Новинки инопланетной фантастики. Зазеркальщики

«Антология «Битлз»: назад в будущее?»

Задумка была в том, чтобы собраться всем троим и создать кое — какие музыкальные номера для телефильма.

Когда мы сталкивались с искажениями истины, то пытались внести в рассказ свои поправки, но основное внимание сосредоточили все же на собственных воспоминаниях. В те часы собственная жизнь как бы проносилась перед моими глазами.

Слушать самих себя, слышать как мы болтали тридцать лет назад, — странное ощущение.

Страшно подумать как молоды мы были. Ведь зрители увидели нас в таких серьезных концертах, как «Эд Салливан шоу» и «Ройал комманд перфоманс». В самый пик нашей популярности, когда я писал песню «Yesterday», мне было всего двадцать два. Просматриваешь старые ролики и думаешь: «Бог мой! Ведь мы же были просто мальчишками, моложе, чем мои дети сейчас».

Мы все больше увлекались, и по мере приближения дня нашей встречи в студии я начал задумываться: «Действительно ли для меня представляет интерес какая — нибудь песня, созданная и исполненная лишь тремя «битлами»? Так ли будет она хороша, как песенка четырех «битлов»? И отвечал себе: «Нет». Даже если бы у нас получилось что — то действительно стоящее, это все равно были бы всего лишь Джордж, Ринго и я, что было бы совсем не таким интересным, как если бы каким — то образом к этому оказался причастным еще и Джон».

Я знал, что у Йоко хранятся отдельные записи Джона, и просто позвонил ей первого января и поздравил с Новым годом. Она слегка удивилась. Я тогда был на севере, здорово повеселился в новогоднюю ночь и вернулся домой в весьма благодушном настроении, считая, что все прекрасно, в том числе и все человечество. Недолго думая, взял и позвонил ей, посчитав это хорошим поступком с моей стороны. Так мы начали разговаривать, часто звонить друг другу на протяжении нескольких недель и стали — таки друзьями. Тут — то у меня и родилась мысль о том, что было бы чертовски здорово заручиться участием в записях и самого Джона… Это тут же решило все проблемы. Я позвонил остальным ребятам и сказал: «Послушайте, а если нам удастся получить кассету с какой — нибудь песней Джона, станем ли мы тогда заниматься этим делом?» И было похоже, что станем.

Я встретился с Йоко и Шоном. Мы послушали кассету с записями Джона. Йоко проиграла нам тогда три песни.

Две вещи были мне абсолютно незнакомы, похоже, они были сделаны для «Double Fantasy». «Free As A Bird» мне сразу понравилась. И я подумал: «Хотел бы я поработать с Джоном над этой вещицей». Мне понравилась мелодия с мощными аккордами. Она прямо в моем духе, очень эмоциональна. Шон сказал мне, что будет странно слышать в ведущей партии голос человека, которого давно нет в живых. «Но все равно попробуйте», — добавил он. Я пообещал, что если им не понравится результат, мы не будем публиковать эти записи. Когда я рассказал о своем обещании Джорджу и Ринго, они расстроились: «А что если песни нам очень понравится?!» К счастью, разногласий не возникло».

Я просил Йоко не ставить слишком много условий. Нам и так было очень трудно. Морально. Мы даже не были уверены, что не возненавидим друг друга через два часа работы в студии и не разбежимся в разные стороны.

У песни «Free As A Bird» было одно большое достоинство: то, что Джон не закончил работу над ней. В основном это касается средней октавы, где он явно блокировал слова песни, которых у него еще не было. Йоко прислала листок со стихами, мы их попробовали, но они не подходили по размеру. Это означало, что нам следует привнести в песню что — то свое. Вот тогда — то я фактически и начал работать с самим Джоном. Это приносило большее удовлетворение, чем если бы мы просто взяли готовую песню Джона.

Я даже предупредил Ринго, чтобы он держал наготове носовой платок, когда будет слушать ее. Вернувшись в Англию с этими записями, я сделал копии для ребят. Песни им понравились. И мы решили сделать то, что собирались.

Во время записи «Вольный, как птица» я решил, что здесь нужно сделать что — то особенное, разыграть какую — то сценку. Люди ведь говорили: «Им не следует ворошить прошлое». Когда группа «Битлз» пела песню о сержанте Пеппере, мы делали вид, что являемся оркестром сержанта, что облегчило запись. Теперь мы решили использовать песню «Вольный, как птица» в качестве музыкального сопровождения эпизода пребывания Джона на отдыхе.

Ребятам я сказал: «Давайте представим, что мы работаем над новым альбомом «Битлз». Джон уехал на выходные, скажем в Испанию, позвонил оттуда и сказал: «У меня есть одна песенка, и я не будут против, если мы включим ее в диск. Правда, я не успел ее дописать. Поэкспериментируйте с ней в студии. Я вам доверяю».

Это означало, что мы в студии должны были немного покощунствовать, сказать примерно следующее: «Ну надо же, времени совсем не осталось, он всегда чертовски опаздывает, этот Леннон». После чего могли бы посмеяться, словно Леннон при этом действительно присутствовал. Он наверняка сказал бы то же самое, случись такое с моей кассетой. Работа над песней «Free As A Bird» шла легко. Джон как будто специально оставил для нас эту среднюю октаву, чтобы мы могли заполнить ее, как книжку для раскрашивания.

«Может получиться очень забавно», — одобрил мой план Ринго. Так и вышло.

Мы прыгали от радости. Сначала кто — то заговорил о том, что нам не следует и пытаться делать это. Но когда мы взяли магнитную запись Джона и начали над ней работать, это было великолепно. Работа приносила тем большее удовлетворение, поскольку при этом возникала уверенность, что все будет хорошо. Как мы говорили: «Джон будет там, и мы все будем снова вместе». И в самом деле мы много веселились, создавая вновь музыку вместе. Джордж, бывало, гармонизировал песню, а Ринго сидел в аппаратной, хихикал и восклицал: «Звучит прямо как «Битлз».

Я волновался из — за того, что Джордж собирался играть со слайдером. Когда Джефф Линн предложил такую концовку, в голове мелькнула мысль: «Снова получится «My Sweet Lord». Это же коронка Джорджа. Но получилось очень неплохо.

Они с Джорджем (Харрисоном) большие друзья, «The Traveling Wilburys» — их совместное детище. По правде говоря, я боялся, что они все возьмут в свои руки, а я останусь не у дел, но Линн оказался на редкость порядочным и щепетильным.

Честно говоря, мне больше нравится «Free As A Bird» Она мощнее, эмоциональнее. Люди, перед которыми я ее исполнял, плакали. И потому, что песня классная, и потому, что Джона уже никогда не будет с нами.

Фактически мы сделали это вместе с Джоном. Это было фантастично. Мы делали дело, не слушая, что болтают всякие умники и скептики. Пошли они все… В один из моих прилетов в Нью — Йорк со мной заговорил таможенник, такой противный занудный детина: «Вы пытаетесь возродить группу? Хочу вам сказать, что без Джона это будет уже не «BEATLES!» Я как раз был в скверном настроении после перелета, к тому же не люблю таможню и вообще не желал слушать всякую чушь, ну и влепил ему: «Мне плевать на то, что ты думаешь, потому что очевидно, как мало ты знаешь об этом проекте, — ведь Джон в нем как раз участвует».

Так что когда работа была завершена, мы все подумали одно и тоже: «Отлично, мы сделали это, совершили невозможное». Поскольку, по идее, не должны были бы этого сделать. Ведь мы сейчас намного старше. Люди могли подумать, что мы все еще находимся в застое или вообще перестали ловить мышей. Но теперь я горд и счастлив до чертиков.

Остальные песни мне тоже нравятся. Но если бы мы выпустили их тогда, все подумали бы, что мы просто шутим. Нам часто задают вопрос: «Если этот материал был недостаточно хорош, чтобы издавать его тогда, зачем же это делать сейчас?» Эти версии могут показаться примитивными. Конечно, это не шедевры. Но если вслушаться, то можно понять, что это источник наших последующих работ. Возможно, Джон выбрал еще какой — нибудь материал. Но со всем, что мы когда — либо сделали вместе, мы всегда были согласны. Правда, в «Антологию» вошло несколько моих композиций, которые я не хотел включать. Меня уговорил Джордж Мартин.

У нас есть два крупных предложения на десять выступлений в различных городах Соединенных Штатов и просто скандальный гонорар — 100 миллионов долларов. С точки зрения финансов многие, конечно, взялись бы за это.

Я абсолютно убежден, что было бы ошибкой давать концерты втроем. А впрочем, деньги — то неплохие… Вот только кроме денег нет никакого другого стимула, а играть только ради денег тоже не хочется. Мы снова были «Битлз», когда записывали новые песни, используя голос Джона, но на концерте без него это будет уже не то. Все это чушь собачья. Но для меня сейчас трое «битлов» — это далеко не четверо. И закрыть эту пустоту на сцене нечем. «Битлз» — это «Битлз».

Моя семья

С Линдой я впервые встретился в Лондоне в клубе «Bag О'Nails» [93]. Она пришла туда со своими друзьями, среди которых был, кажется, и Чак Чэндлер. Я тоже был с компанией. Играл Джордж Фэйм. А мы, сидя за разными столиками, потихоньку начали поглядывать друг на друга и строить глазки.

Где — то через год я понял, что хочу на ней жениться. Тогда эта идея показалась нам вздорной. Линда колебалась, она уже успела побывать замужем и со второй попыткой не торопилась. В какой — то степени, ей даже казалось, что брак способствует разрушению отношений. Но влюблены мы были очень сильно. И рады сейчас, что все же решились пожениться [94].

Мы оба переживали, когда вначале люди говорили: «И почему этот парень с его огромной репутацией играет вместе с этой глупой девчонкой? Зачем она вместе с ним на сцене?» Мик Джеггер однажды сказал мне: «Я бы никогда не вытащил свою старушку на сцену». Замечательно, подумал я, скачи со своими надутыми губами в свое удовольствие, а я буду брать свою старушку с собой на сцену, и мне наплевать, что будут говорить.

Реакция на появление Линды вполне объяснима. Для большинства она была просто невесть откуда взявшейся девчонкой. Но для меня — то Линда стала главной помощницей в творчестве. Ее постоянное присутствие придавало моим песням чувство гармонии. Когда сочиняешь песни о любви и неожиданно влюбляешься сам, очень хочется написать песню для своей любимой.

Представил я ее остальным музыкантам так: «Это Линда. Что вы думаете о ней, мне все равно. Она будет играть в группе». Позднее нам стало ясно, что все это было бы лучше сделать поспокойнее. Например, превратить все в некое шоу: «Леди и джентльмены, позвольте представить вам мою прекрасную половину. Не правда ли она мила и скромна?» Оказывается, и это не имело значения. Я знаю многих «звезд», регламентирующих свою жизнь раз и навсегда избранным имиджем. Это существенно осложняет их жизнь. Были ребята, которые отказывались от самой идеи брака, чтобы не помешать карьере. Известная истина: женившись, ты можешь потерять многих своих поклонников. Вот ребята и не женились. Но через пару лет карьере все равно наступает конец, и оказывалось, что экс — «звезда» прошел мимо своего счастья, не женившись вовремя. Я избрал другой путь, решив, что такого рода препятствия не должны стать помехой в моей личной жизни. Конечно же, я не хотел вредить своей карьере, но счел, что личное счастье важнее. Мы пошли напролом и сделали то, что хотели. Кого — то это задело, но позже стало ясно: все это не так важно.

Помню, Ринго как — то попытался сосчитать своих друзей и ему хватило пальцев одной руки. Ведь все очень просто: когда вас спрашивают, сколько у вас друзей, ответ зависит от того, насколько вы честны, давая его. Я не верю, что настоящих друзей может быть много.

С некоторыми моими друзьями я знаком еще со школьной скамьи, одному из них даже довелось учиться в Кембридже. Человек я не слишком общительный, поэтому вокруг моей семьи не крутятся толпы случайных людей, мы предпочитаем уединение. Считаю, что научился довольно хорошо разбираться в людях.

У меня, как и у любого человека, есть недостатки. Обычно я уравновешен, но иногда срываюсь. В отдельных случаях могу вести себя авторитарно и отвратительно.

После распада «Битлз» я уехал в Шотландию, несколько дней не вставал с постели и много пил… Все это было безумно и обыденно — как у любого человека в подобной ситуации. Бедная Линда! Она пыталась помочь мне. И она действительно мне очень помогла, потому что у нее железный характер. Она сказала: «Это пустяки! Все будет хорошо, не переживай…» А я продолжал бубнить: «Нет, я ничего не стою, как я подниму после этого голову, на что я способен, я всего лишь четвертая часть чего — то, и ничего более, сам по себе я ничего собой не представляю…» Линда мне дала силы и детей. Когда чувствуешь себя в безвыходном положении, к тебе подходит сын и говорит: «Папа, я тебя люблю». Это очень помогает. Есть старый фильм, в котором Кэри Грант [95] готов броситься с моста, но к нему подходит сын и говорит: «Папа, я тебя люблю, пойдем домой». Смотришь, и у тебя ручьем текут слезы. Раньше я старался выглядеть «настоящим мужчиной» и скрывал свои слезы, но теперь это обстоятельство меня ничуть не смущает.

С приходом славы возникают проблемы. Поэтому я очень осторожен и воспитываю детей как обыкновенных людей, чтобы они общались с нормальными сверстниками. Чтобы у них были свои корни, как у всех. Мне говорят: «Ты сошел с ума! Почему ты их не направишь в Итон?» Итон — это элитарная школа. Да потому, что вернувшись оттуда они разговаривали бы как зануды. Мне не нравится этот тип людей, и я не хочу, чтобы мои дети были такими. Мы никогда не держали няню для детей. Я в восторге от малышей. Я сам из такой же семьи. Когда я был маленьким, всегда мне кто — нибудь норовил подсунуть в руки ребенка. С ним нужно было гулять, качать его, укладывать спать. Считаю, что мне повезло. Линда же воспитывалась иначе. Она из богатой семьи, но не имеет ничего общего с семейством Истмэн — Кодак, вопреки распространенным слухам. Однако ее отец — богатый адвокат, и она была воспитана в элитарной семье, которой принадлежат большие дома с целой армией прислуги и леденящей атмосферой. И она возненавидела этот мир. Поэтому, когда мы жили в Шотландии, у нас был маленький домик, только с двумя спальнями, и она была в восторге. В одной спали мы, в другой — четверо детей. И считаю, что это хорошо. В той среде, откуда я родом, это считается нормальным. Некоторые мои двоюродные братья живут в таких же маленьких домиках и имеют по девять детей. Дети спят на матрасах, расстеленных повсюду на полу, и эти дома нельзя назвать ни чистыми, ни чудесными, но детям хорошо, и у них прекрасные сердца.

В детстве я любил наблюдать за птицами. А после успеха «Битлз» нам приходилось вести сумасшедшую городскую жизнь. Из одной гостиницы в другую, никуда нельзя выйти, прогуляться. Например, в Японии мы могли перемещаться только в полицейских машинах. На много лет мы оказались отрезаны от природы. Когда я женился на Линде, а она очень любит природу, что и явилось одной из причин нашего брака, мы решили купить ферму в Шотландии.

В пригород мы переехали из — за детей. В городских школах очень жестокие порядки, насилие, воровство, наркотики. Я имею в виду героин. Да, все теперь по — другому, чем было в 60–е годы. Атмосфера ухудшилась. А в деревне у детей есть все условия, чтобы стать нормальными людьми.

Встаю я обычно в восемь часов. Я бы не прочь поваляться в постели часок — другой, но дочери будят нас рано. Мы приветствуем их и целуем. Потом я провожаю их до автобусной остановки. Вернувшись, кормлю барашка, от которого отказалась мать. Теперь его приходится воспитывать мне. Затем пробегаю круг — мили две. В детстве я тоже увлекался бегом. Прихожу домой и принимаю ванну. После завтрака отправляюсь в студию и работаю там до вечера. Мне надоело мотаться каждый день в город, тратить впустую время, и я построил собственную студию.

Вечерами вожусь с детьми. Рассказываю сыну перед сном интересные истории, смотрю телевизор. Иногда мы ходим в кино. Мне нравятся актеры Ричард Гир [96] и Мерил Стрип [97].

Мои дети не испытывают влечения к музыкальному мусору. Старшие слушают «Дайр Стрейтс», «Генезис», «Симпл Майндс», и все чаще в доме звучит Бах [98], а самый младший предпочитает «Уэм!» и «АС/ДС» — это как раз для дошкольников. Вообще — то я не давлю на них, потому что сам в детстве не любил, когда меня поучали. А может быть, я просто вижу, что у них формируется хороший музыкальный вкус. Нет, я не боюсь за них в этом смысле.

Родители часто хотят взвалить формирование музыкальных вкусов своих детей на фирмы грамзаписи, вместо того чтобы заниматься этим самим. Такая позиция родителей опасна прежде всего для самих же детей. В конце концов, прежде чем покупать ребенку пластинку, послушайте ее. А то так можно отмахнуться от всех проблем воспитания. Самое простое — запретить, воспитывать куда сложнее.

Даже когда все уезжали, я был против. Это мой дом. Я живу в Британии, потому что я люблю эту страну. В те времена, когда я платил 90–процентный налог, я подумывал, что это слишком много для меня, и игра не стоит свеч. Однако я был не в силах оставить свой дом. Я хотел, чтобы мои дети ходили в школу и росли здесь, тем более, что эти места мне по душе, и, в конце концов я смирился с потерей большей части своих доходов.

Я верю в семью. Не знаю, как у вас (в России), а у нас лет 20 назад много говорилось о распаде семьи, о том, что, она изжила себя. Я всегда считал это глупостью.

Семейная жизнь чудесна. Это блаженство — жить в деревне и заниматься фермой. Но я также открыл для себя, какой это кайф играть «в живую» и понимать, что ты будешь делать это всю свою оставшуюся жизнь.

Жизнь в деревне имеет свои особые прелести. Это и воздух, и тишина. Здесь все, что мне нужно. Мое любимое занятие — прогулки в лесу, когда я прокладываю узенькие тропинки через заросли травы и кустарника. Затем я развожу костер и устраиваюсь на траве, наслаждаясь всей этой красотой. Линда и я, мы оба с детства обожаем природу. Знакомство Линды с окружающим миром началось с того, что она выслеживала саламандр в холмистых окрестностях шикарного городка Скарсдейл, где она провела свое детство. Она рассказывала мне, что всегда находила небольшой кусочек земли между домами и проводила там все свое время. Я вырос в Ливерпульском районе Спик, который граничил с лесом. Моя мама была акушеркой и очень много работала, поэтому мы часто были предоставлены сами себе. Мы были как первопроходцы. За нашими домами никогда не строили дорог, и я все время находился в пяти минутах ходьбы от лесной чащи. Пока Линда охотилась за саламандрами, я искал лягушек и колюшек.

Я люблю посидеть с удочкой в тишине. Но всегда отпускаю пойманную рыбу. Посмотрю на нее… и бросаю в воду. Но в свою «веру» я никого обратить не стремлюсь. Живя на ферме, я бегу от городской суеты. Город с его преступностью, наркотиками плохо влияет и на детей.

Нам нравится, что наша семья такая сплоченная. Как — то однажды я возвращался после концертов в Европе, так я даже нанял реактивный самолет, чтобы побыстрее добраться до дому. Если бы мы поехали в Штаты с детьми, то наняли бы учителей, чтобы не прерывать их образование. Я хотел бы, чтобы они поехали с нами, потому что мне не нравится, когда кто — нибудь звонит и говорит, что у детей дома поднялась температура и они заболели.

Я чувствую себя в своей тарелке только тогда, когда я у себя дома, укладываю детей спать, провожаю их утром в школу. Так было заведено в моей семье, когда я был маленьким.

У нас никогда не было ни няни, ни кухарки. Однажды я увидел, как ребенок моего друга бежал навстречу своей няне и кричал ей: «Мама!» Я подумал, что такое же может случиться и в моей семье, если я не буду внимателен к детям. Моя старшая дочь, например, тоже была панком. В то время у нее были длинные светлые волосы. Но каждый вечер она приходила домой, выкрасив их в новый цвет. Ей это очень нравилось. У нее есть много пластинок с панком, а у меня только одна — «Секс Пистолз», и мне ее вполне хватает. Панк — это не просто сильный ветер, это ураган. Ураган, ломающий хрупкие ветви. А люди думают, что это просто развлечение.

Если говорить о музыке вообще, то следует признать, что у нее нет каких — либо жестких рамок. Все сводится в конечном счете к нескольким нотам, которые меняются местами. Бетховена я считаю величайшим композитором, кроме того, я очень люблю Моцарта и Баха. Я не являюсь интеллектуальным слушателем, но, когда я занимался Бетховеном, я был потрясен, как просто были созданы его произведения.

Мой самый любимый гитарист — Джими Хендрикс. Он был самым лучшим гитаристом в мире. Если говорить о самых — самых лучших музыкантах, то мне нравятся Бадди Холли, Элвис Пресли, но до того периода, как он пошел служить в армию, Боб Марли, Стиви Уандер.

Я люблю ходить на яхте. Только начал этим заниматься. Выхожу в море на небольшой лодке. Великолепно — запах моря, ветер дует тебе в лицо… Когда мы в прошлом году находились в турне, в свободное время я только так и развлекался — ходил на яхте. Плавал у берегов Бразилии и США. Садился один на яхту и отправлялся куда глаза глядят. А еще всерьез увлекся живописью. Я написал около 200 картин и нахожу, что отдыхаю, когда рисую. Но, наверное, больше всего отдыхаю, когда пишу песни. Это всегда было мое хобби. И если даже фирмы грамзаписи больше никогда не выпустят ни одной моей песни, я буду по — прежнему писать их.

Я люблю зеленые холмы и леса, но так же дорога мне моя музыка, я не могу не играть рок — н–ролл.

Откровенно говоря, когда мои дети были еще маленькими, мне казалось, что когда они вырастут, начнут увлекаться музыкой «панков» или чем — то похожим. Но у них развился хороший музыкальный вкус. Джеймс, например, очень полюбил группу «Бич Бойз». Потом он стал слушать Джеймса Брауна, а сейчас ему очень нравится Джими Хендрикс.

Да, именно Линда дала мне силы выжить… Я осмелился работать, хотя поначалу совершенно без вкуса, только чтобы доставить радость Линде. Именно из — за нее я вернулся на сцену. Но до сих пор я абсолютно не уверен в себе…

У нас нет прислуги. Линда сама готовит, хотя при нашем достатке мы могли бы иметь кухарку. Правда, одна женщина помогала присматривать за детьми, но она для них, скорее, как любимая тетя. Такая жизнь позволила мне выработать свою философию. Я стараюсь как можно больше бывать дома — ведь случается, что дети просто не знают своих родителей. Это, на мой взгляд, опасно. Ребята наши очень смешные, любят дом, любят устраивать домашние шоу.

Не думаю, что кто — то из них станет настоящим музыкантом, хотя у них неплохие голоса, они понимают гармонию. Джеймс увлекается гитарой, любит рок — н–ролл. Стелла играет на пианино. Но я не хочу их подталкивать, хоть и мог бы пристроить в какую — нибудь группу. Предоставляю им свободу выбора. Если понадобится помощь, окажу ее.

Когда взрослеешь, конечно, немного меняешься, и прежде всего меняется внутренний мир. Мой внутренний мир сегодня, конечно, иной, чем был. Если бы сейчас были 60–е годы, я бы сказал своим детям, например, что свободная любовь — хорошая. Но сейчас, в конце 80–х, да еще во времена СПИДа, в этой идее уже нет ничего хорошего. Сейчас говорю, что нужно быть осторожными, осмотрительными. У нас хороший контакт с детьми, мы с ними друзья… Очень мило, когда дети говорят нам иногда: «Мама, папа, было бы естественно, если бы мы были хиппи, бунтарями, а вы — строгими родителями, но получается, что у нас все наоборот: мы строги, а вы эксцентричны!»

Конечно же, наша семья не такая идиллическая пастораль, как может показаться с первого взгляда, — это настоящий брак, понимаете? Такой же настоящий и реальный, как и любой другой. Не думаю, что кто — то знает секрет счастливого брака. Это вопрос везения. Мы много времени проводим вместе, у нас много общего: музыка, мы оба вегетарианцы. Знаете, мы просто любим друг друга.

С большим энтузиазмом занимаюсь сейчас проектом открытия старой школы грамматики в Ливерпульском институте. С этой целью собираюсь начать сбор денег. И если идея удастся, надеюсь время от времени приезжать туда и что — нибудь преподавать. Конечно, такие вещи не делаются за один день. Но я очень надеюсь, это школа — она будет называться Ливерпульским институтом сценических искусств — станет не просто академическим местом, где дети изучают музыку, таких заведений сколько угодно. Наша школа будет от них отличаться, возможно, гибкостью графика, отсутствием строгой администрации.

Я не должен проводить кампании по защите окружающей среды! Но что делать, если политики сидят сложа руки? Я не эксперт, не специалист по очистке воздуха. Я всего — навсего отец четырех детей, который не хочет, чтобы они росли в мире, где нельзя дышать хорошим свежим воздухом.

Когда я смотрю на своих детей, то думаю, что современная молодежь замечательная. Кажется, их интересуют все проблемы. Их волнуют проблемы мира и экологии, все, в чем заинтересованы сейчас люди. Так что я их очень люблю. Конечно, невозможно говорить о всех, но большинство молодых людей, которых я встречаю, прекрасны, у них отличное настроение. Это дает мне надежду на будущее.

Частенько приходится слышать: «Вы знамениты, богаты, счастливы в личной жизни. Что же еще можно ждать от жизни?» Странно. Иногда мне кажется, что я вовсе еще не начинал жить.

Линда Маккартни. На крыльях любви

Я работала в журнале «Город и деревня». В мои обязанности входила, в частности, сортировка почты. Однажды редактору пришло приглашение на встречу с «Роллинг стоунз», которые приехали тогда в Нью — Йорк — это было в 1966 году. Мне очень нравились эти ребята, и я сама воспользовалась приглашением. Да к тому же еще прихватила и камеру. Презентация должна была состояться на яхте посередине реки Гудзон…

Приехав в назначенное место, я увидела много людей с фотоаппаратами, которые толпились на набережной. «Роллинги» допустили на борт репортеров, но отказались от услуг фотографов. Единственным человеком с камерой была на яхте я. Думаю, благодаря моей броской внешности, — ну знаете, молодая девушка, блондинка и все такое. А я была тогда совершенно зеленой, только и могла навести фокус и щелкнуть затвором. Меня трясло от страха, что ничего не получится.

Тем не менее, когда яхта пристала к берегу, все репортеры бросились ко мне, стали просить снимки. Мне даже в голову не пришло потребовать за них плату. Единственно, чего я хотела, это чтобы под снимками появилась моя фамилия. Фото были напечатаны, вот тогда — то я и поняла, что этим можно зарабатывать.

Помню, когда «Нью — Йорк таймс» начал брать у меня фотографии, у меня спросили, кого я принесу в следующий раз. Я сказала: «Вам подойдут «Баффало Спрингфилд» или лучше сделать Джима Моррисона?» — «Да все равно», — ответил редактор. Они даже не отличали одной группы от другой.

Мне за работу не платили ни цента, но зато я могла снимать всех — «The Who», Джима Моррисона, «Джефферсон эйрплейн», «Грэйтфул дэд», всех, всех. Большинство из игравших там групп приезжали из Лос — Анджелеса или из Англии, они никого в Нью — Йорке не знали, и, фотографируя их, я становилась их другом.

Ко мне домой приходил Джими Хендрикс, мы пили чай, и он жаловался на то, что нет денег. Я каталась на метро с Джексоном Брауни, ужинала с Джимом Моррисоном, таскалась по городу с Эриком Бердоном [99].

Между нами ничего такого не было — мы все просто дружили.

Они совсем не такие, как о них думают некоторые люди. Хендрикс постоянно сомневался в своем таланте. Когда первый раз я его фотографировала в 1967 г., он очень боялся, что публика примет его плохо. Несмотря на его дикий вид, Джими был очень застенчив и чувствителен. Он все время сомневался, что выглядит хорошо. Ему совсем не хотелось сжигать флаг США во время выступлений, но таков был его имидж, и он сознательно шел на это. Он постоянно думал над тем, как привлечь внимание публики, он очень боялся его потерять. Джим Моррисон тоже был очень чувствителен. Его внешность Иисуса Христа сейчас может показаться чересчур патетической. Я считала этот образ неправдоподобным, и Джим хотел даже сменить образ. Вы можете сказать, что позже он стал жирным и грузным, но он никогда не думал о себе и совсем не хотел создавать вызывающий имидж.

Это было чудесное, невинное, беззаботное время.

А затем в рок — мир начали вползать наркотики — нет, не марихуана, в ней я тогда ничего ужасного не видела.

И не ЛСД — пришел героин, его принесли всякие паразиты, которые цеплялись за музыкантов, буквально втягивали их в наркотики. Джим Моррисон был чудесным, глубоким, чувствительным парнем — и они, эти скоты, которые вились вокруг него, превратили его в чудовище. Я всегда могла на глаз отличить людей, которые принимали героин — у них что — то происходило с лицом. Как у Дженис Джоплин [100] — все лицо ее как бы покрывалось оспинками…

Порой и я попадала в дурацкие ситуации, но мне всегда удавалось выбраться из них без потерь. Помню, меня однажды пригласил к себе Энди Уорхол… У него на вечеринке все перепились, обкурились, и началась настоящая оргия. Я с ужасом взирала на эти сцены — а потом просто сбежала.

Вот Дженис Джоплин, она была очень хорошей девушкой, но такой одинокой и потерянной; вот Джими Хендрикс, умный, чувствительный, тонкий человек, такой непохожий на свой сценический образ; вот Джим Моррисон, который хотел быть поэтом, а не поп — звездой; нежный Кейт Мун; Брайн Эпштейн; и, конечно, Джон…

И сейчас мы с Полом порой смотрим друг на друга и думаем об одном — я знаю, что мы думаем об одном и том же: как же нам — то удалось выжить?»

К ним («Битлз») было очень трудно подобраться. Я собрала свои работы и через секретаря передала Брайану Эпштейну. За разрешением мне было приказано явиться на следующий день… А вечером Эрик Бердон из «Энималз» повел меня в клуб. Мы сидели за столиком, а за соседний уселся Пол. Наши взгляды встретились. И так это и началось… Мы ушли оттуда и весь вечер гуляли и разговаривали.

Мои фотографии стали появляться в хороших журналах — в «Лайфе», «Роллинг Стоун», меня уже знали. Я моталась по концертам, таскала на себе тяжеленное оборудование, а машины у меня не было… У меня на руках даже появились мозоли, как у грузчика…

А три месяца спустя, в сентябре 1968–го, мне позвонил Пол. «Почему бы вам не вернуться в Англию?» — только и спросил он. С тех пор, я не фотографирую рок — группы…

Может показаться безумием: переехать из просторного лондонского дома в небольшое местечко на южном побережье. На самом деле здесь гораздо удобнее. Ведь наш бизнес мог бы отдалить нас от детей, и мы бы с трудом замечали, как они растут.

Обычно когда есть деньги, люди стремятся жить в большом доме, а это создает массу неудобств при воспитании детей. Когда один ребенок находится наверху, а другой — в западном крыле, уследить за ними чрезвычайно тяжело.

Дети путешествуют с нами повсюду. Во время нашего гастрольного турне по Британии, мы выступали в северных провинциях и жили всей семьей в доме отца Пола в Ливерпуле. А гастролируя на юге, Пол и я ежедневно отправлялись на концерт из дома, что означало 2,5–часовую езду на машине туда, а потом обратно, причем за рулем был сам Пол. Выступая за границей, мы снимаем дом и делаем его своей базой, чтобы возвращаться каждую ночь к детям.

Мы все вегетарианцы. Наш завтрак состоит из яиц от собственных кур, жареных домашних помидоров, вегетарианских сосисок, злаков и пшеничного хлеба. В период хлебной забастовки Пол сам выпекал очень вкусный хлеб.

Когда я отвожу девочек в школу, Пол часто сопровождает меня. Мэри и Стелла ходят в местную начальную школу, а Хэзер посещает школу искусств. Я езжу на мини — автомобиле. Будучи американкой, я привыкла к широким дорогам, и только на маленькой машине не боюсь разбиться, когда еду по узким улицам.

Большую часть одежды для детей я покупаю в специализированном магазине «Mothercare». Вещи заказываю по каталогу или покупаю сама, отдавая предпочтение изделиям из натуральных волокон. Лично я чувствую себя гораздо комфортнее в джинсах и короткой рубашке. Трачу я немного, хотя Пол в состоянии оплатить все счета!

Живем мы достаточно замкнуто. Окружающие относятся ко мне как к любой другой матери, которая занимается воспитанием детей и ведет домашнее хозяйство. Человеком из мира шоу — бизнеса я ощущаю себя только на гастролях.

Стараюсь, чтобы жизнь оставалась такой, какой она была до нашей женитьбы. Обычно мы плотно завтракаем и обедаем, поэтому не собираемся на ленч. В это время я выполняю домашнюю работу. Пол никогда мне не помогает. Он любит аккуратность, но сам не слишком — то аккуратен! В тех случаях, когда я занята или уезжаю, уборкой дома занимается приходящая работница. Но готовлю всегда сама, потому что мне это безумно нравится. Каждый день я готовлю еду на шесть человек. На обед — блюдо, похожее на «Quiche Lorraine», но без бекона, баклажаны, спагетти, салаты и любимые блюда Пола: гороховый суп или суп — пюре из домашних помидоров и лука. И, конечно, варю свой любимый кофе с молоком. В этом я совершенный ребенок! Если повезет, в течение дня совершаю верховую прогулку на жеребце по имени Appaloosa, у которого отличный характер. Езда верхом — прекрасный вид упражнений, и физических и духовных. Животное любезно позволяет ехать на себе, любоваться пейзажем и дышать природой. Если мне не удается найти няню, я иногда усаживаю Джеймса перед собой в седло, и мы отправляемся на прогулку. Живя в Лондоне, я постоянно ощущала потребность в естественной нагрузке. Мое западное седло очень тяжелое. Поднимать его и снимать с лошади, чистить лошадь, заботиться об остальных наших животных — это именно тот вид естественных упражнений, которые мне необходимы. Мне нравится быть ближе к земле.

Мы прожили около года на своей ферме в Шотландии, прежде чем Пол неожиданно предложил мне поработать в группе. Это полностью его идея. Думаю, он чувствовал, что мое присутствие придаст ему больше уверенности. Пол предложил мне клавишные, поскольку считал, что я могла бы научиться играть на них быстрее, чем на гитаре. Он посадил меня за пианино и сказал: «Вот это — среднее С, а теперь ты выучишь аккорды». Так что большая часть ранних критических замечаний в отношении моей роли в группе была справедливой. И сам Пол, хотя и был этим задет, все же признавал их правоту. На мой взгляд, моя игра все еще оставляет желать лучшего. Участники нашей группы могли бы давно пригласить отличного клавишника, если бы только захотели.

Одно из наших общих увлечений — футбол. Мы редко выбираемся на матчи, но всегда смотрим их по телевизору. Пол — страстный поклонник «Ливерпуля», а я болею за «Ливерпуль» и за «Эвертон». (В разговор вступает Пол: «Я говорил ей: «Нельзя болеть одновременно за обе команды, но она утверждает, что можно, потому что она американка».)

Мы живем в сельской местности и в общество выбираемся довольно редко. Наверное отчасти и потому, что мне просто лень. Так много хочется успеть сделать, особенно в фотографии. Но я не намерена менять свой образ жизни до тех пор, пока не возникнет крайняя необходимость. Я получаю различные предложения сделать фотоснимки, иногда среди них встречаются весьма заманчивые. Но как только доходит до дела, я не могу заставить себя бросить детей и поехать фотографировать. Я остаюсь дома и вместо запланированных снимков делаю семейные фотографии.

Большинство вечеров мы проводим у телевизора. Мне нравится смотреть «Dallas», «Top Of The Pops», «Old Grey Whistle Test» и некоторые юмористические шоу.

Это жилище прекрасно, мы любим его, это замечательный отдых от шоу — бизнеса. Я считаю, что работа Пола в музыкальном бизнесе и отдых на природе оптимальный режим жизни для него. Он стимулируется, выступая перед тысячами зрителей, и потом отдыхает на свежем воздухе с домашними животными. У нас на ферме только органика, поэтому продукты лишены пестицидов. Вы должны ездить у нас медленно, потому что везде бегают животные и птицы, крольчата и фазанята. Я люблю это место еще потому, что если вы устали или переволновались, вы можете посидеть на лугу и услышать, как шумит ветер в деревьях, и почувствовать, как пахнут цветы. Это очень успокаивает. Пол любит завести наш джип «Лэндровер», найти буйные заросли, забраться вглубь, развести костерок и сидеть, глядя на огонь. Мы живем в пустынном месте, и это нам тоже нравится. При том бизнесе, которым занимается Пол, просто необходимо иметь убежище, где можно скрыться от людских глаз. Мы купили этот участок из — за того, что он в стороне от дорог.

У нас две коровы — Лаванда и Дэйзи, а также лошади — для нас с Полом и для детей. Есть овцы и птицы.