Эвьет без церемоний уселась на пол и протянула мне ногу. Я велел ей повернуться ближе к свету и взял в руки ее маленькую ступню. Кожа на подошве, конечно же, была загрубевшей, как у деревенской девки, но изящная форма стопы свидетельствовала о породе. Ранка и впрямь оказалась небольшой и уже фактически затянулась; опасности нагноения не было.
– Значит, ты умеешь лечить раны? – осведомилась она, снова ставя ногу на пол.
– Более-менее. Ну и некоторые другие проблемы со здоровьем. Но я не имею права называть себя врачом – я не учился в университете. Правда, в нынешние времена мало кто обращает внимание на отсутствие диплома…
– Ты умеешь убивать, но ты не воин. Умеешь лечить, но ты не врач. Становится все интереснее.
Но мне не хотелось рассказывать ей свою биографию. Хватит с девочки и ее собственной грустной истории. Тем более что самое, вероятно, для нее интересное пришлось бы скрыть, а полуправда, говорят, хуже лжи, и Эвьет, похоже, достаточно проницательна, чтобы понять, что я чего-то не договариваю. Актер из меня не лучший, чем повар.
– Чего я точно не умею, так это не спать. Где в вашем замке комнаты для гостей?
– Спи, где хочешь, – не оценила мой юмор Эвьет. – Все равно придется на полу, кровати все сгорели.
Что ж, дело привычное. Котомку под голову, меч под руку, одежда на себе – и если в таких условиях вы не способны заснуть, значит, вам это и не требуется.
– Тогда я лягу прямо тут, если ты не возражаешь. Тут пол почище и очаг еще не догорел…
– Ладно. А я на столе. Меня он выдержит.
И она действительно взобралась на стол и свернулась там калачиком. Минуту спустя она уже безмятежно спала. В обнимку со своим арбалетом.
– Дольф!
Требовательный звонкий голос пронзил мой сон, как удар меча. Пару секунд мозг еще противился возвращению в опостылевшую реальность, но затем вспомнил, что от враждебного внешнего мира его не отделяет ни одна дверь, и отдал команду экстренного подъема. Я вскочил, на ходу разлепляя глаза.
– Опасность?
– Все спокойно, – Эвелину явно развеселила моя прыть. – Просто сколько можно спать? Солнце уже встало. Когда мы начнем тренировки?
– Тренировки? Ах, да, – я проснулся окончательно. Зачерпнув воды из ведра, я плеснул себе в лицо и пригладил мокрой рукой волосы. – Видишь ли, Эвьет, боюсь, ты не так меня поняла. Я могу тебя кое-чему научить, но я не сказал, что научу тебя, как убить Карла. Я не владею ремеслом охотника за головами. Тем более – за столь высокопоставленными.
– Но ведь тебе приходилось убивать?
– Да. Приходилось.
– Вот и хорошо. Обучи меня всему, что знаешь, а конкретный план я и сама придумать могу.
Вот ее самостоятельности я больше всего и опасался. Откажи я ей – и она, пожалуй, начнет действовать сама и, конечно, попадет в беду.
– Начнем хотя бы с меча, – она кивнула на мое оружие, оставшееся лежать на полу.
– Он только один, – заметил я, – для настоящей тренировки нужны мечи нам обоим. Но главное – это слишком большое и тяжелое для тебя оружие.
– Я сильная! – она даже согнула руку, словно предлагая мне пощупать бицепс.
– Не сомневаюсь, что ты сильнее большинства девочек твоего возраста и сословия. Но ведь не взрослого же солдата.
Но она уже взяла меч и вытащила его из ножен, а затем подняла острием вверх, восхищенно любуясь игрой бившего в окно утреннего солнца на лезвии. Хотя любоваться было, на самом деле, нечем. Клинок был даже не средней паршивости, а самый дешевый, какой отыскался в придорожной кузне. Впрочем, зарубить человека им было все же возможно.
– И вовсе не такой тяжелый, – заметила Эвьет.
– Разумеется – пока ты его просто держишь. Но в бою необходимо наносить резкие удары, и отражать удары чужого меча, и все это – без возможности отдохнуть. Ну-ка дай сюда, – я взял у нее меч и продемонстрировал несколько быстрых рубящих ударов под разными углами, на ходу меняя направление движения. Клинок с гудением рассекал воздух. – На, повтори, только держи крепче. Нет-нет, повернись туда. Я не хочу, чтобы он полетел в меня, если все-таки вырвется.
Она начала столь же решительно и быстро, стараясь точно копировать мои движения – из нее и впрямь вышла бы хорошая ученица. Однако рукоять была слишком велика для ее руки, и я видел, как вес меча, умножающийся в конце каждого взмаха, норовит вывернуть ее кисть в сторону. Она все же сумела его удержать и не опустила оружие, пока не повторила всю серию до конца, но, конечно, сохранить начальный темп уже не смогла.
– Ну, убедилась? Знаю, что ты сейчас чувствуешь: ноющую усталость в кисти и предплечье. А ведь твой меч даже ни разу не встретил сопротивления ничего тверже воздуха…
– Рубятся же взрослые двуручниками! – не хотела сдаваться Эвьет.
– Ты не сможешь использовать обычный меч как двуручник или полуторник. Слишком короткая и толстая для тебя рукоятка. К тому же то, что мечник с тяжелым мечом проигрывает в скорости и маневренности, он наверстывает за счет длины клинка и силы удара, а у тебя этих преимуществ не будет. Нет, баронесса, с мечом у вас ничего не выйдет.
Надо отдать ей должное – понимая, что я прав, она не пыталась капризничать и настаивать на своем. Просто молча вложила клинок обратно в ножны и протянула мне. Но тут же требовательно спросила:
– А с чем выйдет?
Много с чем может выйти. С ядами, о коих я уже думал. Или с удавкой – струна прикрепляется двумя концами к палке, набрасывается сзади на шею, и палка резким движением перекручивается. После этого остается лишь повернуть ее еще несколько раз – хватит силы и у ребенка. Или с любым острым предметом, от вязальной спицы до заточенного грифеля, втыкаемым в глаз и дальше прямиком в мозг. При достаточной резкости удара это можно сделать даже пальцем. И от этого не защитит никакой доспех, даже в шлеме с опущенным забралом есть отверстия для глаз – а как же иначе? Есть и еще один способ, самый неожиданный и беспроигрышный, который знаю только я…
Но я не собирался и в самом деле учить ее убийствам. Я уже понял, что мне с ней делать. Я, правда, не большой знаток феодального права – у моего учителя были другие интересы, и у меня тоже. Но сеньор обязан заботиться о своих вассалах, не так ли? Вот пусть граф Рануар и обеспечивает опеку для последней представительницы рода Хогерт-Кайдерштайн. Придется отвезти ее к нему – ну да мне, в общем-то, все равно, куда ехать…
– Ключ к успеху в любом деле – это хорошо знать и понимать, что именно ты делаешь, что можно сделать еще и почему оно работает так, а не иначе, – сказал я вслух. – Поэтому я расскажу тебе о ранах и вообще об устройстве человеческого тела, о его сильных и слабых местах. Тем более что ты уже кое-что смыслишь в анатомии – правда, заячьей…
– Я убивала и зверей покрупнее!
– Да, конечно. Ты удивишься, насколько их устройство похоже на человеческое, хотя люди и любят противопоставлять себя животным. Свои худшие деяния они, впрочем, предпочитают именовать "зверством", хотя звери себе ничего подобного не позволяют. Ни одно живое существо на свете не пытает себе подобных – за исключением человека. По справедливости, бессмысленную жестокость и насилие следовало бы называть не "зверством", а "человечностью"…
– Надеюсь, – нахмурилась Эвьет, – ты не считаешь мое желание отплатить Лангедаргу бессмысленным?
– На сей счет есть разные точки зрения, – медленно произнес я. – Мой учитель считал именно так. Дескать, смерть убийцы не вернет к жизни его жертву. Правда, она может спасти других потенциальных жертв – с этим и он был согласен. Но месть саму по себе он считал делом бессмысленным и неразумным. Может быть, он и прав. Хотя мне кажется, что по счетам следует платить. Иногда даже с процентами.
– С процентами! – кровожадно подхватила Эвьет. – Тем более что Лангедарг задолжал не мне одной. Я бы не хотела, чтобы он умер быстро и легко. Ты расскажешь мне, какие раны наиболее мучительны?
– Расскажу, что знаю. И о том, как лечить, тоже. Мир состоит не из одних врагов, не так ли?
– Хотелось бы надеяться, что так. К тому же такие знания могут понадобиться самой.
– А еще медицинская помощь иногда неплохо оплачивается.
– Так ты этим зарабатываешь во время своих путешествий?
– Не только. Я разбираюсь в механике, математике, химии. Могу, к примеру, отличить чистое золото от сплава и хорошую сталь от плохой и изготовить кое-какие полезные вещи, вроде того же мыла… Да, в конце концов, и самая обыкновенная грамотность тоже может быть прибыльной. И из дворян-то далеко не все умеют читать и писать, а среди простолюдинов и подавно. Так что писание писем на заказ – это тоже хлеб. Случалось их не только писать, но и доставлять – дороги теперь ненадежны, письма идут месяцами, если вообще доходят…
– А ты, значит, не боишься.
– Я способен за себя постоять. И за своего спутника тоже, – улыбнулся я, хотя прежде всегда путешествовал один. – Кстати говоря, нам нужно собираться в дорогу. А учить тебя тому, что знаю, я смогу и в пути.
– В дорогу? Куда?
– Ну, прежде всего необходимо раздобыть тебе нормальную одежду. Это мы сделаем в ближайшем городе. Где он тут, кстати?
– Пье. Миль тридцать к северо-западу.
– А дальше, я полагаю, нам стоит навестить этого твоего графа Рануара. Он твой сеньор, и ты вправе рассчитывать на его помощь.
– Хм… – она закусила нижнюю губу, задумываясь. – Пожалуй, ты прав, помощь мне не помешает. Нужны средства на ремонт замка, лучше сразу вместе с работниками. А еще какой-то гарнизон, чтобы не повторилось то, что случилось. Но я не уверена, что граф согласится выделить мне своих солдат. Сам говоришь, сейчас у обеих партий мало сил, и их нельзя распылять на охрану крепостей, несущественных для хода войны…
– Ты настоящий стратег, – улыбнулся я. – Тем не менее, ты и твой род отдали ему все, исполняя вассальный долг. Должен же теперь и он вспомнить о своих сеньорских обязанностях.
– Но дела хозяйства могут подождать. Ты не забыл, что сейчас моя главная цель – это Карл?
– Едва ли Рануар питает к нему теплые чувства.
– Ты прав. Он должен помочь. Оружием, сведениями от разведчиков, может, чем-то еще… Конечно, сначала он не воспримет мой план всерьез, но после того, как я объясню ему…
Я очень надеялся, что это "после" не наступит. Что граф отмахнется от идей Эвелины, как от детской фантазии, и не решится на такую авантюру, как подослать к предводителю враждебной партии убийцу-ребенка, почти не имеющего шансов спастись. Во всяком случае, я переговорю с ним, дабы внушить ему мысль, что подобная затея обречена на провал и лишь даст козырь Грифонам, которые смогут трубить на всех углах о грязных методах Львов.
– Едем, – кивнула Эвелина. – Жаль оставлять замок без присмотра… но, в конце концов, едва ли с ним случится что-то хуже того, что уже случилось. Только сначала я должна проверить силки, – она принялась подпоясывать рубаху веревкой, явно сплетенной из лоз плюща. – Ты со мной?
Запастись провизией в дорогу и впрямь имело смысл, да и я рассчитывал поискать в лесу кое-какие полезные травы. К тому же… как ни крути, а выходило, что я уже принял на себя ответственность за эту девочку, во всяком случае, до тех пор, пока не удастся передать ее в надежные руки – а значит, не должен отпускать ее бродить по лесу одну. Несмотря на то, что она занималась этим последние три года и наверняка ориентировалась в лесу, особенно окрестном, лучше меня.
Я проведал своего коня – с ним было все в порядке – и мы, обогнув замок с противоположной озеру стороны, вошли в лес. Эвелина шла чуть впереди, со своим неизменным арбалетом за спиной, ступая босыми ногами по вылезшим из земли кореньям и упавшим веткам столь же резво и легко, как и по ровным плитам пола своего замка. Кое-где попадались поваленные стволы, обросшие густым мхом; я заметил, что Эвьет топчется на нем с особенным удовольствием, непременно проходясь по такому стволу вместо того, чтобы просто перешагнуть его. Несмотря на ранний утренний час, трава не была влажной, и солнце, ярко светившее с безоблачного неба сквозь узорчатую листву старых деревьев, обещало сухой и жаркий день. Лес был смешанного типа, и среди лиственной зелени вальяжно топырились разлапистые елки и тянулись в вышину стройные сосны. В воздухе был растворен слабый смолистый аромат. Большой жук с низким гудением пролетел мимо моей головы; где-то далеко выбил раскатистую дробь дятел. Черная белка при нашем приближении взлетела, треща коготками, вверх по стволу и замерла на нижней ветке, внимательно следя за нами глазами-бусинками. Я подумал, как же здесь все-таки спокойно и хорошо. Казалось невероятным, что где-то, и даже не так уж далеко, идет война, пламя пожирает дома, тараны проламывают ворота, сталь с натугой разрубает сталь, а затем, уже с легкостью – податливую человеческую плоть, звучат крики боли и ярости, и воздух пахнет гарью и кровью… Может быть, этот лесной край и есть то место, которое я тщетно ищу уже много лет в своих бессмысленных скитаниях по корчащейся в агонии Империи? Тридцать миль от ближайшего города, а кажется, что и все триста… ну и что? "Лес прокормит человека, который его понимает."
Но война приходила и сюда. Через этот самый лес шли люди, вырезавшие всю семью Эвьет. Шли, не обращая внимая на красоту вокруг; пот тек по их грязным телам под грубыми куртками, вызывая зуд, и они непотребно ругались из-за того, что доспехи мешают чесаться. Шли, ломая ветки, вытаптывая тяжелыми сапогами траву, сплевывая сквозь гнилые зубы, подбадривали себя рассуждениями, есть ли в замке женщины, и похабно ржали, расписывая друг другу, что они с ними сделают. Плевали желтой слюной на ладони, брались за топоры, рубили деревья, чтобы сделать таран, потом, краснея, натужно кряхтя и звучно отравляя воздух кишечными газами, волокли громоздкую махину к воротам. Потом…
И все это еще может повториться. Очень даже запросто может. Не регулярная армия, так банда разбойников – а впрочем, велика ли между ними разница?
Эвьет вдруг остановилась и наклонилась. Я подумал, что здесь находится одна из ее ловушек, но она опустилась на четвереньки и словно бы даже принюхалась к земле.
– Что там? – заинтересовался я.
– Видишь следы?
– Где?
– Да вот же!
Я, разумеется, ничего не видел, пока не встал на колени и не нагнулся, почти коснувшись лицом травы – но и тогда Эвелине пришлось показать пальцем, прежде чем там, где трава была пореже, я различил на мягкой земле нечто, похожее на отпечаток лапы большой собаки.
– Волк, – спокойно сообщила девочка, даже и не думая хвататься за арбалет. – Крупный самец. Недавно здесь проходил, наверное, с охоты возвращался.
– Ты уверена, что с охоты, а не на охоту? – я с беспокойством огляделся по сторонам.
– Конечно. Видишь, как пальцы отпечатались – глубоко и ровно. Шел сытый, никуда не спешил. А ты что, волка испугался? – рассмеялась она.
– Мне-то, положим, бояться нечего, – ответил я, несколько задетый ее смехом. – Со взрослым вооруженным мужчиной ему не справиться. А вот ты, по-моему, ведешь себя легкомысленно. Арбалет, конечно, хорошо бьет, но его перезаряжать долго. А где один, может быть и стая. И потом, мне не нравится, что я оставил без присмотра коня во дворе замка.
– Да говорю же тебе – они сейчас сытые, – Эвьет выпрямилась и отряхнула ладошки. – Летом в лесу полно еды. Не тронут они ни нас, ни твоего коня. Они в замок вообще не заходят. Знают, что там мое логово. У нас с ними как бы уговор: я их не трогаю, а они меня. Иногда, правда, бывает, что мою добычу из силков утаскивают. Но я не обижаюсь: все-таки лес – их территория. Хотя по закону он и мой…
– Но ты говорила, что убила волка.
– Да. Одного. Потому что мне нужна была теплая шкура. Но больше я никому из них зла не делала.
– А могла? Встречалась с ними в лесу?
– Бывало.
– Летом?
– И зимой тоже.
– И что?
– Ничего, как видишь. Посмотрели друг другу в глаза и разошлись. Зверь не станет нападать на человека, если видит, что тот не боится, но и сам нападать не собирается. Не ты ли сам говорил, что животным не свойственно бессмысленное насилие?
– Да, но все-таки зверь есть зверь. И если он голоден…
– Ну, местные волки знают, что человек может убить. Все-таки мой род охотился в этих местах не одно столетие. Но меня, думаю, они просто уважают. Принимают, как равную.
– Вот как?
– А ты не иронизируй. Они знают, что я убила того, первого. Не просто хожу зимой в его шкуре, а убила сама – запах его крови рядом с запахом моих следов, а у них знаешь какое обоняние? Еще лучше, чем у собак! Но знают и то, что больше я никого не трогаю. Поэтому они признают, что я победила его в честном бою и по праву заняла его место.
– Они тебе это сами сказали?
– Опять ты смеешься! Волки, между прочим, очень умные. Ты когда-нибудь слушал, как они поют?
– Воют? Да, доводилось.
– Воют влюбленные кретины под окнами. Был тут один по соседству, все приезжал сестре свои дурацкие серенады петь, пока отец не пригрозил, что собак на него спустит. Потом сгинул куда-то – не то на войне, не то просто надоело… А сестра его и замечать не хотела, а как он пропал – в слезы… дура. А волки – они поют! Ты, небось, слышал, да не слушал. А если прислушаться, понятно, что у них целый язык. И они, на самом деле, так разговаривают. Новости друг другу сообщают.
– Может, ты скажешь, что и язык их понимаешь?
– Нет, – вздохнула Эвьет, – хотя хотелось бы.
– Кстати, а что стало с вашими собаками?
– Их увели, как и лошадей. Они же породистые, денег стоят. Одну убили, наверное, кусалась слишком сильно… Ага!
Последнее восклицание относилось к тетереву, который затрепыхался при нашем приближении, но взлететь не смог, ибо уже успел стать жертвой силка. Эвьет взяла птицу и будничным движением свернула ей шею, а затем подвесила добычу к своему импровизированному поясу.
Следующие две ловушки, однако, оказались пустыми, но их мы проверили больше для проформы – в такую теплую погоду мясо все равно нельзя долго хранить. Затем Эвьет завела меня в малинник; кусты были усеяны сочными крупными ягодами, и мы с удовольствием угостились. Тем временем я уже начал воплощать в жизнь свое решение научить Эвьет кое-чему полезному, причем не без практической отдачи – я описал ей, какие травы мне нужны и от чего они помогают, а она припомнила, что такие действительно растут в этом лесу, и показала мне пару полянок, где я смог пополнить свои запасы. В общем, мы вернулись в замок довольные и нагруженные трофеями. Птицу, конечно, надо было еще ощипать и зажарить; к тому времени, как мы подкрепились более существенным образом, чем в малиннике, и сложили оставшееся мясо мне в котомку, солнце уже подбиралось к полудню.
– Ну, пора ехать, – решительно объявил я. – Что ты хочешь взять с собой?
– Кроме арбалета и ножа, в общем-то и нечего, – пожала плечами Эвьет. – Волчью шкуру только жаль тут бросать.
– Ладно, тащи ее сюда, – решил я; в смутные времена не стоит отказываться от вещи, которую потом можно будет продать или обменять. – У меня левая седельная сумка почти пустая, постараемся упихать.