Вердикт: невиновен!

– Фрунзик, у нас женщина из института Гарика! – на том же наречии откликнулась хозяйка, и снова до меня дошёл смысл каждого слова. – Муж с работы вернулся, – видя мою растерянность, пояснила Гаянэ по-русски.

На кухню заглянул плотный приземистый мужчина и, приветливо кивнув мне, по-армянски спросил супругу:

– Нести деньги?

– Неси, только убери из пачки те, что забрызганы кровью, – на этом же языке ответила она.

Через минуту передо мной появилась пачка банкнот, туго перетянутая зелёной резинкой. Я взяла деньги в руки и стала пристально рассматривать верхние купюры.

– Вы не подумайте, девушка, – видя мои сомнения, горячо заговорила Гаянэ, – деньги не фальшивые. Берите все, только помогите нашему Гарику!

– Вы знаете, что дача взятки преследуется по закону? – через силу выдавила я, потому что запугивать эту славную женщину мне совершенно не хотелось. Однако слова про кровь на банкнотах давали понять, что Гарик всё-таки был в квартире профессора уже после убийства.

– Какая же это взятка? – искренне удивилась мама Миносяна. – Это благодарность за помощь.

– Думаю, вы знаете, что после того, как Гарик отблагодарил этими деньгами декана Черненко, профессора нашли убитым в ванной комнате, – строго глядя на собеседницу, сообщила я. – Но мне бы хотелось выяснить другой момент – как эти деньги снова оказались у вас? Гарик возвращался за ними в квартиру Петра Михайловича? Не вздумайте лукавить, я слышала, как вы только что просили мужа убрать купюры, испачканные кровью.

Некоторое время Гаянэ молча смотрела на меня, и её огромные глаза стали от ужаса ещё больше.

– Девушка, миленькая, – наконец заговорила она, умоляюще прижимая ладони к груди. – Гарик не убивал профессора! Знаете, как получилось? Сын сначала пожадничал и оставил часть денег себе, а когда профессор не взял их, Гарик подумал, что мало дал, вернулся, чтобы отдать оставшиеся, а профессор уже был мёртв. Гарик собрал с пола банкноты и ушёл, вот честное слово!

– Когда в ту ночь вернулся ваш сын? – спросила я свидетельницу.

– Он приехал домой на такси в два часа ночи и рассказал, что случилось с профессором.

Так и не обнаружив видимых улик, я перестала перебирать банкноты в поисках следов крови, отложила пачку денег на стол, достала из сумки завёрнутую в пакет чашку и поставила её перед матерью Миносяна.

– Выходит, что Гарик после убийства ещё часов пять отсутствовал дома. Я адвокат Агата Рудь, защищаю Володю Мызина, и у меня есть сведения, что ваш сын пил водку в машине моего подзащитного. Володя задержан по подозрению в убийстве декана. В его сумке, находившейся в машине, нашли орудие убийства, на котором не обнаружено никаких отпечатков пальцев. Следователь уверен, что Мызин хитёр и изворотлив, поэтому и стёр «пальчики», но не успел избавиться от кинжала. В общем, многие улики указывают на Володю. Но мне кажется, не всё так просто. Я склоняюсь к версии, что убить Петра Михайловича мог и другой человек. На этой чашке отпечатки пальцев вашего сына. Сейчас устанавливается, есть ли такие же «пальчики» на бегунке «молнии», запирающей сумку Мызина. У Гарика была прекрасная возможность подбросить моему подзащитному тот самый коллекционный кинжал, которым убили профессора. В ваших интересах сказать правду, был ли Гарик пьян, когда в ночь на двадцать второе вернулся домой?

– Да нет, что вы, девушка, Гарик не имеет отношения к этому убийству! – заволновалась Гаянэ, ловко избегая ответа на поставленный вопрос. – Я знаю это совершенно точно, потому что Гарик видел убийцу. Я слышала, как он вчера говорил об этом по телефону.

– А с кем он разговаривал, вы случайно не слышали?

– С какой-то девочкой, – торопливо произнесла мать Миносяна. – Он так ей и сказал: «Имей в виду, дорогая, я видел, кто убил профессора Черненко. Даю два дня на раздумье, потом иду к следователю».

– И вы не спросили у Гарика насчёт убийцы? – не поверила я.

– Нет, что вы! – отпрянула от меня Гаянэ. – Он не говорит со мной на такие темы!

– А о чём ваш сын договаривался с этой девушкой, вы случайно не знаете? На что отпустил ей два дня?

– Я пыталась узнать, но Гарик так цыкнул на меня, что я теперь и подходить к нему с вопросами боюсь, – оправдывалась несчастная мать.

Я молчала, сосредоточенно обдумывая услышанное. Пока я размышляла, Гаянэ не сводила с меня испуганных глаз. С кем из девушек мог разговаривать об убийстве Миносян, угрожая открыть правду следователю? Либо с Юлей Щегловой, либо с Лизой Исаевой. Других девушек, замешанных в эту историю, поблизости не наблюдалось. Но как узнать, кого из них шантажировал Гарик? И тут меня осенила замечательная мысль. Чтобы её реализовать, нужно было срочно сделать один звонок, но просто так от расстроенной женщины я уйти не могла.

– Гаянэ, послушайте меня внимательно, – голосом психотерапевта, дающего установку, заговорила я. – Спрячьте деньги и никому их больше не предлагайте. Вы напрасно волнуетесь, Гарику не угрожает отчисление из института. Его кто-то глупо разыграл. И я обязательно выясню, кто и с какой целью это сделал. А сейчас я побежала, у меня дела.

Мама Гарика всплеснула руками и встала с табуретки.

– А что же я вас кофе не угостила? – спохватилась она. – Может, выпьем по чашке?

– Спасибо, как-нибудь в другой раз, – вежливо улыбнулась я.

– Скажите честно, ведь вы армянка? – подалась вперёд Гаянэ, заглядывая мне в глаза. – Мы с мужем говорили по-армянски, и вы нас поняли.

– Не говорите Гарику, что я заходила, хорошо? – увильнула я от ответа. – А то он может наделать глупостей.

Получив заверение, что хозяйка будет нема как рыба, я спустилась во двор, уселась в машину и вынула из сумки смартфон. Набрала номер и, дождавшись, когда мне ответили, проговорила:

– Юль, привет, это Агата Рудь. У меня появилась идея, как вывести Миносяна на чистую воду. Ты можешь устроить в общежитии вечеринку?

– Могу, а зачем? – заинтересовалась Щеглова.

– Так надо, – не вдаваясь в подробности, отрезала я. – Мне нужно, чтобы на ней обязательно присутствовали Гарик и Лиза. И ещё один мой коллега, тоже адвокат. Я бы сама понаблюдала за Миносяном, но Гарик меня знает и будет остерегаться сболтнуть лишнего. Представь моего коллегу как брата или дальнего родственника, который проездом оказался в Москве и заглянул к тебе повидаться. И как будто ты пригласишь друзей, чтобы было веселее. Ну как, организуешь?

– Конечно, не вопрос, – проговорила клиентка. И вдруг тихо спросила: – Агата, скоро отпустят Вовку? Я не могу больше! За что его так мучают?

– Юль, прости, у меня вторая линия. Я тебе потом перезвоню, – невнятно промямлила я, радуясь, что можно не отвечать на вопрос, на который я не знаю ответа.

По второй линии звонил Борис, горя желанием поведать мне о визите к Лидии Сергеевне, но я не дала ему и рта раскрыть. Что там какая-то Лидия Сергевна, когда у меня обнаружился удивительный дар!

– Борька, ты не поверишь, я понимаю армянский язык! – взволнованно сообщила я. – Вот скажи что-нибудь, я переведу!

– Окстись, Агата, – растерялся кудрявый друг. – Откуда я знаю армянский язык? У меня со школы с языками трудности. Я знаю по-грузински «гамарджоба» и по-немецки «хэнде хох». Английским владею со словарём. И вообще, что ты ко мне пристаёшь со всякой лютой хренью, когда я собираюсь рассказать тебе интереснейшие вещи? Ты будешь меня слушать или нет?

Мне ничего не оставалось, как отложить до вечера выяснение лингвистического феномена, который я собиралась обсудить с бабушкой и дедом, и снова окунуться в серые будни. В отличие от меня Устинович-младший с первой же минуты понравился Лидии Сергеевне. Его упитанная фигура и умное лицо внушили ей полное доверие.

– Мне очень важно, чтобы племянник вышел на свободу, – горячо говорила родственница Мызина Борису. – А что может эта девочка, которую наняла Юля? Сегодня я вела переговоры с Генрихом Падвой, но он заломил такую цену, что бюджет нашего фонда затрещал бы по швам.

– А что у вас за фонд? – проявил заинтересованность адвокат, окидывая взглядом шикарный интерьер квартиры, где до задержания проживал Володя Мызин.

Дом в арбатском переулке, в котором обитали его родственники, пережил революцию, Великую Отечественную войну и недавнюю перепланировку. Причём последнее событие отразилось на строении гораздо сильнее, чем военные действия. Особняк в стиле модерн начала двадцатого века молдавские рабочие перестроили в двухуровневую квартиру, в которой и проживали Лидия Сергеевна с мужем Аркадием и племянником Володей. Первый этаж жилища был отведён под гостиную, кухню, две гостевые спальни и рабочий кабинет. Второй этаж представлял собой хозяйские апартаменты, в которые Борису заглянуть так и не удалось, хотя он и пытался. Лидия Сергеевна принимала адвоката в кабинете, на стенах которого в большом количестве висели мрачные горные пейзажи, переворачивающие душу своей безысходностью.

– Я возглавляю Культурный центр Бажена Соло, – с достоинством ответила Лидия Сергеевна. – Здесь, в кабинете, музей великого философа.

– Это его картины? – кивнул на закат в горах Борис.

– Да, это работы Учителя, – согласилась Лидия Сергеевна. – Они составляют основной капитал нашего общества. А фонд поддержки культурного центра возглавляет мой муж Аркадий. Мы очень любим Володю и многое готовы отдать за его освобождение, но таких денег, какие запросил Падва, мы выделить не сможем. Нас просто не поймут члены общества. Поэтому я искренне рада, что за дело взялись вы, господин Устинович. Куда запропастилась Лариса?

Домработницу Ларису отправили варить кофе сразу же, как в дом заглянул гость. Но нерасторопная девица отчего-то тянула с угощением, и хозяйка отправилась на кухню сама. Борис тем временем похвалил себя за сообразительность и почти перестал жалеть тысячу рублей, сунутых прислуге в коридоре одновременно с тихой просьбой подольше не приносить напитки. Зато теперь он имел прекрасную возможность в тишине и одиночестве осмотреть кабинет. Приятель старался не зря – в одном из ящиков шкафа он обнаружил стопку свеженьких, только что отпечатанных в типографии приглашений на сегодняшний вечер в центр Бажена Соло. В них содержался анонс культурной программы, в которую входили квартет скрипачей Большого театра, а также встреча с преподобной Моной Роз. Борис предусмотрительно стянул из пачки два приглашения, прикрыл дверцы шкафа и с нетерпением стал дожидаться возвращения хозяйки, чтобы задать ей вопрос, который не давал ему покоя.

– Скажите, а что случилось с матерью Володи? – невинно осведомился Борис, как только Лидия Сергеевна внесла в кабинет поднос с кофейными чашками. После вопроса о матери Мызина мнение об Устиновиче-младшем в корне изменилось.

– Агата, реально, мне указали на дверь, – возмущённо пропыхтел в трубку приятель. – Лидия Сергеевна заявила: «Кажется, господин Устинович, я в вас ошиблась. Убирайтесь прочь и не смейте совать нос не в своё дело».

– Ого, прямо так и сказала? – подыграла я приятелю.

– Ну да. Именно так. Теперь я из принципа выясню, где матушка твоего подзащитного. У меня есть скрипка, и, в общем-то, я мог бы сойти за скрипача Большого театра, – горделиво заявил кудрявый друг, – но, думаю, что спокойнее будет нам с тобой заявиться на приём под видом обычных гостей и инкогнито побродить в этом центре.

– Я где-то слышала о Бажене Соло, – задумчиво протянула я, выуживая из глубин памяти ассоциации, которые при упоминании этого имени всплывали на поверхность сознания. – По-моему, это художник-мистик, он путешествовал по Гималаям и Индии, общался с Махатмами Востока, основал общество Ищущих просветления и Орден имени самого себя. Называл себя Посланником Шамбалы, Великим Посвящённым и как-то там ещё.

– Ну да, я тоже об этом вроде читал, – согласился Борис. – Как раз с Баженом Соло мне всё понятно. Непонятно только, каким боком к любителям изотерики прислонился твой Мызин.

– Действительно, интересно. Где находится резиденция заслуженного мистика?

– Так, сейчас прочитаю, – откликнулся Борис. – Ярославское шоссе, владение сто пятнадцать, культурный центр Бажена Соло.

– Прямо сейчас и поедем? – обрадовалась я, запуская пятерню в непослушные вихры и искренне считая, что таким образом поправляю причёску.

– Чего тянуть-то? Встречаемся на заправке «BP», а ты в дороге выйди в Сеть и выясни, что пишут об этом центре.

Я нажала на клавишу отбоя и, повинуясь указаниям Бориса, ткнула пальцем в значок Интернета на мониторе «Самсунга Гэлакси». Люблю я свой коммуникатор. Аппарат практически ничем не отличается от хвалёного «Айфона», только не имеет на себе клейма в виде надкусанного яблочка, так почитаемого офисным планктоном, и это здорово. Я забила в поисковике «Гугла» запрос «Бажен Соло» и принялась ждать. Ответ, не замедливший появиться на экране, меня поразил. «Бажен Соло (Мызин Александр Николаевич, 1900–1993 гг.) русский мыслитель, создавший собственную художественную школу и основавший новое направление в теософии. До настоящего времени пользуется популярностью, по всему миру насчитывается более миллиона адептов его учения».

Прочитав выложенную в Сети информацию, я прошептала «ого!» и двинулась навстречу Борису. Приятель подъехал минут через двадцать после того, как я запарковалась на заправке. Истомившись под гнётом новых знаний, я распахнула пассажирскую дверь и без предисловий выдохнула:

– Борька, угадай, кто такой Володя Мызин?

– Судя по твоему голосу, потомок Льва Толстого, – усмехнулся Джуниор, неуклюже устраиваясь на переднем сиденье.

– А вот и нет! – предвкушая удивление собеседника, заявила я. – Не Льва Толстого, а Бажена Соло! Между прочим, фамилия этого Соло когда-то была Мызин. Из-за неблагозвучности он её, должно быть, и сменил.

– Действительно, чему может научить гуру Мызин? – хмыкнул мой друг. – Куда лучше учиться мудрости у Бажена Соло!

– Теперь я тем более хочу сходить на их междусобойчик и послушать, о чём говорят последователи этого мыслителя, – рассуждала я. – Может, Володя – наследник огромного состояния и опекуны мечтают избавиться от племянника, упрятав его пожизненно в тюрьму? Слушай, Борь, почему нам до сих пор не пришло это в голову?

– Хорошая рабочая версия, – одобрил Борис. – Требует тщательной проверки.

– Отлично. Сейчас этим и займемся.

Я дождалась, пока Устинович-младший пересядет в свою машину, решительно закусила губу и завела двигатель.

До Культурного центра мы добрались довольно быстро. Предъявив на входе пригласительные билеты, прошли внутрь просторного, недавно построенного здания из красного кирпича, отделанного изнутри гранитом и мрамором. Разделись в гардеробе и принялись прогуливаться по фойе, прислушиваясь к разговорам публики. В большинстве своём публика была представлена немолодыми женщинами, живо обсуждавшими возможность приобщиться к святыне – посмотреть на Мону Роз, которую, как можно было понять из бесед окружающих, привезут откуда-то из Гималаев. Мучимый голодом, Борис не слушал бабьих сплетен, а красноречиво посматривал в сторону буфета.

– Ну ладно, так уж и быть, – сжалилась я над другом. – Пошли, съедим что-нибудь.

Я развернулась в сторону буфета и застыла как вкопанная. Прямо на нас, шурша длинными белыми одеждами, шла поразительно похожая на Володю женщина. Со всех сторон слышалось: «Мона Роз, Мона Роз!» За женщиной в белом вышагивала Лидия Сергеевна в длинном алом платье, и я, поражённая внешним сходством моего подзащитного и Моны Роз, её не сразу заметила. Зато тётушка Мызина сразу приметила нас. Отстав от величественной фигуры в развевающихся одеждах, она приблизилась к оторопевшему Борису и не терпящим возражения тоном проговорила:

– Добрый вечер, следуйте за мной!

Борис взял меня за руку и сделал было попытку повернуться и уйти, но два дюжих охранника преградили нам дорогу. Ничего не оставалось, как двинуться следом за Лидией Сергеевной.

– Лидия Сергеевна, – на ходу заговорила я, – хочу спросить, куда и зачем вы нас ведёте?

– В мой кабинет, – не оборачиваясь, откликнулась женщина. – Собираюсь рассказать вам, молодые люди, о родителях Володи.

И, продолжая быстро шагать по коридору, добавила:

– Делаю я это для того, чтобы не давать вам повода для расследования биографии Владимира, которое может завести всех в тупик.

Кабинет директора Культурного центра располагался в самом конце коридора, богато украшенного картинами с горными хребтами. Лидия Сергеевна распахнула дверь и вошла в помещение. Борис, ещё не разобравшись в ситуации, опасливо оглядел его, но, увидев, что, кроме хозяйки, там никого нет, проследовал за Лидией Сергеевной. Я вошла последней и прикрыла за собой дверь.

– Присаживайтесь, – сухо указала хозяйка на два кресла для гостей.

Сама она опустилась за письменный стол и, сложив унизанные кольцами пальцы в замок, молча смотрела, как мы с приятелем устраиваемся на предложенных местах.

– Лидия Сергеевна, – первой нарушила я тишину. – Скажите честно: Володя сын – Моны Роз?

– Да, он сын Моны Роз и Бажена Соло, вы довольны ответом? – надменно проговорила директор Культурного центра.

– Но это невозможно! – растерялся Борис. – Бажену, насколько я понимаю, двадцать лет назад было под девяносто.

– И что с того? – вскинула брови Лидия Сергеевна. – Умер Бажен Соло в девяносто три года, но перед смертью успел подарить нам наследника, которого все мы нежно любим. Володя – божественный ребёнок. Он родился пятимесячным, однако выжил и стал красивым и крепким, чего не скажешь о многих доношенных детях.

– А Володя знает, чей он сын? – осторожно осведомилась я. – Почему вы не скажете ему правду?

– До двадцати пяти лет он не должен быть посвящён в тайну своего рождения. А потом он станет преемником Моны.

– А как настоящее имя Володиной мамы? – поинтересовался Борис.

– Мона Роз, – пожала плечами Лидия Сергеевна.

И, глядя на наши удивлённые лица, насмешливо предложила:

– Если не верите, я покажу её документы.

Женщина протянула руку к сейфу, повернула ключ и, открыв тяжёлую дверцу, взяла с верхней полки обычный, ничем не примечательный паспорт и передала его в руки Бориса. Когда младший Устинович открыл удостоверение личности, лицо его вытянулось, а глаза стали круглыми, как два блюдца.

– Мона Роз, – вслух прочёл он. – Место рождения – Гималаи. Дата – 428 год до нашей эры.

– И это паспорт гражданки России? – пересохшими губами уточнила я. Мне стало как-то душно и захотелось пить.

– Мона Роз не гражданка России, – обиделась Лидия Сергеевна. – Она Великая Мать всех народов.

– И сколько же стоило выправить этот документ? – выдавила из себя я, прикидывая в голове приблизительную стоимость настоящего паспорта с подобными записями.

Лидия Сергеевна неприветливо взглянула на меня и ледяным тоном заметила:

– А вы, девушка, не хамите, я не обязана перед вами отчитываться. И то, что я с вами сейчас разговариваю, – исключительно моя добрая воля.

– Скажите, а где Бажен Соло познакомился с Моной? – опасаясь неловким вопросом окончательно загубить дело, робко спросил Борис.

– Мона сама пришла к Учителю и сказала, что готова родить ему сына.