Помоги проекту - поделись книгой:
Быстро пришел отклик — оказалось, что с ударного авианосца Цесаревич Николай. И тут мне улыбнулась удача — в девяносто втором именно с этого авианосца действовали мы с Халеми, пытались найти одного ублюдка в Бейруте, найти и отправить на тот свет. И нашли.
Нужен был код идентификации, заранее оговоренный, у меня его не было — но я как раз послал сообщение, которое можно было проверить по бортовому журналу. Через некоторое время — вот тут я изрядно понервничал — пришел ответ — принято, продолжайте.
Я сообщил — что мне нужно.
К ночи — ветер еще усилился и я забеспокоился, что мы просто не сможем взлететь. Полковник заверил меня, что взлететь сможем, хотя погода на грани допустимого. Через палубу еще не перехлестывало — но качка чувствовалась, несмотря на интерсепторы.[25] Давно отвыкший от ходящей ходуном палубы под ногами, я чувствовал себя не лучшим образом.
Ровно в двадцать три ноль-ноль по восточному поясному времени, Зулу минус четыре[26] — мы надели тяжелые плащи против дождя, взяли фонари и вышли на палубу. Волнение начало стихать, я это чувствовал — но погода все еще была далека от штилевой. Пошел дождь, мелкий — но в сочетании с порывами ветра было здорово…
— Черт, в эту ночь их ждать не стоит, сэр — сказал один из морских пехотинцев
Я ничего не ответил. Действительно — нужно быть полным идиотом, чтобы пускаться в такую ночью вплавь на легкой лодке.
— Тем не менее — я отсигналил — три один три, как положено.
Ничего. Только барашки на волнах, да нестихающий ветер.
Три один три
И снова ничего.
Три один три
Ответили — когда перестал надеяться уже и я.
Два три два. Два три два…
Это были мои бывшие сослуживцы, более того — парень, с которым я начинаю. Володя Богатов, парнишка с Лиговки, хренового квартала Санкт-Петербурга, драчливый и хулиганистый, в молодости он сделал выбор между флотом и тюрьмой. Сейчас — последняя известная мне должность — командир группы надводных средств движения полка особого назначения Флота Атлантического Океана. Он и остался таким же — ниже среднего роста, но задиристый, и руки — как каменные, специально разрабатывал.
Он первым — и поднялся на палубе Леди Залива, благо у нас был штормтрап, специально предназначенный для подобных случаев. Вместо того, чтобы идти на простой лодке — они взяли скоростной катер с жестким днищем, четырьмя моторами и тремя пулеметами, два из которых сейчас откровенно смотрели на нас.
— Ворон? А ведь ты, черт тебя дери, угадал… Магарыч с тебя.
— В Кронштадте проставлюсь.
На палубу уже поднимались остальные — Володька, он же Бивень, за драчливость и найденный им во время практики на севере бивень моржа, на котором он самостоятельно сделал какую то там гравировку — шел первым для того, чтобы в случае чего — самому и ответить за ошибку. Честные офицеры, что на земле, что на море — принимали риск на себя.
— До Кронштадта…
— Доплывем быстрее, чем ты думаешь. Всех привез?
— От себя оторвал. Тут у нас девяносто человек, люди найдутся…
— Пилоты?
— И пилоты…
Самое главное — это пилоты. Пусть на совершенно незнакомом ПейвХаммере — хоть кем, хоть вторым пилотом, хоть оружейником — кем угодно, за ночь можно хоть что-то узнать. Теперь у нас — два экипажа.
— Ты щас где?
— В амфибийных, объединенный штаб. Черных орлов жду… за тобой не угнаться никак. Ты с ними что ли теперь? — Бивень кивнул на североамериканцев, настороженно смотрящих на нас, и тоже не с пустыми руками.
— Я с вами. Ты отбой боевой готовности на пулеметах дай, а то дрогнет у кого рука…
Володька — Бивень махнул рукой
— Я — с вами — со значением повторил я
— Да я уж понял. Подтверждение — аж личным кодом пришло. Мутным ты парнем всегда бы, Ворон, мутным…
— Какой есть. Частоту помнишь?
— А то.
— Секи. Вертолет под ж…й есть?
— Найдется.
— И не выпускай никуда. Как только услышишь.
— Наша кавалерия спешит вперед, спешит вперед[27]…
— Вот именно. Не пропадай — я попрощался, как это было принято в учебке, тычком в плечо.
— И ты не пропадай…
На следующий день, верней — на следующую ночь — мы выставили на летную площадку черный как смоль конвертоплан, привели его в боевое положение — и взлетели…
Шестнадцать человек. Десять североамериканских морских пехотинцев и шестеро русских, считая меня. Разведывательно-поисковая группа специального назначения, международная, русско-американская. Подобного не было — со времен Второй Тихоокеанской войны.
Конвертоплан двадцать второй модели сделан не из металла — а из специального углепластика, укрепленного чем-то, это делает его на четверть легче алюминиевого и, в сочетании со специальным покрытием — малозаметным на экранах радаров. Мы были целью, летящей на высоте не больше двадцать метров над поверхностью со скоростью пятьсот пятьдесят километров в час. Совершенно безумный полет, на который не способен ни один существующий летательный аппарат — даже легкий сверхзвуковой бомбардировщик летит намного быстрее и намного шумнее. Мы были тенью, аномалией на экранах радаров, малозаметным объектом, идущим на бреющем с высокой скоростью. Нас можно было поймать только направленным лучом радара, вот только у британцев — никогда не было столь совершенной системы ПВО страны, какая была у нас.
И значит — остановить нас было невозможно…
Выпускающий — в черной вязаной шапочке, как и все мы, с вымазанным гримом лицом — повернулся к нам от пилотской кабины, в красном свете салонных плафонов лицо его казалось лицом черта, вышедшего из ада.
— Пять майк! Экспресс в ад, а обратно нет! Готовность!
Оружие, средства выживания, обмундирование. Проверяешь сначала у себя, потом у товарища справа, потом у товарища слева…
Готов. Готов. Готов.
Конвертоплан начал притормаживать, ощутимо притормаживать, так, что приходилось прилагать усилия, чтобы держаться на ногах — но совершенно не так, как это делает вертолет. Вертолет, когда хочет погасить скорость — задирает нос кверху, здесь же — скорость просто гасилась, плавно и быстро, как на скоростном поезде трассы Москва — Санкт-Петербург, передвигающегося при помощи магнитной левитации.
Выпускающий прошел в самый хвост, дернул рычаг — и с шипением пошла вниз грузовая аппарель. Начала стравливаться лебедка — о том, чтобы использовать стандартную технику десантирования, по сбрасываемым тросам — не могло быть и речи. Мы не могли отвлекаться на то, чтобы потом прятать трос.
Я шел в середине группы, трос — намного тоньше, чем стандартный — неприятно скользнул в руках, обжег их — но не впервой…
В сторону, оружие наготове, очки, которые закреплены на каске — на голову. Привычный мир исчезает — вместо него остается только черное и зеленое, как в аквариуме. Яркие, лазерные лучи прицелов шарят по сторонам как на дискотеке.
Нас высадили не в лесу, хотя лес — вот он, рядом — а на лесной опушке. Дальше шло поле — но не то, которое пашут шестисотсильными тракторами и благодаря которым британская Канада кормит своим зерном всю империю — а небольшое, фермерское. Чуть дальше, едва видимый — домик. Окна не горят.
Спалились.
— Внимание, проверка связи.
Когда дошло до меня — назвал свой позывной. Опять восьмой, черт, как тогда в Бейруте. Везет мне на эту цифру, ох как везет…
— Начинаем движение. Смотреть по сторонам, огня без команды не открывать.
Ну, значит — пошли.
16 июля 2012 года
Британская Канада
Семьдесят миль от точки А
Британская Канада. Плацдарм для вторжения, воюющий доминион. Здесь, всего за двести километров от границы — поверить в это сложно. Это же совершенно мирное место — если не считать пролетающих в небе самолетов, оставляющих красивые, белые и пушистые инверсионные следы.
После высадки первым делом, что должна сделать разведывательная группа специального назначения — это найти гнездо. Или сделать. Все что угодно — пещера, бывшая медвежья берлога, если вы уверены, что на нее не предъявит свои права настоящий хозяин, съемная квартира, номер в мотеле — все что угодно. Место, откуда все начинается, точка отсчета.
У нас была форма, были какие-никакие документы, но оголтело соваться с ними, скажем, в мотель было нельзя. Во-первых — форма у нас была трех разных полков — и, спрашивается, что тогда свело этих солдат вместе. То, что они все дезертиры? Второе — это самое дезертирство. Появление людей в военной форме, даже с нормальными документами — поставит вопрос о дезертирстве, и местные жители — конечно же сообщат констеблю или… как тут это называется. Ах, да, Королевская канадская конная полиция, парни в красных мундирах. Это — канадский аналог Скотланд-Ярда и не надо его недооценивать.
Гражданская одежда была далеко не у всех — но у меня была и еще кое у кого была. Нас и отправили на разведку.
Конечно же, выходить в город из леса было нельзя, это сразу увидят. Первым делом — надо было легализовать свое пребывание на дороге — в костюмчиках.
— Значит, так. У нас сломалась машина, понял? Нам надо в ближайший город, чтобы найти ремонтную мастерскую. Окей?
— Да, сэр — ответил морской пехотинец по имени Майк, отправленный со мной исключительно потому, что у него было гражданское шмотье и нормальная, похожая на гражданскую, пусть и растрепанная прическа. Выглядел он парнем смышленым — а как объяснить то, что мы стоим тут двое, сэр?
— Ну…
Видимо, Майк понял ход моих мыслей, скривился. К счастью — в Корпус морской пехоты САСШ еще не просочилась толерантность к этой заразе.
— Черт бы все побрал…
— Успокойся. Педиков здесь скорее оставят на обочине, если не наедут, здесь нравы простые, народ жесткий.
— Чертовы педы…
— Хорошего мало, согласен.
Шорох шин по гравию, тормоза.
— Вам помочь, джентльмены?
Я повернулся — и обомлел. За рулем совершенно гражданского пикапа сидела женщина в форме… полицейского!
— Извините, мэм…
— Вас подвезти? До города неблизко.
— Были бы рады, мэм.
— Тогда садитесь, не стойте.
Женщину звали Шейла, и она была сельским констеблем, потому что все мужики зарабатывали тут намного больше, чем жалование констебля, либо на лесозаготовках, либо на нефтяных приисках севернее. Я удивленно спросил, что это за нефтяные прииски — и получил ответ, что севернее добывают нефтяные пески, нефть там как битум, застывшая. Ее черпают экскаватором и вывозят из карьера самосвалами, а потом нефть каким-то образом выпаривают. Получается дорого, но этой нефти там столько, что работы и внукам хватит. Правда — с тех пор, как начались эти работы, воду в реках стало невозможно пить, и всем на это наплевать.
Как ни странно — нас не спросили, как два человека, причем в столь непривычной для этой местности одежде, оказались в лесу, на дороге. Я решил не пытаться развить тему, а просто спросил, есть ли в городе кто-то, кто ремонтирует машины. Оказалось что есть, мне указали адрес мастерской Грязного Тома (так прямо и сказали — Грязного Тома) и даже предложили подвезти до нее. Я вежливо отказался, сказав, что мы и сами найдем это место, с таким то хорошим и понятным объяснением, но для начала мы проголодались. В итоге — нас довезли до центральной улицы города и оставили напротив местного паба или бистро или как это тут в Канаде называется. Не знаю.
Нам пожелали доброго пути. Мы пожелали удачи.
Оставшись на городской улице мы огляделись — я и Майк. На вид — ничего опасного, небольшой городок, расположенный в удобной для жительства долине и окруженный со всех сторон строевым лесом, который можно валить и продавать. Шестьдесят миль отсюда до точки А.
— Идем на поиски грязного Тома?
— Идем, пообедаем.
В пабе (черт, английские воспоминания) было уютно, тихо, как и бывает в пабах в дневное время, карнавал здесь начнется вечером когда лесорубы из леса выйдут пропивать то, что они заработали. Мы заняли столик, и довольно недурственной внешности женщина подошла принять заказ. По-видимому — хозяйка здесь, держится уверенно, и улыбается искренне, а не так как улыбается официантка на работе.
— Здравствуйте, вы новенькие? Не видела вас раньше.
— О да… Мы здесь по делам — я перешел на «оксфордский» английский, стараясь скрыть акцент, не знаю, удачно ли — мы очень проголодались.
— Значит, вы попали по адресу.
— У вас есть что-то, кроме пива и сосисок?
— Например, блинчики с кленовым сиропом?
— Было бы просто замечательно, мэм.
— А почему ваш спутник молчит? — женщина обратила внимание на Майка
Поделиться книгой: