все, включая совершенно непитательные вещи, такие как глина или бетон, — это помогает им ослабить действие ядов, словно бы растворить их в массе ненужных организму веществ, чтобы потом вывести отраву из организма вместе с другими отходами. Среди прочих даров эволюции можно назвать крысиный интеллект, умение этих грызунов разрабатывать сложные стратегии, позволяющие распознавать и обходить опасную еду, — все это предопределило высокую степень выживаемости крыс.
— Забавно, — сказал Фет. — Когда я вырвал у той твари глотку, я не удержался и заглянул внутрь. Хорошенько заглянул.
— Да? — заинтересовался Сетракян. — И что же?
— То, как там все устроено… Готов поставить все мои баксы против банки ваксы за то, что эти твари тоже не умеют блевать.
Сетракян немного поразмышлял над услышанным, затем кивнул.
— Полагаю, вы правы, — сказал он. — Могу я спросить, каков химический состав этих родентицидов?
— Это смотря по тому, что требуется, — ответил Фет. — Вон в тех используется сульфат таллия, соль тяжелого металла, губительная для печени, мозга и мускулов. Очень токсичное вещество, без цвета и запаха. А вон там — обычный антикоагулянт, он годится для всех млекопитающих.
— Для всех млекопитающих? Что-то вроде кумадина?
— Нет, не вроде. Это кумадин и есть.
Сетракян посмотрел на бутылочку.
— Получается, я сам вот уже несколько лет принимаю крысиный яд?
— Ну да. Вы и миллионы других людей.
— И что он делает с крысами?
— То же, что он сделает и с вами, если вы примете слишком большую дозу. Антикоагулянты вызывают внутренние кровотечения. Крысы истекают кровью — она просто хлещет из всех отверстий. Не очень-то приятное зрелище.
Сетракян взял бутылочку в руки, чтобы изучить этикетку, и вдруг заметил кое-что на полке — позади того места, где стоял флакон с антикоагулянтом.
— Василий, мне не хочется беспокоить вас попусту, но разве это не мышиный помет?
Василий, хромая, подошел к полке, чтобы получше рассмотреть то, на что указал Сетракян.
— Ебитская сила! — воскликнул он. — Как такое может быть?!
— Уверяю вас, это просто легкая инвазия, — сказал Сетракян.
— Легкая, тяжелая, какая разница?! Здесь должно быть как в Форт-Ноксе!{19} — Фет раздвинул другие бутылочки — даже опрокинул несколько из них, — чтобы разглядеть следы грызунов. — Это все равно, как если бы вампиры ворвались в серебряные копи!
Фет как одержимый принялся рыться в задней части своей кладовки, пытаясь найти новые следы инвазии, а Эфраим заметил, что Сетракян, взяв одну из бутылочек, быстро опустил ее во внутренний карман пиджака и вышел из чулана.
Эф последовал за ним и улучил возможность поговорить с Сетракяном в отдалении, так чтобы их никто не слышал.
— Что вы собираетесь с этим делать? — спросил Гудуэдер.
Сетракян не выказал ни малейшего чувства вины от того, что его поймали на мелкой краже. Вид у него был неважнецкий: щеки ввалились, лицо обрело землистый, бледно-серый оттенок.
— Фет сказал, что это, в сущности, не что иное, как препарат, разжижающий кровь. Поскольку ныне все аптеки практически разграблены, я бы не хотел в какую-то минуту оказаться без нужных мне лекарств.
Эф некоторое время стоял молча, разглядывая старика, — ему хотелось понять, какая правда скрывается за этой ложью.
— Нора и Зак готовы отправиться в Вермонт? — спросил Сетракян.
— Почти готовы. Только не в Вермонт. Нора вовремя подметила: это место, где живут родители Келли, и ее вполне может потянуть туда. Есть один летний лагерь для девочек — Нора его хорошо знает, потому как выросла в Филадельфии. Сейчас не сезон, поэтому там никого нет. Три домика на небольшом острове посреди озера.
— Хорошо, — сказал Сетракян. — Окруженные водой, они будут в безопасности. Когда вы отправляетесь на вокзал?
— Скоро, — ответил Эф, сверяясь с наручными часами. — У нас еще есть немного времени.
— Они могли бы поехать на машине. Вы же понимаете, что мы здесь вне эпицентра. В этом районе нет линий подземки, здесь сравнительно мало многоквартирных домов, подверженных быстрому заражению паразитами, вампиры еще не скоро займутся его колонизацией. Пока еще это не худшее место.
Эф покачал головой.
— Поезд — самый быстрый и надежный способ убраться из этой чумы.
— Фет поведал мне о полицейских, которые в свободное от дежурства время самостоятельно патрулировали улицы и заявились в ломбард, — сказал Сетракян. — Как только их семьи уехали из города и оказались в безопасности, эти полицейские решили заняться самосудом. Полагаю, у вас на уме что-то похожее?
Эф был поражен. Неужели старик интуитивно догадался о его плане? Он уже собирался рассказать обо всем Сетракяну, как в мастерскую вошла Нора, неся открытую картонную коробку.
— Вот это все для чего? — спросила она, поставив свой груз возле клеток, предназначавшихся для енотов. Внутри коробки были кюветы и химикаты. — Вы решили заняться фотографией, и вам нужна темная комната?
Сетракян повернулся к Норе.
— Есть некоторые серебряные эмульсии, которые я хочу проверить на кровяных червях. У меня есть определенные основания для оптимизма — в том смысле, что аэрозоль из тончайшего серебряного порошка, если удастся его выделить, синтезировать и научиться распылять направленно, будет эффективен как оружие массового уничтожения тварей.
— Но каким образом вы хотите испытать его? — спросила Нора. — Где вы возьмете кровяных червей?
Сетракян приподнял крышку переносного холодильничка из пенополистирола — там покоилась стеклянная банка, в которой медленно пульсировало вампирское сердце.
— Я расчленю червя, населяющего этот орган.
— Разве это не опасно? — спросил Эф.
— Только в том случае, если я допущу ошибку. Я уже расчленял этих паразитов в прошлом. Каждая часть регенерирует и превращается в полностью функционального червя.
— Ага, — сказал Фет, вышедший из чулана. — Я уже видел такое.
Нора приподняла банку и посмотрела на сердце, которое старик подкармливал вот уже тридцать лет, собственной кровью вливая в него жизнь.
— Ну и ну! — сказала она. — Это что-то вроде символа, правда?
Сетракян посмотрел на нее с неподдельным интересом.
— Что вы имеете в виду?
— Это больное сердце, которое вы держите в банке… Ну не знаю… Я думаю, оно являет собой пример того, что послужит причиной нашего окончательного краха.
— И что же это такое? — спросил Эф.
Нора пристально посмотрела на него. Во взгляде ее мешались глубокая печаль и столь же глубокое сострадание.
— Любовь, — сказала она.
— Ах, да. — Сетракян утвердительно кивнул, тем самым подтверждая проницательную правоту Норы.
— Немертвые приходят за своими любимыми, — сказала Нора. — Любовь человеческая извращается: она становится чисто вампирской потребностью.
— Возможно, это и есть самое страшное, самое вероломное зло нынешней чумы, — молвил Сетракян. — Вот почему вы должны уничтожить Келли.
Нора согласно кивнула.
— Ты должен
Эф поразился ее словам, но не мог не признать, что Нора была права.
— Я знаю, — сказал он.
— Одного лишь знания того, как вы должны действовать, недостаточно, — вмешался Сетракян. — Вам предстоит совершить деяние, которое идет вразрез со всеми человеческими инстинктами. Освобождая любимого вами человека, вы… вы сами в какой-то степени становитесь обращенным. Вы восстаете против всего человеческого, что в вас есть. Это деяние изменяет человека навсегда.
Слова Сетракяна прозвучали с необыкновенной силой. Все погрузились в молчание.
И тут в мастерскую вошел Зак. Он явно устал бесконечно резаться в одну и ту же игру на видеоигровом устройстве, которое отыскал для него Эф, или же в наладоннике просто сели батарейки, поэтому Зак покинул микроавтобус и вернулся в дом, где застал взрослых за какой-то непонятной для него беседой.
— Что тут происходит? — спросил он.
— Ничего особенного, молодой человек, — ответил Сетракян, усаживаясь на одну из картонных коробок, чтобы дать отдых ногам. — Просто обсуждаем стратегию. У нас с Василием намечена одна встреча на Манхэттене, поэтому, с разрешения вашего папы, мы прокатимся вместе с вами по мосту.
— Какая еще встреча? — встрепенулся Эф.
— На аукционе «Сотбис». Там организован предварительный осмотр лотов.
— Я полагал, они не выставляют интересующий нас предмет на обозрение.
— Нет, не выставляют, — сказал Сетракян. — Но мы должны попытаться его увидеть. Это мой наипоследнейший шанс. Как минимум, наше посещение даст Василию возможность изучить их меры безопасности.
Зак посмотрел на папу и спросил:
— А разве мы не можем вместе с ними заняться мерами безопасности, как Джеймсы Бонды? Зачем нам этот дурацкий поезд?
— Боюсь, что нет, мой маленький ниндзя, — сказал Эф. — Тебе надо ехать.
Поделиться книгой: