Помоги проекту - поделись книгой:
Суть новых выдумок состоит в том, что и армия советская была боеспособной, и комсостав — на высшем уровне, да вот незадача — с раннего утра 22 июня чуть-чуть не заладилось дело. Там недодумали, здесь недоработали, там не согласовали — воти проиграли.
Взять, для примера, статью «Роковые мелочи» («Аргументы и факты», № 25 (1338), 21 —27 июня 2006, с. 20—21). Вот как, в рамках «концепции мелочей», объясняет причину поражений РККА кандидат исторических наук Мирослав Морозов:
«Рассмотрим (естественно, в несколько упрощенном виде) действия немецкой танковой дивизии против советской стрелковой дивизии (вовсе не обязательно в первые часы войны против советской стрелковой действовала именно танковая дивизия немцев. —
Что должен сделать комполка, если его жилой городок подвергся обстрелу? (Но советские войска вовсе не обязательно располагались в жилых городках, они в массе своей пребывали в неких летних лагерях, а некоторые откровенно прятались в лесу; кроме того, вовсе не обязател fa-но советские воинские части находились в пределах огня немецкой артиллерии. —
А это уже прямая ложь—г-н Морозов не знает, какие указания содержали пакеты советских полководцев. Например, если судить по первым приказам командующего 4-й армией Коробкова, пресловутые красные пакеты его армии содержали указание занять определенные исходные районы, причем некоторые из них располагались на сопредельной территории. Однако пойдем дальше:
«Но распоряжения не поступают — нет связи. Инициативный командир 1-го полка (таких случаев было немало) выводит своих людей на позицию по утвержденному плану прикрытия госграницы (одной из таких позиций, в частности, для 6-й и 42-й СД РККА, располагавшихся в Брестской крепости, являлось селение Вельке — в 10 км по ту сторону границы — С.З.). Командир 2-го полка решает перестраховаться (такое тоже случалось достаточно часто) и остается на месте. Вскоре его полк будет атакован в неудобном для обороны месте — в жилом городке — и практически уничтожен (полная чушь— много ли советских полков немцы уничтожили вжилых городках? — С.З.)...
А где в это время находятся советские танки и самолеты? Танки в составе главной ударной силы РККА — механизированных корпусов находятся во втором эшелоне (ложь — многие корпуса уже располагались на самой границе; так, 6-й МКХацкилевича в составе КМ Г Болдина располагался на самом острие белостокского выступа, 8-й МК Рябышева — на острие Львовского, а 4-й МК Власова вступил в бой с 1-й ТГ Клейста уже 22 июня. — С. 3.).
Они имеют все шансы занять выгодные для контратаки рубежи и развернуться в боевые порядки до подхода немцев. Например, на Западной Украине четыре мехкорпуса (а это 3500 танков) на четвертый день войны должны были нанести по немцам контрудар. До соприкосновения с противником им предстояло пройти своим ходом 150—200 км. Увы, до исходного рубежа добралось лишь 1900 танков, остальные вышли из строя по техническим причинам (ха-ха три раза. — С.З.). А все потому, что когда СССР перешел на выпуск новых танков (Т-34 и КВ), запчасти к старым перестали выпускать (я сейчас разрыдаюсь. — С.З.).
Конечно, 1900 танков — это тоже огромная сила. Но когда они добрались до места, оказалось, что их нечем заправлять. О бензовозах в горячке никто не подумал, да и не было их, этих бензовозов. В СССР на случай войны предполагалось реквизировать автотранспорт из народного хозяйства (по предвоенным планам на это отводилось аж две недели), чего сделать по понятным причинам не успели. В результате экипажи сожгли свои танки и ушли в леса».
А скажите мне, дорогой г-н Морозов, что в таком случае делало в Белостоке представительство «Азнефти», затарившее группировку Павлова горючим по самые уши? Впрочем, это еще не все перлы кандидата исторических наук:
«А где же советская авиация, столь внушительно смотрящаяся на бумаге? Да примерно там же. Например, на 22 июня в приграничных округах имелось в наличии 4700 истребителей. Прекрасная цифра — больше, чем всех самолетов Люфтваффе! Правда, к ним «прилагается» всего 3000 экипажей (истребитель — машина одноместная, экипаж ему не требуется —
Суммируя все это, можно сказать, что в 1941 году Красную Армию сгубило пренебрежение к «мелочам», которые в общем-то не требовали больших материальных затрат».
Ну и так далее. Цель этой «дезы» двоякая. Помимо сокрытия истинных причин поражения РККА и их масштабов, продолжается курс на сокрытие факта подготовки СССР к нападению на Германию и ее союзников. Еще дальше пошел Алексей Исаев. Он использует традиционный прием советской пропаганды — расчет на дурака, или, если политкорректно, — на человека, слабо разбирающегося в военной науке, а посему верящего любому «антисуворовцу», с умным видом несущему полную ахинею. Исаев тут же садится на любимого конька, начиная теоретизировать на темы, в которых сам мало что смыслит.
От него читатель узнает о том, что Красная Армия немцам практически ни в чем не уступала, а причина поражений кроется в следующем:
а) Германия упредила СССР в развертывании войск;
б) РККА сделала ставку на позиционную оборону, а следовало наносить побольше контрударов;
в) большинство контрударов советских войск не принесло результатов только потому, что командующие фронтами (армиями, корпусами, дивизиями и т.д.) неверно определили то-то и то-то, ошиблись там-то и там-то;
г) бронетанковые части немцев действовали успешно против советских танков лишь при наличии в собственном составе противотанковой артиллерии;
д) ВВС РККА вообще не уступала Люфтваффе, просто «механизм» у немцев был отработан немножечко (ну совсем чуть-чуть) лучше.
И так далее.
Затем в дело вступают всевозможные Дрожжины, Лебедин-цевы и Мухины, которые сообщают «лопушистому» читателю пару баек собственного сочинения. Например, о том, что все победы немецких асов (летчиков, снайперов, танкистов, подводников и прочих) — сплошь вымысел и пропаганда, а в поражениях Красной Армии повинны советские военачальники — сплошьту-пицы и предатели, загубившие великолепно подготовленную армию (жаль только, что они забыли сообщить, кто и когда эту армию успел великолепно обучить).
Относительно начального этапа Отечественной войны в головы граждан прочно вбиты несколько стереотипов, которые продолжают культивироваться и по сей день.
Во-первых, что противник имел подавляющее превосходство в силах и средствах.
Во-вторых — что ВВС РККА если и не были уничтожены полностью в первые часы на собственных аэродромах, то уж наверняка понесли колоссальные и невосполнимые потери.
В-третьих, что оперативная обстановка на фронтах с самого начала сложилась для Красной Армии столь тяжело, что шансов выправить ее не было и оставалось действовать только так, как действовали.
Действовали (это в-четвертых)двумя основными способами — позиционной обороной и нанесением контрударов, направленных лишь на то, чтобы задержать противника и выиграть время.
Ни один из указанных выше посылов действительности не соответствует.
О какой вообще позиционной обороне в первые дни войны может идти речь, если подобный способ действий Красной Армии не был предусмотрен предвоенными уставами? И о каких контрударах, если с этими самыми контрударами дело обстояло практически также — предполагалось, что контрудары будет наносить противник, а РККА будет их отражать в процессе своего победоносного наступления на Запад.
Многие историки «новой волны» то ли лгут, то ли действительно не знают о том, что вся предвоенная доктрина РККА, получившая название «глубокой операции» сводилась, по сути дела, всего к двум вещам — взлому вражеского фронта и последующему разгрому частей противника в ряде боев и сражений так называемого маневренного периода (или полевой войны — по Брусилову). Причем даже взлому фронта уделялось недостаточно внимания — все кэтому самому «маневренному периоду», то есть к открытому сражению, и сводилось.
«Наши уставы основаны на опыте маневренного периода мировой войны и совершенно не давали представления о войне в позиционных условиях при наличии долговременных сооружений» (из выступления командарма 2-го ранга К. А. Мерецкова 16апреля 1940 года на совещании при ЦК ВКП (б) начальствующего состава по сбору опыта боевых действий против Финляндии 14—17 апреля 1940 года).
Мало того — излюбленной темой (и предполагаемой формой действий) игр и учений советских частей являлось как раз встречное сражение в ходе маневренного периода, а вовсе не сидение в траншее по уши в земле. Именно в таком ключе велась подготовка РККА к «Большой войне» еще с середины 20-х годов. Можно сказать даже больше — само пограничное сражение, то есть откры-юе столкновение противоборствующих армий в районе госгра-ницы на первом, начальном, этапе войны тоже являлось приоритетной задачей Красной Армии. Один из создателей теории «глубокой операции» М.Н. Тухачевский в 1934 году написал труд как раз на эту тему — «Характер пограничных операций». В том же духе велось обучение армии — прорыв, встречный маневренный бой, обход, охват, окружение противника, рейд, наступательные действия механизированных соединений. И никакой позиционной обороны!
Вникая в историю советских контрударов начального периода войны, я пришел к поразительному выводу — никаких контрударов в природе не существовало, контрударами действия советских войск были названы позже, уже после войны. Зачем? Чтобы скрыть то, что произошло на самом деле. Дело в том, что само понятие «контрудар» предполагает некую незначительность происходящего события. Целью контрудара было всего лишь остановить (приостановить, задержать, сорвать) действия противника; получилось — хорошо, не получилось — не беда, мы и так не очень-то и рассчитывали, следующий раз проведем контрудар более успешно.
На самом деле контрударов (если вкладывать в это понятие незначительность поставленных целей — приостановить, задержать и т.д.) в первые дни приграничных сражений не было. Вместо контрударов имел место целый ряд встречных сражений, с вполне конкретными решительными задачами — отразить, отбросить, разгромить, уничтожить... Почему-то действия 3-й и
4-й французских армий в Арденнах 22—25 августа 1914 года, 5-й французской 22 августа на реке Маас и британского экспедиционного корпуса Френча 23—25 августа в районе Монса никто не называет контрударами, а вот подобные же действия 3-й, 5-й,
6-й или 10-й советских армий в июне 1941-го — якобы самые что ни на есть классические контрудары.
Поражения во всех этих встречных сражениях привели к тому, что послевоенной пропаганде факт разгрома потребовалось завуалировать выдуманными менее значимыми задачами, якобы ставившимися в этих операциях советским командованием. Вранье про контрудары было придумано также и для того, чтобы скрыть очевидный факт — Красная Армия просто не умела воевать.
Зимняя война 1939—40 гг. выявила неумение РККА действовать в условиях позиционной войны, взламывать серьезную оборону, вести партизанскую войну на местности со сложным рельефом. Приграничные сражения 1941 года показали, что Красная Армия не умеет действовать и в условиях маневренной войны (никакой позиционной войны втечение первых недель не наблюдалось ни сонной, ни с другой стороны), не умеет вести современный встречный бой. Она не в состоянии одерживать победы в крупных встречных сражениях с организованной и боеспособной армией — даже при наличии подавляющего перевеса в живой силе и технике — так как советское командование попросту не представляет, как эту силу и технику разумно использовать. РККА не умела делать даже то, что было декларировано ее собственными доктринами и в уставах и к чему советские войска готовились долгие годы.
* * *
22 июня 1941 года в 3 часа 30 минут утра германские войска начали авиационную и артиллерийскую подготовку, после чего группировки Вермахта перешли в наступление. В первые же часы выявилось одно обстоятельство (о котором мы уже упоминали выше), на которое не обратили внимания исследователи — это серьезнейшие потери советских войск от артогня противника. Доходило до того, что некоторые советские части теряли свою боеспособность уже в результате обстрела, еще до соприкосновения с противником.
В районе Бреста (в Южном военном городке) от артиллерийского огня понесла тяжелые потери 22-я танковая дивизия 14-го мехкорпуса 4-й армии. Были уничтожены две батареи и автотранспорт 204-го гаубичного полка 6-й СД. Сама 6-я стрелковая, а также 42-я СД из-за плотного огня не сумели своевременно вывести части из Брестской крепости (оборонять которую они не собирались) — выход через Северные ворота оказался под обстрелом, дивизии были заблокированы и подверглись интенсивному огневому воздействию.
Ладно бы только Брест — он обстреливался практически прямой наводкой. Но ведь большие потери от артиллерийского огня понесли и части, не столь близко к границе расположенные. Досталось 27-й, 56-й и 85-й стрелковым дивизиям 3-й армии, 113-й СД 10-й армии (получившей «на орехи» еще в момент выдвижения к границе), и 75-й СД 4-й армии Западного фронта, и.т.д. В чем дело?
«Части выдвигались без авиационного и артиллерийского прикрытия». Ну, во-первых, я веду речь о потерях от артогня, а не от атак авиации. А вот «отсутствие прикрытия артиллерийского» — это уже полный нонсенс. Советские стрелковые дивизии, при своей насыщенности артиллерией, не смогли сами себя прикрыть?! Как такое вообще могло произойти? Дело не в отсутствии какого бы то ни было прикрытия как такового. Дело в том, что советские войска не умели начать бой.
О том, сколь неповоротлива была Красная Армия, я уже упоминал выше.
«Встречный бой характеризуется обычно быстрым сближением сторон, недостаточной ясностью обстановки, частыми и резкими ее изменениями, скоротечностью боевых действий, крайней ограниченностью времени на их организацию, вступлением войск в бой с ходу, наличием открытых флангов и свободой маневра.
Наиболее характерными способами действий войск во встречном бою являются нанесение по противнику упреждающих огневых ударов (акцент мой — С.З.), применение передовых отрядов и воздушных десантов, быстрый ввод в бой главных сил и нанесение ими ударов по флангам и тылу главной группировки противника с целью ее рассечения и разгрома в короткие сроки»
Однако сперва необходимо увидеть противника, столкнуться с ним лицом к лицу, то есть обнаружить его средствами разведки. Это первая задача встречного сражения — вовремя обнаружить противника и правильно отреагировать на наличную ситуацию. Тут-то и выявилась полная несостоятельность Красной Армии. Обнаруживать противника первой она хронически не умела, в результате чего первым обнаруживал советские войска противник и устраивал им кровавую баню.
Проблемы у частей РККА начинались еще на стадии выдвижения. В этот момент происходил интенсивный радио-, телефонный и телеграфный обмен между большими и маленькими советскими штабами, обеспечивая информацией не только собственные части, но и службу радиоразведки противника. За всю войну практически ни одно крупное наступление советских войск не стало для Вермахта абсолютной неожиданностью. Иное дело, что в конце войны немцы далеко не всегда были в состоянии реагировать на угрозу должным образом.
Далее выдвигающиеся колонны обнаруживали авиаразведка и служба авианаводки, после чего советские войска попадали под огневое воздействие противника — сперва дальнее (авиация, артиллерия), а после — и ближнее: внезапные удары во фланг и тыл сухопутных частей Вермахта.
Самое примечательное в этом шаблоне то, что советские части до последнего момента не подозревали о надвигающейся напасти — вплоть до той минуты, когда противник начинал свою разрушительную работу. Советские войска выдвигались в исходные районы слепыми и глухими. Авиационной разведки практически нет, а если пилоты что-то и обнаруживали, то их путаные доклады проходили очень длинный путь от штаба авиачасти до штаба общевойсковой армии и к тому времени успевали безнадежно устареть. Та же картина имела место при прохождении информации в обратную сторону — от штаба общевойсковой армии до штаба авиачасти.
Наземная разведка оставляет желать лучшего — высланным впереддозорным партиям, лишенным радиосвязи, требуется время на то, чтобы «сбегать» туда и обратно и доложить. А дальность полевой артиллерии немцев — 10—12 километров, что превыша-от радиус действия полевой разведки полков и батальонов. Обнаружив техническими и авиационными средствами подходящие колонны советских войск (если их еще не рассеяла авиация), немцы накрывали их артиллерийским огнем. В результате части РККА подвергались разгрому еще до того, как успевали обнаружить, где располагается противник.
Итак, враг обнаружил себя действием. Как же реагировали на подобное развитие событий советские войска?
Некоторые части в панике разбегались, другие начинали поспешный отход, даже не увидев врага. Третьи приступали к лихорадочному окапыванию на открытой местности, хотя все учебники по тактике черным по белому указывают на необходимость скорейшего преодоления открытого, обстреливаемого пространства. Наконец, самые стойкие начинали разворачиваться в стрелковые цепи и наступать туда, «не знамо куда», руководствуясь указаниями всевозможных «красных пакетов» или вышестоящих штабов, указаниями, в 90 случаях из 100 уже не имевшими никакой логической и временной связи с реально протекающими событиями. А дальше?
А дальше начинался собственно разгром. Артобстрел противника продолжался, пушки сменялись минометами. Затем неожиданно где-нибудь на фланге, с высотки, начинал работать немецкий MG, ведя огонь по советским шеренгам, и только ту г воины Страны Советов впервые сталкивались с немцами нос к носу, точнее — обнаруживали противника у себя за спиной либо на фланге, потому как пока слепые и глухие колонны РККА топали на запад, давно уже обнаруживший их враг начал свой маневр и сейчас уже его завершал.
В тактике немецкой пехоты не было никаких премудростей — она использовала групповой боевой порядок, как и положено во встречном бою, нанося главный удар во фланг и тыл. Поскольку краеугольным камнем структуры немецкого пехотного отделения являлся пулеметный расчет со скорострельным MG-34,to, выйдя во фланг советским частям, немецкие пулеметчики старались занять выгодную огневую позицию (желательно на возвышенности) и начинали прошивать очередями боевые порядки советских стрелковых батальонов.
В этот момент ярко проявлялись другие негативные стороны организации боя советской стрелковой дивизии. Пехота и артиллерия не составляли в ней единого целого, тактика их взаимодействия не была отработана. Советские артиллерийские батареи вообще довольно неповоротливы, расчеты не были обучены применяться к бою, в котором ситуация быстро изменяется вместе с позициями. Они привыкли к тому, что будут располагаться на таких позициях, где противник тревожить их не станет — в нескольких километрах от места основного боя. А оттуда они неспешно будут посылать «сталинские приветы» супостатам, не испытывая на себе ответного неприятельского огня, как это было, к примеру, в Финляндии. Положение, при котором советские войска будут обходиться, окружаться, а артиллерии придется постоянно менять огневые позиции вместе с секторами обстрела и реперами, подвергаться контрбатарейному воздействию артиллерии врага, атакам танков и авиации, казалось просто немыслимым для армии, привыкшей иметь дело с многократно слабейшим оппонентом. Однако именно это и происходило повсеместно в первые часы, дни, недели и месяцы войны.
Растет замешательство. Маневренные группы немцев обтекают (опрокидывают) фланги советских подразделений и проникают в тыл. Вот когда начинаются вопли: «Окружили!»
Еще хуже обстояло дело при столкновении советских частей с танковыми дивизиями Вермахта —тут уж окружения стали приобретать стратегический масштаб и бороться с ними Красная Армия оказалась попросту не в состоянии, равно как и с тактикой, исповедуемой немцами, тоже.
«Так и прут. Только еще хуже. Он собирает в кулак танки и бьет со всей силы. Пробьет дырку и пошел гулять к нам в тыл, рвать фронт со спины»
* * *
Включающая в себя (наподобие наполеоновских корпусов) практически все необходимые в бою войска (два танковых полка, полк мотопехоты, батальон мотоциклистов, разведывательный батальон на бронетранспортерах, батареи противотанковой артиллерии, артполк, вспомогательные части, в том числе саперные и инженерные), немецкая танковая дивизия в меньшей степени зависела от поддержки других родов войск (за исключением авиации). Образованная из таких частей танковая группа являлась чрезвычайно гибким и опасным для противника инструментом войны. Именно танковые дивизии стали краеугольным камнем теории «блицкриговых» операций.
Немецкий «блицкриг» в общих чертах состоял из следующих этапов:
1) массированный авиаудар по аэродромам противника, подавление вражеской авиации на земле и в воздухе, выведение из строя линий коммуникаций;
2) массированные авиаудары по районам сосредоточения вражеских войск;
3) ввод в бой сухопутных войск: сперва мотопехота, затем танки и САУ и лишь в самом конце — линейные пехотные части и полевая артиллерия.
На практике это выглядело следующим образом. После общей авиационной и артиллерийской подготовки немецкие танковые группы начинали прорыв в заранее определенном районе. Вопреки киношным байкам, они вовсе не «ломили стальной стеной» на глубокоэшелонированную оборону противника, а наоборот — искали разрывы, стыки, слабые места фронта противника. После прорыва следовал отрыв, выход в тыл противника и разгром его коммуникаций.
Непосредственную поддержку танковым группам оказывали пикирующие бомбардировщики (Ju-87 и Hs-123) и тяжелые истребители (Bf-110). Как отмечал фельдмаршал Альберт Кессель-ринг, было правилом, когда штурмовая авиация расчищала путь танковым группам, действуя исключительно точно прямо перед ними на поле боя. Авиационные и артиллерийские наводчики находились здесь же, в авангардных частях танковых групп и поддерживали непрерывную радиосвязь со своими штабами.
Точно так же в передовых частях находились командующие полков, дивизий и фу пп. Для немцев было правилом, что их танковые командиры всегда находились в первых рядах и руководили действиями танков на поле боя непосредственно. В этих условиях немецкие танковые дивизии в меньшей степени зависели от наличия или отсутствия радиосвязи со штабами.
Достижения танковых групп закрепляли полевые армии, следовавшие во втором эшелоне наступления. Одновременно они прикрывали тылы и фланги авангардных механизированных соединений.
При выдвижении резервов противника из глубины к линии фронта, танковые группы немцев (после обнаружения неприятеля средствами радио- и авиационной разведки) заранее уходили на фланги и, продолжая встречно-параллельное движение навстречу колоннам противника, выходили в тыл выдвигающейся вражеской группировке, а затем приступали к его разгрому. Вместо танков в район прежнего нахождения мехгрупп (куда, собственно, и направлялись колонны РККА) подтягивались пехотные части с полевой и противотанковой артиллерией и создавали там район ПТО.
В результате советские войска, зачастую атакуемые еще и с воздуха, сперва натыкались на противотанковую оборону пехоты, а затем, смешавшись и понеся потери, обнаруживали у себя в тылу танки противника. То есть ответные действия стороны, подвергшейся первому удару танковых групп немцев, почти всегда запаздывали на 1 —2 хода (это в лучшем случае): резервы пытались «ловить» группы «панцерваффен» в районах, в которых те когда-то были, но где их уже нет и где вместо танков — вязкая оборона немецкой пехоты и огонь противотанковой артиллерии. А танки надо уже искать у себя на флангах ил и в тылу.
С бронетанковыми соединениями противника «панцерваффен» без нужды предпочитали во фронтальную мясорубку не вступать, и вовсе не по причине боязни. Просто подобные столкновения тормозили наступление и могли вообще привести к его срыву. Подвижные соединения должны быть высвобождены для маневра. Поэтому немецкие танковые группы действовали против механизированных колонн врага таким же способом — уходили на фланги и, выйдя на тылы, приступали к их разгрому. Танки же противника натыкались на следовавшие за «панцерваффен» пехоту с артиллерией, не говоря уже об атаках авиации.
При невозможности (или тактической нецелесообразности) избежать прямого столкновения с бронетехникой противника, немцы:
а) используя рельеф местности (скрываясь в ее складках), стремились подпустить танки неприятеля на ближнюю дистанцию, с тем чтобы максимально эффективно использовать свои не шибко дальнобойные пушки;
б) старались выйти на фланги противника, чтобы расстреливать танки в борт, где броня слабеее;
в) огонь вели с места и с коротких остановок, но в промежутках между залпами постоянно перемещались, чтобы не превращаться в неподвижные мишени;
г) действовали в тесной связи с приданной противотанковой артиллерией, которая, в свою очередь, занимала выгодный рубеж для ведения огня и вносила свою лепту в разгром противника.
Со всеми указанными «прелестями» неповоротливая сталинская военная машина столкнулась в первые же часы войны.
* * *
Как действовал в складывающейся ситуации, командующий Западным фронтом? Павлов действовал практически безошибочно, только поэтому окруженные советские войска смогли дотащиться до Налибокской пущи, а не сгинули у Белостока в одночасье. Подчеркиваю — Д.Г. Павлов в своих основных решениях не допустил, по сути, ни одной ошибки.
Здесь нет никакой сенсации — в отличие от «официоза», я детально рассмотрел ходы командования Западного фронта в первые дни войны. Как уже отмечено выше, в последнее время получила распространение новая версия тогдашних событий: мол, войска у нас были — «супер», но вот командиры, особенно высшие (Павлов в том числе) — сплошь «лохи» и изменники, «подставляли» бойцов Красной Армии и дорогого товарища Сталина. Ту же песню поет и Резун (Суворов) — войска у нас были классные, а во всем виноват Жуков. Указанным исследователям не мешало бы знать, что если бы РККА действительно была хорошо подготовлена, такого погрома не случилось бы.
Никаких серьезных ошибок Павлов не допускал, иное дело, почему все запланированное не получилось. А не получилось как раз потому, что Красная Армия была подготовлена просто отвратительно (что, в свою очередь, не снимает вину с того же Павлова — одного из предвоенных теоретиков действий механизированных соединений), превосходя по своей боеспособности разве что китайцев и эфиопов. Пардон, у эфиопов прошу прощения — тактикой малой войны (партизанско-повстанческой) они владели на весьма приличном уровне, а вот боевой техники у них просто не было. Но по порядку.
Дмитрий Григорьевич быстро осознал опасность, исходящую из районов Гродно и южнее Бельска (о происходящем в районе Бреста он достоверной информацией не располагал), а посему отдал следующие приказания: левофланговым частям 10-й армии остановить продвижение противника с юга на Бельск и Белосток упорной обороной на рубеже реки Нарев. 11-му мехкорпусу 3-й армии нанести удар по противнику в районе Гродно, разгромить его, вернуть Гродно и отбросить немцев на их территорию.
«Воттут-то он и наделал «ляпов»! — воскликнет какой-нибудь очередной «стратег», — он не смог сразу же переместить в помощь Мостовенко 6-й мехкорпус Хацкилевича, не смог скоординировать их действия, мало того — он вообще в течение 22 июня не смог перегруппировать для удара по Гродно КМГ Болдина!» Однако все эти прописные истины из советских учебников действительности не соответствуют. Павлов не произвел перегруппировку группы Болдина (вплоть до вечера 22 июня) потому, что первоначально и не собирался этого делать. Почему? Смотри и вникай в тексты директив № 2 и № 3 наркома обороны СССР Тимошенко, переданные в войска в 7.15 и 24.00 соответственно 22 июня 1941 года.
Директива № 2: «1. Войскам всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в районах, где они нарушили советскую границу. Впредь до особого распоряжения наземными войсками границу не переходить».
Между строк читаем: «Уничтожить прорвавшегося противника и подготовиться к переходу в наступление на вражескую территорию».
Главной ударной силой Западного фронта, предназначенной для вторжения в Польшу в направлении на Млаву, являлась КМГ Болдина в составе 6-го мехкорпуса Хацкилевича и 6-й кавдиви-зии Никитина. 11-й мехкорпус Мостовенко в нее не входил, он предназначался для усиления 3-й армии, а не 10-й. Если бы для уничтожения противника, прорвавшегося в районе Гродно, Павлов сразу же использовал КМГ 10-й армии, то это автоматически означало невозможность, после получения «особого распоряжения» на переход в наступление (по довоенному плану «Гроза»), осуществить такое наступление — ведь главная ударная сила после удара на Гродно оказалась бы в «разобранном состоянии».
Поэтому Павлов принял логичное решение: КМГ Болдина оставить на месте, а контрудар на Гродно нанести силами расположенного там 11-го МК Мостовенко. Что здесь неправильного или невероятного? Разве же знал Дмитрий Григорьевич, что в это самое время он уже угодил под «двойной охват»? В крушении Западного фронта в первую голову повинны были войска соседнего Северо-Западного фронта, о чем не любят распространяться российские историки, однако его командующий Ф.И. Кузнецов, но неизвестной мне причине, избежал суда летом 1941 года — в отличие от Павлова.
События в полосе прибалтийской группировки Сталина развивались катастрофически не только для нее, но и для ее соседей в Белоруссии. Развернутые у самых границ Восточной Пруссии в ожидании приказа на наступление советские 8-я и 11-я армии оказались совершенно не готовы к встречному бою.
Вопреки многочисленным басням, никакого эпического сражения у переправ на Алитус между 7-й ТД немцев и 5-й ТД РККА не было. Преодолев за несколько часов расстояние от границ Восточной Пруссии до Немана (30 км) и сметя по дороге соединения 11-й армии ПрибОВО, 3-я танковая группа Гота вдрызг разгромила бездарно действовавшие части 3-го мехкорпуса, наплевав на его новейшие Т-34 и КВ. Самое же трагическое было здесь то, что шняв в скором времени Вильнюс, Г от по прямой дороге выходил к Минску — в глубокий тыл армиям Павлова.
А слева семимильными шагами двигался 56-й корпус Манш-тейна, показавший абсолютный рекорд всех времен и народов — 160 километров задвое суток! Таким образом, правый фланг Павлова был открыт «стараниями» соседей а вовсе не по причине его собственных ошибок.
Самым значительным событием первых дней войны явились не события у Алитуса и не танковая битва в районе Луцк — Броды — Ровно. В первый же день войны началось крупное встречное сражение в полосе Западного фронта, получившее в советской историографии название «контрудар под Гродно».
Весь день 22 июня Павлов пытался ликвидировать опасность у Гродно силами 11 -го МК Мостовенко. Забавляют меня умствования некоторых теоретиков, утверждающих, что контрудар под Гродно советские войска будто бы наносили во фланг и тыл 3-й танковой группы Гота и будто бы с самого начала эта операция преследовала цель перерезать немцам коммуникации от Гродно до Балтики. Они, видимо, забыли, что между 3-й танковой группой Вермахта и частями Западного фронта РККА располагалась 9-я полевая армия немцев, надежно прикрывшая фланги и тылы соединения Гота. Именно эта армия наступала на Гродно, а вовсе не части 3-й группы. Танковые группы немцев осуществляли более глубокий охвате конечной целью — Минск, практически не оставляя командующему Западным фронтом шансов на спасение.
Спастись Павлов мог только в начальной стадии операции, в ходе серии встречных сражений. Естественно, если бы он их выиграл.
Сражение в районе Гродно завязалось в первые же часы немецкого наступления. Стремясь с ходу захватить переправы через Неман и лишить тем самым части 3-й советской армии возможности развернуться для удара во фланг группировки «Север» и в то же время упростить развертывание своих частей для выхода на тылы белостокской группы Павлова, немецкая 9-я армия силами 20-го армейского корпуса (162-я и 256 пехотные дивизии) и
8-й ПД утром 22 июня нанесла удар на Гродно. В отличие от противостоявшей 3-й советской армии, немцы сосредоточили свои главные силы в один кулак для удара по правому флангу В.И. Кузнецова — 4-му стрелковому корпусу.
4-й СК (как и остальные советские войска) к наступлению противника совершенно не был готов. Уже к полудню 22 июня была полностью разгромлена 56-я СД (разгром этой дивизии констатировал сам В.И. Кузнецов в докладе Павлову), а к 18.00 следующего дня штаб немецкой 9-й армии констатировал разгром, помимо 56-й, еще и 85-й СД — они были отнесены к разбитым и «не представляющим никакой боевой мощи соединениям». Правый фланг 3-й армии в панике стал отступать, открывая немцам дорогу на Гродно и тылы всей белостокской группы. Над охваченным паникой краснозвездным стадом пронесся вопль: «Окружают!»
Марк Солонин утверждает, что эта боязнь окружения была порождена паникой на ровном месте, мол, у страха — глаза велики. Извините, дорогой товарищ, но бойцов Красной Армии и раньше лупили, и раньше окружали (например, у Леметти и Су-омуссалми, да и на Халхин-Голе им однажды грозило окружение), однако патологического страха не наблюдалось, а развился он в полной мере лишь с началом «Барбароссы». Отчего так?
Оттого, что действительно стали окружать, причем не только на стратегическом или оперативном уровнях, но даже на уровне рот и батальонов. Оттого, что впервые Красная Армия была атакована на собственной территории безжалостным противником, ставившим задачу не просто потеснить, отразить, отбросить (что случалось в прошлых кампаниях), а окружить, разгромить, уничтожить, захватить территорию и двигаться дальше.
Поделиться книгой: