Звёздный странник

Я взобрался на знакомую верхнюю дугу и в чистом небе увидел полуденное солнце. Люди прятались от него в электронных кабинах.

На трех просторных площадях, расположенных поблизости, заметил памятники. По-видимому, одному и тому же человеку. Каменные или металлические изваяния стояли в одинаково горделивой позе.

Я подошел к постаменту и прочитал надпись: «Болезней тысячи, а здоровье одно». Сначала подумал, что это памятник выдающемуся ученому-медику. Но странное поведение аборигенов заставило засомневаться.

Люди, проходя мимо истукана, останавливались, вытягивались в струнку, вскидывали правую руку вверх и старательно кричали:

— Ха-хай! Ха-хай!

Я не только не последовал их примеру, но и небрежно держал руки в карманах. Не подозревал, что совершаю ошибку, что электронный город буквально вцепился в меня десятками искусно запрятанных глаз-объективов. Он наблюдал за мной потом весь день, куда бы я ни отправился. Все новые и новые глаза города следили за мной и передавали информацию о моем необычном поведении в БАЦ — бдительный автоматический центр. Об этом я узнал много позже. Тогда я просто стоял перед памятником, глубоко задумавшись. Ничего не поняв, повернулся и зашагал к светящемуся переплетению лент. А за спиной то и дело слышались возгласы: «Ха-хай!».

Долго скитался по городу. Сидя в удобных креслах, бесцельно перемещался с яруса на ярус и думал о том, как свыкнуться с новой эпохой, как найти в ней свое место.

Первые впечатления — безотрадные. Человек, конечно, животное общественное и живет в тесной среде себе подобных. Но такая многоэтажная толпа не могла бы и присниться.

Толпа отличалась удивительной разобщенностью. Толпа одиночек… Впрочем, люди не казались усталыми или озабоченными. Напротив, их лица, бледные из-за отсутствия загара, выглядели сытыми и бездумно счастливыми. Между собой они говорили о пустяках — о новых силиконовых перчатках, только что просмотренном в кабине фильме — очередном секс-детективе. Лишенная всякой образности, речь аборигенов была унылой и плоской.

Да Земля ли это? Может быть, совсем другая планета, лишь похожая на Землю? Может быть, таинственные потомки, выкинув из своей не менее таинственной Вечной гармонии, переместили меня не только во времени, но и в пространстве?

У меня был надежный способ проверки — звездное небо.

Ночью я забрался на самую высокую в этой части города параболу. К моему неожиданному счастью, с параболической эстакадой что-то случилось. Она остановилась, огни погасли. Люди, лавируя в темноте между оголившимися креслами, расходились по соседним передвижным дугам.

На середине заглохшей эстакады я с облегчением вздохнул. Удобно расположился в мягком кресле. Здесь, кстати, можно прекрасно выспаться. Положил голову на спинку кресла и с волнением взглянул вверх, ожидая увидеть иной, чем на Земле, огненный рисунок неба. Однако первое, что бросилось в глаза, — красавец Лебедь. Широко раскинув могучие звездные крылья, он миллионы веков летел вдоль Млечного пути. Рядом знакомое с детства созвездие Лиры во главе с царицей северного неба — Вегой. А вот, кажется, Геркулес, взмахнувший палицей. Правда, Геркулес казался не таким, каким он должен выглядеть с Земли. Да и другие созвездия изменили свои очертания. В чем дело? Прошло, видимо, не так уж много лет. Тысяча, ну, две тысячи… Этого времени недостаточно, чтобы звезды ощутимо переместились.

Незаметно заснул. Проснулся, когда одна за другой стали таять льдинки звезд. Глядя на сереющее небо, начал вспоминать планету моей юности, с грустью ворошить пепел перегоревших дней.

Задумавшись, не заметил, как в утренних сумерках (дуга еще не светилась) приблизились два человека. Один из них, тот, что был пониже, спросил с ехидным любопытством:

— Звездами любуешься?

— Допустим, — ответил я, не в силах унять нарастающее раздражение.

— А может, еще и стихи сочиняешь?

— Хотя бы и так! — гнев, необузданный гнев вдруг захлестнул меня. — А вам чего надо?! Чего?!

— Таких вот и надо, — спокойно сказал второй человек, высокий и худой, склонившийся надо мной наподобие вопросительного знака. В правой руке он держал оружие, похожее на пистолет. Только вместо дула на меня глядела узкая горизонтальная щель.

— Пойдешь с нами, — продолжал высокий. — Попытаешься бежать, отсечем вот этой штукой ноги.

Я выхватил из кармана чудодейственную пластинку и сунул ее длинному под нос. Тот отшатнулся и чуть не выронил оружие.

— Саэций, смотри! — воскликнул он. — Карточка… Выдана самим Актинием.

Взглянув на карточку, а затем на меня, Саэций ответил:

— Карточка Актиния. Но я этого типа не знаю, хоть и работаю у Актиния много лет.

— Вот что, — подумав, сказал высокий. — Отведем его к Актинию. Пусть он сам разбирается.

В трехместной кабине мы подъехали к высокой двери. На левой стороне багрово светилась надпись: «Институт общественного здоровья». Справа переливался и вспыхивал разноцветными искрами все тот же загадочный афоризм: «Болезней тысячи, а здоровье одно».

Меня ввели в большую комнату. За столом, наклонив рыжеволосую крупную голову, сидел человек и читал книголенту. Сутуловатый, с квадратными плечами, он своим телосложением заметно отличался от изнеженных обитателей города.

— Тибор! — обратился к нему один из моих конвоиров. — Актиний на месте?

— Там, — кивнул он на дверь и поднял голову.

Меня словно что-то кольнуло: его круглое лицо с мясистым носом и квадратной нижней челюстью показалось до ужаса знакомым. Но где я его видел? Во всяком случае не здесь, не в этом городе…

— А этого интеллектуала к кому привели? Ко мне? — спросил он с ухмылкой. Неприятнейшая ухмылка! Улыбался только его рот, а глаза смотрели на меня холодно, словно прицеливаясь.

— Еще не знаем, — ответил Саэций. — Это очень странный интеллектуал. О его поведении нам просигналил БАЦ. И знаешь, где его взяли? На погасшей верхней эстакаде. Он смотрел на звезды и сочинял стихи.

— Звезды? Стихи? — с веселым удивлением переспросил Тибор и загоготал, а потом, выразительно повертев указательным пальцем около своего виска, разочарованно протянул: — А он не того?..

— Нет, он не сумасшедший. Не похож.

— Тогда, значит, ко мне. Мы с ним мило побеседуем в пыточной камере. Га! Га! Он узнает, что Тибор — это Тибор!

Саэций втолкнул меня в дверь. Я был в таком смятении, что хозяин кабинета Актиний, взглянув на мое ошарашенное лицо, махнул конвоиру рукой: уйди! Саэций ретировался и прикрыл дверь.

Актиний смотрел на меня так внимательно и сочувствующе, что я воспрянул духом. Его сухощавое лицо с высоким умным лбом и добрыми, чуть хитроватыми глазами мне определенно нравилось. Такому можно говорить о себе любую правду. Да и что мне оставалось делать?

— Мда-а… Занятный тип, — проговорил Актиний и показал на кресло. — Похож на интеллектуала… Хотя нет. Те так не переживают. У нас никто не знает таких нравственных драм, какие написаны у тебя на лице. У нас везде царит гармония — и в обществе, и в душе каждого человека.

Актиний усмехнулся, а затем вдруг подмигнул — заговорщически и добродушно. Я окончательно почувствовал доверие и необъяснимое расположение к этому человеку. Вытащив из кармана карточку, молча протянул ее Актинию.

— Мда-а… Это уж совсем занятно. Мне доложили о карточке. Она действительно сделана в моем институте. Кто тебе ее дал?

— Я бы сам хотел это знать.

— Такую карточку подделать невозможно. Ее могли сфабриковать только те, — Актиний ткнул пальцем вверх. Странно взглянув на меня, добавил: — А может быть, ты сам из тех?.. Ты пришелец?

— Да, я пришелец.

— Тс-с, тише…

Актиний вскочил. Живой и подвижный, как ртуть, он забегал по кабинету, подбежал к двери, проверил, плотно ли она прикрыта.

— Говори тише. Иначе Тибор услышит. И тогда все… Пришелец, — прошептал Актиний. — Впервые в жизни вижу пришельца.

Потом, еще раз ткнув пальцем вверх, воскликнул:

— Но это же невозможно! Наши боевые космические крейсера охраняют все подступы к планетной системе. Ни один пришелец не проникнет. Муха не пролетит. Нет, это невозможно!

Я коротко рассказал о своих скитаниях в пространстве и времени, начиная со старта в двадцать первом веке и кончая фиксацией вот в этой эпохе.

— Мда-а… Занятная сказка, — задумчиво проговорил Актиний. — И в то же время по твоей честной первобытной физиономии вижу, что не врешь. Конечно, в наши дни возможны всякие эффекты и парадоксы. Но путешествия во времени… Во всяком случае тебе здорово повезло, что сразу попал ко мне. Иначе очутился бы в лапах Тибора.

В соседней комнате послышались шум и гоготание. Я вздрогнул. Актиний поморщился.

— Чувствует добычу, мерзавец… Кого-то привели.

Открылась дверь, и в кабинет втолкнули испуганного человека.

— Актиний! — радостно воскликнул Саэций. — Смотри, кого поймали! Помнишь, год назад сбежал поэт Элгар? Вот он.

Актиний недовольно махнул рукой. Саэций исчез.

— Ну что, попался, дурак? — хмуро спросил Актиний. — А я-то дал тебе возможность бежать. Стихи твои тогда понравились. Но второй раз отпустить не могу. Не в моих правилах. Да и сам попаду на подозрение. Подумают, что я хитро притаившийся пришелец. Тогда нам обоим не сдобровать. Загремим в пыточное кресло Тибора.

Подвижное лицо поэта жалко дернулось.

— Что, боишься Тибора? Не отдам тебя этому прохвосту. Пойдешь в подземелье на строительство энергокомплекса. К своим собратьям — поэтам, историкам, композиторам и прочим художникам.

В тот раз хорошие стихи были у тебя. А сейчас с чем поймали?

Элгар робко протянул пластиковый свиток. Актиний развернул его и, подняв палец, со вкусом прочитал два стихотворения.

— Ну, как? — дружелюбно подмигнув, обратился он ко мне.

— По-моему, неплохо, — с готовностью ответил я. — Даже метафорично. Для суховатого и бедного языка этой эпохи…

— Этой эпохи, — задумчиво повторил Актиний. — Ты все еще настаиваешь, что попал из прошлых, забытых времен? А впрочем, чем черт не шутит… Да и лицо у тебя чуть с грустинкой, этакое вдохновенное лицо первобытного композитора. А может, ты действительно, как доложили мне, сочиняешь стихи или музыку? — с притворным ужасом спросил Актиний.

— Я не поэт и не композитор, — успокоил я Актиния, начиная смутно догадываться о назначении «Института общественного здоровья». Видимо, художественно одаренные люди считаются здесь «больной» частью населения, опасной для общества.

Как бы в подтверждение моих догадок Актиний продолжал:

— А стихи у него в самом деле хорошие, такие встречаются все реже. Но этим они и вредны для прогресса и гармонии. О чем в них говорится? О любви! Представляешь? Это в наше-то время секса! Девственно чистого, первозданного секса, освобожденного от мусора психологических переживаний, этих ненужных обломков прошлого!.. Стихи опасны еще тем, что воспевают любовь среди исчезнувших цветущих лугов и тенистых дубрав. А это уж прямой вызов. Это противоречит тому, чему учит нас Генератор Вечных изречений и Конструктор гармонии.

Актиний кивнул на висевший позади него портрет. На нем был изображен человек, памятник которому я уже видел. Под портретом кокетливо искрился афоризм: «Болезней тысячи, а здоровье одно».

— А чему учит нас Генератор? — с напыщенной назидательностью продолжал Актиний. — Он учит, что наша эпоха — эпоха технического прогресса и технологической эволюции, которая должна вытеснить эволюцию биологическую. Только те, — взглянув на меня, Актиний ткнул пальцем в потолок. — Только пришельцы живут в дружбе с устаревшей и враждебной биосферой, развивают искусство. Да, когда знакомишься с идеями нашего великого Генератора, чувствуешь, что имеешь дело не с текущим человеческим умом, а с умом вековечным и абсолютным.

Элгар, раскрыв рот, с изумлением слушал. Чувствуя, что переборщил, Актиний хмуро взглянул на поэта и сказал:

— Надеюсь, будешь молчать. Все равно никто тебе не поверит.

Затем нажал на столе кнопку. На вызов явились Саэций и второй охранник.

— Отправьте этого болвана в подземелье. Он не способен к интеллектуальному труд. Пусть займется физическим.

Когда дверь закрылась, Актиний ободряюще улыбнулся мне и подмигнул.

— Ну, как твои душевные бури и нравственные катаклизмы? Улеглись?

— Я не совсем разбираюсь…

— Вижу это, странный пришелец, — добродушно сказал Актиний и сунул мне мою карточку. — Возьми. Будешь работать у меня — разберешься. Но вот как объяснить остальным, кто ты? И почему карточка очутилась у тебя? Мда-а, это будет нелегко. Задача… — Актиний долго и мучительно морщил лоб и вдруг вскочил с просиявшим лицом. — Есть! Осенило! Ты же — провокатор!

— Я!? Провокатор!?

На мое изумление Актиний не обратил ни малейшего внимания. Он бегал по кабинету, суетился, потирал руки и хохотал, довольный своей выдумкой.

— Да! Да! — весело кричал он. — Я раскусил тебя. Ты гнусный провокатор!

Актиний сел за стол и, состроив серьезную физиономию, что далось ему с трудом, нажал кнопку.

— Позови всех сюда, — сказал он вошедшему Саэцию.

Собрались сотрудники этого удивительного института. Штат небольшой — человек двадцать. К моему неудовольствию, рядом стоявшее кресло заскрипело под тяжестью грузного тела. Тибор!

— Небольшое совещание, — объявил Актиний и повел рукой в мою сторону. — Это хранитель Гриони. Наш сотрудник. Вы его еще не знаете. Саэций и Миор схватили его как человека с опасным для прогресса первобытным складом мышления, с так называемым художественным мышлением. Схватили! Одно это говорит о том, что Гриони — работник отличный. Просто находка для нас! Вы поняли?