Меридон, или Сны о другой жизни

Он величественно кивнул и пошел гордо, как лорд, к своему замечательному фургону. Я проводила его взглядом и перевела глаза на картинку. Наверное, эта женщина с хлыстиком его жена. Как, должно быть, замечательно жить такой жизнью, носить такие платья, управлять лошадьми на арене, когда все смотрят на тебя и даже платят за это деньги.

— Эй! — Он вдруг обернулся. — А ты можешь щелкать кнутом?

— Да, — уверенно отозвалась я.

Я научилась этому тогда же, когда научилась ходить. И достигла такого совершенства, что однажды мы с Данди решили устроить представление. Она взяла в рот цветок на длинном стебле, а я издали кнутом сорвала цветок со стебля. Но мы проделали это только однажды. В следующий раз я промахнулась, и кончик кнута попал Данди в лицо. Дело кончилось всего лишь небольшим синяком, но больше я никогда не отваживалась на такие опыты, как ни просила меня об этом моя сестра.

— Щелкни сейчас, пожалуйста, — попросил мистер Гауэр.

— Нет, — отказалась я. — Это напугает пони, а он не сделал ничего плохого. Я щелкну для вас, когда он уйдет.

Он согласно кивнул и выпустил из трубки колечко дыма.

— Хорошая девочка, — пробормотал он. — Как тебя зовут?

— Меридон, — ответила я.

— Цыганских кровей? — поинтересовался он.

— Моя мама была цыганка, — независимо сказала я.

Мистер Гауэр опять кивнул и слегка подмигнул мне на прощание. Затем он скрылся в своем фургоне, а я осталась с лошадью, которую мне предстояло еще многому выучить, если я хотела, чтобы мы с Данди отправились на ярмарку с деньгами.

Я добилась этого. Мы трудились, пока оба не изнемогли от усталости. Не могу сказать, что мы добились всего. Но требования отца были удовлетворены: пони стоял спокойно, пока я усаживалась верхом, он даже позволял мне оставаться в седле двадцать секунд, а потом спешиться. Отец был доволен и, сунув руку в карман, вытащил для нас с Данди по пенни.

— Я беседовал о делах с этим Робертом Гауэром, — сказал он, кивая в сторону яркого фургона. — Из уважения ко мне он пригласил вас обеих на свое сегодняшнее представление. Можете пойти, но только чтобы ненадолго.

— Конечно, папа, — ответила Данди сладким голосом и кинула мне предостерегающий взгляд.

Вечером отец будет так пьян, что даже если мы вернемся утром, он этого не заметит.

И мы с ней побежали через поле туда, где у полуоткрытых ворот стоял Роберт Гауэр. Выглядел он необычно: нарядный красный пиджак, белые бриджи и высокие черные ботинки. Ровный поток людей тек мимо нас к воротам; заплатив деньги, они входили и рассаживались прямо на травяных склонах небольшого холма.

— Он, наверное, ужасно богатый, — прошептала восхищенная Данди. — Ты только посмотри на его ботинки.

— О! — едва завидев нас, воскликнул Роберт Гауэр и открыл ворота пошире. — Меридон и…

— Моя сестра Данди, — представила я.

Роберт Гауэр приветливо кивнул нам обеим:

— Прошу садиться. Выбирайте любые места, но только не на передних скамейках, они отведены служителям церкви и знатным людям.

Данди послала ему одну из своих сладких улыбок и присела в реверансе.

— Благодарю вас, сэр. — И она проплыла мимо него, неся голову высоко, как леди.

Впереди публики стояли две скамейки, на которых сидели двое довольно толстых супругов, больше похожих на зажиточных крестьян, чем на знать. В середине поля была установлена декорация, которая изображала красочный пейзаж и одновременно служила ширмой для лошадей. Когда мы проходили мимо нее, оттуда выглянул юноша лет семнадцати, великолепно одетый и с красивым лицом, и тут же с интересом уставился на нас обеих. Я взглянула на Данди, ее глаза расширились от восторга, она вспыхнула и улыбнулась ему.

— Привет, — сказала она.

— Вас зовут Меридон? — удивленно спросил он.

Я уже собиралась ответить, но Данди опередила меня:

— О нет, меня зовут Данди. А кто вы?

— Джек, — сказал он. — Джек Гауэр.

Незаметная рядом со своей прекрасной сестрой, я могла разглядывать его сколько угодно. В отличие от его отца у него были темные волосы и черные глаза. В нарядной алой рубашке и белых бриджах он выглядел просто ослепительно. И его самоуверенная улыбка, с которой он глядел на Данди, говорила о том, что ему это известно. Я подумала про себя, что он самый красивый юноша, которого я когда-либо видела, но почему-то при этой мысли холодок страшного предчувствия пробежал по моей спине и заставил меня вздрогнуть.

— Мы встретимся после представления? — предложил он.

— Вряд ли, — ответила Данди, и глаза ее блеснули. — У меня более важные дела.

— О! — удивился он. — Какие же?

— Мы с Меридон собираемся на ярмарку, — небрежно объяснила она. — Накупить всякой всячины и повеселиться.

— Так Меридон — это ты? — Тут он впервые взглянул на меня. — Отец сказал мне, что ты дрессируешь маленьких пони. А с такой лошадью ты могла бы управиться?

Он жестом указал за декорацию, и я заглянула туда. Там спокойно и послушно стоял прекрасный серый жеребец.

— О да, — с живостью сказала я. — Я уверена, что могла бы отлично ухаживать за ним.

Джек улыбнулся мне легко и понимающе, так же как его отец.

— Ты бы хотела покататься на нем после представления? — предложил он мне. — Или у тебя есть тоже важные дела, как у твоей сестры?

Пальцы Данди предостерегающе сжали мою руку, но я не стала слушаться ее.

— С удовольствием, — сразу же согласилась я.

Джек понимающе кивнул и взглянул в сторону отца.

— Представление начинается, — громко объявил он. — Занимайте ваши места, и вы увидите самое великолепное конное шоу в Англии и в Европе!

Джек подмигнул Данди и нырнул за декорацию, его отец уже закрыл ворота и направлялся к центру поля, которое служило ареной. Я потянула Данди за рукав, и мы поскорее уселись, предвкушая удовольствие.

Я была изумлена. Я даже не предполагала, что лошади могут делать такие вещи. Представление началось танцем четырех пони под музыку старой шарманки. Джек в прекрасном пурпурном плаще с кнутом в руке стоял в центре арены, и, повинуясь его знаку, пони то кружились на месте, то менялись местами друг с другом, то вдруг становились на задние ноги и перебирали передними в воздухе в такт музыке. Когда они наклоняли головы, плюмажи на них развевались и бубенчики звенели, как целый оркестр.

Люди бешено зааплодировали, когда музыка окончилась тушем и все четверо пони выстроились в линию и склонились в реверансе. Джек снял шляпу и низко поклонился публике, а выпрямившись, со значением глянул в сторону Данди, как бы говоря, что все это делается ради нее. И я почувствовала, как она прямо раздулась от гордости.

Следующим вышел на арену серый жеребец, тщательно расчесанная грива которого струилась, как морская пена. Следом за ним появился Роберт Гауэр и разложил на арене несколько флажков разного цвета. Зрители выкрикивали с мест выбранный цвет, а лошадь копытом указывала на соответствующий флажок. Потом конь танцевал и показывал, как умеет считать до десяти, ударяя копытом о землю нужное число раз. Он даже умел складывать, и притом гораздо быстрее, чем я. Этот конь был таким умным и таким прекрасным!

Заиграл марш, и на сцену вышел крошечный пони, украшенный разноцветными флажками, а к плюмажу его был прикреплен вымпел с красным крестом Святого Георгия. Роберт объяснил публике, что это знак герцога Мальборо и цвета английской кавалерии.

Затем появились три других пони, украшенные флагами Франции. Тут публика запела старинный английский гимн, и пони вчетвером стали наступать друг на друга, их острые копыта превратили твердую землю арены в грязь. Потом маленькие пони, изображающие французов, легли на землю и притворились мертвыми, а славный английский пони совершил вокруг них победный круг и встал на дыбы в центре арены.

Вскоре объявили перерыв, и кругом начали сновать продавцы напитков, но мы с Данди решили сберечь наши пенни на что-нибудь другое. К тому же мы привыкли быть голодными.

Следующим на арену вышел огромный пегий конь и, повинуясь кнуту в руке Роберта Гауэра, стал описывать на ней круги, идя ровным широким шагом. Тут из-за декорации показался Джек; дождавшись подходящего момента, он легко вспрыгнул на спину лошади и уверенно выпрямился на ней, придерживаясь одной рукой за холку, а другую вытянув в сторону зрителей. Сделав сальто, он спрыгнул обратно на землю, раскланялся и снова одним прыжком оказался на спине лошади. Она продолжала скакать по кругу, а Джек стал выполнять на ней кульбиты; то он делал вид, что соскальзывает с лошади, то вдруг переворачивался и садился обратно. Его выступление закончилось громом аплодисментов, когда он великолепным прыжком спрыгнул с лошади и остановился позади своего отца, широко раскинув руки.

Мы с Данди вскочили с мест, чтобы хлопать погромче. Ее глаза сияли, и мы охрипли от крика «браво».

— Разве он не прелесть? — задыхаясь, спрашивала меня Данди.

— Это лошадь — прелесть! — отвечала я.

Для меня это была лучшая часть представления. Но когда Роберт, изображая Ричарда Львиное Сердце, отправился на войну с четырьмя маленькими пони и огромным серым конем, мы с Данди чуть не прослезились от восторга. В следующей сцене появился Саладин на вороной лошади, в которой я не узнала серого жеребца. А затем Ричард Львиное Сердце совершил торжественный выезд на коне, покрытом чудесной золотой попоной, и только черные ноги лошади, едва видные из-под нее, подсказывали, что это тот же самый конь.

— Замечательно, — выдохнула Данди в конце шоу.

Я только кивнула. Слов найти я не могла.

Мы оставались на местах. Я не могла отвести глаз от опустевшей арены, мне виделось мелькание конских копыт и слышался звон бубенчиков. И сразу мои занятия с пони померкли в моей памяти. Я даже не предполагала, что лошади умеют делать такие вещи. И это приносит хорошие деньги! Ибо я даже в моем ослеплении прекрасно заметила, что Роберт отошел от ворот с тяжелой сумкой, битком набитой пенни.

— Вам понравилось? — спросил он, появляясь около нас.

— Восхитительно! — блестя глазами, воскликнула Данди. — Я в жизни не видела такого.

Он кивнул и, вопросительно подняв бровь, повернулся ко мне.

— Ваш конь и вправду умеет считать? — спросила я. — А как вы научили его этому? Может, он даже читать умеет?

— Мне это до сих пор не приходило в голову, — задумчиво протянул Роберт. — Пожалуй, стоит попытаться… — Затем он прервал себя. — Ты, я слышал, хотела бы покататься верхом?

Я кивнула. Впервые в своей независимой и грубой кочевой жизни я почувствовала смущение.

— Если он не будет против… — сказала я.

— Это же только лошадь, — улыбнулся Роберт и, положив два пальца в рот, свистнул.

Конь, все еще черный, выступил из-за декорации и подошел к нам, послушно как собака. Знаком Роберт велел ему приблизиться ко мне и оценивающе измерил меня взглядом.

— Сколько тебе лет? — резко спросил он.

— Думаю, лет пятнадцать, — ответила я, чувствуя, как мягкие губы и ноздри лошади касаются моей шеи, обнюхивая ее.

— А ты собираешься еще подрасти? — поинтересовался Роберт. — Мама у тебя высокая? Я видел вашего отца, он очень маленького роста.

— Он не наш отец, — объяснила я. — Хоть мы и зовем его так. Наш настоящий отец и мать умерли. Я не знаю, какими они были. Я не расту так быстро, как Данди, хотя мы с ней ровесницы.

Роберт кивнул и, не обращая внимания на Данди, искавшую глазами Джека, обратился ко мне:

— Садись на лошадь.

Я взяла в руку недоуздок и подошла к коню. Я едва могла дотянуться до его седла. Это была самая большая лошадь, какую я когда-либо видела.

— Я не знаю, как на нее забраться, — повернулась я к Роберту.

— Вели ему наклониться, — объяснил он, не двигаясь с места.

Он сидел в траве поодаль, будто был зрителем. И смотрел на меня так, словно видел что-то еще.

— Кланяйся, — неуверенно обратилась я к лошади. — Кланяйся.

Конь повел ушами, но не двинулся с места.

— Его зовут Сноу, — сказал Роберт Гауэр. — И он такая же лошадь, как и любая другая. Заставь его делать то, что ты хочешь. Будь с ним посмелее.

— Сноу, — выговорила я чуть более уверенно. — Кланяйся.

Черный глаз Сноу уставился на меня, и я вдруг поняла, что передо мной действительно обычная лошадь, такая же капризная и упрямая, как все другие. И не важно, умеет ли она считать лучше, чем я, или нет. Не думая больше ни о чем, я хлопнула его легонько по шее кончиком недоуздка и уверенно сказала:

— Ты слышал меня? Кланяйся, Сноу!

И он сразу подогнул передние ноги и низко склонился к земле. Легонько подпрыгнув, я взобралась на его спину и сказала:

— Поднимайся.

И он тут же выпрямился, подняв меня высоко к небу.

Роберт Гауэр сидел спокойно на траве.

— Вели ему скакать по кругу, — скомандовал он.

Одного прикосновения моих каблуков оказалось достаточно, и огромное животное двинулось так легко и ровно, будто мы скользили над землей. Я уселась покрепче и глянула в сторону Роберта. Он внимательно смотрел на нас, попыхивая трубкой.

— Продолжай. Теперь в галоп.

Я легонько сжала коленями огромные бока животного. Повинуясь мне, конь перешел в быстрый галоп, и улыбка счастья появилась на моем лице. Я сидела твердо, словно слившись с седлом.

— Ну-ка осади его, — внезапно крикнул Роберт, и я потянула поводья, испугавшись, что делаю что-то не так. — Держись крепче. Выше, вверх, Сноу.

Шея Сноу почти задела мой нос, когда он встал на дыбы и забил передними копытами в воздухе. Но я изо всех сил вцепилась в его гриву и осталась в седле.

— Спускайся, — приказал мне Роберт, и я легко соскользнула на землю. — Подай ей хлыст, — приказал он Джеку, и тот протянул мне хлыст, тепло улыбаясь.

— Встань перед лошадью, близко, как только сможешь, и прикажи ей подняться на дыбы, громко хлопнув по земле кнутом. Так, как здесь нарисовано, — приказал Роберт, показывая на свой фургон.

Я внимательно глянула на Сноу и щелкнула кнутом изо всей силы.

— Вверх! — крикнула я, и конь вознесся надо мной как гора.