Не вижу зла

– В отчете СКР ВМФ отсутствует масса информации, но один момент приводит меня в совершеннейшее замешательство. Линдси Харт утверждает, что ее муж был еще жив, когда она ушла из дому в половине шестого утра. По словам же судебно-медицинского эксперта, смерть наступила между тремя и пятью часами утра.

– Не в первый раз заключение судебной экспертизы противоречит версии подозреваемого.

– Выслушай меня. Жертву убили выстрелом в голову из его собственного оружия. В отчете ни слова не говорится о глушителе. Фактически его застрелили из его же пистолета, который был обнаружен в спальне в нескольких футах от тела. Никакого глушителя в пределах видимости, никакой простреленной подушки или одеяла, которым воспользовались, чтобы приглушить звук.

– Ну и что?

– У них есть десятилетний сын. Если Линдси Харт застрелила своего мужа между тремя и пятью часами утра, то не кажется ли тебе, что мальчик должен был слышать звук выстрела?

– Все зависит от того, насколько велик их дом.

– Это военная база. Если учесть, что это дом офицера, мы с тобой говорим о двух находящихся рядом спальнях общей площадью одиннадцать сотен квадратных футов.

– А что говорится в отчете Службы криминальных расследований?

– Я не нашел там вообще ничего. Может быть, это было на одной из недостающих страниц.

– Может быть.

– Как бы то ни было, я хочу знать, что думают следователи по поводу звука выстрела. Как могло так случиться, что женщина стреляет из «беретты» калибром девять миллиметров, а ее десятилетний сын преспокойно спит в соседней комнате и ничего не слышит?

– Возможно, у него крепкий сон.

– Ну, конечно. Они вполне могли предложить именно такое объяснение.

– А если на самом деле все обстояло именно так?

Джек сделал паузу, как будто для того, чтобы подчеркнуть слова.

– Если это лучшее, что они могут предложить, тогда Линдси Харт, похоже, только что нашла себе адвоката.

Воцарилась гнетущая тишина. Наконец Джерри изрек:

– Я посмотрю, что можно сделать. Возможность не дать Джеку Суайтеку взяться за это дело может стать тем побудительным мотивом, который вынудит федерального прокурора поделиться информацией.

– Вот это да! Это самый приятный комплимент, который я от тебя когда-либо слышал.

– Или, может быть, мне просто не нравятся женщины, которые сначала убивают своих мужей, а потом бегут и нанимают сообразительных и шустрых защитников.

Джек медленно кивнул, соглашаясь, что заслужил такую отповедь.

– Чем скорее я узнаю то, что меня интересует, тем лучше, о'кей?

– Как я только что сказал, посмотрю, что здесь можно сделать.

– Договорились. – Он поднялся, пожал Джерри руку, потом поблагодарил его и попрощался, не ожидая, пока его проводят к выходу. Он и сам знал дорогу.

Глава четвертая

Ответ пришел быстрее, чем он рассчитывал. Зато он оказался таким, какого Джек никак не мог ожидать.

В выходные дни Джек отдохнул, немного покатался в заливе на лодке с Тео, поработал в саду. При этом он никак не мог отделаться от мысли, что его жизнь могла бы сложиться совершенно иначе. Поначалу он испытывал к Джесси Меррилл просто физическое влечение. Она была настоящей красавицей, отнюдь не ханжа, да и имидж плохой девочки был по большей части всего лишь игрой. Она была ничуть не глупее тех женщин, с которыми Джек встречался в юридической школе, и если ее впечатляющие знания включали и то, как доставлять удовольствие мужчинам, то кто он был такой, чтобы упрекать ее в этом? К несчастью, ему и в голову не приходило, что она могла оказаться «той самой, единственной», до тех пор пока она не процитировала ему освященную временем тираду на тему: «Я тебя недостойна, надеюсь, мы останемся друзьями». Джек отдал бы все на свете, чтобы вернуть ее. Через пять месяцев, когда она действительно вернулась, Джек уже без памяти влюбился в Синди Пейдж, девушку своей мечты, свою будущую невесту, женщину, с которой он в конце концов развелся и больше не разговаривал. Джесси благоразумно и великодушно отошла в сторону, пожелав ему счастья и ни словом не обмолвившись о том, что носит его ребенка.

Как все могло бы повернуться, не встреть он Синди? Поженились бы они с Джесси? Сумела бы тогда Джесси избежать тех жизненных передряг, которые стали причиной ее смерти в столь молодом возрасте? Вероятно, тогда у Джека был бы сейчас сын, которого он брал бы с собой на бейсбол или на рыбалку, оберегая от развращающего влияния дядюшки Тео. К вечеру воскресенья Джек создал в своем воображении волшебный маленький мирок, в котором они втроем жили счастливо, и образ сына стоял у него перед глазами, как будто все было так на самом деле – он чувствовал звук его голоса, запах волос, худенькие ручки десятилетнего мальчика, обнимающие его, когда они вдвоем барахтались на полу.

Потом наступило утро и раздался телефонный звонок из окружной прокуратуры, напомнив ему, что в этом мире ничто не совершенно.

– Сын Линдси Харт страдает глухотой, – объявил Джерри Шафетц.

Джек едва не лишился дара речи, и его хватило лишь на то, чтобы пробормотать очевидное:

– Вот почему он не слышал выстрела.

– Вот почему он ничего не слышит, – подытожил прокурор.

Джерри продолжал что-то говорить, и Джек крепче стиснул телефонную трубку, боясь, что она выпадет у него из рук. Он наверняка попробовал бы выудить у Джерри дополнительные сведения и даже смог бы продержать его у телефона до самого утра, если бы его мальчик был всего лишь очередным мальчишкой. Но обстоятельства не дали Джеку возможности сделать вид, будто ему все равно. Его связь с сыном Линдси Харт ни в коем случае не должна была стать известной Джерри и остальному миру. Он не мог позволить себе допустить оплошность.

– Джерри, я тебе крайне признателен за услугу.

– Означает ли это, что ты не собираешься защищать ее?

– Я должен поразмыслить об этом.

– Но ты сказал…

– Я знаю. Извини, но я должен бежать.

Казалось, телефонная трубка весила добрый центнер, когда он опустил ее на рычаг. Он подошел к окну в кухне и уставился на залив Бискейн,[2] наблюдая в тишине за тем, как теплый юго-восточный бриз гонит к берегу бесконечную череду волн, с негромким плеском накатывающихся на волнорез. Они не олицетворяли собой всесокрушающую мощь природы, не представляли зрелище, способное вселить в душу страх и трепет. Но они были вечными в своей бесконечности, неустанными и непрекращающимися, подобно эмоциям, которые бурлили в душе Джека.

Перед его мысленным взором вдруг возникла следующая картина. Джек – преисполненный гордости молодой отец, стоит в детской комнате больницы и держит на руках ребенка. Он улыбается во весь рот и наблюдает за тем, как к нему приближается врач с серьезным выражением лица, и тогда улыбка Джека увядает. Совершенно очевидно, что врач явился не с добрыми новостями, и Джек откуда-то знает: врач собирается сказать ему, что ребенок страдает глухотой. Внезапно картина меняется. Джек больше не молодой отец, он превратился в маленького мальчика, которого держит на руках другой мужчина. Этот мужчина в больнице – отец Джека, молодой Гарри Суайтек, и каким-то чудесным образом этот крошечный сонный новорожденный Джек слышит и понимает, а доктор кладет руку на плечо Гарри Суайтека и мягко произносит: «Мне очень жаль, мистер Суайтек. Мы сделали все возможное, но не смогли спасти вашу супругу». Джеку показалось, что он падает, когда его отец рухнул на стул, ощутил, как крупная дрожь сотрясает его тело, когда он осознал всю тяжесть и ужас случившегося, почувствовал, как руки молодого вдовца крепче обняли его, словно намереваясь никогда не отпускать от себя своего ребенка. Гарри что-то говорил, голос его звучал приглушенно, он уткнулся лицом в хлопчатобумажное одеяло, в которое закутан его сын. В словах звучали одновременно и любовь, и ярость, ярость горькая и бесконечная. Мысленно Джек по-прежнему видел себя закутанным в одеяло, и только годы летели мимо. Его отец продолжал говорить, похоже, он не понимал, что мальчик взрослеет, он все еще был убежден, что сын ничего не слышит. Джек не знает, в какой именно момент это случилось, но врач вернулся. Он старался не смотреть в глаза Джеку или его отцу, словно не мог решить, кому из них он должен сообщить неприятное известие.

– Мальчик страдает глухотой, – проговорил врач, и Гарри вздрогнул от сдерживаемых рыданий, а Джеку было мучительно больно сознавать, что пройдет почти тридцать лет, прежде чем к нему вернется слух и он сможет понять, что говорит ему отец.

Джек отошел от окна, пытаясь избавиться от ложных воспоминаний, хотя это совсем не воспоминания, а причиняющие боль картины прошлого, которое никак не оставит его в покое, – прошлого, разобраться в котором он так себе никогда и не позволил. И оттого, что он узнал о существовании собственного сына, ему не стало легче.

Или все-таки он испытал облегчение?

Потянувшись за телефонной трубкой, он внезапно вновь ощутил себя адвокатом. Он набрал номер коммутатора отеля «Интер-континенталь», изменил голос и сказал оператору:

– Я хотел бы поговорить с одной вашей гостьей, если можно. Ее зовут Линдси Харт. Дело срочное.

Глава пятая

Джек встретился с ней в своем офисе, лицом к лицу. Ему необходимо было решить, насколько он может доверять Линдси, а по телефону этого не сделаешь.

– Почему вы не сказали мне, что мальчик глухой?

Его обвиняющий тон заставил Линдси вздрогнуть и замереть, но ответила она спокойным голосом.

– Он родился таким. Я думала, вы знаете.

– Пожалуйста, не лгите мне.

– Это святая правда.

Джек задумался над ее словами, но при этом не упускал из виду язык тела. Она еще сильнее сжала губы.

– Я вам не верю, – заявил он.

– Для чего мне лгать вам в таких вещах?

– Мне известно лишь, что после того как я прочел отчет Службы криминальных расследований о следствии по делу, я позвонил вам и сказал, что меня беспокоят показания судебно-медицинского эксперта относительно времени наступления смерти. Я не мог взять в толк, почему, если, как предполагается, вы стреляли из пистолета в собственном доме около пяти часов утра, в деле отсутствовали свидетельские показания вашего сына и он вообще не упоминался. Мне казалось невозможным, чтобы он не слышал стрельбы в соседней комнате.

– И я согласилась с вами.

– Но вы опустили ключевой факт.

– Он не слышит, Джек. Это не превращает его в неодушевленный предмет. Он способен чувствовать и осязать происходящее.

– Итак, когда я позвонил вам и заявил, что в отчете о следствии по делу есть огромный пробел, вы решили, будто я имею в виду именно это – то что ваш сын должен был ощутить выстрел в соседней комнате?

– Грохот захлопнувшейся двери, звук шагов стрелявшего человека, в панике мечущегося по комнате. Все эти движения вызывают вполне определенные ощущения.

– Пожалуйста, просто ответьте на мой вопрос. Вы действительно решили, что я говорю именно об этом?

Джеку не доставляло удовольствия вот так давить на нее. Но если и существовало что-то, с чем он не мог справиться, так это клиент, который лжет своему адвокату.

– Нет, – наконец ответила она. – Я точно знала, о чем вы думаете. Вы исходили из предположения, что он должен был слышать выстрел.

– Вы знали это. Тем не менее, вы позволили мне сломя голову броситься в прокуратуру округа с утверждением, что Линдси Харт не могла застрелить своего супруга так, чтобы мальчик этого не услышал.

– Я не знала, что вы собирались разговаривать с прокурором. Вы сказали, что вам нужно время, чтобы все обдумать, что вы сообщите мне, если решите взяться за это дело.

– Получается, вы сочли допустимым ввести меня в заблуждение, при условии что это останется между нами?

Она опустила глаза и прошептала:

– У меня было такое чувство, словно я и так взваливаю на вас непомерный груз, даже не упоминая о том, что он не слышит.

Линдси Харт казалась искренней, но ее губы снова сжались характерным образом.

– Я не уверен, что это все объясняет, – заметил Джек.

Она заговорила негромким, спокойным голосом, по-прежнему избегая смотреть ему в глаза.

– Вы должны понять. Когда вы прочли отчет о ходе следствия и позвонили мне, вы были так уверены в том, что время смерти свидетельствует о моей невиновности. Я… Я не могла своими руками разрушить то единственное, что работало на меня. Просто не могла.

– Вы полагали, что можете обманом вынудить меня стать вашим адвокатом?

Внезапно ее начала бить дрожь. Джек инстинктивно выхватил упаковку салфеток из верхнего ящика стола и протянул ей.

– Я невиновна, – проговорила она срывающимся голосом. – Можете ли вы себе представить, каково это – быть несправедливо обвиненной в убийстве отца вашего ребенка?

– Могу себе представить.

– Тогда неужели вы не видите? В тот момент для меня не имело значения, почему вы думаете, что я невиновна. Мне важно было всего лишь знать, что вы поверили в то, что я не совершала этого.

– Ваш обман вряд ли способен укрепить мою веру.

– Если я могла бы доказать свою невиновность, то не нуждалась бы в вас.

Она промокнула слезинку, и Джек дал ей время прийти в себя.

– Разумная мысль. Но если вы солгали, то не получите меня.

– Простите меня. Этого больше не повторится. С тех пор как это случилось, меня не покидает чувство, что все против меня. Полиция, вообще все. Такое ощущение, словно они уже все решили.

– Как, по-вашему, почему так происходит?

– Я думаю, все дело в моем интервью «Газетт».

– Что такое «Газетт»?

– Это местная газета, которая издается на базе. Они спросили меня, что, по моему мнению, случилось с моим мужем, ну, я и сказала им. А они все напечатали. С этого самого дня окружающие стали вести себя так, словно у меня на лбу написано крупными буквами: «Солдат противника».

– Что именно вы сказали?

Она заколебалась, явно не уверенная в том, что Джек готов выслушать ее версию.

– Моего мужа не столько убили… сколько устранили.

– Что вы имеете в виду под словом «устранили»?

– Заставили замолчать.

– Кто?

Похоже, это получилось у нее непроизвольно, но она судорожно стиснула бумажную салфетку в кулачке.

– Этот отчет СКР ВМФ был тщательно отредактирован, из него вымарали всю секретную информацию. Как вы думаете, что они скрывают?

– Насколько я понимаю, подобное случается сплошь и рядом и характерно не только для данного случая.

– Я уверена, что такое происходит регулярно. Как только у флота появляется что скрывать.

Она уже начала изъясняться, как параноик, но Джек тщательно подбирал слова.

– После того, что вам довелось пережить, вы, разумеется, имеете право на определенный скептицизм.