Помоги проекту - поделись книгой:
Глава 1
Его разбудил тот же сон. Сон из далекого детства. Он много раз думал, что ничего не было, и эта холодная январская ночь далекого 43-го года ему только приснилась. Когда он, восьмилетний мальчик Ванятка Захаров, увидел, как к дому соседки тетки Даши Анисимовой прошли три черные тени в длинных солдатских шинелях. Нет! Не в коротких немецких, которые он видел каждый день, а в длинных красноармейских с большими винтовками за плечами. Прибежав домой, Ваня сразу рассказал увиденное своим домашним: матери и тетке Наташе – сестре отца Ванятки, Егора Захарова, умершего за два года до начала войны от непонятной болезни, которую в их деревне звали «черная сибирка».
Еще утром отец был большой и сильный. Он запрягал лошадь, собирался на колхозное поле пахать, только пожаловался матери на боль в правом боку. Мать, всегда недовольная и придирчивая, стала как всегда ворчать, что их десятины земли еще не паханы и отцу, весь день работавшему на колхозном поле, до этого нет дела. А он хотел, чтобы она взяла с детьми вилы и пошла копать свою землю. Отец не ругался, молча запряг мерина Мальчика в телегу, положил тяжелую соху и взял у матери узелок с обедом: нехитрой деревенской снедью – хлебом, яйцами и пожелтевшим салом. Молоко отец не любил и всегда отдавал приготовленную матерью стеклянную бутыль младшему, Ванятке. Старшие братья, Василий и Петр, уже ходили в школу и считались помощниками в доме. Отец подозвал Ванятку, отдал бутыль с молоком, потрепал по непослушным вихрам:
- Ну, зарос ты, сынок. Ладно, вечером приеду пораньше, подстригу.
Отец был скуп на ласку, но в тот раз Ванятка запомнил это на всю жизнь – он поцеловал его в макушку. Предчувствовал ли он, что не придет к родному порогу ни вечером, никогда больше? В поле ему стало плохо. Сосед Захаровых, Матвей Неплюев, рассказывал, как отец шел за сохой, упал, и лошадь потащила его за собой. Отец так и не разжал мозолистые руки, держа ручки сохи. Подскочили сельские мужики, работавшие в поле: Матвей Неплюев, Прохор Голубев, Иван Черемисин. Отец почернел, его рвало. Мужики запрягли в телегу отцовского мерина Мальчика, чтобы везти отца в районную больницу за двенадцать километров от их деревни. Отцу стало хуже: он стал хрипеть, изо рта пошла желтая пена. Его так и не довезли до больницы, по дороге отец умер.
Ванятка был так возбужден от увиденного, что рассказывал матери, не умолкая. Старшие братья, свесив головы с печи, тоже жадно слушали.
- Нет, мамашка, это не немецкие солдаты. У них длинные шинели и большие ружья за плечами, это наши к-р-а-с-н-о-а-р-м-е-й-ц-ы, - по буквам выговорил последнее слово Ванятка.
- Наши? Откуда им взяться, нашим? Они удрапали за Дон еще до снега. Оставили баб и стариков. Защитники…
Мать как всегда стала недовольно ворчать, ловко орудуя у печки рогачем: вынула чугун с душистой картошкой. Старшие братья соскочили с печи, им тоже хотелось посмотреть «наших» солдат, но мать грозно прикрикнула на них. Братья недовольно вернулись на теплую печь. Ванятка, увлеченный рассказом, даже не заметил, как тетка Наташа надела телогрейку, повязала большой «колхозный» платок и вышла из хаты.
Деревня Николаевка растянулась по обе стороны небольшой быстрой речушки Мелавка на несколько километров. Хаты Захаровых и Анисимовых были крайние от дубового леса, который все в деревне звали Потаповской рощей по имени барина, который владел этим лесом и всей деревней до революции. Был и барский дом, но его разрушили, и остались только большие камни-валуны от фундамента дома. Деревенская детвора играла на развалинах барского дома в «Чапаева». До войны жизнь была веселой. В Николаевке жило много людей; все мужики были дома и колхоз «Новый путь» гремел по всему району.
Ванятка не сразу расслышал выстрелы и лай немецких собак на улице. Братья, не слушая мать, выбежали из хаты. Возле дома Анисимовых шла бесперебойная стрельба из автоматов, им редко отвечали одиночные винтовочные выстрелы:
- Хонде Хох! Партизан, сдавайся! – кричали немецкие солдаты, наугад стреляя в сторону леса.
Мать, выбежавшая за сыновьями на улицу с кочергой в руках, больно огрела старшего Василия по спине, загнала братьев в дом.
Утром в деревне узнали, что в дом Дарьи Анисимовой пришли трое наших солдат, которые отстали от своих, скрывавшихся в лесу. Кто-то увидел их и сдал немцам. Немецкие солдаты с собаками подошли к дому Анисимовых. Наши солдаты, услышав выстрелы, выбили окно в чулане, выскочили из хаты и бросились к лесу. В перестрелке был убит один наш солдат и племянник Дарьи Анисимовой – Гришутка. Он дружил с Ваняткой Захаровым и был всего на год старше него. Гришутка пришел к тетке Даше из соседней деревне Васильевка к вечеру и остался у нее переночевать. Он спал на полатях, от стрельбы проснулся, с испуга бросился за солдатами в выбитое чуланное окно, но в десяти метрах от леса его догнала немецкая пуля. Гришутка лежал на снегу, широко расставив руки.
- Маленки, шайза, - сочувственно качали немцы головами.
Двое наших солдат скрылись в лесу. Немцы не решились в ночь организовывать погоню. Дарья Анисимова и старший ее сын, семнадцатилетний Прохор были арестованы.
Ванятка не спал всю ночь. Только к утру пришла тетка Наталья. Мать открыла ей, что-то по привычке недовольно высказывая.
- Мое дело - как хочу, так и живу, одна жизнь, - грубо ответила она матери.
Тетка зашла в избу, от нее пахло духами и водкой. Пошатываясь, она подошла к кровати, на которой спал Ванятка с матерью, сунула под подушку сверток в фольге:
- Не спишь? На, ешь, шоколад, настоящий, - тетка отломила и сунула в рот Ванятке кусок шоколада.
Ванятка очень долго держал шоколад во рту, он был горько-сладкий, очень хорошо пах. От тепла тела шоколад начал таять во рту. Какая вкуснятина! Ванятка никогда не ел раньше настоящий шоколад.
Тетка ушла к себе за перегородку, сквозь дремоту Ванятка слышал, как громко шептались, наверное, ругались тетка с матерью:
- …Какие наши…, …навсегда…, …жизнь одна…,…я молодая…, - слышал Ванятка обрывки фраз. Не помня как, к утру он уснул.
К обеду всех сельчан Николаевки полицаи стали сгонять на площадь возле школы, где размещался штаб немцев. Староста Семен Новиков зачитал приказ немецкого командования:
- За помощь и укрывательство партизан согласно законам военного времени по приказу немецкого командования Анисимову Дарью Степановну и Анисимова Прохора Семеновича приговорить к смертной казни через повешенье.
В стороне школьного сада уже стояла виселица.Прохор Анисимов в одной рубахе, несмотря на сильный мороз, копал под виселицей яму. Три немецких солдата с автоматами на груди стояли рядом, от холода постукивая ногами, и прикрикивали на Прохора, видимо, заставляли поторопиться. В час приговор привели в исполнение. Ванятка стоял в толпе среди деревенских баб и детей и до боли в руке сжимал оставшийся таявший мягкий шоколад.
После войны неизвестный поэт поставит на могиле Дарьи и ее сына Прохора табличку со стихами:
Глава 2.
Второй секретарь Урывского райкома КПСС Иван Егорович Захаров проснулся в плохом настроении. Ему снова приснился сон из детства: вой метели, автоматные очереди и крики, женские крики:
- Помогите, люди, помогите!
Уже сорок шесть лет прошло с того холодного январского дня далекого сорок третьего года, когда по приговору немецкого командования за содействия партизанам была повешена Дарья Анисимова с сыном Прохором. За эти годы память о детстве притупилась, и порою Иван Егорович был даже уверен, что это только сон, а не далекая прошлая его жизнь, когда голодный полураздетый восьмилетний мальчишка Ванятка сжимал в руке таявший шоколад и слышал громкий бас старосты Семена Новикова, зачитывающего приговор.
Рабочий день районного партработника не нормирован. Сколько раз, особенно во время сева и уборки урожая, ему приходилось ночевать прямо в райкоме, не раздеваясь, в своем кабинете на кожаном диване. Везде, где становилось трудно, где звучали слова: «Надо в кротчайшие сроки…», всегда посылали Ивана Егоровича. Может, поэтому он уже пятнадцать лет ходил во вторых секретарях. Потому что всем первым нужны были такие вторые, как Захаров. Первые приходили и уходили наверх в обком, в облисполком, а Абрикосов, с которым Иван Егорович начинал работу вторым в Урывском райкоме, сейчас работает в правительстве Российской Федерации. А Иван Егорович оставался вторым, хотя вся конкретная власть в районе, и все это знали, была в его цепких рабочих руках.
Еще со школы Ваня Захаров понял, что всего в этой жизни ему придется добиться самому. С пяти лет, оставшись без отца, ему с раннего детства пришлось узнать тяготы безотцовства. Летом сорок третьего немцы отступили, и Николаевка снова стала жить своей сельской жизнью с заботами о посевной и уборочной, вечной проблемой нехватки рабочих рук и отсутствием дорог. Дети военных лет раньше взрослели, после снятия оккупации Ванятка пошел в школу. Его упорству и настойчивости удивлялись и завидовали все: и учителя, и ученики. Не было трудолюбивее и лучше ученика в Николаевской школе; наверное, все в классе когда-то списывали или просили помощи и подсказки у Вани Захарова и, таким образом, невольно становились его должниками. Но дружил Ваня только с одноклассником Лехой Новиковым и его младшей сестрой Ниной.
Отношение к Новиковым в Николаевке было противоречивым. С одной стороны, их дед Семен Новиков в период оккупации немцами был старостой в их деревне, и его расстреляли с приходом наших войск. В деревне говорили, что закадычный друг Семена Иван Черемисин привел наших солдат к дому Новиковых и объяснил, что староста был мародер, хотя Семен достал Черемисину аусвайс, и бывший секретарь сельсовета и при немцах занимал схожую должность. В полицаях он не числился, но ходил по деревне – собирал продуктовый налог теперь для немецкой армии. От службы Черемисин был освобожден по здоровью.
С другой стороны, люди в деревне говорили, что Семен Кузьмич был хороший хозяин и неплохой человек. Он прописывал и пристраивал в деревне десятки беженцев из областного центра. За месяцы оккупации ни один из жителей Николаевки не был отправлен в Германию на принудительную работу. Как говорил Прохор Голубев:
- Семен Кузьмич - золотой был человек, хозяин, а власть есть власть, и кто-то должен быть старостой.
В личном хозяйстве Семена Новикова все было прочно, надежно сделано, с душою и на годы. Он одним из первых в районе развел пчел. Организовал и обустроил и колхозную пасеку. Хороший столяр-плотник – сам построил высокий прочный дом, в котором жил вместе с сыном Никанором и невесткой Татьяной Сергеевной – учительницей, присланной из города, да так и осевшей в Николаевке навсегда. Люди говорили, что Семен Кузьмич вместе с переводником Васей, как его звали все в деревне, были поставлены нашими для работы в тылу. Но сколько людей - столько и мнений, и трудно найти два мнения абсолютно одинаковых. Кто-то косился, глядя на добротный дом Новикова, кто-то одобрительно кивал головой. Сын Семена Кузьмича – Никанор - погиб в сорок пятом, в Польше. С войны из троих сыновей вернулся средний, Матвей, весь израненный и больной. Татьяна Сергеевна жила одна в просторном доме с сыном Алексеем и дочерью Ниной. Матвей и Татьяна Сергеевна два года ходили помогать друг другу. Матвей жил неподалеку в своем доме, оставшемся от деда Кузьмы. Матвей помогал Татьяне Сергеевне делать тяжелую мужскую работу: заготавливал дрова в зиму, косил сено. Татьяна Сергеевна стирала, штопала, убирала в доме Матвея.
Через два года Матвей пришел в отцовский дом, сел на табуретку, закурил самосад:
- Знаешь, Татьяна Сергеевна... - робко начал он. – Мы давно не чужие и дети твои – мои племянники, я думаю, что… - это была любимая поговорка Матвея. – … Я думаю, что… давай вместе жить, наверное… - Матвей, несмотря на седину очень волновался.
- Матвей Семенович, а как люди нас поймут, не осудят меня? Я жду и верю – Никанор вернется.
- Ну, это ты брось, - перебил Матвей. – С того света не вернулся никто, я два года ждал брата. Все кому придти – дома давно. Ты подумай, Танюш, - он впервые за все года знакомства назвал ее по имени, и от неожиданно ласкового обращения у нее невольно дрогнуло сердце. – Ты подумай, - повторил Матвей. – Я не тороплю, но худо мне одному, хотя и помогаешь ты по хозяйству, а подходит вечер - и сердце, как в тисках. И вдов полно в деревне, сами набиваются, но не мил мне никто. А мы… Мы не чужие… - Матвей снова заволновался. - …Не чужие мы, и дети твои – мои племянники, - он помолчал и добавил. – И не старые мы еще.
Матвей замолчал, он не решился и не смог объяснить, что с первых дней приезда в Николаевку молодой учительницы Татьяны Сергеевны он вздыхал, глядя в ее сторону. Но она предпочла робкому, нерешительному Матвею его младшего брата – гармониста и балагура – Никанора. Матвей ушел, унося с собой запах самосада и мужского пота. Татьяна Сергеевна долго не могла заснуть. В работе, ежедневных заботах порою забываешь о времени. «Мы вроде не старые», - кружились в голове слова Матвея. Алешке - двенадцать, Ниночке одиннадцать будет скоро.
Будто вчера все было, только вчера. Балагур гармонист Никанор в атласной рубахе с гармонью на ремешке проводил ее до дома бабы Гаши, где она квартировала с подругой – учительницей Зоей:
- Танюш, знаешь что?
- Не знаю. Что? – нарочно игриво ответила она. Хотя, догадывалась, что нравилась Никанору, и последние два месяца он, как тень, не отходил от нее каждый вечер, когда она приходила в сельский клуб со своей подругой.
- Выходи за меня замуж.
- Да Вы что, Никанор Семенович, - от неожиданного предложения она невольно перешла на официальный учительский тон. – Мы совсем не знаем друг друга. Мы даже не целовались, извините, ни разу.
- Так узнаем, выходи. Я тебя никогда не обижу и никому в обиду не дам.
Пятнадцать лет прошло с того вечера. Никанор сдержал слово – он никогда не обижал ее, но его неугомонной натуре всегда чего-то не хватало. Татьяна понимала это, даже ругала себя – может, плохая она жена, но с годами привыкла. Никанор был трактористом в МТС и на время пахоты и уборки работал во всех колхозах района. И, наверное, в каждой деревне у него была своя зазноба.
Матвей - антипод брата: молчаливый и работящий. Но Семен Кузьмич говорил о нем, что только ростом на две головы выше отца, он имел с ним поразительное сходство: и внешнее, и характера. Немногословный трудолюбивый Матвей работал бригадиром в поле, и всегда его бригада была первой.
Утром Матвей снова пришел, как всегда сутулясь молча сел на табуретку, достал кисет, хотел закурить.
- Матвей Семенович, хватит! Курить в доме не будешь, - строго по-учительски сделала замечание Татьяна Сергеевна.
- Да я… я… Значит, согласна? – запинаясь проговорил Матвей.
- Да, я согласна. Лучше открыто жить, чем прятаться по углам.
Через год у них родился сын Владимир.
Глава 3.
Иван Егорович на работу всегда ходил пешком. Он уже десять лет работал в Урывском райкоме КПСС. Город Урыв - типичный районный центр центральной России с населением в тридцать тысяч человек. Из крупных предприятий – завод огнеупоров, завод бытовой химии; продукция этих заводов шла по всей стране. Механический завод был филиалом областного и выполнял в основном заказы оборонных предприятий. Сахарный завод, небольшие заводы силикатов и комбинат строительных материалов считались межрайонными. Городом Урыв стал в 1954 году. Молодой город быстро развивался, рос: все заводы строили жилье для своих рабочих. СМУ-1 и СМУ-2 занимались строительством социальных объектов. В прошлом году были сданы новые корпуса центральной районной больницы.
Большое городское хозяйство, два десятка колхозов и три совхоза, и везде успевал, все замечал опытный партработник Захаров. Его прислали из соседнего района, где он тоже работал вторым. Прислали с перспективой роста. Четыре года назад первый ушел на пенсию, а в район назначили первым чем-то провинившегося третьего секретаря обкома Зарубина Льва Борисовича. Ходили слухи о его любовных связях с женой первого секретаря обкома Антипова. Оксана Евгеньевна работала секретаршей у Антипова, была на пятнадцать лет моложе мужа, и Антипов, умный рассудительный руководитель, часто по-мальчишески ревновал свою молодую жену. Его первая жена умерла от рака. Юрий Иванович Антипов рано женился, рано овдовел, ему было всего тридцать лет, когда умерла его жена, и на руках остались восьмилетняя дочь и пятилетний сын. Он долго не женился, сам вместе со своей матерью воспитывал детей. Учился, строил карьеру и в сорок лет был назначен первым секретарем обкома КПСС. В 80-е годы это был один из самых молодых первых секретарей обкомов по стране. Область промышленно-сельскохозяйственная: более половины заводов принадлежало оборонному ведомству, не сильно ограниченному в освоении средств, и дела здесь шли совсем неплохо. По производственным показателям область нередко попадала в первую десятку, что считалось заслугой руководства области и в первую очередь первого секретаря обкома КПСС Антипова.
Иван Егорович хорошо знал и часто встречался с Антиповым. Город Урыв считался городом-спутником областного центра, располагался всего в десяти километрах от него.
В Урыве к 60-летию Октябрьской революции был построен районный дом культуры, которому мог позавидовать любой областной центр. Футбольная команда «Химик» на базе завода бытовой химии считалась одним из лидеров общесоюзной второй лиги.
Антипов часто приезжал в Урыв по партийным делам, проводил там выездные совещания с главами районов или с иностранными делегациями, или просто отдохнуть от государственных дел.
Ответственность за организацию всех мероприятий лежала на Иване Егоровиче. Для приема важных гостей был специально построен «охотничий домик». Домиком его назвали в народе, в действительности это был трехэтажный коттедж в восьми километрах от города, в лесу на Егоровой горе, в двухстах метрах от Дона. Гости часто шутили: «Хозяин Егорович, гора Егорова обложили Егоры – загадывай желание». При «домике» были отменная сауна, бассейн пять на десять, бильярдная, библиотека, свой кинозал, кухня, где при первой необходимости высококлассные повара из местного ресторана «Дон» могли приготовить любое блюдо. В общем, было все, чтобы высокие гости отдохнули от важных государственных дел.
Несколько лет назад Антипов приехал с большой делегацией, где кроме него были еще четыре первых со своими председателями исполкомов и вторыми секретарями. Большая делегация, шумно по-русски отобедав в комнате - столовой на сто пятьдесят квадратных метров, занялись досугом по интересам. Кто-то ушел в лес на лыжах, кто-то играть в бильярдную. Антипов с бессменным председателем облисполкома Воробьевым Сергеем Павловичем, который проработал уже пятнадцать лет на своей должности и готовился уйти на заслуженный отдых, и еще двумя первыми секретарями соседних областей и их председателями исполкомов пошли в сауну. После в холле, распаренные и довольные, хозяин и гости за пивом повели разговор. Люди из партаппарата с годами срастаются со своей работой, и уже все разговоры, о чем бы ни начинавшиеся вначале -охоте, рыбалке или женщинах - заканчивались работой.
Они уже не говорили «в нашей Донской области», они говорили «у меня в области», «моя область». И в этот январский вечер разговор плавно перешел к работе, делам в стране:
- Сдает наш генеральный. Зачастили назначения. Теперь нужен молодой, энергичный. Как говорил наш учитель: «Всерьез и надолго», - сказал кто-то из присутствующих гостей.
- Да, уберем килограмм хлеба, пока сводки до златоглавой дойдут – в пуд превращается, - согласился с говорившим первый с западной соседней области. – А что делать? Вот, смело говорим про это и на том спасибо.
- Больше нам надо самостоятельности. НЭП новый пора вводить. Вот мы в наших условиях сидим… - вмешался в разговор Антипов. - …Чистота, порядок – приятно и душе, и глазу, - первый развел руками, показывая вокруг. – А почему? – спросил он и сам ответил. – Потому что есть хозяин настоящий – Иван Егорович и за всем смотрит, все организовывает, чтобы людям было приятно отдыхать.
- Ну, нас, Юрий Иванович, везде неплохо встречают, - возразил ему восточный сосед.
- Это нас, - подтвердил Антипов. – А простой работяга в каких условиях? В наших точках общепита - грязь, обслуживание хамское.
- Так сами работяги и разводят эту грязь, - вновь возразил восточный первый.
- Нет! – не согласился Антипов. – Потому что нет хозяина. Разучился народ быть хозяином. Не мое, государственное – можно ломать, грязь разводить. Государство богатое - купит, уберет. Нужна частная собственность, хотя бы в общепите, для эксперимента.
Иван Егорович сидел за столиком рядом с Антиповым. Всего на семь лет он был старше первого секретаря обкома, но возле моложавого спортивного телосложения подтянутого Антипова Захаров с его «лишними» килограммами выглядел намного старше.
- Это русский менталитет, наверное, - поддержал разговор восточный сосед, историк по образованию. – Даже князя своего не смогли назначить наши предки – пригласили варяга.
- Не согласен, - вновь возразил Антипов. – Хозяин есть всегда. Вот Иван Егорович почему столько лет во вторых секретарях? Да потому что хозяин настоящий и на своем месте всем первым такой зам нужен. А поставь его первым – уйдет от повседневных дел, больше на совещаниях просиживать будет с бумагами, а не с людьми работать. И таких, как Иван Егорович, в нашей стране десятки тысяч.
Иван Егорович смущенно развел руками:
- Я, Юрий Иванович, уже сросся со своей должностью, с городом, районом. Десять лет здесь работаю. Это уже срок. Наверное, всех доярок по району знаю по именам.
- Ну, доярок понятно, почему знаешь, особенно молодых, наверное, - пошутил Антипов, и все за столом весело засмеялись. Захаров не обиделся на шутку. Разговор стал оживленнее, веселее, принесли еще пива и воблы.
- Мы скоро, Иван Егорович, - Антипов наклонился к Захарову, заговорил тише, чтоб не услышали остальные, - завод в области собираемся строить. Завод большой, много рабочих нужно будет, и, посовещавшись в обкоме, мы решили строить его на вашей земле - облцентр рядом и за городской чертой. Новая установка – выносить крупные предприятия за городскую черту.
- Что за завод? – поинтересовался Захаров. – Я не слышал.
- Завод оборонный, сверхсовременный, будет производить для населения видеомагнитофоны, плиты газовые и еще кое-что. Сроки пуска максимально сжатые. В Москве за ценой не стоят - чем быстрее, тем лучше.
- Мы все сделаем, что от нас зависит, что в наших силах, - начал Захаров.
- Причем здесь «ваши силы», Иван Егорович. Стройка союзного масштаба, но отвечать за нее по партийной линии будешь ты, - Антипов перешел на «ты» для значимости, легко ткнув в грудь Захарова указательным пальцем. – Директор - хороший человек, специалист своего дела, но хозяин не очень, - продолжал Антипов. – Деньги огромные будут вложены, и за каждый рубль перед партией ответишь ты.
Этот разговор состоялся перед памятным апрельским пленумом ЦК КПСС, на котором вся советская история, неторопливо переходившая из года в год, встала на дыбы и пошла на последний круг своего существования. Но тогда морозным январским вечером все гости «охотничьего домика» были все товарищи и решали одну общую задачу, направленную на «подъем страны и благо советского народа». Народ, который строил дома, сеял и убирал хлеб, добывал руду и уголь ежедневным нелегким, порою в тяжелейших условиях, трудом, создавал и преумножал богатство Родины под руководством, казалось тогда, незыблемой КПСС в лице ее вождей.
И, наверное, человека, который попытался бы доказать, что это незыблемость только кажущаяся, и все призывы и заветы совсем не такие прочные, в лучшем случае посчитали бы перебравшим лишнего после парилки и посоветовали бы пойти в приготовленные заботливыми руками горничных кровати лечь проспаться. Но ничего нет в мире постоянного, империи создаются, строятся и рушатся. Это законы жизни, и так будет всегда, пока на земле есть цивилизация.
Глава 4.
Иван Егорович позавтракал, оделся на работу. Была суббота, но еще вчера вечером первый дал ему поручение съездить в поселок Октябрьский на местный элеватор. Поступили в район жалобы о нечистоплотности руководства элеватора, о больших процентах на усушку зерна, что естественно вызвало недовольство председателей колхозов, на чьи плечи ложилась ответственность за план по сдачи зерна.
Жена Елена Владимировна еще спала. Коренная горожанка – она родилась в облцентре. Лена училась на четвертом курсе института культуры, когда познакомилась с Иваном Захаровым, студентом СХИ. Елена Владимировна не любила и не понимала сельский труд, даже, на даче никогда ничего не сажала. И цветником – гордостью дачи Захаровых - занимались всегда Иван Егорович с сыном Виктором, студентом пятого курса университета геолого-разведывательного факультета. Старшая дочь Галина окончила медицинский институт и стала работать в детской областной больнице. Наверное, дань моды подтолкнула Галину поступить в медицинский. Золотая медалистка могла выбрать любой ВУЗ города. Любовью к детям высокомерная и себялюбивая Галина никогда не отличалась, как и не питала большой любви к своей профессии.
Когда началась перестройка, и стали создаваться первые кооперативы, Галина со своим женихом Сашей Воробьевым, младшим сыном председателя облисполкома, создали кооператив «Веста». Чем только не занимались молодые предприниматели: открыли ресторан, магазин одежды, снабжение шло исключительно импортными товарами. Конечно, вся посредническая помощь шла от Сергея Павловича Воробьева. Александр и Галина были только лицом кооператива, а мозгом и сердцем был Сергей Павлович. Но у Галины с ее напористым, вечно ищущим чего-то нового, характером и добряком Сашей отношения разладились. Галина, порою, сама не понимавшая, что ей надо от жизни, заводила другие романы при женихе. Хотя все вокруг прочили их паре крепкий союз, они расстались. Разрыв прошел полюбовно, и это была инициатива Александра – мирно разойтись. Галине отошел ресторан «Донские зори» и небольшой магазинчик дорогой иностранной одежды.
Общество постепенно стало расслаиваться, появились богатые, пусть еще в очень малом количестве. Но «новые богатые русские» из кожи вон лезли, чтобы хоть чем-то выделяться от остальной массы советского народа – строителя коммунизма. Дела у Галины пошли вначале плохо: оборвалась прочная нить поставок, налаженная Сергеем Павловичем, и от стабильной прибыли остались жалкие крохи. Галина не ударилась в панику. Благо за два года у нее наладились свои связи и в торговле, и в облисполкоме, особенно среди мужской части. Галине, с ее яркой внешностью хорошо по западной моде одетой, не составило труда завести новый роман с одним из замов Воробьева – Елышевым Игорем Григорьевичем. Ему было сорок, когда они познакомились год назад, и двадцати шестилетняя Галина произвела на Елышева чарующее впечатление. Игорь Григорьевич был женат, имел двоих детей, но жена Ольга не отличалась ни внешностью, ни здоровьем – очень часто болела и ездила по санаториям. И молодому еще мужчине явно не хватало женского тепла и близости. Роман с Галиной вспыхнул стремительно и ярко, и уже через три месяца после разрыва с Воробьевым дела у Галины пошли в гору. Галина открыла первый в области салон красоты «Фея» для богатых дам.
Александр Воробьев, оставшийся без основного генератора идей и дел кооператива и все еще любивший Галину, начал попивать, нанял управляющего в свою контору. Приезжая в офис, осунувшийся, вечно с красными глазами, Александр молча подписывал бумаги, иногда даже не утруждал себя прочитать подписанное, но иногда невпопад он останавливался на какой-нибудь бумаге, внимательно изучал написанное и только после этого подписывал. Дела в кооперативе пошли на самотек. Среди сотрудников пошли разговоры:
- Да, прикипел Сашок к своей «кобре».
И действительно, в манерах, стиле одеваться и поступках у Галины было что-то от царицы пустынь – кобры.
Поделиться книгой: