Вердикт: невиновен!

– Понял. Вопросов больше не имею, – возвращая хозяйке кабинета удивительный паспорт, поднимаясь с кресла, подвёл итог беседе Борис.

– Одну минуту, – сделала останавливающий жест рукой Лидия Сергеевна. – Чтобы расставить все точки над «и», я хочу ознакомить вас с копией завещания преподобного Бажена.

Из того же сейфа Лидия Сергеевна извлекла пластиковую папку и снова протянула её Борису. Меня она демонстративно не замечала. Борис достал из папки ксерокопию завещания и с выражением зачитал:

– Я, Бажен Соло, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, в присутствии двух свидетелей завещаю движимое и недвижимое имущество сыну своему Мызину Владимиру Александровичу. Опекунами над сыном назначаю Иванову Лидию Сергеевну и Иванова Аркадия Всеволодовича. В случае если с моим сыном, Мызиным Владимиром Александровичем, случится несчастье – он погибнет, заболеет, окажется недееспособным или сядет в тюрьму, – всё моё движимое и недвижимое имущество переходит государству. Дата, нотариально заверенные подписи завещателя и двух свидетелей.

– Надеюсь, вам понятно, что мы с Аркадием не собираемся сажать мальчика в тюрьму? – забирая у Бориса копию документа и возвращая её в сейф, спросила Лидия Сергеевна.

– А почему Бажен назначил именно вас опекунами Владимира? – подала я голос.

– Я внучатая племянница Просветлённого, тридцать лет жизни посвятила изучению его доктрины, Бажен мог положиться на меня как на самого себя, – важно проговорила директор Культурного центра, поднимаясь из-за стола.

Я правильно истолковала это движение и собралась уходить. Встала со своего места, сосредоточенно потерла ладонью нос, собираясь с мыслями, и пристально взглянула на опекуншу Мызина.

– Спасибо за разъяснение, – с чувством проговорила я, нисколько не лукавя. – Нам в самом деле стало всё более-менее ясно.

– Лично против вас я ничего не имею, – пошла на мировую Лидия Сергеевна. – Если вы сможете защитить Володю, фонд будет вам очень признателен. Мы с мужем за ценой не постоим. Но, как вы, наверное, поняли, основное условие нашего сотрудничества – строгая конфиденциальность. Ни одна живая душа не должна знать, что сын самого Бажена Соло обвиняется в убийстве. Мы, собственно, и Падву поэтому не наняли. Он слишком публичная фигура, всё время на виду, и эта неприятная история может просочиться в массмедиа. А сейчас, думаю, вам лучше уйти.

Я послушно уцепилась за руку Бориса, и наша бедовая парочка покинула Культурный центр на Ярославском шоссе.

– Слушай, Борь, я даже представить себе не могла, что забитый Мызин – наследный принц империи Бажена Соло! – направляясь к машине, дивилась я. – Ты видел их Культурный центр? Это же фабрика по промыванию мозгов. Одних только развалов с трудами преподобного я насчитала пять штук. И возле каждого толпится народ и покупает эту так называемую духовную литературу. Знаешь, сколько у Бажена последователей по всему миру! В Интернете пишут, что в каждом крупном городе есть культурные центры его имени, а это огромные деньги!

– Агата, дурочка, чему ты радуешься? Мы не можем исключить Мызина из числа благородных мстителей за поруганную честь Эммы Глаголевой, – оборвал мои восторженные реплики Борис. – Мало того, мы до сих пор не знаем настоящего имени Моны Роз. Где гарантии, что цветущая тётка в белом платье, спустившаяся с Гималаев, и бедная замарашка из лаборантской Столичного гуманитарного университета не одно и то же лицо?

– А вот это мы сейчас и узнаем, – оживилась я.

Достав коммуникатор, я забила в поисковике запрос на Мону Роз. Всемирная паутина тут же вывалила огромное количество ссылок на сайты центров Бажена Соло, а вот про настоящее имя Великой Матери всех народов не было ни слова. Тогда я пошла другим путём. Ввела в поисковик имя Эммы Глаголевой – и мигом оказалась в базе жителей Российской Федерации, где Эмм Глаголевых было никак не меньше пятисот человек.

– Ну, Боря, что я тебе хочу сказать, – тоскливо проматывая пестреющие Глаголевыми страницы, промямлила я. – Похоже, так мы лаборантку не найдём. Хотя есть у меня ещё одна база, эмвэдэшная, я у деда скачала.

– Дай-ка сюда, – забрал у меня «Самсунг» Борис. – Сейчас мы пробьём эмвэдэшную базу и выясним, где наша Глаголева. Какой у неё примерно год рождения?

– Ага, хитренький какой! – возмутилась я, пытаясь вырвать у приятеля коммуникатор. – С годом рождения любой дурак кого угодно найдёт, а ты так попробуй!

Но и примерный год рождения, который мы вместе вычислили, исходя из имеющихся данных, не помог нам выяснить место пребывания Эммы Глаголевой. База Министерства внутренних дел располагала сведениями на пятнадцать женщин с подходящими именем и фамилией, но ни одна из них ни дня не работала лаборанткой.

– Вот так, Агата, делай выводы! – тяжело вздохнул Борис, возвращая мне «Самсунг». – Не всегда можно найти человека даже по закрытым базам.

Я досадливо фыркнула, думая, что бы такое ответить приятелю, чтобы он не слишком-то умничал, и с ходу предложила:

– Завтра с утра неплохо бы махнуть к Эмме на родину, в Рязань, и там постараться выяснить о ней как можно больше.

– Это хорошая идея, – откликнулся Джуниор. – Значит, решено – завтра с утра едем в Рязань.

Борис отправился домой, а я поехала на дачу. Что уж там скрывать, двигало мною не только желание увидеть бабушку и деда, но и необходимость выяснить, откуда я знаю армянский язык. Мне сразу бросилось в глаза, что бабушка немного растерялась, когда я ни с того ни с сего задала волновавший меня вопрос.

– В принципе ничего тут удивительного нет, – неуверенно проговорила Ида Глебовна, стараясь не отводить глаза от моего лица. – Ты несколько лет подряд в раннем детстве гостила у моего брата Ашота в Ереване. Должно быть, тогда и были заложены основы армянской лексики.

– Разве так бывает? – удивлялась я.

– Почему же нет? – пожала плечами бабушка. – Ты девочка способная, схватываешь всё на лету, отчего бы тебе не запомнить красивую певучую речь?

Объяснение не очень меня удовлетворило, но большего от Иды Глебовны добиться было невозможно, и я отправилась к деду. Владлен Генрихович на лингвистические темы беседовать отказался, сославшись на усталость. Тогда я попробовала закинуть удочку насчёт приятеля деда Артура Бойко – признанного в научном сообществе авторитета по изотерике и теософии. Я надеялась, что Артур Зиновьевич поможет с выявлением личности Моны Роз. Профессор Бойко обладал редкими познаниями во многих отраслях тайных наук, и по этой причине к нему выстраивалась очередь из сотрудников различных институтов и частных лиц, желающих получить исчерпывающую консультацию по тому или иному вопросу. Попасть к нему на приём было так же сложно, как лично повидаться с президентом Медведевым, и я решила зайти с другой стороны. Зачем обязательно ехать к учёному, если можно поговорить с ним по телефону?

Но дед категорически отказался составить мне протекцию.

– Ты в архив сходила? – сердито спросил Владлен Генрихович в ответ на мою просьбу.

По недобрым ноткам в его голосе я сразу поняла, к чему всё идёт, и у меня заныло под ложечкой.

– Завтра с утра собираюсь, – покаянно выдохнула я.

– Я тебя не понимаю, – взорвался дед. – Какой ты профессионал? Может, ты упускаешь что-то важное, и все твои построения, возведённые на почве нынешних фактов, полетят к чёртовой матери, когда ты ознакомишься с документами прошлых лет. Свидетели – это, конечно, хорошо, но только проверенные данные из архива могут дать тебе стопроцентную уверенность в обоснованности твоих выводов.

Поднявшись с дивана, дед кликнул бабушку, и они в назидание мне отправились к соседям играть в преферанс. Такой поворот событий был мне только на руку. Оставшись одна, я перетряхнула дедову записную книжку, нашла номер Артура Зиновьевича и взялась за телефон.

– Добрый вечер, Артур Зиновьевич, – учтиво поздоровалась я. – Это Агата Рудь.

– Здравствуй, Агата, рад тебя слышать! – искренне обрадовался старик. – Как там Владлен? Как Ида?

– Спасибо Артур Зиновьевич, все живы-здоровы. Вы сами как, не болеете?

– Бог миловал.

– А я к вам по делу. Вы случайно не знаете, как настоящее имя Моны Роз?

– Ты спрашиваешь про Мону Роз из секты Бажена Соло?

– Ага, про неё, – согласилась я.

– Там такая история. Достигнув своего девяностолетия, преподобный Бажен отправился в путешествие по тюрьмам и колониям, объехав в общей сложности порядка двадцати пяти исправительных учреждений. Он нёс своё учение в народ, и народ откликнулся на его призыв. Сразу же после выступления преподобного в одной из женских колоний к Бажену подошла молоденькая девушка и сказала, что после его лекции чувствует в себе зарождение новой жизни. Это, должно быть, его святое слово так подействовало. Старик расчувствовался и стал навещать юную особу, которая, надо же случиться такому чуду, и впрямь родила мальчика. Преподобный ребёнка записал на свою фамилию, а сообразительную девицу после освобождения из тюрьмы назначил Великой Матерью всех народов. Имя её установить теперь непросто, хотя если постараться и повторить весь путь, который проделал старец, то, думаю, можно разыскать паспортные данные женщины, родившей наследника Великой мудрости.

– Да нет, спасибо, пока что нет такой необходимости, – испугалась я объёму предстоящей работы. Повторить путь Бажена и объехать двадцать пять колоний я согласилась бы только в самом крайнем случае, а пока думала отделаться малой кровью. – Можно мне получить список колоний, которые объезжал преподобный?

– Само собой, – согласился дедушкин друг. – Я сброшу информацию на электронную почту Владлена.

– Спасибо вам огромное, вы очень меня выручили, – искренне поблагодарила я. – Приезжайте к нам в выходные, бабушка собирается печь расстегаи с сёмгой.

– Не могу отказаться, я не способен устоять против выпечки твоей бабушки, – рассмеялся учёный и дал отбой.

Я повесила трубку и принялась рассуждать. Получается, что имя матери Володи так и осталось невыясненным, собственно, как и личность отца. Смешно верить, что девяностолетний старец силой слова смог зачать ребёнка, который к тому же родился пятимесячным. Получается, что на момент визита в колонию Бажена Соло у будущей Моны Роз уже имелась четырёхмесячная беременность. Все эти факты не снимают, а, напротив, только усугубляют подозрения насчёт виновности Володи в убийстве профессора Черненко. Есть только одна возможность выяснить, причастен ли к преступлению мой подзащитный, – дождаться списка от Артура Зиновьевича и сравнить полученные координаты душеспасительного маршрута Бажена с адресом колонии, где отбывала наказание Эмма Глаголева.

– О чём задумалась? – окликнул меня дед, появляясь в дверях.

– А что вы так рано? – вздрогнула я.

– Преферанс отложили до лучших времён – Витюша отравился грибами, – ответил дед, имея в виду академика Сычова, нашего соседа справа.

– Слушай, дед, когда Артур Зиновьевич скинет на твою электронную почту список колоний, ты мне сразу позвони и зачитай его, ладно? – вкрадчиво попросила я, прижимаясь щекой к колючему свитеру деда.

– Чёрта с два! – хватив кулаком по столу, рявкнул Владлен Генрихович, сердито отстраняясь. – Пока не сходишь в архив, ничего я тебе зачитывать не буду!

В гостиную заглянула бабушка и весело спросила:

– Что за шум, а драки нет?

– Сейчас будет, – заверил её Владлен Генрихович. – Вот сниму штаны и надаю нашей любимой девочке по филейной части за ослиное упрямство.

– Тише, дед, не позорь невесту перед кавалером.

– Вагиз пришёл? – оживился дед. – Зови, будет с кем умным словом перемолвиться.

Я тяжело вздохнула и приготовилась давать отпор ухаживаниям соседа. Вагиз Кантария был потомственным медиком и возглавлял Институт экстренной медицины на Выхино. К своим тридцати двум годам Вагиз успел сделать довольно много: съездил на стажировку в Штаты, защитил докторскую диссертацию, женился на случайной пациентке, влюбившейся в красавца-доктора до потери памяти, и даже развелся. Но всё это время семья Вагиза деликатно намекала молодому человеку, что он напрасно не замечает живущей на соседнем участке замечательной девушки Агаты. И что неплохо было бы завязать с ней романтические отношения, а там, глядишь, и до женитьбы дело дойдёт. И вот теперь Вагиз заглядывал к нам всякий раз, когда видел перед домом мой красно-жёлтый «Мини-Купер». Бабушка ещё стояла в дверях гостиной, когда за её спиной появился высокий брюнет с горящим взором и слегка поклонился присутствующим в комнате.

– Добрый вечер, Агата, Владлен Генрихович, моё почтение, – помахал он рукой. – Хочу пригласить вашу внучку на премьеру оперы в театр на Смоленке. Вы не против?

Я окинула тоскливым взглядом хорошо тренированную фигуру соседа, через день посещавшего тренажёрный зал и бассейн в фитнес-центре посёлка, и подумала, что всем он в принципе хорош, но не орёл. Орлом, в моём понимании, был Лёня Устинович. Он был похож на манекен из дорогого бутика, и мне это сходство невероятно нравилось. Но деду и особенно бабушке очень нравился Вагиз, и старики всячески потакали его невнятным ухаживаниям.

– Конечно, идите в театр, – обрадовался дед возможности сбагрить меня на вечер и таким образом избавиться от моих приставаний и просьб.

– А что дают? – вяло поинтересовалась я, поднимаясь с дивана, и, шаркая тапками, направилась к дверям, в которых картинно застыл гость.

Вагиз полез во внутренний карман пиджака и вынул солидный кожаный бумажник, из которого, в свою очередь, извлёк два билета на оперу Леонкавалло «Паяцы». Все движения его были размеренны и неторопливы, мужчина словно специально демонстрировал присутствующим и роскошный бумажник, и его содержимое. «Позёр и выпендрёжник», – решила я про себя и без особого интереса взяла в руки билеты. Мельком осмотрела их и уже хотела отдать обратно, когда в самом низу увидела надпись, гласившую, что генеральным спонсором проекта выступает Культурный центр Бажена Соло. Вот это номер! Быстро вернув билеты Вагизу, я крикнула: «Я сейчас!» – и умчалась наверх переодеваться.

– Как Агата Леонкавалло любит, – с чувством проговорил мне вдогонку Вагиз, убирая билеты в бумажник. – Надо сделать ей приятное, взять абонемент на цикл итальянских опер.

Собравшись за считаные минуты, я бегом спустилась вниз. Вагиз окинул одобрительным взглядом мой стильный костюм и шикарные украшения, позаимствованные из бабушкиной шкатулки, помог надеть пальто и, галантно подставив локоть, вывел из дома.

В театре на Смоленке я уселась в фойе на пуфик и стала наблюдать за прибывающими зрителями. Было интересно, встречу я на премьере кого-то из опекунов Володи Мызина или нет. Вагиз стоял рядом с пуфиком и терпеливо ждал, когда я удовлетворю свой профессиональный интерес. Наконец дали первый звонок. Я поднялась с насиженного места и, подхватив кавалера под руку, увлекла его в зал. Сосед покорно следовал за мной, даже не пытаясь сопротивляться.

– Вот и я так считаю, – вдруг услышала я знакомый голос, доносившийся откуда-то сзади. – Лучшее вложение денег – это рекламные мероприятия такого плана. Всякие концерты, спектакли и цирковые представления.

Не веря своим ушам, я обернулась и с удивлением увидела Бориса, следующего рядом с Лидией Сергеевной по фойе к лестнице, ведущей на балкон. Первым порывом было подойти к приятелю и небрежно поинтересоваться, что это он здесь делает. Но здравый смысл возобладал над минутной слабостью, и я не стала себя обнаруживать. Дождавшись, когда парочка скроется из виду, я выждала минут пять и только тогда проследовала на своё место. Но вместо того, чтобы смотреть на сцену, я весь спектакль не спускала глаз с балкона для VIP-персон. Там, уединившись ото всех, сидели мой кудрявый друг и опекунша Володи Мызина. Как же я ненавидела эту моложавую ухоженную женщину! В душе всё бурлило и клокотало, а отчего – я никак не могла взять в толк. И только когда спектакль закончился, я смогла дать волю своим чувствам. Не отвечая на вопросы Вагиза, желавшего знать, что, собственно говоря, происходит, я побежала на балкон, собираясь устроить Борису грандиозную сцену, но нашла ложу запертой. Было неясно, то ли Джуниор со своей спутницей уже ушли, то ли закрылись изнутри и никого не пускают. Последнее показалось мне особенно отвратительным, и, глядя в лицо своему обескураженному кавалеру, беспрекословно следовавшему за мной, я потребовала немедленно везти меня домой.

– А как же поужинать? – растерялся Вагиз. – Мы же хотели пойти в ресторан.

– К чёрту ресторан! Дома поедим, – выпалила я.

Настроение окончательно испортилось, и ни по каким ресторанам я ходить не желала. Молодой человек покладисто кивнул головой и повёл меня к гардеробу. На дачу я не поехала – не хотелось расстраивать стариков. Начнутся расспросы, как прошёл спектакль, придётся выкручиваться, придумывая убедительные оправдания своему ужасному настроению, а этого я жуть как не люблю. Поэтому я вернулась на Разгуляй, заперлась в квартире и включила скачанный несколько дней назад из Интернета третий сезон сериала «Декстер». Но в этот раз он не доставил ожидаемого удовольствия. Как сказал бы Борис: «Сериал не доставил». Я ничего не могла с собой поделать, смотрела на экран, а в голову лезли разные гнусные мысли, связанные с Джуниором и Лидией Сергеевной, отогнать которые получилось, только провалившись в тяжёлый вязкий сон.

Проснулась я оттого, что в дверь настойчиво трезвонили. Даже не подходя к домофону, я уже знала, что это ломится Борис. Полночи проведя в борьбе с душившей меня ревностью, я проспала начало рабочего дня, и приятель примчался будить нерадивую коллегу. Открыв дверь, я уткнулась в объемистое пузо Бориса Устиновича.

– Доброе утро, соня! – жизнерадостно начал он, скидывая на ходу пальто, но, натолкнувшись на мой ледяной взгляд, мигом утратил весёлость. – Поехали в Рязань! А что ты на меня так смотришь?

– Хорошо вчера отдохнул? – изо всех сил сдерживаясь, чтобы не вцепиться приятелю в кудри, едко осведомилась я.

– Смотря что ты называешь отдыхом, – философски заметил Джуниор, протискиваясь мимо меня в прихожую.

– Твой вчерашний досуг, – я горестно вздохнула, захлопывая дверь и следуя за незваным гостем.

– Ты что, Агата, ревнуешь? – оторопел Борис, замирая посредине кухни.

– Кто, я? – разозлилась я, запуская обе руки в волосы и демонстративно переходя на «вы». – У вас, господин Устинович, мания величия! С чего бы я стала ревновать?

– Вот и я думаю – с чего бы это? – рассуждал Борис, проверяя, есть ли в чайнике вода. – Сваришь кофе?

– Ага, сейчас! – подпрыгнула я от возмущения. – Он будет запираться в театральных ложах с престарелыми дамочками, а я – ему кофе варить?

– Откуда ты знаешь про ложу? – удивился Борис. – А впрочем, это неважно, – тут же добавил он. – Знаешь – и хорошо. Проще будет объяснить, откуда у меня информация относительно Моны Роз.

– Что там у тебя, живо выкладывай, – скомандовала я, забыв, что ещё секунду назад злилась на Бориса так сильно, что даже готова была броситься на него с кулаками.

– Мона Роз, к твоему сведению, – неторопливо начал Устинович-младший, набивая себе цену, – сидела в колонии, когда с ней познакомился великий старец.

– Кто бы мог подумать, – съязвила я. И мрачно осведомилась: – Ты узнал адрес колонии?

– Кто же мне его скажет? – в свою очередь, удивился Борис. – Спасибо и на том, что мне слили инфу про колонию.

– К твоему сведению, – испепелила я приятеля яростным взглядом, – я ещё раньше тебя узнала, что Мона Роз познакомилась с Баженом Соло в заключении. Но при этом я не опускалась до того, чтобы шляться непонятно с кем по театрам!

– Шляться по театрам! Эк ты завернула, – усмехнулся Борис. – И откуда, позволь узнать, тебе стали известны столь конфиденциальные сведения?

– А ты думаешь, что только у тебя есть приятельницы, способные пролить свет на тайну рождения Володи? – ехидно прищуриваясь, прошипела я. – Мне тоже есть кому рассказать, что Мона Роз оказалась на редкость предприимчивой и нашла для своего незаконнорожденного малютки славного папочку Бажена Соло. Пятимесячным малыш родился не по мановению высших сил, а только потому, что Мона встретила Бажена, будучи на четвёртом месяце беременности.

– Агата, мы с тобой кретины! – вдруг хлопнул себя ладонью по лбу Борис. – Мы до сих пор не узнали даты рождения предполагаемых детей Эммы Глаголевой. Звони-ка в деканат и проси поднять личные дела Мызина, Исаевой, ну и на всякий случай Щегловой.

– Бориска, я ушам своим не верю! – делано восхитилась я, стараясь побольнее уесть предателя. – Ты ли это говоришь? Какой прекрасный язык! Куда подевались вульгарные словечки из Инета! Как благотворно подействовало на тебя общение с Лидией Сергеевной!

– Слушай, подруга, хватит истерик, – прикрикнул на меня Джуниор. – Я пришёл потому, что мы договорились ехать в Рязань. Не хочешь разыскивать Глаголеву – я уйду, у меня своих дел по горло.

– Да ладно, ладно, – заметив штормовые барашки в глазах приятеля, испугалась я. – Я что? Я ничего. Просто так сказала. К слову пришлось. А дату рождения Мызина я и без звонка знаю. Она имеется в уголовном деле. Мой подзащитный родился десятого июня тысяча девятьсот девяносто первого года в городе Воркуте.

– А должен был бы родиться, будь он тем, кого мы ищем, в сентябре девяносто первого, – прикинул Борис, понемногу успокаиваясь.

– Женский организм непредсказуем, – пустилась я в рассуждения, стараясь загладить вину. – И срок беременности у каждой женщины индивидуален. – Сорок недель – это некий усреднённый период, за который вызревает плод, но у кого-то роды могут начаться раньше, у кого-то позже, тут не угадаешь. Но то, что Мызин мог быть рождён Эммой Глаголевой, – это факт.

– Значит, пока мы не выяснили даты рождения девчонок, у нас получается один подозреваемый мужского пола.

– Насчёт Миносяна, насколько я понимаю, ты совершенно уверен, – подколола я друга.