ПЛАСТУНЫ

         Зырянский, с тревогой глядя на небо, подумал, что дождь сейчас будет совсем уж некстати…

  4. ВОЛЧИЙ ВОЙ...

         Луна снова укрылась за тучами, и непроглядная темень упала за землю.

         И лишь Заруба своим волчьим зрением видел, как от кромки леса стремглав убегают пять казаков, отправленных им уничтожить следы его короткой схватки с психадзе.

         Едва ввалившись за ограду кошары, Фрол Лысогорко, задыхаясь от быстрого бега, выпалил: «Хиджреты! Много!», и свалился на кучу сена.

         Гнат сразу сообразил, что хиджреты вышли вслед за разведкой, намереваясь узнать ее результаты на месте. Нетрудно было предугадать и их дальнейшие действия в случае, если в условленном месте они не обнаружат психадзе. Тогда они пойдут лавой на кошару.

         - Много – это сколько? – обернувшись к Фролу, спросил Заруба.

         - Сотня, может чуть поболее, - все еще тяжело дыша, ответил Фрол.

         - Ну, от сотни-то отобьемся, - сказал откуда-то из темного угла Лукьян Синица.

         - Да? – жестко рубанул Заруба. – А сено запалят? А повозки начнут гореть? А крыша запылает? Что с раненными будешь делать, а, Лукьян?

           Синица виновато промолчал.

          - Ну-ка, быстро лекаря сюда! – приказал Заруба. Лекарь тут же объявился рядом с атаманом.

          - Быстрый ты! – восхитился Гнат. – Слухай, есть у тебя склянка какая-нито, чтоб зеленого стекла была?

          - Есть-есть, - затараторил лекарь, - целая кварта касторового масла в бутыли зеленого стекла.

          - А что, часто казаки пользуют касторовое масло для быстрого опорожнения кишечника?

          - Да вот, за два года так и ни разу не применялось, батьку!

          - Так вылей его к бису – то масло, а склянку тащи сюда! – гаркнул Заруба.

          Собрав в круг десяток казаков, он быстро заговорил:

           - Сейчас побьем склянку на мелкие осколки, с пятак величиной. Осколки надо попарно расставить по щелям в тыне, на повозках, по всей длине нашей огорожи. Нарежьте все по два куска свечки, и когда хиджреты пойдут, нужно будет передвигаться от пары к паре стекляшек и подсвечивать их изнутри.

           - Так нашо це, батьку? – недоуменно спросил кто-то из казаков.

           - А на то, чтоб горцы, а точнее сказать, их кони приняли эти стекляшки за горящие в ночи глаза волчьей стаи. Горцы-то волков не испугаются, а вот их кони…

           Тем временем лекарь принес бутыль, и Гнат, обернув ее холстиной, чтоб не греметь, аккуратно подробил ее рукоятью пистоля.

           - Ну-ка, подсвети, - сказал он Лысогорке, вынув стекляшку из холстины и отставив ее на вытянутую руку.

           Фрол поднес огонек свечи к осколку стекла, и тот вдруг вспыхнул ярко-зеленым бликом.

          - Оце добре прыдумав, батьку-атаман! – крякнул удовлетворенно Фрол. – Здаля – ну точно вовчи очи!

          - Быстро крепите стекляшки, как я сказал, - распорядился Гнат. – Хиджреты вот-вот появятся!

          И точно, вскоре послышался знакомый каждому казаку с детства нарастающий гул, и земля под ногами стала мелко дрожать. Это могло означать только одно – приближение большого конского табуна.

          Зная, что его голос за топотом копыт горцы не услышат, Заруба крикнул «зажигай» и подошел к ограде. Оглянувшись,  он увидел, как то здесь, то там стали вспыхивать попарно «волчьи глаза», и, набрав в легкие побольше воздуха… вдруг завыл по-волчьи.

          От неожиданности ближайший к нему казак выронил свечи, и упав на колени, начал истово креститься, бормоча «свят,свят,свят…»

          В этот же момент с другой стороны кошары завыл Синица, ему вторил Лысогорко, и леденящий душу волчий вой разнесся далеко вокруг, ввергая в смертельный ужас все живое.

          Как и думал Заруба, лошади хиджретов впали в панику. Зловещее мерцание полутора десятков пар волчьих глаз и волчий вой, от которого кровь стынет в конских жилах и грива встает дыбом, остановили стремительный бег коней. Не слушаясь всадников, пытающихся вернуть их  в строй, кони шарахались, сбивая и тесня друг друга, стремясь найти спасительный проход и уйти от опасной близости волчьей стаи. Их дикое, испуганное ржание перекрыло даже вой  «волков». Постепенно, расталкивая мощными крупами собратьев, лошади горцев освободили проход и плотной массой пошли обратно в горы.

          И еще долго их преследовал несмолкающий предвестник смерти – волчий вой…

          В это момент в небе раскатисто громыхнул гром, и небо наискось прорезала яркая вспышка молнии. А через несколько мгновений – вначале медленно, крупными каплями закапал дождь, и вдруг хлынул сплошным потоком ливня.

          - Теперь уж точно пронесло, - подумал Заруба и широко, размашисто перекрестился.

          - Оце так победили, не стрельнув ни разу, - произнес рядом чей-то приглушенный голос…

 5. ЗАРУБА И СИНИЦА

         Ранним утром прискакали на измученных лошадях пластуны, высланные Осычным.

 Им пришлось передвигаться всю ночь под проливным дождем, поэтому все вымокли до нитки. И казаки, и их лошади  были заляпаны глиной, вылетающей крупными ошметками из-под копыт,  с ног до головы. Идти даже шагом лошади по местному глинозему, раскисающему в дождь в вязкое, тягучее месиво – тяжкий труд, а им пришлось скакать рысью, чтоб до рассвета добраться до кошары.

          Глядя, с сожалением на падающих от усталости коней, Заруба подумал, что бесполезно вот сейчас, без отдыха отправлять их в обратный путь со сведениями, полученными от Кунты. А сведения необходимо было доставить Зырянскому немедленно.

 Оставался еще его бодрый и выносливый Янычар, но оставить казаков и раненных Заруба не мог. Прибывшие пластуны тоже нуждались в отдыхе, и Заруба решил отправить на Янычаре Синицу.

           Уединившись с Лукьяном, Заруба подробно рассказал ему о плане шамхала Тарковского атаковать полк по старому руслу Аксая с выходом через орешник прямо во фланг позициям полка. Чтобы запереть войско шамхала в русле под каменными сводами, Заруба предложил заложить пороховые заряды в наиболее узких местах на гребнях и взорвать их, когда войско полностью втянется в теснину ущелья, образованного руслом. А тех хиджретов, что прорвутся сквозь завалы, добить в орешнике.

           Заруба лично оседлал Янычара и, подтянув все ремни подпруги, ласково потрепал его холку.

           - Ну, любый друже, сослужи службу добрую – донеси швыденько моего брата Лукьяна до казацкого стана! – сказал Гнат на ухо коню.

           Янычар посмотрел на хозяина с немой укоризной в темно-лиловых глазах, но все ж прикоснулся своими бархатными губами к щеке казака в знак понимания.

           Синица ловко, не касаясь стремян, вскочил в седло и, накинув на голову брезентовую  накидку ушел под косые струи дождя.

           Несмотря на раскисшую грязь под копытами, Янычар пошел ровно и легко. С белой завистью и восхищением смотрели казаки вослед атаманскому коню….

           Разделив нехитрые припасы, доставленные пластунами: сухари, сало и лук, казаки впервые за несколько дней поели нормально – до этого экономили каждый сухарь.

           Лекарь, сидя у костерка, разглядывал содержимое медицинской сумки, переданной ему полковым врачом, и по его лицу блуждала довольная улыбка (до этого он полоскал под струями дождя уже не раз использованные бинты).

           Убедившись, что все в их временном лагере идет своим чередом – казаки накормлены, медикаменты доставлены, дозоры выставлены и бдительно несут службу, хиджреты под проливным дождем вряд ли рискнуть напасть на казачий лагерь, Заруба уединился с толмачом Улябом и о чем-то долго с ним разговаривал, глядя на линии и стрелки, которые чертил Уляб на мокром песке тонким прутиком.

           Вскоре начало темнеть, и Заруба, подозвав к себе Антипа Синицу и Фрола Лысогорко, коротко сказал:

           - Собирайтесь! В гости к «водяным псам» пойдем…

           - Шо, втроем?-  спросил молодой Антипка.

           - Нет, всю заставу с собой возьмем, - отшутился Гнат. – Нужно угнать их лошадей, а получится – то и всю их банду вырезать. Но твоя задача – только собрать коней, потому что они тебя все почему-то любят, даже чужие.

           - Шо, втроем? – опять открыл удивленно рот Антип, но в ответ получил лишь легкий подзатыльник.

           - Та как можно втроем, их же может из сотню буде, чи больше… - продолжал бурчать Антип, потирая затылок.

           Оставив в лагере огнестрельное оружие, чтоб не таскать в горах лишний груз (стрелять-то все равно не придется – в полной тишине придется работать), казаки, накинув на головы плотные брезентовые накидки, сложенные пакетом , ушли в дождь.

6. В ЛАГЕРЕ ШАМХАЛА

            Дождь, непрестанно льющий вот уже трое суток, спутал все карты и противнику, и полковнику Зырянскому…

            И без того бурный Аксай, переполнившийся льющими с гор ручьями, выплеснулся из берегов, сбросив часть своих мутных селевых потоков в старое русло. И теперь по сухому ранее гравию, устилавшему дно давно высохшего русла, неслись бурные потоки, быстро забивая узкие проходы в скалах вывороченными с корнями деревьями, трупами животных, и прочим мусором.

             Нечего было и думать провести по этому бешено ревущему потоку воинов для нападения на стан егерей и казаков.

             И первыми возроптали турки-сипаи. Привыкшие проявлять отвагу и воинское мастерство в боях, они не были приучены стойко переносить природные катаклизмы и отсутствие нормальных условий походной жизни.

             Затем начали роптать и амиры местных отрядов. Никому не улыбалась перспектива торчать на практически открытом месте под проливным дождем еще несколько дней.

             Наиболее нетерпеливые предлагали разобрать ночью завал и напасть на урусов, используя численное преимущество горцев и их умение сражаться в ночных набегах.

             Шамхал долго думал и, наконец, решился  предпринять ночной штурм укрепления русских. Он собрал амиров и объявил им свое решение, отдав необходимые распоряжения. Специально отобранные всадники на крепких лошадях должны были, по его команде, уже в сумерках привязать хлысты наиболее крупных, сцепленных ветками деревьев, к двойкам-тройкам лошадей, чтобы, рванув кряжи лошадиными силами, разом очистить проход.

              Остальные воины должны будут, не мешкая, идти в образовавшийся проход и бить урусов, не ожидающих, конечно же, ночной атаки.

              План Шамхала так понравился ему, что он уже в предвкушении победы над ненавистным противником, довольно потирал пухлые, унизанные драгоценными перстнями ручки с ямочками на костяшках оснований пальцев, как у малолетнего ребенка.         

              Однако, и полковник Зырянский, понимая, что уже нет смысла отправлять казаков на гребни, поскольку подъем на скалы, покрытые предательски скользкой глиной, был попросту самоубийственным, призадумался над дальнейшими действиями войска шамхала. Не составило большого труда сообразить, что горцы попытаются  не этой, так следующей ночью растащить завал и напасть на лагерь. Предвидя подобное развитие событий, полковник не терял времени даром. И этой же ночью егеря, подкопом добравшись почти до середины завала, заложили там несколько картузов с порохом. Картузы, изготовленные из плотно спрессованного провощенного картона, не боялись влаги, а вот огнепроводные шнуры от долгого лежания в мокрой земле, могли выйти из строя и не сдетонировать. И тогда одному из егерей, который успел год проучиться  на провизора в большой московской аптеке Финкельштейна и соображал в химии, пришла в голову неожиданная мысль: прокопать небольшую малозаметную канавку от нефтяной лужи, расположенной саженях в двадцати от последней сакли и подпитывающейся постоянно из выходящей на поверхность земли подземной нефтяной скважины. Егеря давно наловчились делать из нефти самодельные светильники. Для этого они обрезали и сплющивали верхнюю часть трофейных кувшинов, десятка два которых было захвачено в обозе, отбитом у горцев, заливали внутрь нефть и опускали в нее кусок пушечного фитиля. Пропитываясь нефтью, фитили, хоть и коптили изрядно, но давали ровный яркий свет.

              Проложенный в нефтяной среде огнепроводный шнур не промокнет от дождя, а наоборот, напитанный фракциями нефти, станет еще более взрывоопасным. Когда начали копать канаву, нефть почему-то стала выходить из-под земли толчками, а затем быстро заполнила канаву и дошла до завала, образовав под ним небольшое озеро. По канаве и проложили огнепроводный шнур, заведя капсюли в картузы. Заложив шнур, канаву закольцевали, направив остатки нефти под завал, чтобы в случае взрыва огонь не пошел к скважине и не взорвал казачий стан.  Никто из участников этой операции, даже недоучившийся провизор – «химик», в самом страшном сне не могли увидеть и даже предположить, к каким последствиям приведет взрыв двухсот фунтов   пороха в озерке нефти…

             А штурм, так тщательно продуманный и проработанный Тарковским шамхалом и его штабом, был назначен на следующую ночь.

7. ВЫЛАЗКА В ЛАГЕРЬ ПСИХАДЗЕ

             Уляб достаточно подробно объяснил, как пройти к лагерю психадзе, но темная ночь и постоянная завеса дождя, заставили казаков несколько раз терять и вновь находить указанные Улябом ориентиры, что отняло у них не менее двух часов лишнего времени.

             И все же они вышли к лагерю, хотя и с большим опозданием.

             - Ничего, - сказал Лысогорко, -  об энту пору сон самый крепкий и сладкий.

             Несмотря на непогоду, «водяные псы» все же выставили секрет со стороны тропы, поскольку с трех других сторон к лагерю подобраться было невозможно – он располагался в естественном разломе скальных пород, окруженный отвесными склонами высотой саженей , эдак, по сто. Да и тропа прерывалась глубокой расщелиной, через которую был перекинут мост из буковых стволов.

             Двое постовых, натянув над собой кусок брезента и закутавшись в бурки, коротали время в неспешной беседе, укрывшись под кроной огромного дуба. Их тела полетели в расщелину, а брезент и бурки, как весьма необходимое в военном походе снаряжение, были аккуратно свернуты и до поры оставлены под сводами ажурной листвы дуба.

             В полной темноте пластуны двинулись дальше и наткнулись на стену, связанную из камышовых матов. Неслышно обойдя обнаруженное препятствие, они поняли, что попали в самый центр лагеря – под огромным навесом, крышей которого была нависшая над расщелиной каменная плита, а  стены были сложены из толстых камышовых матов, мирно отдыхало все войско психадзе. Лишь двое воинов следили за костром, устроенным из длинных толстых бревен, закрепленных вбитыми в землю колышками. Бревна, уложенные одно на другое, тлели от нижних более тонких дровишек, давая ровное устойчивое тепло, направленное, таким образом, внутрь навеса.

            Управившись с «костровыми», Заруба сосчитал спящих, коих оказалось восемнадцать человек, и понял, что вдвоем с Лысогоркой им не управиться. Упаси Господь, хоть один проснется и поднимет тревогу, отбиться они уже не смогут и полягут тут зазря, не добыв так необходимых сейчас казакам лошадей.

           Он приобнял товарищей за шеи, приблизив их головы к своей, и тихим шепотом сказал:

           - Резать втроем придется – больно много их. Рассекать шею нужно прямо под кадыком, поглубже, чтоб наверняка перерезать яремную вену – тогда смерть мгновенная и кровь не брызжет – вовнутрь уходит. И лучше чуть придерживать тело, чтоб ненароком не дернулось.

           - А если просто горло перехватить, разве не быстрее будет?- спросил Антипка.

           - Если перерезать горло, во-первых, на тебя, а главное – на спящих соседей, сразу хлынет поток крови, во-вторых, человек начнет хрипеть и булькать горлом, в-третьих, он так начнет сучить ногами и вертеться, что разбудит всех, кто спит рядом, - терпеливо объяснил Заруба.

          - Ты делай, что велит атаман, и все будет нормально, - добавил Фрол.

          Пластуны разделились и, разобрав по шесть психадзе на каждого,  занялись своей противной душе, но необходимой, чтобы выжить раненным собратьям, работой.

          Предводитель «водяных псов» Кичебей , прозванный так за то, что был когда-то найден чабанами в волчьем логове вместе с пятью маленькими волчатами, проснулся от резко возникшего чувства опасности.

          Он спал в середине шеренги спящих воинов, поскольку это было самое теплое место, и никто не смел его занимать, даже в его отсутствие.

          Слегка приоткрыв глаза, приученные видеть в темноте, он осторожно повел головой в одну и в другую стороны, чтоб осмотреться. И сразу понял, что его отряд практически полностью уничтожен. Бесплотная в темени ночи тень врага сейчас добивала спящего рядом с ним самого близкого ему человека, самого преданного и отважного в бою – Адучи .

          Кичебей, завернутый в бурку, был лишен маневра и, пробормотав что-то, будто во сне, повернулся к противнику, заодно отбросив полу бурки. Тень замерла, но, убедившись, что Кичебей спит, издавая легкий храп, шагнула к нему, занося нож над его горлом.

          В тот же миг Кичебей зацепил стопой ногу противника, а второй ногой, что есть силы, ударил во внутреннюю часть его  бедра. Тот свалился, как подкошенный, а Кичебей тут же вскочил на ноги и, не глядя, метнул в него кинжал. На ходу вырывая из ножен саблю, он бросился к ближайшему казаку, до которого и было всего-то три-четыре аршина.

        Но казак оказался быстрей. Ловко брошенный им нож, выкованный казацким кузнецом и закаленный только ему одному известным способом, легко пробил кольчугу на груди самого ловкого и свирепого в бою психадзе, пронзил сердце, и раздробив лопаточную кость, уперся в спинную часть кольчуги, опрокинув Кичебея навзничь.

        Разделавшись с врагом, Заруба бросился к Антипке, который лежал, не подавая признаков жизни.

        - Жги факел, - в голос сказал он Фролу – опасаться больше было некого.

        Лысогорко зажег факел и поднес его к неподвижному телу собрата.

        С первого взгляда было понятно, что казак мертв. В желтоватом свете факела жутко торчала из прорванной штанины сломанная кость бедра, а сама нога была неестественно запрокинута назад. Под самый кадык был вбит со страшной силой по самую рукоять кинжал – казаки с трудом смогли вырвать его, чтобы поднять тело.

         - Вот и отвоевался казак Антип Синица. Молод был и смел, а только смерть свою чувствовал… Эх, не надо было его брать с собой – тяжело выдавливая из себя слова промолвил  Заруба.

         - Да ты что, Гнат! – возмутился Лысогорко. – К нему ж кони шли, как пчелы на мед! Мы-то и взяли его с собой, чтоб он  табун собрал! Ну, прибрал его Господь раньше, по-своему решил судьбу казака, что ж теперь делать? Славно ведь – в бою погиб Антип, как и подобает казаку.

          - Вот так же я и брата своего – Сидора Байдужего когда-то на верную смерть послал, - скрипнул зубами Гнат.