«Голубые Орхидеи»

Это был обычный двухэтажный дом на Уэс-Гранд бульваре, 2648, неподалеку от деловой части Детройта, но вывеска на парадной двери хвастливо заявляла: Хитсвилл, США. Мотаун находился теперь под управлением Лос-Анджелеса, однако каждый в Детройте знал, что детройтская студия по-прежнему открыта, и Берри Горди и другие мотаунские звезды часто приезжали в город.

Элайджа проходил через маленькую приемную студии, чтобы быстро перехватить чашку кофе перед одиннадцатичасовой встречей с Берри Горди. Отдаленные звуки женских голосов пронизывали воздух дразнящей сексуальностью.

— Ты что-то проигрываешь? — спросил он Дорин, секретаря в приемной.

— Это не я! — воскликнула Дорин, махнув рукой на окно. — Это опять те две белые цыпочки включили свою пленку в машине. Они думают, что мы станем слушать. Вот паразитки.

— Да?

Элайджа лениво подошел к окну и выглянул. Красивая девушка в красном платье стояла, опираясь на капот красного «камаро».

— И давно она здесь болтается?

— О, несколько недель. Она и другая сумасшедшая, рыжая.

— Не такая уж сумасшедшая, я бы сказал.

Сердце Валентины сильно забилось, когда она увидела направляющегося в ней симпатичного чернокожего мужчину. На нем были бледно-желтые брюки, кремовая рубашка и темно-синий блейзер. Чертами лица и мягкими темными глазами он напоминал Гарри Белафонте, только был моложе и чувственнее.

— Итак, — сказал он, усмехаясь, — вы хотите, чтобы вас арестовали за нарушение тишины?

— Пожалуйста, — взолнованно взмолилась Валентина, убавляя громкость, — я никого не могу найти, чтобы дать послушать нашу пленку. Мы «Голубые Орхидеи». Мы хорошие певицы, я знаю, что хорошие. В студии это прозвучит намного лучше… Вам понравится. И займет не больше трех минут. Затем, если вы…

— Хорошо.

— Что?

— Я сказал — хорошо, девочка. Я проиграю ее, но даю вам только три минуты. У меня как раз сейчас встреча, а вы ее прервали.

Пока Валентина ждала в приемной, Элайджа проиграл пленку еще четыре раза, находя, что в голосе Валентины больше неги, чему у Дайаны Росс, по силе она превосходит Стрейзанд, а по сексуальной энергии может сравниться с Дженис Джоплин или Эбби Макей во время ее расцвета. Этой девчонке многое дано.

Он смотрел на фотографию, которую дала ему девушка, где она была изображена вместе с другой, по имени Орхидея. Та тоже сногсшибательная кокетливая штучка, она будет зажигать парней. Настоящая лисичка! У нее был небольшой голос с придыханием, представлявший собой совершенный фон. «Голубые Орхидеи»… Ему даже название понравилось. Превосходная обложка альбома.

Берри уже несколько лет искал крутую белую женскую группу. Может, эти девчонки как раз то, что нужно. Конечно, отец их Эдгар Ледерер, как сказала девушка, и он настоит на приемлемых контрактах, чтобы все было по правилам и по закону. Нет проблем!

Элайджа решительно нажал кнопку «стоп», положил в карман кассету и вышел в приемную. Нервничающая Валентина сидела на кончике стула, держа в руках нетронутую чашку кофе.

Он махнул ей рукой.

— Пройдите в мой кабинет, милая. Я хочу поговорить.

Валентина побледнела и тихонько вскрикнула от радости, затем вскочила со стула, пролив кофе на платье.

Элайджа усмехнулся, довольный ее волнением.

— Я Элайджа Кармоди, вице-президент Мотаунской фирмы грамзаписи, и мне бы хотелось поговорить с вами и вашим отцом о контракте.

Полчаса спустя после ухода Валентины Элайджа подошел к окну и задумался, наблюдая за тем, как проносится транспорт по Уэст-Гранд бульвару. Эти две белые девочки… У него было предчувствие, и он надеялся, что окажется прав. Если они добьются успеха — а они могут понравиться, — то, без сомнения, создадут ему имя в Мотауне.

— Он красивый, Вэл… Я не ожидала, что он такой привлекательный.

Элайджа настоял, чтобы Орхидея приехала в Мотаун, познакомилась с ним и поговорила с Берри. Орхидея вернулась со встречи взволнованная и возбужденная.

— Не имеет значения — привлекательный ли он, главное, понравилась ли ты ему?

— Он полюбил меня, — заявила Орхидея торжествующе. — Сказал, что я выгляжу именно так, как им нужно, и рассказывал такие интересные истории, Вэл. Он знает всех! И он такой хороший.

На следующей неделе Элайджа попросил девочек посетить его офис, чтобы подписать контракт и познакомиться с Эбби Макей, мотаунской Эллой Фитцджеральд, которая поможет их «отшлифовать». Юрист Стивен Уилен вместе с Нилом Финком, мотаунским поверенным, будут представлять их интересы при подписании контракта. Они будут вполне защищены на случай, если действительно сорвут банк.

Через пятнадцать минут бумаги в четырех экземплярах, были подписаны, и юристы с Эдгаром уехали.

— Надеюсь, вы понимаете, что вам придется попотеть, — заявил Элайджа, разглядывая Орхидею в соблазнительно узких белых джинсах и светло-голубой блузке-топ. Ее поразительно рыжие вьющиеся волосы падали на плечи. — Вы знаете, мы возлагаем на вас большие надежды. Вот почему наняли Эбби — она научит вас правильно двигаться и всему прочему.

Перед студией остановилось такси. Из него вышла огромная негритянка, облаченная в длинное, ниспадающее свободными складками желтое платье с африканским орнаментом. Ее просторное, словно шатер, одеяние покрывало гигантские холмы мягкой, как подушки, плоти. Она не шла по направлению ко входу, она плыла.

Элайджа высунул голову из своего офиса и поспешил навстречу, чтобы поздороваться и обнять ее. Эбби смачно поцеловала его, гортанно смеясь.

— Это Эбби Макей, — объявил Элайджа. — Эбби, я хочу представить тебе двух новых молодых певиц, мы надеемся, они зажгут не одну радиостанцию.

Девушки с любопытством смотрели на Эбби Макей. В пятидесятые годы она опаляла радиоканалы такими хитами, как «Большой скверный блюз» и «Плача всю ночь напролет». Сейчас Эбби имела в Детройте репутацию покровительницы искусств, у нее даже было свое музыкальное шоу на радиостанции.

Валентина вспомнила о хороших манерах, которым ее обучала Пичис.

— О, мы так рады познакомиться с вами. Вы были нашим кумиром в течение…

Эбби окинула оценивающим взглядом Орхидею, затем Валентину с ног до головы.

— М-м-м, — промычала она, — вы обе очень аппетитные. Как два зрелых персика, поджидающие, когда их съедят. Однако хорошо выглядеть недостаточно.

— Но…

— Я беру вас и буду с вами работать. Мы станем вкалывать, пока вы не взмолитесь о пощаде! А в первую очередь мы послушаем эту вашу замечательную запись… и посмотрим, чему еще вам надо научиться.

У Орхидеи появилась тайна. Сев в свою красную машину, она сначала отвезла Валентину домой, затем снова выехала на скоростную автомагистраль Лодж и вернулась в деловую часть Детройта к высотному многоквартирному дому на улице Лафайет, 1300, где жил Элайджа Кармоди.

— Я ждал тебя, детка… что тебя задержало? — спросил он, открыв ей дверь. — Ты меня сразу завоевала, милая… как только я увидел твою фотографию.

Она хихикнула, испытывая удовольствие, смешанное с робостью. Элайджа был таким красивым, он волновал ее.

— Было трудно удрать. Вэл хотела пойти к Сандеру, чтобы отметить наш успех шоколадным пломбиром. Мне пришлось отделываться от нее.

— Шоколадный пломбир? Это для детишек. Мы отпразднуем как положено, — сказал он ей, улыбаясь.

Они прошли в квартиру, откуда открывался вид на Детройт с высоты птичьего полета. На стены он повесил фотографии мотаунских звезд, все с автографами, лично для него. На одной из фотографий Элайджа стоял, обнимая Дайану Росс и Флоренс Баллард. Орхидея с восхищением взирала на трофеи того мира, в который и она, возможно, когда-нибудь вступит.

— Хочешь вина, дорогая?

— Я… конечно.

Пока Элайджа наливал сохранившее аромат винограда белое немецкое вино, Орхидея стояла дрожа, ее охватила волна сомнения.

Десять минут спустя они лежали на длинной белой кожаной кушетке. Он заключил ее в объятия и осыпал долгими горячими поцелуями. Орхидея тяжело дышала, пытаясь расслабиться и насладиться этим. Но она ощущала упорно нарастающую твердость, едва сдерживаемую тканью его брюк, очень ощутимую твердость, и это ее немного пугало. Даже очень пугало.

— Ты чертовски привлекательная, — нашептывал он. — Я люблю рыжеволосых, милая. Я люблю каждую веснушку на твоем теле.

— У меня не так уж много веснушек.

— Ну, я найду их все и буду целовать каждую до тех пор, пока они не запросят пощады.

Орхидее удалось слегка отодвинуться, она дрожала, так как смутные неприятные воспоминания, которые она обычно подавляла, мучительно всплывали в ее памяти.

— Элайджа, есть нечто… я хочу сказать…

Он, ухмыляясь, поднял бровь.

— Только не говори мне, что ты девственница, детка.

— Нет! Конечно, нет.

Элайджа подал ей еще бокал вина, и она потягивала его, в то время как Элайджа просунул пальцы ей между ног и деликатно поглаживал ее сквозь ткань трусиков-бикини.

— О, — застонала она, раздвигая ноги пошире.

— Детка, — прошептал он, отодвинул ткань и погрузил в нее два пальца, двигая ими до тех пор, пока они не увлажнились. Он вставлял и вынимал из нее пальцы, заставляя Орхидею изгибаться и стонать.

— Тебе нравится это, детка? Нравится? Элайдже тоже нравится, милая. Ну, детка, ляг и раскинь ножки пошире… вот так…

Его руки стянули с нее трусики, а затем он погрузил лицо между ее ног.

В первый момент Орхидея оцепенела от неожиданности и потрясения. Затем настойчивое, приятное, пронзающее прикосновение языка Элайджи наполнило ее исступленным восторгом. Чувство разрасталось, увенчиваясь быстрыми, сотрясающими ее оргазмами, приходившими снова и снова. Она смеялась и вскрикивала, затем снова смеялась. Это было… поразительно!

— Теперь ты готова к большему? — спросил Элайджа, ложась на нее и погружаясь в ее тело. Он входил в нее медленно и глубоко.

— О, да, да, да, — стонала Орхидея. — О, да!

Она сомкнула свои ноги вокруг него, сжала его плечи, содрогаясь от оргазма.

ГЛАВА 9

Эбби Макей жила в маленьком домике, окна которого выходили на реку Детройт, в двух кварталах от особняка Мэнужиан, где безраздельно властвовал мэр Детройта — Коулман младший.

Каждой утро Орхидея и Валентина приезжали в деловую часть города к дому Эбби и работали по четыре часа в специально оборудованном полуподвале, где инженеры мотаунской студии установили аппаратуру для грамзаписи. Здесь она записывала свои еженедельные джазовые и блюзовые программы. Время после полудня Эбби посвящала своей работе в различных советах Детройтского симфонического общества, Института искусств и джазового фестиваля в Монтре.

Эбби так раскритиковала их демонстрационную запись, что у девушек запылали щеки. Затем она сняла их на видео.

— Девочки, вы совсем не умеете держаться на сцене, похожи на милых маленьких деревянных марионеток и напоминаете мне «Супримз», когда я только начинала с ними работать. Орхидея, у тебя скверная привычка покачивать головой, как цыпленок. А ты, Вэл, почти совсем не двигаешься, только слегка раскачиваешься взад и вперед. Это пение белых, не черных.

Эбби выключила видеомагнитофон.

— А теперь давайте серьезно возьмемся за буги-вуги. Мы здесь не для того, чтобы валять дурака. Есть люди, которые рассчитывают на вас, вкладывают в вас немалые деньги. Это бизнес, девочки, не забывайте об этом.

Они вскоре уяснили, что Эбби проявляет деспотизм, но добивается совершенства.

— Пение — это в первую очередь дыхание, — поучала она их, — вы должны обрести контроль над дыханием, иначе будет звучать дерьмово. Но не волнуйтесь. Послушали бы вы Флоренс Баллард и Дайану, когда они в первый раз пытались по-настоящему длительно продержать ноту. Так вот обе они так долго сдерживали дыхание, что чуть не потеряли сознание.

— Выстави грудь впередь! — кричала она Валентине. — Вперед! Вперед! Не стесняйся… у тебя прелестные сиськи, детка, и ты не должна стыдиться их, ни в коем случае, если ты хочешь петь хорошо.

Затем Эбби обращала свой орлиный взор на Орхидею.

— Что касается тебя, девочка, ты должна петь громче. Громче, слышишь? А то кажется, что тебя сдует первым же порывом ветерка.

И только когда девушки теряли веру в свои силы, Эбби включала аппаратуру, нажимала переключатели и кнопки усилителей, громкоговорителей и другого электронного оборудования. Голоса Уилсона Пикета или Патти Лабель разливались по подвальному помещению.

— А теперь смотрите, девочки, смотрите, как вы должны двигаться… Вы должны быть немного развязными и сексуальными, вы должны быть свободными!

Эбби покачивалась в такт настолько ритмично, что снова казалась стройной.

Орхидея с легкостью воспринимала наставления Эбби — вертела бедрами и покачивала плечами с естественной чувственностью. Но Валентина ощущала скованность и испытывала больше затруднений. Эбби просто разрешила проблему, вытащив высокую бутыль и налив из нее немного в стакан.

— Вот, это персиковый шнапс. Глотается как бархат.

— Вкусно! — воскликнула Валентина, залпом осушив стакан.

Стоял жаркий летний день.

— Бог мой! — возмутилась Эбби. — Не заглатывай так, девочка… пей его маленькими глотками. Пусть он проникнет в твою кровь, смягчит и успокоит тебя. А теперь давайте снова попробуем танцевать. Но на этот раз мы не остановимся до тех пор, пока вы не добьетесь полной раскованности, даже если это займет у нас целый день. Просто дайте своим мускулам расслабиться.

Пять недель спустя Эбби сделала первую видеозапись. Довольно напевая, она показала ее девушкам.

— М-м-м! Теперь, дорогие, вы можете петь в стиле свинг, как настоящие негритянки. Вам остается только подождать, пока Элайджа найдет для вас хорошие мелодии.

— Девочки за все лето не видели ни одного молодого человека, — в конце августа сказал Эдгар. — Давай пригласим на званый обед каких-нибудь симпатичных студентов колледжа или Мичиганского университета. Нужно переключить их внимание с музыки на что-нибудь другое для разнообразия.

Пичис поморщилась. Эдгара не слишком радовало, что настойчивость девочек увенчалась заключением контракта. Он обеспечил их юридической помощью, так как не мог допустить, чтобы его дочерей перехитрили. Но он очень критиковал Элайджу Кармоди и несколько раз делал выговоры Орхидее за то, что она носила одежду, которую считал «слишком взрослой».

Возможно, хороший вечер — это как раз то, что им нужно, чтобы все уладить.

Неделю спустя большой, в колониальном стиле, дом Ледереров на Уиллоунгрин-Корт, напротив загородного клуба «Франклин-Хилл», был ярко освещен. Прожектора, направленные на огромные голубые ели, украшавшие сад, свежесрезанные цветы в старинном медном чане, поставленные у входа, приветствовали гостей.

Пичис ощутила приступ необычной нервозности в ожидании приезда первого из гостей. Она бесшумно скользила по дому, заглянула на кухню проверить, как дела у повара. На закуску она планировала подать маринованные красные и желтые перцы, а также большие сочные, привезенные из штата Мэн устрицы во льду, украшенные крапинками икринок. Основным блюдом будут зажаренные на рашпере омары со спагетти «волосы агнела» под сладким чесночным соусом. В дополнение — салат из зелени с лимоном, приготовленный так, чтобы нейтрализовать изысканность других блюд.

Слава Богу, ее повар, Энцио, работавший у нее уже шесть лет, держал все под контролем.