Записки уголовного барда

Файзуллы на месте не было. Как оказалось, он ушел на производство забирать заготовки для шкатулок и подносов, которые он резал в премногом числе. На производстве, в промзоне, был отдельный цех по изготовлению ширпотреба. Одно из самых теплых и доходных мест в зоне. Делал цех то же самое, что и Файзулла, но в более примитивном виде и не такого высокого художественного достоинства. Файзулла был Фаберже местного пошиба. Всем комиссиям, посетившим колонию — от образовательной до прокурорской, в штабе дарили памятные сувениры. Тем, что поплоше — деревянные наборы цехового производства. Комиссиям позубастее — изделия от Файзуллы.

Художка была заперта, а из-за соседней двери, что вела в библиотеку, доносились голоса.

Я толкнул дверь и вошел. В первом небольшом кабинете за столом в тельняшке навыпуск сидел Мустафа. Напротив него стоял какой-то парень.

— О, привет! — обрадовался Мустафа. — Подожди в соседней, книжку возьми, если хочешь, почитай. Сейчас с этим вот закончу...

Я прошел в соседнее помещение. Это, собственно, и была библиотека. Рядами стояли стеллажи с книгами. Как в самой что ни есть городской библиотеке, только гораздо меньшего размера. Книги были большей частью новые, в очень хорошем состоянии. В глубине помещения стоял топчан, выполняющий функцию дивана и кровати. Взяв первую попавшуюся книгу, я присел на него и начал листать. Из кабинета отчетливо слышались голоса Мустафы и пришедшего. Последний говорил с сильным украинским акцентом, гыкая, окая и растягивая слова. Диалог был интереснейший.

— Та-а-к... Как твоя фамилия, говоришь?

— Павлюченко.

— Хохол?! — радостно спросил Мустафа.

— Та чистокровный! Вжель так нэ видно?

— Конечно, видно. Еще как видно. А книги-то тебе надо, или завхоз послал?

— Та нэ, нэ завхоз. Для сэбе.

— А у меня на хохляцком языке книг нэмае. В СПП состоишь?

— Состою. Кабы ж не состоял, так до быбливотеки не отпустили б.

— По жизни кто?

— Мужик... Нормальный. А шо?

— А шо? — передразнил Мустафа, — а шо? Нет, ты посмотри, бля, — мужик! В СПП состоит! Сам — хохол! По- русски — еле-еле ботает... На заготовку ходишь? А?! — рявкнул он, и тельняшка начала медленно подниматься над столом.

Зашедший книголюб попятился к двери.

— Ну ладно, Марат... я в следующий раз...

— Куда?! Какой следующий раз?! — Мустафа схватил читателя одной рукой за горло, другой дал по печени, под дых. Тот вырвался и бросился бежать.

— Куда?! Стоять! Я тебя еще не записал! Сейчас, блядь, запишу, тогда пойдешь!

После каждого слова он осыпал его ударами по «требухе».

— Ни один хохол еще не вернул книгу в нормальном состоянии! Все хохлы — пидарасы!.. Говори, сука, будешь ходить в библиотеку, а, сэпэпэшное хуйло?! Заготовная крыса! А?! — выкрикивал он, продолжая бить.

— Не-е... Никогда... Марат!.. Никогда больше нэ приду!

— И скажи всем своим хохлам, за то, что книги мне в прошлый раз покоцали, поубиваю козлов, если хоть один еще придет!

Павлюченко вскочил с пола и бросился бежать. Мустафа нагнал его в дверях и что есть силы пнул под зад. Сапоги прогрохотали по коридору, хлопнула центральная дверь клуба, и все стихло.

Я вышел к запыхавшемуся Мустафе. Тот кружил по комнате, как тигр в клетке, приговаривая:

— Что ни хохол — вот такая крыса! Этот этап пришел с Украины. Сразу пол-этапа — в СПП, пол-этапа — в заготовщики. Остальные — в пидорасы. И все — читать! Записались в библиотеку, чтоб по зоне друг к другу в гости ходить. Завхозу говорят, что в библиотеку, а сами, бля, чифирят у кого-нибудь в отряде. Назавтра у другого собираются, мутят что-то свое... Мне завхозы жалуются, так, мол, и так, отрядники недовольны. Хозяин на отрядников наезжает. Дюжев наезжает. Те на завхозов наезжают. В общем, говорят, давай, Мустафа, выписывай их как-нибудь.

Замполиту говорить нельзя — ему чем больше в библиотеке народу записано, тем лучше. Значит, воспитательная работа идет. С одной стороны, замполит — мой прямой начальник, с другой — завхозы просят. Короче, вот такая хуйня.

Он сел за стол. Взял ручку и совершенно спокойным тоном, будто собрался писать письмо любимой мамочке, произнес:

— Та-а-к... Павлюченко... Из библиотеки выписался... добровольно. — Аккуратно вывел что-то напротив фамилии и повел ручкой вниз по списку, бормоча под нос: — Павлюченко... Иванов... Зотов... Анисимов... Тищенко... О, бля, Тищенко! Какой отряд?.. Семнадцатый. Сейчас, подожди еще минуточку, Александр, я шныря за этим пошлю. Надо за неделю библиотеку в порядок привести.

— Мустафа, так у тебя вообще ни одного читающего не останется, хе-хе, — рассмеялся я.

— Это было бы идеально. Для меня идеально — это чтоб в списках были, а сюда вообще не ходили. Никакой головной боли. И книги не покоцаны, и время свободно.

Мои первые впечатления о его библиотекарских качествах полностью подтвердились: чтобы люди перестали читать, не надо прекращать выпускать книги. Надо поставить таких, как Мустафа.

— Ну, а мне-то можно?

— Если хохлов в роду нет, хе-хе...

Он набрал в банку воды и вытащил большой полиэтиленовый мешок с чаем.

— Вообще говоря, книги здесь всякие. Вся классика. Поэзии хватает. Замполит говорит, что у него даже дома таких нет. А эти пидоры, — кивнул он на дверь, — берут почитать, а сами то портачки рисуют, то на самокрутки страницы выдирают. Или вообще теряют. А мне перед Филаретовым отчитываться потом. До меня тут был один мудак библиотекарем, назаписывал кого попало. Когда я заступил, триста с лишним человек числилось. Ну, куда на хуй? Я ревизию провел, посчитал, сколько книг на руках, сколько на полках. Потом, когда стали обратно сдавать, аж ужаснулся — не книги, а дранки какие-то. И самые драные, как ты думаешь, кто сдает? Конечно, хохлы!

— А татары есть? Татарам-то должна быть лафа?

— Не-е. Татары молодцы. Татары вообще не читают! Ха-ха!..

Вода в банке вскипела. Он засыпал чай и вытряхнул из мешка на стол шоколадные конфеты.

— Давай чайку попьем лучше. А то сейчас придет этот... как его... Тищенко, испортит все настроение.

— А сколько человек на сегодня осталось? — в заключение все-таки спросил я.

— Хохлов? Человек сорок... Может, пятьдесят. — Он развернул конфету, откусил и добавил: — Надо их всех актировать. В списках для штаба пусть числятся, а так — на хуй нужны. Список я для себя веду. Филаретов если узнает, что у меня в библиотеке всего двадцать человек, — обомлеет. Заставят ходить по отрядам, агитировать, загонять. А так все ништяк. По списку — триста. А приходят двадцать. Милейшее дело.

В дверь постучали.

— Да-а! Кто там? Входи!

— Марат, звал?

На пороге стоял человек в застегнутой на все пуговицы телогрейке. На нагрудной бирке было написано: «Васильев В.».

— Звал. Как фамилия?

— Тищенко.

— А-а-а! Тищенко! — обрадовался Мустафа. — Вот и Тищенко! А я тут думаю, где потерялся? Значит, Тищенко?

— Так точно.

— А почему на бирке — «Васильев»?

— Та шоб по дороге не чекернули... Завхоз выходить с отряду не дает. Не верит, шо до клуба.

— Хохол?

— Так точно.

— В библиотеке записан?

— Так точно.

— В СПП состоишь?

— Так точно.

— Ты что заладил — «так точно... так точно...»? Отвечай: хохол ты или не хохол?!

— Хохол.

— А я так думаю, что ты не хохол... А чистый пидор!

Мустафа вскочил из-за стола, схватил его, как и предыдущего, за грудки и начал бить по бокам, приговаривая на каждый удар: «Так точно!» Тищенко обмяк и повис на кулаке Мустафы.

— Не-е... не пидор... не пидор...

— Повторяй, гидра, быстро за мной: «Все хохлы, которые не сдали книги, — пидарасы... Так точно! Все хохлы, которые покопали книги, — пидарасы!.. Так точно!» Повторяй, козлопетух!

На каждое «так точно!» Мустафа бил его наотмашь пятерней по темени.

Потом загнал в угол, поднес к самому носу кулак и, выкатив глаза, прорычал:

— Ну что, будешь дальше ходить в библиотеку?!

— Нет... не буду... никогда не буду.

— Книгу принес?! Ну-ка, давай сюда.

Тищенко запустил руку под телогрейку и извлек ее из- за пояса.

— Та-а-к... Сейчас все страницы пролистаю, если, не дай бог, есть хоть одна портачка — будешь повторять сто раз то же самое на одной ноге, вот здесь, прямо в углу! Понял?!

Мустафа начал листать.

— Так... смотрим прямо с первой страницы... Ага!.. Вот на десятой пятно от чифиря! — изо всей силы треснул он Тищенко по башке. — А вот на пятнадцатой!.. А вот, на двадцатой!.. А вот, блядь, вся книга покоцана! Вот! вот! вот! — продолжал бить его по темени Мустафа. — Я тебя научу, суку, книги читать! Вот! вот! вот!

Очередной читатель выломился так же, как и первый. Его нагнал такой же увесистый пинок.

— Ну вот, видишь, Александр, приходится из-за таких козлов нервы портить.

Он сел за стол, придвинул список.

— Та-а-к... Тищенко... Выписался добровольно... Книгу сдал. Какое сегодня число?

— Девятое апреля, кажется.

— Так и запишем. Девятое апреля, тысяча девятьсот восемьдесят шестого года. Кто у нас там следующий по списку?

В коридоре послышались шаги и голос, напевающий что-то.

— Файзулла пришел. Наверняка чего-нибудь пожрать с биржи притащил, — сказал Мустафа и стал собирать бумаги со стола.

Отворилась дверь, в проеме выросла фигура Файзуллы с карикатурно выпяченным вперед животом и втянутой шеей, всем видом изображающая Дюжева:

— «Всем оставаться на местах!.. Приготовить к добровольной выдаче запрещенные предметы!.. Члены СПП от шмона освобождаются!.. Мустафин — в изолятор!»

Файзулла довольно улыбался и кривлялся.

— Я же говорю, жратву принес, — сказал Мустафа.

Потом повернулся к двери и куражно отчеканил:

— «Осужденный Файзулленко! Вы хотите записаться в библиотеку? Только что освободилось два места. Вам надо срочно заполнить анкету!»

Файзулла достал из-за спины сверток и, врашая им над головой, дразня и кривляясь, стал припевать фразу из известного фильма на башкирский манер.

— Я вам денежки принес... за квартиру за январь... Я вам денежки принес...

Мустафа картинно схватил его за шиворот, будто повторяя на бис два только что исполненных номера, и начал, гримасничая, задавать вопросы, сам же на них отвечая:

— Фамилия? — Файзулленко! Национальность? — Хохол! В СПП состоишь? — Еще с воли! На Дюжева работаешь? — Еще как! Читателем хочешь стать? — О-о-чень!

Он вывернул из рук Файзуллы сверток и, выпихнув его за дверь, крикнул вслед:

— На сегодня — свободен! За книгами будешь приходить с салом!

— У-у-у, крыса ненасытная... — прогудел из-за двери Файзулла. — Пошли ко мне, Александр.

В разгар нашего застолья в дверь резко постучали. Через несколько секунд стук повторился с утроенной силой, и голос из-за двери прокричал:

— Откройте! Сколько раз говорил — не запираться! Файзулла!..

Голос был с явным татарским акцентом, неимоверно громкий и противный.

— Загидов приперся, завклуб, — констатировал Файзулла. — Сейчас начнет гундосить.

— Александр, сиди, не обращай внимания. Он так-то беззлобный — поорет и уйдет, — добавил Мустафа.