Княжич Соколов. Том 2

Княжич Соколов. Том 2

Пролог

— Теперь-то что не так? — в голос возмутился Сергей Соколов.

Стоило князю закончить разговор по зашифрованной линии с сыном и Анной Зверевой, как в него тут же впился цепкий взгляд Прохора Семеновича.

С одной стороны, самый обычный взгляд дворецкого на его самом обычном меланхоличном и абсолютно безэмоциональном лице.

Тысяча прохожих из тысячи не заметили бы этой миллионной доли от одного процента разницы.

Но князь Соколов знал старика Прохора далеко не первый год и эту разницу увидел.

Старый дворецкий его осуждал.

Пусть прикрыто и заметно только самому князю Соколову. Пусть без громких слов навроде: «я же говорил» или «надо было меня слушать».

Однако такое молчаливое осуждение было для Сергея Соколова тяжелее всего.

Осуждение, о котором знали только два человека.

Осуждение, о котором не сможешь поделиться даже своим родным и близким, ведь тогда им придется рассказать несколько десятков государственных тайн, коих у капитана разведки, а по совместительству главы секретной «Расправной палаты» Сергея Леонтьевича Соколова накопилось не мало.

— Я ничего не говорил, — ровным голосом ответил Прохор Семенович и отпил из крошечной чайной кружки.

— Тебе и не нужно, — осуждающе покачал головой князь Соколов и подрагивающими руками закурил сигару, — я и так все вижу.

— Если бы ты видел все, Сережа, то тебе бы не пришлось лицезреть этот взгляд, — констатировал Прохор Семенович с неуловимым для обывателей довольством на лице.

Но князь Соколов его разумеется уловил и внутренне проклял сам себя за наблюдательность.

Как бы было проще, не замечай он этих колкостей и микронамеков. Ведь что есть молчаливое осуждение?

Это живое моргающее, любящее китайский чай и смокинги доказательство твоей ошибки.

— А ты стал чуть более невыносимым, когда Анна уехала, — выпуская успокаивающий дым подметил князь Соколов, — переживаешь за дочь?

С этими словами аляповатая фарфоровая кружечка с кривым тусклым сердечком замерла в воздухе вместе с дрогнувшей рукой Прохора Семеновича.

— Не больше, чем ты за своего сына, — позволил себе открытую осуждающую эмоцию дворецкий, — что планируешь делать дальше?

— Будто у меня есть выбор, — опускаясь на свое рабочее место сурово произнес князь Соколов, — введу Артема в курс дел «Дамоклова меча».

— Я должен заметить, Сережа, по-дружески, — располагающим осторожным тоном сказал Прохор Семенович, — впервые на моей памяти, твои безупречные расчеты дали сбой и их виновник, который портит тебе все планы не только продолжает дышать, но и абсолютно тебе неподконтролен.

— Хочешь, чтобы я убил собственного сына? — со стальными нотами неприкрытой ярости, медленно поднял свой «кровожадный» взгляд князь Соколов.

От такой дикой концентрации угрозы даже опытному гвардейцу стало не по себе, и он инстинктивно отставил кружку в сторону, чтобы освободить обе руки.

Одной чтобы защититься от возможного выпада зверя, сидящего перед ним, явно не хватит.

— Ни в коем разе, — поспешил внести ясность Прохор Семенович, — лишь обращаю твое внимание на то, что ты, Сережа, не контролируешь собственного сына.

— Как и ты свою дочь, — оскалился князь Соколов, а стены затрещали от напряжения, висящего в воздухе.

Прохор Семенович лучше других знал, что в таком состоянии у Сергея Соколова практически отключается отдел мозга, отвечающий за рациональность и главенство берут инстинкты.

А оттого подбирал формулировки и тональность весьма осторожно, хоть ему и хотелось ответить на агрессию князя столь же жестко.

Ведь Сергей Соколов пусть и инстинктивно, но влезал в единственную тему, способную расшатать безукоризненную волю и выдержку старого гвардейца.

— Это не одно и то же, — максимально спокойно проговорил Прохор Семенович, — Анна непризнанный ребенок, у которого есть своя семья. И, позволю напомнить, ты давал слово никому не говорить о нашем с ней родстве.

— Я никому и не говорил, Прохор, — с трудом усмирив неожиданно для самого себя вылезшего зверя, выдохнул князь Соколов и извинительно кивнул головой, — в общем… с Артемом не так просто, как кажется на первый взгляд.

— Сложнее управления отрядом «Дамокла» и «Расправной палатой»? — поднял бровь Прохор Семенович, молчаливо принимая молчаливые извинения.

— Сложнее, — скорбным голосом признался князь Соколов, — родительство это сущий кошмар, Прохор. Где-то даже хорошо, что ты можешь себе позволить присматривать за Анной со стороны.

— Не все вещи в этом мире нам подвластны, — меланхолично произнес Прохор Семенович с неуловимой даже для Сергея Соколова ноткой грусти, — как ты будешь вводить Артема в курс дел отсюда? Риск слишком велик. Что если «он» заметит?

— Не заметит, — уверенно заявил князь Соколов, — я сделаю это на месте, через Феликса.

— Феликсу это очень не понравится, — вернувшись к недопитому чаю констатировал Прохор Семенович.

— У него нет выбора, — безапелляционно заявил князь Соколов и окинул Прохора вернувшимся властным и уверенным взглядом, — подготовь сеанс связи к полуночи и оповести остальных. Феликсом я займусь сам.

Глава 1

— Вот значит как, — лишь слегка задумался я, — спас.

— Ты не удивлен, — закатив глаза устало констатировала Зверева и бессильно упала обратно на подпаленное кресло.

— Не особо удивлен, — не стал отрицать я, — разведка у меня в крови, а «Око» тем эффективнее, чем большей информацией я обладаю, — спокойно пояснил я, проследовав в кухонную зону гостиной.

— Этого ты не мог знать, — твердо заявила Зверева, скорее пытаясь убедить себя, чем меня.

— Предполагал, — вздохнул я, наливая себе стакан воды, чтобы залить противную сухость во рту, — изгнанникам не оставляют доступ к секретным разработкам и не назначают гвардейцев в телохранители. Кирилл ведь тоже гвардеец? — задал я вопрос, на который и так знал ответ.

Третий и последний личный телохранитель рода Соколовых отвечал за безопасность матушки и сестер и находился с ними в Тобольске.

— Можешь не отвечать, — не стал настаивать я, — это — слишком очевидно. Как и про Прохора Семеновича.

— Давно догадался?

— Достоверно убедился этой ночью, — залпом осушив стакан воды ответил я, — когда нынешние гвардейцы Елецкой начали меня окружать.

— Ты их заметил? — искренне удивилась Зверева и чуть качнулась вперед.

— Почувствовал, — не стал врать я, — их ведь Прохор обучал?

— Этот старый садист много кого обучал, — болезненно хмыкнула Зверева, злобно скрестив руки.

— А тебя он значит не особо жаловал, — улыбнулся я, представив как дисциплинированный и вечно спокойный как удав Прохор Семенович обучает импульсивную и несдержанную Звереву.

Чтобы увидеть это лично я бы даже заплатил.

— К делу это отношения не имеет, — холодно отмахнулась Зверева, — теперь ты понимаешь, почему тебе нельзя в Прагу?

— А должен? — вскинул я бровь.

На мой взгляд расклад не изменился ни на долю процента, но Зверева, как и мой отец, впрочем, были иного мнения.

— Конечно! — с жаром выпалила Зверева, — Восемь лет назад у государя не было достаточных связей, чтобы защитить род Соколовых в столице, но сейчас, все изменилось, раз ты еще жив. Но это только в столице! За ее пределами защита не гарантирована! Наверное.

— Наверное? — ухватился я за последнее слово, которое являлось апогеем общей сквозящей неуверенности Анны в том, что она говорит.

Хотя, речь скорее о неосведомленности.

— В отличие от некоторых, я не умею заглядывать в будущее, — обиженно оскалилась Зверева с нотками злости, только подтверждая мою теорию что она знает куда меньше, чем хочет показать.

Обтекаемыми общими фразами меня убедить не получится и отец должен был это знать. Что же он задумал?

— А заглянуть в прошлое или настоящее не судьба? — из вежливости поддержал я разговор, — гвардеец ты или кто? Спроси своего государя.

— Я же сказала, что не могу!!!

— Почему?

— Потому что по документам я не гвардеец, а никто! Пустое место! Видишь ли, Артем, не все гвардейцы являются телохранителями государя. По сути своей, гвардейцы это избранные простолюдины, с которыми государь делится своей силой в обмен на исполнение его задания. Охрана, устранение, похищение, спасение… мы его руки. И есть руки видимые, а есть те, знать о которых никто не должен.

— И я твое задание? — уловил я суть из внезапно искреннего потока информации.

Явно проникшись моей тайной, Зверева приоткрылась в ответ, и эта черта, которую я в ней никогда раньше не замечал, мне определенно импонировала.

— Да, — обреченно выдохнула Зверева, — первое задание.

— Сочувствую, — искренне отозвался я.

— Спасибо.

— А тебе разве можно об этом рассказывать?

— Тебе знать можно, — выдохнула девушка и равнодушно добавила, — а вот тебя казнят если растреплешь кому.

— Обожаю лишние секреты, — саркастично улыбнулся я, но за откровенность был искренне благодарен, — то есть штатные гвардейцы о вас не знают?

— Разумеется, нет, — дернула рукой Зверева, — Никто не знает настоящую силу и численность гвардейцев государя, а оттого они и являются столь эффективным защитным инструментом правящей фамилии. Ведь подчиняются гвардейцы только действующему государю. Прохор был внутренним инструктором до назначения телохранителем Сергея Леонтьевича. Его лицо и статус общественности не известны. Я с Кириллом тренировалась в особом отделе и восемь лет назад мы были, по сути, новобранцами.

— То есть о том, что государь защищает род Соколовых никто не знает? — вычленил я главный факт и уложил его на полочку к особо ценным данным.

— Никто посторонний, — охотно подтвердила Зверева.

— И с ним, получается, ты тоже не знакома? — кивнул я на небольшой монитор охранной системы на стене.

Следом за моими словами раздался звонок и на экране подсветилось изображение с наружной камеры.

Угрожающего вида амбал в спортивной белой футболке и шортах стоял по стойке смирно, заложив руки за спину.

Остроконечные черты и взгляд уставшей бешеной собаки выдавали в нем гвардейца. Одного из десяти наказанных бедолаг, которые до этого предпочитали незримо плестись позади, а не нагло звонить в дверь.

— Не знакома, — нахмурившись ответила Зверева, — кто это?

— Один из горе-телохранителей Елецкой, — махнул я рукой, — впусти.

— Зачем? — тут же напряглась Зверева, почуяв подвох.

Похвальная интуиция, между прочим.

— Можно, конечно, не впускать, — безразлично сказал я, — но, боюсь, если эта единственная попытка выйти на разговор сорвется, они перейдут к крайним мерам и сдержать обещание не сокращать царскую армию станет проблематично.

— Что ты им сделал? — разозлившись словно ее младших братьев обидели прорычала Зверева.

— Сколько времени? — задумавшись спросил я.

— Пол двенадцатого, — подозрительно отозвалась Зверева.

— Тогда сегодня еще ничего, — расслабленно выдохнул я.

Вот если бы уже наступил полдень…

— Соколов!

— Что? — возмутился я произношению моей фамилии столь явно осуждающей тональностью, — Ну не люблю я когда за мной следят!

— Ох, милостивый государь, дай мне терпенья, — зачем-то перекрестилась Зверева и медленно пошла к терминалу, потирая виски.

Щелкнули защитные механизмы, отворяя калитку. Временно ослабил свою хватку защитный эфир стационарных щитов, пропуская внутрь себя двухметровое тело, которое удивительно грациозно для своих габаритов вошло внутрь дома.

За спиной здоровяка раздался хлопок, восстанавливая временные бреши и вновь отрезая мини-особняк от окружающего мира.

— Артемий Сергеевич Соколов, — поднялся я поприветствовать гостя и протянул ему руку.

— Феликс, — ответил крепким рукопожатием здоровяк, тщательно скрывая внутреннюю ненависть.

Получалось у него это еще хуже, чем у Зверевой. Где-то в гвардейских курсах явно пробел в обучении. Не может же быть дело во мне.

— Очень приятно, Феликс, — радушно улыбнулся я, — можете присесть в обгорелое кресло или на пол. Большим, увы, пока не располагаем. На коробки садиться не советую, там может быть что-то хрупкое или взрывоопасное, — покосился я на Звереву.