Это было последнее предложение.
Про сияющий град на холме было написано в отрывном православном календаре.
На стадии проверки Зинины соображения легли на стол молодого канд. филологических наук Лилии Семёновны Соловьёвой. Лилия Семёновна привычным движением расписала красную шариковую ручку об обложку журнала «Нева» и начала скользить глазами по аккуратным строчкам Зининого сочинения. Под конец её глаза наполнились слезами.
- Молодчинка девчонка! – вздохнула она. – Просто молодчинка!
За два месяца до проверки Зининого сочинения Лилия воцерковилась и начала носить распятие на серебряной цепочке. Что ещё более существенно, прямо накануне проверки она видела сон православного содержания. Ей приснился мужчина с бирюзовым галстуком и нимбом над головой. Он представился Александром Невским. Лилия упала на колени, но мужчина взял её за руку, поднял с колен и вывел из здания университета – прямо в васильково-ромашковое поле. Вдали, на холме, сиял град Китеж.
За сочинение Зина получила «отлично». На английский она отправилась окрылённая успехом и рассказала тему The Four Seasons без единой запинки. Определённые трудности возникли с переводом отрывка из адаптированного Сомерсета Моэма, однако обе экзаменующие преподавательницы находились под впечатлением от предыдущей абитуриентки, которая огласила название своей темы как «май футур профессьон», запнулась на втором предложении и после долгой паузы доверительно сказала, наклонившись вперёд: «Сорри. Ай хэв нот ту спикинг ту инглиш мэни тайм.» А также застенчиво улыбнулась. На этом фоне Зине с энтузиазмом поставили пятёрку.
Сдав на четыре устный экзамен по русскому, Зина внезапно поняла, что такая широкая полоса удачи в её несчастной жизни может иметь только одно объяснение – сверхъестественное. На обратном пути она пробежала всю дорогу от метро до квартиры, бросилась в свою комнату и, не снимая туфель, забралась на кровать. Стилизованный под Рублёва портрет смуглой Богородицы с младенцем настороженно смотрел на неё со стены.
- Спасибо вам, Матерь Божья и Господи! – выдохнула Зина.
Она молитвенно сцепила руки и рухнула на колени. По её щекам стекали слёзы благодарности.
Так Зина поступила на филологический факультет Герценовского Университета (на специальность «Преподаватель русского языка и литературы, а заодно, на всякий случай, английского»), и так начался глубоко православный период в её жизни.
Этот период длился недолго – до 25 января следующего года – и закончился традиционно: самоубийством через повешение. На протяжении всего периода Зина, как и полагается первокурснице, ходила на все лекции, конспектировала каждое слово, читала все книги и страшно переживала. Успокоение она находила в вере. У неё по-прежнему не было друзей, девочки и немногочисленные юноши с её курса начали тихо сторониться её едва ли не первого сентября, но зато у неё были походы в церковь с бабушкой Наташей и Новый Завет (с Псалтырем), более четверти стихов которого она подчеркнула к январю синим карандашом. Она перестала носить джинсы и юбки выше щиколотки. Она перестала надевать блузки с короткими рукавами. Она молилась перед едой, раздражая маму и забавляя Ваню – он без конца передразнивал её и при первой же возможности раскатисто завывал «Гоооосподууу пооомооолимсааа». Папа держался корректно, с усталым любопытством. Как-то вечером он даже взялся за Новый Завет, но после третьего Евангелия имел неосторожность спросить у Зины, какое же из четырёх всё-таки правильное. Зина крикнула, что они все одинаково правильные, вырвала у него книгу и закрылась у себя в комнате. Несколько дней после этого она отказывалась разговаривать с ним.
Вместе с январём наступила первая сессия. Зина сдала её на три не очень твёрдые тройки. Плохие оценки она отнесла на счёт своей греховности. Чтобы понизить греховность, она начала молиться в два раза чаще и носить на голове цветастый платок, взятый у бабушки Наташи. Мама забеспокоилась. Втайне от Зины, она устроила матери разбор полётов. Под конец беседы бабушка Наташа плюнула в её сторону и посулила ей божью кару, если она вздумает вмешиваться в религиозное воспитание. Мама хлопнула дверью и той же ночью шёпотом поведала папе о своём беспокойстве.
- И что мы можем сделать? – отозвался папа со своего края расстеленного дивана. – Чего, не помнишь, как она психанула, когда я её про Библию спросил?
- Помню, – угрюмо прошептала мама.
Было решено успокоиться и надеяться на лучшее.
Несмотря на цветастый платок, в котором Зина явилась на последний экзамен, по окончании сессии одногруппники пригласили её отпраздновать вместе с ними. Они были, в целом, неплохо воспитанной, вежливой молодёжью. После некоторых нравственных колебаний Зина приняла приглашение. 25 января, в 6 часов вечера, она пришла в квартиру старосты Юли на Третьей линии и, не снимая платка, села за стол. Юля сослалась на недоделанные закуски и скрылась на кухне. Из музыкального центра раздавалось «Радио Максимум».
Постепенно подошли все остальные. Три девушки привели своих молодых людей. Денис, один из двух юношей группы, явился с крысой-альбиносом по имени Рапунцель в кармане куртки; во время застолья она шустро бегала по его плечам и шевелила усами. Все смеялись и совали ей кусочки хлеба и крекеров. Смаковали детали сессии. Относительно невинно перемывали косточки преподавателям. Пили «Монастырскую избу» и коньяк. Несколько раз танцевали под танцевальные элементы репертуара «Радио Максимум».
Зина продолжала сидеть в платке, отодвинувшись от стола и сочувственно улыбаясь. Она ничего не пила и почти ничего не говорила, и первые часа два никто особо не замечал её присутствия. Приведённые молодые люди, конечно, шёпотом спросили своих девушек, что это за ненормальная, и шёпотом получили указание не обращать на неё внимания.
К половине девятого вежливость и тактичность собравшихся были изрядно разбавлены алкоголем. Общение перестало быть общим и разделилось на секции. Хозяин крысы Денис самозабвенно покачивался на табуретке, доедал последний бутерброд с красной рыбой и мычал под радио. Крыса сидела у него на голове, зарывшись мордочкой в густую рыжую шевелюру.
- Эй, привет, Зин, – крикнул Денис, дожевав бутерброд. Потом, для верности, помахал рукой.
- Здравствуй, Денис, – ответила Зина с другого конца стола. – Ты только меня заметил? Я самая первая пришла.
- Не сомневаюсь, – икнул Денис. – Ты, я сморю, улыбаешься всё загадочно. Как Джоконда.
- Да, улыбаюсь, – согласилась Зина.
- А чего улыбаешься-то? Если не секрет?
- Да так... Смотрю на вас всех...
В глазах Дениса воспламенился интерес. Он непроизвольно дёрнул головой, и крыса вскочила, принимая боевую стойку.
- И что ж ты видишь?
- Вижу суету сует и томление духа, – скорбно сказала Зина. Она готовила эту фразу с начала вечера.
- Да ну? – саркастически изумился Денис. – Правда что ль так всё запущено?
- Да, – Зина наклонила голову. – Молодёжь в наши дни слишком далека от Церкви. Вы живёте не по Слову Божьему.
Одна из девушек увлечённо целовалась со своим молодым человеком на диване прямо за спиной Зины.
- Дэн, оставь Зину в покое, – подала голос из прихожей староста Юля.
Денис пропустил её слова мимо ушей. Диалог с Зиной захватил его. Он даже бросил качаться на табуретке.
- Так мы что, в ад все попадём?
- Это ваш собственный выбор. Вы не хотите повернуться лицом к Богу. Бог всегда готов принять вас.
- Готов? Нас прямо всех? А ты, значит, в рай? Пойдёшь? После смерти?
- В рай попадают все настоящие православные, – уверенно сказала Зина.
- ... Оооо, Зина, ты круто заблуждаешься! – Денис соскочил с табуретки, придерживая крысу рукой. – Тебя круто обманули! Я щас открою тебе глаза на истину! Юлькаааа! У тебя Библия есть?
- Дэн, да оставь ты Зину в покое, она верующий человек, – отозвалась староста Юля.
- А я что, против? – Денис обиженно посмотрел на неё. – Я ж не говорю ей, что христианство – фуфло. Я ей только Библию хочу почитать. Есть у тебя?
Сначала Юля наотрез отказалась искать Библию, но несколько человек громко выразили интерес к окрытию Зининых глаз на истину. Юля сдалась. Она принесла из другой комнаты невзрачное перестроечное издание Нового Завета и протянула Денису. Денис схватил книгу и полез смотреть содержание.
- Ты её хоть читал раньше? – недоверчиво спросила Юля.
- Неа! – Денис покачал головой и крысой, не отрываясь от Нового Завета. – Я книгу моего деда читал! Раз десять. «Библия как она есть» называется. Лениздат восемьдесят третий год. Всем настоятельно рекомендую. Зе вэри бэст ов зэ байбл с дедовскими комментариями... Во, нашёл!
Он подоскочил к Зине, пододвинул себе табуретку и сел.
- Священое Писание у нас не врёт, так?
- Так, – боязливо кивнула Зина.
- Тогда слушаем! Внимательно! Кхе кхе. Откровение Святого Иоанна Богослова. Это про Армагеддон и Страшный Суд которое. Основная идея данного произведения в том, что добро всегда побеждает. Энное количество праведников попадает в небесный град Ерусалиииим, – пропел Денис. – Остальных травят, пытают и вообще мочат по-всякому, а потом бросают в огненное озеро. Навечно. Кто же попадает в небесный град Ерусалим? Читаем...
Несколько минут Денис с выражением зачитывал отрывки про двенадцать колен Израилевых по двенадцать тысяч каждое, про их генеалогию и про то, как они не осквернились с жёнами и следуют за Агнцем прямо в освящённый ясписом кристаллоподобным и набитый ценными минералами Иерусалим сквозь двенадцать специальных ворот, в то время как подавляющее большинство человечества жарится в озере, горящем огнём и серою.
- Вот так!
Денис триумфально обвёл собравшихся глазами. Собравшиеся оцепенело молчали. Зина заворожённо смотрела на Дениса. Крыса спустилась на правое плечо и шевелила длинным розовым хвостом.
- Это что, серьёзно в Библии написано вот всё это?... – недоверчиво спросил один из приведённых молодых людей.
- Чёрным по белому, – заверил Денис. – Теперь главное. Помолимся о даре истолкования. Какие выводы можно сделать из прочитанного? Во-первых, в рай попадает только сто сорок четыре тысячи человек. Это меньше, чем в Новгороде. Во-вторых, все они из колен Израилевых. Проще говоря, евреи. Значит, из всех, кто сейчас сидит в этой комнате, шанс есть только у Тани Перельман. Но и Танька пролетает, потому что в-третьих. В-третьих, прямо сказано: никто из ста сорока четырёх тысяч не осквернился с женщиной. Все девственники, короче. Девственники! Значит, женщин среди них нет по определению. Что и следовало доказать. Таким образом, мы видим, что все присутствующие – включая тебя, Зина – мы видим, что всем присутствующим светит огненное озеро с серой. Никакого рая нам не будет, даже если мы все будем носить платки с утра до вечера. Понимаешь?
Денис и Рапунцель одновременно повернули головы в сторону Зины. Именно это и стало последней каплей. Зина завизжала, схватила крысу и швырнула её в музыкальный центр. После секундного замешательства Денис крикнул «идиотка!» и бросился к крысе, которая срикошетила на пол и теперь лежала там, пища и дёргаясь. Зина выскочила в прихожую и стала одеваться. Никто не останавливал её.
Она сумела вернуться к своему дому и уже почти вошла в подъезд, когда её заплаканные глаза сфокусировались на долгострое за проспектом. Пометавшись по двору, Зина бросилась туда. Не было греха страшней самоубийства, но если Господь в любом случае уготовил ей озеро с серой, то казалось разумней всего сразу отдаться Его воле. Она быстро нашла прореху в скособоченном бетонном заборе. На заброшенной стройплощадке было снежно, неровно и темно; на пути к пяти построенным этажам валялись невидимые кирпичи, обломки бетона и куски арматуры. Зина несколько раз споткнулась. Прямо перед входом в недостроенное здание её нога зацепилась за провод. Минуту или две Зина рыдала в снег и скребла коротко остриженными православными ногтями обледеневшую землю. Потом она поднялась на ноги и, приложив титанические усилия, выдернула провод.
Остальное было делом нескольких минут – если быть точным, двадцати двух.
Старая овчарня
В половине первого родители Зины позвонили старосте Юле. После звонка они, по зарождавшейся традиции, сели на кухне и принялись молчать. Чуть позже на кухню вошёл в трусах и майке Ваня. Через месяц ему исполнялось шестнадцать. Ваня прислонился к холодильнику.
За приоткрытыми шторами медленно кружился редкий снег.
- У меня никаких предложений, – наконец нарушил молчание папа. – Пойдёмте-ка все спать.
- Чё, думаете, она опять на дачу поехала вешаться? – спросил Ваня.
Мама хотела посмотреть на него с упрёком, но передумала.
- Толик, расскажи Ваньке всё. Про последние два раза, – обратилась она к папе.
- Какое всё? – выпрямился Ваня. – Про Зинку?
- ... Сериал, твою мать, – не услышал их папа. – Кошмар на Третьей Улице Строителей...
Чуть позже, взяв с Вани клятву не трепаться, папа рассказал ему все запредельные подробности трёх предыдущих самоубийств. В том, что произошло четвёртое, он не сомневался. Ваня выслушал папу без больших глаз и лишнего энтузиазма. Он заявил, что давно подозревал что-то в этом духе и что тело Зины, скорее всего, находится под полным или частичным контролем пятого измерения или инопланетного разума.
- Хреновый чего-то разум, – сказал на это папа. – Сессию даже сдать нормально не может.
- А ты думаешь, он будет тебе сразу чертежи бластера рисовать? Или это – корни пятой степени извлекать в уме? – парировал Ваня. – Само собой, что он не показывает никому, что он высший разум. Он маскируется. Чтоб мы ничего не заподозрили. Мы с парнями как раз фильмец такой смотрели на днях...
- А зачем ему вешаться постоянно? – спросила мама.
- Откуда я знаю? Может, ну... Может, это тело так меняет хозяина! Один разум выполняет свою миссию, освобождает тело, на его место приходит другой. А все эти самоубийства – это всё для маскировки тоже.
- Не, Ванька, фигня это всё. Слишком тупо это для инопланетного разума. Из пятого измерения, – покачал головой папа. – Мамина версия про мутацию мне больше... Правдоподобней кажется.
- ... Может, это болезнь? – вслух подумала мама. – Зина заразилась где-нибудь...
- Да какая ж это на фиг болезнь! – возмутился Ваня. – От болезней умирают, а эта воскресает наоборот! А эти – светляки в море, про которые, ты говоришь, пацаны говорили? Что это, микробы с лампочками? Вирус СПИДа на батарейках?
- Слышал бы нас кто... – безрадостно заметила мама.
- Неизвестно ещё, видели эти пацаны что-нибудь вообще или придумали всё...
- Да на фига им придумывать? Да у них и фантазии бы не хватило...
- Фантазии на это много не нужно, – буркнул папа. – Можно просто фильмец посмотреть...
Через час все пошли спать при своих мнениях.
Утром папа для порядка съездил в милицию и объявил Зину в розыск. В глубине, а также на поверхности души он надеялся, что её не найдут. В некотором смысле, его надежды оправдались: милиция действительно не нашла Зину. Прежде её обнаружили братки и Хунагов А. М.
Братки были любительского пошиба. Они имели два гвоздодёра на четверых и один пистолет ТТ 1952 года выпуска, купленный у Подольского Д. П., майора милиции в отставке. Боевой машиной им служил форд 81-го года, тщетно выкрашенный в чёрный цвет. Однако плох тот браток, который не мечтает стать Аль Капоне, даже если это имя ему ничего не говорит. Братки стремились действовать как взрослые. Ровно через трое суток после того, как Зина кое-как испустила дух в обледенелой резиновой петле (позднее, понятное дело, оборвавшейся), они приехали в окрестности стройки, чтобы не по-детски разобраться с Хунаговым А. М., владельцем неказистого ларька «Продукты» у троллейбусной остановки. В этом ларьке папа Зины обычно покупал «Балтику 4», «3» и «2», мама брала шоколад и печенье с кремовой начинкой, а Ваня, оглянувшись по сторонам, приобретал сигареты.
Чтобы не светиться, а также не компрометировать серьёзность своих намерений, братки оставили форд на параллельной улице, засунули гвоздодёры в рукава, пересекли дворы и увидели девятку Хунагова рядом с остановкой. То есть там, где они ожидали её увидеть. Дверь ларька была открыта. Хунагов стоял на пороге, спиной на улицу, и разговаривал с продавцом на звучном языке, который братки по умолчанию считали азербайджанским, хотя на самом деле он был адыгейским и принадлежал к совсем другой языковой семье - восточно-кавказской. На троллейбусной остановке гоготали два подростка с бутылками ледяного пива в руках. Из их ртов поднимался пар. Было минус шесть градусов Цельсия.
Братки обступили спину Хунагова и сказали «Здравствуй, Азамат». После этого, согласно плану, события разворачивались драматично. Хунагов показал ладони и выразил готовность обсудить всё по-людски. Братки понимающе закивали и разделились. Двое повели Хунагова на разговор по-людски; двое остались у двери ларька и закурили. Продавец, смуглый юноша с большими глазами, осторожно опустился на обитую клеёнкой табуретку и оцепенел, подчёркнуто отвернувшись от выхода. Через полторы минуты со стороны долгостроя раздался свист. Братки бросили окурки в снег и втиснулись в ларёк.
- Братья, я ничего не знаю. Я на вас не смотрю, – сказал продавец с дрожащим акцентом.
- Какие мы тебе на хуй братья, – предвосхитили братки Данилу Багрова.
Они сбросили юношу на пол и били табуреткой и ногами, пока он не затих. Потом завалили непроданным товаром с полок.
Подростков сдуло с остановки на другую сторону проспекта.
Схватив пару бутылок пива, братки покинули ларёк и побежали вдоль забора стройки – обратно к траурному форду. По их телам приятно разливался адреналин. Деловые лица несколько сморщились от острых ощущений. Разреженные мысли устремлялись в баню, которая топилась в Лисьем Носу стараниями жены одного из них.
В этот момент из-за забора щёлкнул выстрел. Братки остановились как вкопанные. Раздался второй выстрел. Потом третий. Как и первые два, он прокатился по окружающим девяти- и шестнадцатиэтажкам гулким эхом.
- Ну Пингвин долбаёб, – высказался один из братков.
- А я ему говорил бля – не бери пушку, – высказался другой.
Пингвин тем временем начинал понимать, что выстрелил во что-то не то.
Вначале они благополучно протащили Хунагова А. М. сквозь дыру в заборе и дотолкали почти до недостроенного здания. Хунагов всё это время пытался говорить по-людски. Он честно перепутал дни, сказал он. Он хотел предупредить. Он готов лично подъехать к Паше в любое время. После условного свиста Хунагову стало ясно, что разговор не склеится. Он сделал глубокий вдох и с разворота дал Пингвину в морду – так, что тот опрокинулся в снег. Второй браток рефлекторно взмахнул гвоздодёром, но Хунагов в своё время бегал стометровку быстрее всех остальных юниоров Адыгейской автономной области. Он перемахнул через груду бетонных балок и скрылся в зияющем подъезде. Пингвин ошалело поднялся на ноги. Его нос отваливался от боли и ронял частые горячие капли. Пингвин вытащил из куртки пистолет, неуклюже перелез через балки и, не обращая внимания на сдавленные протесты соратника, бросился в подъезд.
Тьма объяла его. Он взбежал на первую площадку и прислушался, тяжело дыша и ощупывая воздух свободной от пистолета рукой. Слабое фиолетовое зарево откуда-то сверху подсказывало ему, что площадка продолжается вперёд и вправо. Пингвин нерешительно шагнул вперёд, но тут же услышал справа отчётливый шорох, повернулся, выстрелил и побежал вслед за выстрелом. Не пробежав и трёх метров, он врезался в стену, но моментально забыл об этом, потому что увидел вход в чуть менее непроглядное помещение, у противоположной стены которого, прямо под оконным проёмом, что-то явно шевелилось. Пингвин выстрелил ещё два раза – прямо в шевеление. Оно, тем не менее, не прекратилось и даже не изменило своего характера. Не опуская пистолет, Пингвин храбро подошёл ближе.
Он окончательно убедился, что на полу шевелится не Хунагов, когда щёлкнул зажигалкой и увидел белёсое женское лицо с аккуратной дыркой в скуле. Кожа вокруг дырки вздулась, образовав подобие кольца. Кровь при этом ниоткуда не текла, а голова продолжала трястись – вместе с туловищем и босыми ногами.
Пингвин считал себя искушённым ценителем видеофильмов про живых мертвецов. В сложившейся ситуации он заорал, наложил в штаны и сиганул обратно на улицу.
Когда вопли и ругань братков стопроцентно стихли за забором, А. М. Хунагов начал спускаться с последнего достроенного этажа. Он был немного озадачен случившимся. Он уже успел помолиться и мысленно приготовиться к встрече с Всевышним. Но встреча, похоже, откладывалась. На первом этаже Хунагов на всякий случай остановился и замер. Так он услышал шум трясущегося тела Зины.
Значительная часть Зининой одежды уже превратилась в тряпки. Наименее рваным оставался пуховик. Хунагов осторожно застегнул его и взвалил Зину на плечи. Потом вышел на улицу и направился к дыре в заборе. Трясущееся тело норовило соскользнуть и несколько раз едва не повалило его. Ещё протаскивая Зину через дыру, Хунагов увидел продавца, лежавшего на краю заснеженного газона рядом с ларьком, лицом вниз. Продавец слабо шевелил головой и постанывал. Снег вокруг него был испачкан кровью.
Хунагов бегом донёс Зину до девятки, посадил на заднее сиденье и вернулся за продавцом. Он попытался взять юношу на руки, но тот закричал от боли. В конце концов проходившая мимо женщина помогла донести продавца до машины и положить на заднее сиденье. Зина к тому времени уже сползла с сиденья на пол и сложилась там, выбросив вперёд босую ступню.
- ... И её что ль тоже? – женщина вгляделась в сумрак внутри девятки. – Ой, а с ногой-то у неё что?! О господи боже ты мой...
Хунагов посмотрел на ногу Зины. Его передёрнуло.
- Не имею понятия. Врачи скажут, – он убрал ногу Зины внутрь и закрыл заднюю дверь. – Спасибо вам большое. Где здесь больница поблизости, вы не знаете?