Вкус любви

— Мне кажется, они обречены, что вы скажете?

— А вам известно, как это, когда отваливаются ноги? Или спрашивать об этом невежливо?

— Это когда здесь воспаляется сустав, — сказал Джулио, проводя большим пальцем по ее колену. Она невольно дернулась. — Но я думаю, вам не о чем беспокоиться. — Он снова дотронулся до нее, заботливо разглядывая ее ногу. — У вас великолепные конечности.

По ее ноге, от бедра до кончиков пальцев, пробежала дрожь.

— Вы облегчили мою душу, — она усмехнулась и нервно сжала колени. — Я запомню это, если решу присоединиться к этой голоногой и потной толпе.

Рассмеявшись, он перекатился на спину так, что его голова очутилась на коленях Кэйт. Это случайное, но интимное прикосновение вызвало в ногах Кэйт новую волну дрожи. Джулио глубоко вздохнул и закрыл глаза.

Что она делает, размышляла Кэйт, прохлаждается в середине дня в парке с этой… этой назойливой итальянской головой на своих коленях. Ей следовало быть дома и работать. Ночью, помоги только Бог, ей предстоит заниматься съемкой. Так почему же она торчит здесь? Потому что Джулио Фрэзеру захотелось, чтобы сегодня днем кто-нибудь развлекал его, вот почему! И как только она позволила, чтобы ее втравили в это? Должно быть, она выжила из ума. В две минуты она должна очнуться и отправиться домой…

Но теплое солнце размягчило ее, а мерное дыхание Джулио убаюкало. Трава была свежей, воздух насыщен запахом распустившихся почек, молодой зелени, пробудившейся жизни. В солнечном свете его темные волосы сохраняли глубокую черноту, словно бархат. Кэйт осторожно накрутила на палец черный завиток. Он был упругим, прочным, как водоросли, и возбуждающе пах морем. Как-то бессознательно она представила, что эти жесткие кудри прижимаются к ее груди.

Он открыл полусонные глаза и так понимающе улыбнулся Кэйт, что она задрожала. Он прижал ухо к ее животу.

— Я могу так слышать ваш обед.

— Да? — Она навернула еще один завиток на палец.

— Он очень вежливо мурлычет по-японски. Она услышала эту пару раньше, чем увидела: голос женщины был высокий и визгливый от гнева, мужской пронзительный от отчаяния. Легкий ветерок уносил слова в сторону, делая разговор неразборчивым гулом. Кэйт увидела их сидящими на скамье совсем рядом. Оба были белокурыми, со светлыми глазами и маленькими руками, она размахивала ими на уровне бедер, он своими охватил колени.

— Должно быть, у них порядочная ссора, — привстав и глянув туда, сказал Джулио. — Как вы полагаете, о чем они спорят?

— Думаю, что настоящий спор уже закончен, и они перешли к стадии умиротворения, но мужу вынесен суровый приговор.

— Мужу? Не думаю, что они женаты. Они слишком, слишком осторожно обращаются друг с другом. Муж и жена уже десять раз могли бы разрезать друг друга на куски тупыми ножами.

— Вы были женаты? — спросила она, размышляя о том, какая горечь прозвучала в его словах, словно провоцируя ее об этом спросить.

— Нет, — ответил он, не сводя глаз с парочки за ветками, потом неожиданно взглянул на нее. — А вы не замужем, верно?

— Нет, — ответила она поспешно, чтобы он не успел задать следующий вопрос. — Ладно, как бы то ни было, но они знают друг друга очень давно. Вы что, не видите, как он трогает ее руку? Он делает это не глядя, он знает, где ее рука находится. Это означает, что они живут вместе много лет. Они должны быть женаты. Если хотите знать, они даже немного похожи друг на друга, вы не находите? Та же структура лица, тот же цвет волос.

— Нет, — с насмешкой возразил он. — Они вовсе не похожи. Посмотрите, какие различные у них выражения, и разный взгляд глаз… Определенно, они не женаты. Они любовники.

— Хотите поспорить?

— Принимаю! — сказал он, протягивая ей руку и помогая подняться на ноги.

— Что вы собираетесь сделать?

— Подслушать. Как бы случайно. Рука об руку они медленно обошли скамью и с тщательно рассчитанной беззаботностью уселись на пригорок над парочкой. Без предупреждения Джулио обнял Кэйт и привлек к себе.

— Что вы делаете? — шепотом запротестовала Кэйт.

— Шпионю. Представьте, что вы агент 007, - шепнул он ей на ухо.

Кэйт захихикала:

— Так что же вы делаете, сэр, посреди Центрального парка обнимая Джеймса Бонда? Может быть, вы Джеймс Бонд, а я мисс Марпл?

— Ш-ш! — Он слегка куснул ее за мочку уха. — Делайте вид, что мы возлюбленные.

Это оказалось легко и приятно. У нее не нашлось сил оторваться от него, в то время, как он продолжал покусывать ее ухо.

Между тем женщина на скамье говорила:

— Я думаю, она должна была выйти за него замуж. Я бы вышла хоть завтра, если бы он мне предложил.

— Видите? — прошептал Джулио, стискивая ее плечо. — Они не женаты.

— Ты опять в своем репертуаре, — ответил мужчина, — стоит тебя один раз поцеловать, и ты готова бежать за ним на край света. Ты не боец, Паула, ты слабак.

— Вы правы, — прошептала Кэйт, — но в любом случае, разговаривают они не как любовники.

— Ладно, — сказала женщина, — я думаю, Джил Клейбург определенно чудачка! Я бы не позволила Алану Бэйтсу уйти, даже если он художник! И только потому, что ты мой брат…

— Нет! — простонал Джулио и с хохотом повалился на землю, увлекая за собой Кэйт.

— Да! — хихикнула Кэйт, тыча его под ребра. — Они спорят о фильме! — Чтобы не смеяться слишком громко, она ткнулась лицом в его плечо. — Вы, Джеймс Бонд, нашли, что они совсем не похожи друг на друга.

Его грудь сотрясалась от сдерживаемого смеха, безжалостно сдавливала ее ребра. Кэйт, чтобы не хохотать во все горло, вцепилась в узел его галстука. И чем крепче сжимал он ее, тем сильнее она содрогалась от беззвучного смеха, пока ее ребрам не стало по-настоящему больно, и она не начала задыхаться. И даже, когда она поняла, что в следующую секунду задохнется, они продолжали хохотать веселым, заразительным дуэтом в объятиях друг друга. Паула поднялась на ноги.

— Посмотри! Посмотри — вскричал ее братец, гневно указывая на них. — Я тебе говорил, я тебе говорил. Этот город полон сумасшедших!

И пара пошла наискосок через парк.

Кэйт наконец села, грудь ее тяжело вздымалась, по щекам бежали слезы. Джулио лежал на спине, раскинув руки, тяжело хватая воздух ртом. Кэйт вытерла глаза и фыркнула, стараясь избежать еще одного приступа хохота.

Раскрасневшись, Джулио сел.

— Что вы с ним сделали? — спросил он, взявшись за перекрученную тряпку, которая была еще недавно галстуком.

— Дайте его сюда, — сказала она, удерживаясь от смеха, — я выглажу его.

Он распустил узел и снял галстук.

— Можете взять его на память, мисс Марпл.

— Я всегда буду хранить его как сокровище. — Она смахнула слезу. — Но теперь я должна лететь. Долг зовет.

— Вы в самом деле должны, Марпл? — просяще спросил он, прижав руку к сердцу.

— Я должна отправить брошюру еще до конца рабочего дня.

— Забудьте об этом. — Его лицо потемнело, смеха как не было, глаза стали черными, непроницаемыми. — Я хочу, чтобы вы поужинали со мной.

Кэйт покачала головой.

— Я не могу. — Руки ее покрылись гусиной кожей. Под его ищущим взглядом она твердо добавила:

— В самом деле.

С отсутствующим видом он сунул галстук в карман. Кэйт попыталась прочитать что-нибудь в его глазах, но видела в них лишь свое отражение, удвоенное в черных зрачках.

— Благодарю вас за обед, — сказала она и отвернулась от его сурового взгляда.

— Удачных съемок! — крикнул он ей вслед. Когда она посмотрела через плечо, ей показалось, что глаза его смеются. Черт побери! Этот человек — сплошное противоречие!

Кэйт только начала складывать двенадцатистраничную брошюру для туристического агентства, как позвонила Марион.

— Как ты смотришь на запеченного тунца? Предполагалось, что это будет порция на одного, но у меня кое-что осталось с вечера, так что хватит на шестерых.

— Я бы с удовольствием, Марион, но я только что решила довольствоваться разгрузочным ужином из яблока. У меня был невероятный обед. И, между прочим, огромное количество тунца. Джулио угостил меня обедом у Номуры.

— Угостил обедом? — В голосе Марион прослушивалось подозрение. — И что ты ела?

— Все виды суси и сашими. Все очень деликатесное. Боюсь, что я объедалась, как поросенок.

— Кэйт Эллиот! Ты понимаешь, что эта рыба была сырой?

— Ты шутишь.

— Определенно не шучу. То, что лежало у тебя сверху на рисе, было сырой рыбой. Я читала об этом.

— Ладно, меня это вовсе не расстраивает. Ничто, что имеет такой замечательный вкус, не может принести вред. Не хочу и думать об этом. Скажи лучше, как у тебя в фонде.

— Дел, как всегда, невпроворот, даже больше. Босс улетает в Лос-Анджелес на конференцию. Я завалена грудами всяких отчетов. К тому времени, когда он вернется, я, может быть, снова увижу поверхность своего стола. В последний раз я видела ее в прошлое Рождество и даже забыла, она из дерева или пластика. Так ты точно не придешь?

— Я действительно не могу.

— Ты по-прежнему полагаешь, что Фрэзер самоуверенный, упрямый и все такое?

— Я думаю, что несколько изменю свое мнение. Сегодня он был совсем другим — внимательным… — и в своем роде «забавным», это слово пришло ей на ум, но она не произнесла его. Как могла бы она объяснить их великолепный и нелепый день в парке? Этим невозможно было ни с кем поделиться, во всяком случае пока. — Возможно, еда смиряет дикого зверя, или что-то в этом роде. Я никогда не встречала ни мужчину, ни женщину, никого, кто бы с такой страстью относился к еде. И в то же время он обладает какой-то странной черточкой характера.

— Почему странной?

— Это так неожиданно, во всяком случае, я этого никак не ожидала. Такая своя черточка есть у каждого, но у него она с милю шириной и фут глубиной.

— Чем вы там вдвоем занимались? — снова с тревогой в голосе спросила Марион. Кэйт засмеялась.

— Просто дурачились.

— Звучит так, словно Фрэзер начинает ухлестывать за тобой.

— Не смеши…

Глава 5

Гимнастический зал выглядел громадным и пустынным. Снаряды недвижимо свисали с высокого потолка. Груды матов для упражнений были сложены тут и там на полу из твердой древесины. Три комплекса для упражнений, ярко сверкающих хромом и стальными блоками, угрожающе высились в одном конце зала, в то время как груды гирь пристроились неподалеку. Кэйт с изумлением увидела по всем стенам зеркала, висевшие с небольшими промежутками. Зал совсем не походил на балетную студию, свет был беспощадно яркий. Повернувшись спиной к бесчисленным светильникам, Джеффри, фотограф Мелисса Эдварде и ее ассистент, стоя у маленького столика, пили кофе.

Кэйт всегда было любопытно наблюдать, как люди проявляют себя тем, что надевают, когда по-настоящему берутся за работу. В прошлом году она иллюстрировала детскую книжку для человека, который слыл безукоризненным щеголем в своем издательстве, но когда он сочинял, к ее ужасу, на нем не было ничего, кроме старого, затрепанного банного халата и трехдневной щетины.

Познав много лет назад, что такого рода фотосъемки однозначно связаны для художественного редактора с жарой, потом и пылью, она надела джинсы, бледно-зеленую майку с короткими рукавами и бейсбольную шапочку, чтобы защитить глаза от яркого света. На Джеффри были мешковатые бордовые брюки и ворсистый желтый свитер. Мужчина, с которым он разговаривал, выглядел, как хорошо экспонированный отпечаток — все оттенки серого, вплоть до волос цвета соли с перцем. Рядом с ним стояла великолепная женщина, одетая, как и Кэйт, в джинсы и майку. Огромная связка оранжевого электрошнура свисала с ее плеча.

— Привет, — сказала она, когда Кэйт присоединилась к ним. — Я — Мелисса Эдварде, а это Симон — мой муж, мой партнер, а сегодня и мой помощник. Оба наших ассистента сейчас в постели с простудой.

— Так что я выступаю в роли мальчика на побегушках у Мелиссы, — заключил Симон. — Зарабатываю на пирожок.

Значит, это и есть знаменитая команда «Эдварде и Эдварде», подумала Кэйт. Она восхищалась фотографиями Мелиссы из мира моды еще с дней пребывания в колледже. Симон, как она знала, специализировался на съемках для рекламы.

— Ну, разве это не ужасное время для начала работы? — сказал Джеффри. Выпей кофе. Мы ждем Гуниллу.

— Нет! — раздался зычный голос от дверей. — Гунилла здесь! Женщина-воительница, настоящий викинг в синем дорожном костюме быстро шла к ним. — Я тут принесла кое-что, чтобы было чем подкрепиться. — И земная богиня стала щедро осыпать их своими дарами: из громадных пакетов она стала выкладывать изюм, орехи, финики, инжир, цукаты, пакеты с йогуртом, дюжину апельсинов и множество яблок. — Мелиссу, Симона и Джеффри я знаю. Значит, вы должны быть Кэтрин, — сказала она, взирая на Кэйт с высоты своего роста, который Кэйт определила как полные шесть футов. — Какая вы маленькая и такая нежная, — обвиняющим тоном заявила она, едва не сплющив правую руку Кэйт. — Я готова. Начинаем?

— Кэйт, именно вам придется работать с фотографиями, поэтому возлагаю все на вас с Мелиссой, — сказал Джеффри, — а я буду отмечать в журнале каждую позу, чтобы мы ничего не пропустили.

— А как насчет обложки?

— Если мне что-нибудь понравится, я сделаю несколько цветных снимков, ответила Мелисса.

Джеффри, положив на колени блокнот и устроившись поудобнее, откусил от пирожка с вареньем.

— Это отрава, — изрекла Гунилла, — то, что не достигает твоего сердца, откладывается на талии.

Он облизнул пальцы, застенчиво улыбаясь.

— Ладно, — решительно заявила Кэйт, — начинаем работать. Я хочу, чтобы вы начали с упражнений на полу, Гунилла. — Она выбрала местечко, устланное матами. — Симон, поставьте ваш фоновый экран здесь, пожалуйста, сразу по краю матов. Когда вы установите светильники, мы выключим эти флюоресцирующие лампы под потолком. Мелисса, что вы думаете об использовании ключевой точки, для того чтобы мускулатура выглядела наиболее рельефно?

— Хорошо, — согласилась Мелисса, разматывая по полу еще один шнур.

— Гунилла, займите ваше место.

Наблюдая, как Гунилла раздевалась до своего облегающего трико, Кэйт убедилась, насколько был прав Джулио. Ее тело было настолько совершенно, что могло бы восхитить самого Микеланджело.

— Мне бы хотелось смочить эту ткань, Гунилла, так, чтобы она по-настоящему прилипла к телу. Надеюсь, вы не возражаете, — сказала Кэйт.

— Как скажете, — ответила Гунилла, подняв руки на уровень плеч, чтобы Симон мог бы ее облить. Он уже заготовил бутыль с аэрозольной смесью глицерина и воды. И все же, Гуниллы было так много, что процесс обрызгивания занял несколько минут.

— Это щекотно, Симон, ух! — прогремела женщина-викинг и захихикала, когда Симон опрыскивал ее грудь.

— Ты можешь завязать сзади свои волосы? — спросила Мелисса. — Они закрывают шею.

Гунилла послушно порылась в одной из своих сумок, нашла там красный шнурок для обуви и перевязала им огромную гриву белокурых волос.

Они работали час за часом. Единственными звуками были клацанье затвора камеры Мелиссы да легкий стук, когда Гунилла меняла позы. Время от времени Кэйт и Мелисса обсуждали, под каким углом ставить камеру, а Симон передвигал софиты, переставляя белые зонтики отражателей света, заменял лампы и перезаряжал вторую камеру, чтобы Мелисса могла снимать без пауз.