Кот, который плыл вверх по ручью

Гомер снова отобрал у жены трубку:

— Спросите у Торнтона Хаггиса. Он брал своих мальчиков мыть песок.

Не откладывая дело в долгий ящик, Квиллер тут же позвонил камнерезу, делавшему надписи на надгробиях — сейчас он ушёл в отставку, — и договорился встретиться за ланчем. Торнтон был одной из самых интересных личностей, с которыми доводилось встречаться Квиллеру в этом северном округе. Он окончил университет в Центре — изучал историю искусств, затем вернулся домой и занялся семейным бизнесом — памятниками. Отойдя от дел, Торнтон стал волонтером: помогал в Центре искусств, а сейчас играл роль хозяина салуна в спектакле, воссоздающем прошлое. Квиллера не удивило, что Торн занимался золотоискательством.

Они договорились встретиться в Мусвилле, в «Бяке-Кулебяке». Только заведение, где подавали лучшие кулебяки в округе, могло рискнуть и взять себе такое название. А пока что Квиллер и сиамцы сидели на веранде, наслаждаясь лесной тишиной.

Коко поболтал с белкой, которая случайно оказалась у самой веранды, и навострил уши, когда с ручья донеслось кряканье. Квиллер быстро надел на него шлейку и прокатил на плече к ручью. Две утки безмятежно скользили по воде, за ними следовал выводок из девяти утят.

— Это тот кот, благодаря которому мы избавились от миссис Траффл? Мы должны наградить его медалью. — Это был Дойл Андерхилл.

Фотограф с аппаратом направлялся к лодочному сараю.

— Вы любите кататься на каноэ, Квилл? Добро пожаловать — присоединяйтесь ко мне в любое время.

— К сожалению, Дойл, у меня был неудачный опыт, когда я греб, плывя вдоль берега большого озера. Внезапно налетевший ветер развернул нос к северу, и меня понесло в Канаду со скоростью ста миль. Я не знал, что делать, и вдруг загробный голос из ниоткуда велел мне грести назад. Я благополучно вернулся к берегу, но навсегда утратил интерес к каноэ.

— Звучит сверхъестественно.

— Нет, это был всего-навсего мой сосед, отставной шеф полиции, с рупором. Как идёт съемка?

— Великолепно! На днях сфотографировал огромную сову, которая взмыла у меня над головой, как бомбардировщик.

— А что вы делаете со своими снимками?

— Продаю некоторые из них журналам.

— А вам известно, что в воскресенье в Центре искусств Пикакса открывается фотовыставка? Презентация работ Джона Бушленда.

— Я постоянно вижу его фотографии! Он супер! Я не знал, что он живёт где-то здесь.

— Вы с Венди должны сходить на эту выставку между двумя и пятью часами и познакомиться с ним.

— Мы придём, спасибо за подсказку. Очень жаль, Квилл, что вы не любите каноэ. Когда я плыву по этому ручью, то чувствую себя частью природы.

Спустя несколько минут он уже пустился в путь, даже не вспугнув уток.

Когда Квиллер прибыл в «Бяку-Кулебяку» в Мусвилле, Торнтон Хаггис уже ждал его в угловой кабинке. Благодаря белоснежной копне волос Торн сразу бросался в глаза.

— Я вижу, жена в последнее время не позволяла тебе сходить к парикмахеру, — заметил Квиллер, отпустив их обычную незамысловатую шутку.

— На этот раз я позволил ей одержать верх. Я играю в нашем спектакле хозяина салуна по прозвищу Белоснежка, так что моя шевелюра — как раз то, что надо.

— А как ты туда попал?

— Это забавно. Когда мои мальчики были подростками, они терпеть не могли историю. А теперь это взрослые мужчины, у них семьи и солидный бизнес, и они первыми подписались на это предприятие и уговорили меня.

Оба приятеля заказали знаменитые кулебяки. Торнтон сказал:

— Мне нравятся их кулебяки, потому что они подрумянивают корочку на растительном масле, а не на топленом свином сале, как это делалось прежде. К тому же они рубят мясо, как прежде, а не мелют его по-новому. А ещё используют местный картофель и добавляют в начинку лук, шалфей и немного сливочного масла

— А что, умение стряпать тоже входит в число твоих многочисленных талантов, Торн?

— Нет, но я люблю читать кулинарные книги.

— Гомер говорит, ты когда-то мыл золото, Торн.

— Это дело прошлое, моим мальчикам тогда было десять и двенадцать лет. А потом они заинтересовались футболом и девочками. И все же одно лето золотоискательство было славной семейной забавой. Мы нашли несколько крупинок и сделали из них и пластмассы брелоки для ключей. Я всё ещё пользуюсь своим.

— А где же вы мыли золото?

— Там, где теперь заповедник «Чёрный лес». В те дни там можно было рубить деревья, разбивать лагерь, охотиться на оленей в сезон и на кроликов круглый год. Тамошний лес назвали Чёрным из-за чёрных медведей, которые там обитали. Правда, единственный чёрный медведь, которого я видел, — это чучело в кафе Гэри Пратта. В наши дни придурка, уложившего медведя, застрелят самого и сделают чучело.

Подали кулебяки, и Квиллер задал новый вопрос:

— Откуда ты узнал, где искать золото?

— Всё это знали. Издавна верили, что три золотые жилы залегают под Блэк-Крик, и каждое поколение вдруг вдохновлялось этим поверьем. Потом, когда никто ничего не находил, все успокаивались до тех пор, пока ещё один старый дуралей не начинал рассказывать свои байки.

Вилки им не подали, так что кулебяки заняли обе руки и всё внимание.

Потом Квиллер спросил:

— А мне можно что-нибудь узнать о гулянье в отеле «Попойка»?

— Ничего непристойного, — ответил Торнтон. — Много смеха, дурачества, пения, танцев и похвальбы. Роджер Мак-Гиллеврэй провёл целое исследование и теперь учит ребят старинному говору.

— Есть сценарий?

— Это импровизация, но каждая группа по нескольку раз репетирует свою сценку.

— В шоу фигурируют ружья?

— Тогда не в чести были ружья. Кулаки! В лагерях лесорубов действовал запрет на драки и попойки. Боссы поддерживали закон и порядок своими кулаками. Однако на лесопильне у хозяина салуна имелось ружьё — на всякий случай.

— А ты знаешь что-нибудь из того говора? — заинтересовался Квиллер.

Торнтон знал. Этот человек знал всё.

— Мы раздали членам нашей группы словарь жаргона, бытовавшего в те дни. Я прихватил для тебя экземпляр. Когда будешь смотреть шоу, не забывай, что в тысяча восемьсот шестидесятом году лес валили молодые парни, некоторым не было и двадцати, другим чуть за двадцать. В одном лагере держали поваром двенадцатилетнего сорванца… И жизнь их изобиловала опасностями. Их убивали упавшие деревья, калечили неисправные пилы на лесопилках; они тонули, сплавляя брёвна по бурной реке. Гробовщики не успевали сколачивать сосновые гробы!

— Это потому они упивались вусмерть субботним вечером? — спросил Квиллер.

— А ещё они учились легко относиться к смерти. Мой прадедушка вырезал надписи на надгробиях — по двадцать пять центов за слово. Если в кармане покойного не находили денег, приятели скидывались ему на памятник и грубоватую эпитафию, которая ему бы понравилась. Это объяснит финал представления, когда ты его увидишь. Некоторая часть зрителей будет шокирована.

— А каков финал?

— Увидишь, — уклонился от ответа Торнтон.

Прежде чем отъехать от стоянки «Бяки-Кулебяки», Квиллер позвонил в офис своего юриста. Дж. Аллен Бартер был его поверенным во всех вопросах, касавшихся Фонда Клингеншоенов, что избавляло Квиллера от поездок в Чикаго и участия в заседаниях. Эти двое пребывали в полном согласии относительно задач и политики Фонда К.

— Полагаю, в субботу у тебя выходной, не то что у нас, изможденных газетчиков.

— Я думал, ты на каникулах, Квилл. Читая твою сегодняшнюю колонку, я решил, что её написали белки!

— В этом не было бы ничего удивительного. Они гораздо умнее, чем тебе кажется.

— Есть какие-то мысли относительно субботы? — спросил Бартер.

— Да. Как насчёт ланча в гостинице «Щелкунчик»? Здесь лучшие сандвичи по эту сторону Гудзона.

— Хорошо! А позволено ли мне осведомиться о скрытом мотиве?

— Мне нужна кое-какая информация о заповеднике «Чёрный лес».

— Мне захватить с собой бумаги?

— Нет, только твои мозги, Барт.

Перед премьерой оперы в пятницу Квиллер посмотрел видеофильм, который дала ему Ханна. Он был знаком с сюжетом, персонажами и песнями и просто хотел освежить их в памяти. Коко впечатлился и подвывал — либо от удовольствия, либо от тоски, — а Юм-Юм в знак того, что ей скучно, села спиной к экрану.

Никакая бродвейская премьера не смогла бы сравниться со спектаклем в Муслендской школе по волнениям, им вызванным. Все разоделись в пух и прах, некоторые пришли в длинных вечерних платьях и смокингах. В холле царил бедлам, поскольку у каждого нашелся кто-то свой в труппе: родственник, друг, сосед, сослуживец, клиент, пациент или прихожанин из того же церковного прихода.

На автостоянке не осталось ни одного свободного места, и Квиллеру пришлось воспользоваться пресс-картой, чтобы припарковаться рядом с именитыми согражданами. В вестибюле было полно зрителей, настолько взволнованных, что они всё никак не могли отправиться на свои места в зрительный зал. Квиллер протолкался сквозь толпу, кивая и раскланиваясь.

По пути ему попался прилавок с трёхцветными пиратскими гольфами, выручка от продажи которых должна была хотя бы частично покрыть расходы хорового клуба. Предсказывали, что гольфы будут пользоваться большой популярностью у туристов.

Квиллер предался своему любимому пороку — начал подслушивать.

— Мне всегда нравились пираты! Они такие дружелюбные!

— А мне — полицейские. Они такие добрые и застенчивые.

— Вот Элизабет Харт. А где же Дерек Каттлбринк? Они же всегда вместе.

— А вон доктор Преллигейт с тем дизайнером интерьеров.

— Только не смотрите туда, но этот мужчина с усами — мистер К.

Когда он направился по проходу в пятый ряд, то пожалел, что с ним сейчас нет Полли. Она знала эту оперу наизусть. Кто же будет сидеть с ним рядом — если только Кэти удалось пристроить его билет? К его удивлению, это была сама Кэти.

— Я никогда не слушала оперу и решила, что это будет полезно для пополнения знаний.

— Ну это, знаете ли, не «Паяцы» и не «Тоска». Это музыкальный фарс. Вам нравится фарс?

— Не знаю. А что это такое?

Она была откровенна и жаждала знаний, чем восхитила Квиллера.

— Это комедия, в которой к смешному подходят серьёзно. Приготовьтесь забыть про здравый смысл.

— Звучит забавно, — заметила она невозмутимо. — А о чём там идёт речь?

— Вы знаете Пензанс?

— Не думаю.

Ему пришлось перейти на скороговорку. Оркестранты застыли в ожидании. Опоздавшие торопились занять свои места.

— Это город на побережье Англии — когда-то излюбленное место сборищ пиратов. Юноша по имени Фредерик, которого собирались отдать в обучение к лоцману, по ошибке стал пиратом из-за того, что его нянька плохо слышала. Теперь, когда ему исполнился двадцать один год, он освободился от контракта. Его няня, которая с горя последовала за своим питомцем к пиратам, также покидает их, чтобы сопровождать молодого хозяина. Её партию поет Ханна Хоули, которая живёт в одной из хижин «Щелкунчика».

— Вы писали о миссис Хоули в своей колонке на этой неделе! — воскликнула Кэти. — Мне бы так хотелось взглянуть на её мебель для кукольных домиков!

Дядюшка Луи, как ласково называли дирижера, занял своё место и, озорно улыбаясь, раскланялся с публикой. Затем он повернулся к оркестру, дважды постучал по пюпитру дирижерской палочкой, поднял обе руки, и зазвучала увертюра. Публика улыбнулась при первых же нотах, предвкушая замечательное зрелище. Только Кэти не знала, чего ожидать и как реагировать.

Поднялся занавес, и перед зрителями предстали жизнерадостные пираты, празднующие освобождение Фредерика. На всех были красные платки и знаменитые полосатые гольфы. Бедная Рут, находившаяся у них в услужении, выглядела дурно одетой кубышкой — ей под костюм подложили толщинки.

— Это миссис Хоули? — прошептала Кэти. После соло Рут, в котором она объясняла свою ошибку, зал разразился овацией — и не только потому, что тут было полно Хоули и Скоттенов.

Другим любимцем публики стал строгий генерал-майор с деревянной походкой. Его выходная ария тоже восхитила зрителей. Красивые генерал-майорские дочери (двенадцать хористок) прогуливались по берегу в длинных платьях, шляпках и перчатках. Одна из них, лирическое сопрано, влюбилась в бывшего пирата, романтического тенора. Ну что же, пока что недурно. Квиллер бросил взгляд на Кэти. Она сидела с серьезным видом, пополняя свои знания.

Затем возникли драматические коллизии. Другие пираты (двенадцать хористов) захотели жениться на дочках генерал-майора. Между тем ошибка, допущенная при чтении особых условий контракта Фредерика, напечатанных мелким шрифтом, привела к тому, что он слишком рано освободился. А генерал-майор вероломно солгал как раз перед концом первого акта. Занавес опустился.

Оживлённая публика поспешила в фойе — освежиться стаканчиком пунша в антракте.

— Я иду в фойе, — объявил Квиллер. — Не хотите ли размять ноги? — Пока что он избегал спрашивать Кэти, что она думает об опере. Вместо этого он сказал: — Я узнал от Роджера Макгиллеврэя, что вы будете девушкой из салуна в историческом шоу. Каким образом вы туда попали?

— Мой бойфренд играет одного из сплавщиков. Они прибыли из французской Канады, чтобы весной сплавлять брёвна вниз по течению. Он изучает в колледже романские языки, так что говорит по-французски. На них будут красные шарфы и красные вязаные шапочки.

— А что будут делать девушки из салуна?

— Слоняться по залу, а посетители должны с нами заигрывать.

Квиллер не успел проронить ни слова, как появились Абернети. Он представил им спутницу:

— Это Кэти, она работает в «Щелкунчике». Простите, Кэти, я не знаю вашей фамилии.

— Хупер, из Тронто-Бич.

Нелл оживилась:

— А я Купер, из Пёрпл-Пойнт. Мой кузен женился на одной из Хуперов.