Помоги проекту - поделись книгой:
Евгений Боушев (www.boushev.ru)
GRIMOIRE
…в некоторых источниках говорится о том, что французское слово «grimoire» означает «колдовская книга». Однако подобный перевод выглядит довольно натянутым и необоснованным. Истоки именования магических текстов гримуарами в другом. «Grimoire» буквально переводится с французского как бестолковщина, неразбериха и неразборчивый почерк. Такое толкование выглядит вполне обоснованным, учитывая тот факт, что гримуары являлись непонятным набором несуразицы для непосвящённого в магию человека. Они были громоздкими, тяжёлыми для понимания книгами. Гримуары намеренно составлялись настолько запутанно и противоречиво, насколько это было необходимо для того, чтобы их не смог понять каждый любопытствующий профан. Зачастую гримуары писались на непонятном либо древнем языке. Проблемы в понимании гримуаров подтверждает распространённая легенда о том, что их мог прочесть только владелец. Впоследствии эта легенда обросла новыми фантастическими слухами, в частности тем, что страницы гримуаров приобретают багряный, обжигающий глаза цвет, когда к ним приближается кто-либо, кроме их владельца; при использовании же гримуаров их хозяином, страницы приобретают белый цвет, а текст становится чёрным, тем самым, гримуары позволяют себя прочитать.
Давным-давно жил в глухом темном лесу старый мельник с маленькой дочерью. Жил в месте, из которого не было выхода и в которое не было входа. Как они сами туда попали — непонятно, но жили они там с незапамятных времён. Почему мельник — мельник, откуда взялась мельница в лесу, где мать его маленькой дочери и почему оттуда, где они живут, нет выхода — на эти вопросы не мог ответить даже сам мельник. Так и жили они, привыкнув не обращать внимания на маленькие неувязки в кружеве повседневности. Мельник ухаживал за маленьким огородом, ходил за грибами и ягодами, а его дочка играла сама с собой в прятки в разваливающейся мельнице.
Был там ещё кое-кто. В чаще леса на высоком холме с незапамятных времён стоял замок, а в замке жил колдун. Никто его никогда не видел, но мельник с дочерью откуда-то знали, что он очень стар — старше мельницы, старше замка, старше горы, старше
Шли годы. Мельник не старел, его дочка не взрослела и всё так же играла сама с собой в прятки, колдуна никто не видел. С незапамятных времен время в этом месте замерло.
Однажды под Рождество, когда всю землю покрыл пушистый снег и продолжал падать, воздух стал удивительно вкусным, а звезды — яркими, когда в кухне на столе уже стояли готовые пироги, мельник подумал: «Каждый год все повторяется. Мы что-то делаем неправильно, и повторению нет конца». Он подозвал дочку и сказал ей:
— Позови колдуна в гости. Скажи, что нам всем лучше держаться вместе сегодня. В этом
Подойдя к замку колдуна, дочка мельника заметила, что это, пожалуй, единственная постройка здесь, на которой в полной мере отразился ход времени. Стены, сложенные из серых каменных глыб, покрыл мох, башня покосилась, подъёмный мост утонул во рву, а ров высох. Снег падал и таял на вросшей в землю угрюмой громаде.
Колдун сидел у камина в одной из комнат южного крыла замка. Всё вокруг было покрыто пылью, паутиной и терпкой, припорошенной временем печалью.
— Уходи, — сказал он девочке.
— Но ведь вы даже не знаете, что я хотела вам сказать!
— Я всё знаю. Уходи, — он оказался вовсе не старым на вид, безбородым и совсем не злым, а скорее уставшим от всего на свете. Колдун сидел в ветхом кресле перед тускло горящим камином и, не отрываясь, смотрел на огонь серыми глазами без ресниц. Огонь медленно умирал и всё никак не мог умереть по-настоящему.
Дочка мельника подошла совсем близко к камину и поворошила угли кочергой. Длинные искры задрожали над ними, покружились в призрачном танце и пропали в дымоходе.
- Вы не можете знать всё. Мир меняется каждый миг.
Колдун посмотрел на девочку и тяжело вздохнул.
— Этот мир не меняется, и ты это знаешь. Ты — дочка мельника и пришла пригласить меня встретить рождество с тобой и твоим отцом.
Он снова вздохнул, снова уставился на огонь:
— Я не тот, с кем радостно будет встретить Рождество. Я злой, угрюмый и нелюдимый. Я не хочу никого видеть, и никто мне не нужен.
— Но почему вы такой?
— Да потому что я и не могу быть другим. Уходи, — в третий раз произнёс колдун, поднялся с кресла и, подойдя к стоящему у стены столу, принялся листать какую-то свою колдовскую книгу.
Дочка мельника посмотрела на пол. В вековой пыли были чётко отпечатаны все её следы — от двери до камина, и все следы колдуна — четыре свежих отпечатка от кресла к столу.
— Вы хоть иногда встаёте со своего кресла? — спросила она.
— А вот это уже не твоё дело, — ответил колдун.
Девочка пошла прочь из комнаты, но на пороге остановилась и сказала:
— Вы говорите, что всё знаете. Скажите, кем была моя мать?
Колдун по-прежнему стоял у стола.
- У тебя никогда не было матери, — отчётливо произнёс он, глядя в книгу.
Прошел ещё один год. Снег снова падал медленно и беззвучно, звёзды снова мерцали в дуршлаге неба, воздух опьянял настолько, что мельник попросил дочку дышать через влажную тряпку, а пироги, разумеется, снова стояли на столе. В этот раз девочка сама вызвалась сходить в замок.
Она нашла его в круглой комнате в башне. Пол был испещрен следами, повсюду валялись книги. Колдун ходил взад и вперёд, иногда хватал какую-нибудь вещь с полки и либо бросал её в камин, либо на пол. Его длинные волосы тронула седина, но глаза ожили, наполнились черным огнем.
— Ты думаешь, что я изменился за этот год? — с усмешкой спросил колдун. — Я всё так же нелюдим и зол.
— Но ты вовсе не выглядишь злым. И, по-моему, ты изменился, — впервые дочка мельника обратилась к колдуну на «ты».
— Ха-ха-ха-ха-ха! — засмеялся тот. — Неправда! Я не могу и не хочу меняться. Я постоянен, как и всё в этом месте.
Взгляд его метался по стенам, чёрные глаза блестели. Девочка подошла совсем близко и тихо спросила:
— Ты боишься меняться?
Колдун отшатнулся от неё, задел рукой бронзовый подсвечник, и тот полетел на пол. Чёрные глаза метались по лицу девочки. Дочка мельника снова приблизилась к колдуну, и тот закрылся руками. Половина его лица была в тени, на другой половине плясали блики пламени, и от этого взгляд колдуна казался ещё безумней.
— Кто создал это место? — спросила девочка.
— Уходи. Пожалуйста, уходи. Уходи сейчас же! — Колдун дрожал, скорчившись у стены между столом и камином, и кончики его длинных волос начинали закручиваться от жары.
Выйдя из замка, девочка оглянулась. Чёрная холодная глыба заслоняла собой звёзды. Она знала, что колдун сейчас стоит у окна, вдавив лицо в решетку, крепко стиснув подоконник пальцами; блики на стенах, тени, призраки, за спиной горящий камин — не дать остыть, не забывать, не меняться. Она знала, что он смотрит на неё, на лес, на скрытую за деревьями мельницу.
— Ты можешь, — сказала она, глядя в глаза башне. Ты не должен чувствовать себя виноватым. — И, совсем тихо: — Отпусти нас.
Затем повернулась и скрылась в лесу.
Прошёл ещё год. Снег летел на мельницу со всех сторон, воздух можно было есть ложкой, звёзды перемигивались и играли в прятки в тучах. Пироги в этот раз удались на славу. Снова наступила рождественская ночь, но дочка мельника отчего-то не решалась снова идти в лес, к замку.
— Что-то страшное случилось там, — говорила она.
Сколько ни уговаривал мельник девочку, ему пришлось одеться и пойти к колдуну вместе с ней.
Зимний лес застыл, словно в волшебном сне. Луна была похожа на чей-то слепой глаз, изо всех сил пытающийся хоть что-то разобрать в непроглядной темноте. Вдруг снежинки замерли и повисли в воздухе. Ветер исчез. Мельник подумал, что время в этом странном месте совсем остановилось, но тут где-то за спиной глухо ухнула сова.
Они перебрались через осыпающийся ров, прошли по заброшенному парку. Мельник с трудом открыл тяжелые, совсем заржавевшие двери.
Кругом была пыль и пустота. Замок выглядел покинутым много лет назад. Вся ткань превратилась в лохмотья, пищу растащили крысы, многие вещи рассыпались в пыль при первом же прикосновении. Колдуна нигде не было, лишь в каминах темнели покрытые паутиной горки пепла — всё, что осталось от колдовских книг.
— Где он? — спросил мельник.
— Не знаю, — ответила девочка.
Они вернулись в комнату, где дочка мельника впервые встретилась с колдуном. Там было больше всего пыли, а в камине — больше всего пепла.
— Его нигде нет, — сказал мельник. — Совсем нигде.
Дочка мельника подошла к окну. Как и колдун когда-то, прижалась к решётке, но не изо всех сил, а лишь слегка прикоснувшись к прутьям. Мельник стоял посреди комнаты и озирался по сторонам. Вдруг на одном из столов у себя за спиной он увидел покрытый пылью конверт. Мельник повернулся к дочери:
— По-моему, он оставил тебе письмо.
— Дай мне его, — сказала девочка.
Мельник потянулся за письмом, но увидел лишь пустые столы, покрытые толстым слоем пыли.
— Показалось, — пробормотал он.
Дочка мельника всё так же стояла у тёмного окна и смотрела на освещённый луной лес. Ей казалось, что ещё чуть-чуть, и она поймёт всё, что произошло в этом месте, всё от начала до конца. Девочка уже чувствовала у себя за спиной длинную сухую фигуру колдуна, слышала треск бумаги в камине, снова наблюдала за причудливой игрой тени и света
Мельник постоял ещё немного, глядя на пустые столы, затем повернулся и зашагал к выходу из комнаты. Обернувшись на пороге, он увидел, что его дочка всё так же стоит у тёмного окна.
— Пойдём домой, — позвал он её. — Что-то случилось?
— Нет, ничего, — ответила девочка. — Снег пошёл.
Через несколько дней мельник понял, что, если он не начнёт бриться, его седая борода скоро достанет до груди.
Шли годы. Мельник старел, а его дочь из угловатого маленького ребенка превратилась в настоящую красавицу. Однажды весной она ушла собирать ягоды, оставив отца сидеть на крыльце и плести корзины из прутьев. Старик ждал её весь день и всю ночь, а утром на непослушных ногах заковылял в лес, но скоро понял, что если зайдет слишком далеко, то не сможет вернуться обратно. Кусая губы, мельник добрёл до дома, упал на землю у крыльца и заплакал.
С тех пор мельник сидел тоскливыми вечерами на жарко натопленной кухне, считал жемчужины звёзд на запотевшем кусочке неба в окне, пёк на Рождество замечательные пироги с земляникой, и до самой смерти пытался убедить себя в том, что его дочка вышла из того странного места, где они жили с незапамятных времён, встретила достойного её молодого парня, и они поженились. Он пытался поверить в то, что живут они совсем рядом, в одной из маленьких деревушек за лесом, и обязательно как-нибудь заглянут к нему на Рождество, чтобы попросить его стать крестником для маленького сына.
— Да, — часто говорил он сам себе, пока однажды утром его сердце не перестало биться, когда он пытался встать с кровати. — Они обязательно придут, ведь не забыли же они про меня, в конце концов. Они придут сюда, как только подрастёт сын. А может, я как-нибудь сам навещу их, если позволит здоровье…
— Ведь это же рядом, — всякий раз говорил старик, засыпая, пока однажды не свалился на пол, как брошенная кем-то кукла, уткнувшись лбом в свои старые ботинки, — На юг или юго-восток. А, может, и на юго-запад — ведь это же совсем рядом, нужно только перейти через лес и реку. Перейти… К весне… За лесом…
И, коротко всхлипнув несколько раз, погружался в беспокойный старческий сон.
— Вам часто снятся сны?
— Иногда, — ответил полковник, сконфуженный тем, что уснул. — Я почти всегда вижу, что меня опутывает паутина.
— А у меня что ни ночь, то кошмары, — сказала женщина. — Хотела бы я знать, кто все эти люди, которых я вижу во сне.
Габриэль Гарсиа Маркес
Над водой клубился туман. Деревня еще спала, лишь в крайнем дворе завывала собака — то ли жалуясь на свою простую жизнь, то ли во сне. Петрович спустился к реке и вышел на мостик. Утренний холод проник под ватник, схватил за бока колючими лапами, но, не добившись никаких результатов, разочарованно выполз обратно.
Петрович присел, зачерпнул рукой прозрачную ледяную воду и плеснул на лицо. Сон мигом исчез. Старик выпрямился, приставил ладонь к глазам и посмотрел на другой берег. Там глухой черной стеной вставал лес, над которым висел бледный серп луны.
Давным-давно в самой чаще леса стояла мельница. Никто, кроме Петровича об этом не знал, а он и не собирался рассказывать. На то были свои причины. Сначала нужно было вспомнить все самому, все до конца, и лишь потом делиться с другими. Давным-давно в чаще леса стояла мельница… стояла мельница… Почему — в чаще? И когда было это "давным-давно"? Петрович не помнил ответов. Он лишь знал, что там, в лесу, раньше был еще кто-то. Кто-то, знавший правду.
Старик все стоял, глядя вдаль. Небо постепенно наливалось багрянцем, окрашивая траву, кусты и утренний воздух в теплые радостные цвета. Лес оставался все таким же темным. Давным-давно…но память не пробуждалась, лишь заныло сердце.
Туман рассеялся, и оказалось, что пространство между берегом и лесом покрывает полусухое болото, сплошь покрытое мелкими кочками. В сплетении веток на краю леса чувствовалось нечто живое. Казалось, кто-то смотрит на Петровича из темной громады, смотрит равнодушно и тоскливо.
В лесу стояла мельница. На мельницах обязан быть мельник, разве не так? Мельник…и еще был кто-то. Кто-то, кто знал, знал все с самого начала.
Месяц побледнел и вскоре исчез, уступив место розовому диску солнца. Стали слышны птичьи голоса, подул легкий ветерок, ожививший кусты у реки. Воздух прогрелся, и по спине Петровича, под ватником, поползли капли пота. Деревня тоже просыпалась: слышалось хлопанье калиток, кудахтанье, невнятные разговоры и еще множество знакомых звуков. Петрович вздохнул, оглянулся назад и полез в воду.
Река обожгла его холодом, впрочем, Петрович быстро справился с ним. Натянутые по грудь болотные штаны, сжав тело ледяным капканом, словно стали второй кожей. Старик чувствовал, как его огибает течение, как вода, обходя преграду, закручивается водоворотами. Он шел по обломкам моста, стоявшего здесь в незапамятные времена.
Может, "давным-давно" — это и были эти незапамятные времена? Нет, не так. Там, на мельнице в лесу, было еще что-то, из-за чего о времени можно было говорить только с одним смыслом. Там, в глухой чаще…Давным-давно…
Старик молча пробирался на другой берег. Он шел за ответами. Он больше не мог ждать.
Позавтракав, Дима взял вилы и вышел на улицу. Мельком глянул на дом Петровича — там было темно.
На гумне, как всегда бывало по утрам, собралась почти вся мужская часть деревни. В это время составляли планы на день, делились новостями, обсуждали ночные события.
— А Петрович-то снова ушел, — сказал Дима. — Что это с ним?
— Не знаю, брат, — ответил сосед. — Он у нас вообще человек странный. Появился невесть откуда, сам говорит, что не помнит. Повадился вот в лес ходить, за реку — зачем, одному Богу известно. Пропадет — попробуй найди его там.
Поделиться книгой: