Ошибка президента

ФРИДРИХ ЕВСЕЕВИЧ НЕЗНАНСКИЙ

ОШИБКА ПРЕЗИДЕНТА

Пролог

Поезд пришел рано. Леха собрался было взять такси, но потом передумал. Трамваи, слава Богу, уже ходили, а ему было приятно после долгой отлучки возвращаться в родной город постепенно и не спеша. Полупустой вагон покачивался на поворотах, и мало спавший ночью Леха задремал.

—        «Площадь Борьбы», «МИИТ» следующая! — неожиданно громко выкрикнула кондукторша. Леха открыл глаза и обомлел перед ним сидел здоровенный, толстомордый негр!

—        Миру мир! — сказал негр и захохотал.

«Фестиваль! — догадался Леха. — А язык-то красный, как cnexfnmу людей», — с удивлением отметил он про себя и невпопад ответил недавно выученной фразой:

—        Хинди-руси пхай-пхай!

Без всякого удовольствия Леха подумал, что и сам он в этом шикарном костюме и с новым кожаным портфелем похож на фестивального делегата. Настроение испортилось.

В утренней тишине в трамвайный перезвон все время врывались идиотские новые песни. С одного конца слышалось:

Молодость всего земного шара Мы зовем сегодня за собой.

Мир, мир, мир, мир! —

Вот девиз наш боевой.

А на другом отзывалось:

Дети разных народов,

Мы мечтою о мире живем,

В эти грозные годы

Мы за счастье бороться идем...

Все стало на свои места, только когда на кругу Леха спрыгнул с подножки пятидесятого трамвая. Выпуклые окна (делали такие до революции) десятого корпуса пускали солнечные зайчики. Дома. Стало безудержно весело. Он сорвал с клумбы яркий красный цветок и воткнул его в петлицу пиджака.

—        Извини, — сказал он взиравшему сверху строгому памятнику Вильямсу и зашагал к пруду. Впрочем, размышления довольно быстро согнали с его лица беспечную улыбку.

Пройдя лодочную станцию, Леха тормознул и внимательно смерил взглядом высокий дощатый забор, потом решительно толкнул незапертую калитку.

Здоровенный пес Волчара, получивший такую кличку за отвращение к пустому лаю, бросился было на него с рыком, но, узнав, радостно завилял хвостом; чувство собственного достоинства помешало псу выразить свои чувства более открыто. В колено Лехе ткнулся козленок и приветственно заблеял. Он потрепал его безрогую головку и опять огляделся.

Все по-прежнему: слева козий хлев, дальше огромный сарай с сеновалом, поленница, справа — аккуратный огородик на пару соток, под яблонями стол с двумя скамейками, а за ним на самом берегу пруда довольно большой, но обветшавший дом.

На открытом окошке стояла «Ригонда», из нее несся бодрый, размеренный голос Левитана: «Подходит к концу всемирный форум молодежи. Гостеприимные и хлебосольные жители нашей столицы рады приветствовать юношей и девушек из ста тридцати одной страны планеты. К нам приехали студенты и крестьяне, докеры и шахтеры, рыбаки и учителя. Независимо от обычаев и цвета кожи всех нас объединяет...»

Хозяин спиной к калитке плескался у рукомойника.

Леха неслышно подошел ближе, присел за столик, закурил и только после этого вполголоса позвал:

—        Попердяка!

Тот вздрогнул и обернулся.

—        Алай? — Растерянность на его лице быстро сменилась наигранным весельем. — Леха, друг, сколько лет, сколько зим!..

«Делегаты Ассамблеи Всемирной федерации демократической молодежи вскоре соберутся в столице социалистической Украины. «Молодежь, объединяйся! Вперед за прочный мир!» — начертано на знамени этой организации...» — продолжал басить Левитан.

—        Славик, выруби эту лабуду!

—        Я погоду хотел дождаться, — каким-то извиняющимся тоном пробормотал Славка, но послушно захромал к окошку и выключил радио. — Ну, привет. Эким ты фраером вырядился. Давно в Москве?

—        Привет-привет, — холодно пробасил Леха. — Костюмчик я вчера в Ярославле справил, вот видишь, и портфель в придачу дали. С вокзала сразу в твой шалман; не выспался, сам понимаешь. «И на поезде, в мягком вагоне...» — пропел он. — Так что пойду у тебя на сеновале малость покемарю. И вообще, денек-другой перекантуюсь. Не возражаешь?

—        Да ты что в натуре!

—        Ну вот и отлично. Да похавать организуй, ты ведь при деньгах небось: как-никак — «Всемирный форум», «посланцы дружбы», — Леха кивнул в сторону «Ригонды», — по ширме бегать самая маза.

—        Сей момент! Какие проблемы между корешами! — все с той же деланной радостью ответил Славка и пошел в дом: — Мать, пожрать сгоноши! Крестник твой приехал!

—        Нет, кореш, лабуду порешь. Кой-какие проблемы есть... — тихо процедил ему вслед Леха.

В окошке появилось худое, морщинистое лицо старушки:

—        Ленечка! Вернулся! Слава тебе Господи! А я как раз вчера баранинки достала! Счас я ее с чесночком, как ты любишь!

Баранинки Леха дожидаться не стал, перекусил вчерашней молодой картошкой с козьим молоком.

—        Как тут дела? — спросил он провожавшего его на сеновал Славку.

—        Все путем. Тишина и нет конвоя. Бригадмил, правда, лютует по случаю фестиваля. Жорка, брательник твой двоюродный, всю дорогу у меня кантуется; подрос, в люди выходит. Так что подпасок у тебя будет стоящий.

Леха спал чутко; обыденные звуки доносились до его сознания и вплетались в сновидения. Снился высокий берег Печоры, на который почему-то надо было затаскивать приготовленный к сплаву лес. Бревна артачились и блеяли по-козлиному. Зонный барин, почему-то исполнявший обязанности рядового вохровца, бренчал на гитаре и с издевкой покрикивал: «Хватай больше, кидай дальше, отдыхай, пока летит!»

Вдруг послышался какой-то шорох, и Леха мгновенно вскочил.

—        Леха? Ты здесь? — Это был Жорка, двоюродный брат; войдя с яркого солнца в полутьму сарая, он растерянно жмурился, но ничего не видел.

-Ну, здорово, брательник! — подскочил к нему Леха и обнял. — Какой вымахал-то! Семилетку кончил?

—        Не-а, переэкзаменовка на осень... — неохотно признался Жорка.

—        Ну, бугай бестолковый — вырос, а ума не вынес! Ладно, определим тебя к делу! — Леха присел на приступок дверного проема, достал пачку «Красной звезды» и похлопал себя по карманам в поисках спичек.

Жорка восторженно оглядывал его.

—        Ща принесу! — Он вприпрыжку побежал к дому.

Спички он взял у худощавого парнишки, сидевшего за столиком спиной к Лехе и небрежно перебиравшего струны гитары.

—        Кто такой? — спросил Леха вернувшегося брата.

—        Костька, корешок мой. Законный пацан! Сосед — в Горелом доме живет. Мы с ним раньше за одной партой сидели, а как смешанные школы сделали, его в шестьсот вторую перевели, в женскую. Он меня по географии готовит.

—        Ну дела... — хмыкнул Леха, — Была здесь «малина», а теперь — заочный институт! Школа рабочей молодежи — и Попердяка классный руководитель, так, что ли?

—        Так ведь переэкзаменовка — чего ж делать-то... — извиняясь, промямлил Жорка, — но мы с ним вообще дружим. Вот в карты играем, — как-то невпопад добавил он растерянно.

—        Много продули?

—        Ты что! Мы на лапу играем, — приободрился Жорка. — На пляжу фраеров много, а Костька колоду зарядил — будь спок! И передергивает отлупно.

—        Во что играете?

—        Во что придется — в секу, в буру, в очко, в козла даже... За эту неделю на рыло по две тысячи вышло.

—        Да ты миллионер! Одолжи братцу штуку!

—        Я свою долю Костьке отдал.

Леха удивленно вскинул брови.

—        Понимаешь, ему башли позарез нужны, много. То есть не ему, а отцу его. Костька узнал и говорит: «Надо батю выручать».

—        Проворовался, что ли, папаня?

—        Ты что, он профессором работает!

—        Что ж это у профессора монеты не хватает? На дачу копит?

—        Не знаю. И Костька не знает. Он просто сказал: «Отцу помочь — дело святое».

—        Ну что ж, Костька твой молодец, а папашка его, видать, лопух.

—        Не, пахан у него — мужик что надо! Книжки мне дает.

—        А на хрена тебе книжки профессорские?

—        Да нет, нормальные книжки, Есенин, «Граф МонтеКристо»...

—        Ну Есенин тот еще кент, а про графьев ты хорошо напомнил. Дело есть: слетай в Ивановские бараки, узнай втихаря, здесь ли Граф, у него заначка моя. Много только не балабонь. Графа нет — Людку найдешь. Ну эту... знаешь ее? — Жора кивнул. — У нее про Графа спросишь... Хотя нет, не надо. Просто скажи, что я приехал, хрусты нужны. Пусть вечерком на Старый двор подвалит. А умника своего зови сюда. Познакомимся.

Костя подходил нарочито небрежно, вразвалочку, по-прежнему позвякивая гитарой и напевая под нос:

Снова эти крытые вагоны,

Стук колес неровный перебой,

Снова опустевшие перроны

И собак конвоя грозный вой...

Леха неторопливо оглядел худощавого молодого человека. Отутюженные брюки, цветастая заграничная ковбойка. Взгляд серых глаз был умным, внимательным, изучающим и довольно нахальным.

—        Ну что, шпана, давай знакомиться.

—        Константин.

—        Алексей Дмитрич, можно Леха-Алай— швец и скокарь. Только что с курорта, припухал у комиков. Чабан крутой, гайдамаки борзые, штевка — полный локш, вот к вам на фестиваль за балагасом подался.

Костя почти ничего не понял; он вдруг оробел и неожиданно для себя перешел на «вы», стараясь подладиться к блатному языку.

—        Долго срок мотали?

—        Ерунда, пару лет. Фуфло прогнал: шмелъцером проходил. А вы тут с братаном из чиграшей без гувернера в шлепера вышли?

Костя совсем растерялся и как-то неопределенно пожал плечами.

—        Э-э, я думал, ты блатной, а ты голодный... — усмехнулся Леха. — Посмотрим, как ты по географии кнокаешь. Щелья-Юр — что такое?

Костя повеселел, в географии он был король:

—        Это на Средней Печоре; щелья — такой высокий берег, а юр значит «голова», Щелья-Юр — «голова щельи», а выше по течению есть еще Щелья-Бож — «хвост щельи».

Теперь настала Лехина очередь удивляться:

—        Ну ты даешь! Я там чалился и то не знаю.

—        У меня отец — географ, топонимикой занимается, это про происхождение названий, так что я по картам и читать учился.

—        Вот-вот, мне брательник уже сообщил, как вы по картам читаете, где туз бубей, где крестовая шестерка, — уже без всякой фени сказал Леха; пацан почему-то ему был ужасно симпатичен.

—        Трепло!

Леха на минуту задумался.

—        Вообще-то ты прав, про дело каждому свистеть не стоит. Но мы с ним больше чем родня. Его мать меня в эвакуацию в Казань взяла. Жорка там родился. А в сорок пятом тетя Даша померла, помыкались мы с брательником по России, пока до Москвы добрались. Да и здесь поначалу в сарае жили... Вот так, Профессор. Зачем тебе-то хрусты понадобились? Твое дело всякая там химия с географией, так потихоньку в начальство выйдешь, на «Победе» будешь ездить.

—        Без денег не выйдешь.

—        Да-а? И много тебе надо? Тыщ сто хватит?

—        Сто тысяч? — ухмыльнулся мальчишка. — Это так, на житье. А чтобы в люди выйти — я прикидывал — миллиона полтора для начала, а там само пойдет, по учению Карла Маркса.

—        Ну тогда учи язык коми, на северах половина вертухаев из комиков. Мать твою вирэн-орэн!