Пасынки Луны. Часть 2
Глава 1
в которой я сравниваю дворцовые этажи
– В астрал меня кувырком! Лучше бы я тогда застрелилась в Царском Селе! – хмуро выговорила Любомирская, разминая уставшие пальцы.
Сдерживаться в выражениях юная княжна перестала еще в ходе недавнего нашего марш-броска из Петрополиса, но, оказавшись в Москве, честно попыталась вернуться к роли благовоспитанной родовитой девочки. Вот только дух там! Не прошло и пары дней, как Настя снова принялась к месту и нет поминать бестелесных злыдней и их пристанище – в самых замысловатых комбинациях – и где только наслушалась такого? Должно быть, рассудила, что раз с нее теперь спрашивают как со взрослой – можно и нужно соответствовать.
А с нее спрашивали. Еще как спрашивали!
Но обо всем по порядку.
В Первопрестольную нас перенес Кир – за два рейса. Сперва – княжну и крепко спящего молодого барона Цедерстрема (прыжки «Заикина» не грозили юному Роджеру заражением – так, по крайней мере, успела заверить моего друга через Оши Цой, а уже он – Любомирскую. Впрочем, как выяснилось уже вскоре, с порталами тоже все было далеко не безнадежно), затем – меня и Светку. И прямо с Ивановской площади, не позволив не то что вдоволь полюбоваться на знаменитый Царь-Колокол – кстати, мощный артефакт, во многом благодаря которому Москва и стала городом-убежищем – но даже толком дух не дав перевести, нас вызвали к Петрову-Боширову. Куда мы и направились, оставив молодого барона Цедерстрема на попечение передавшего нам приказ о явке жандарма. Настя, правда, порывалась зависнуть при Роджере, но вестовой был непреклонен: княжну ждали в высоком кабинете вместе с нами.
Этот самый кабинет начальника губернской экспедиции III Отделения – а теперь, по ходу, и главы всей Первопрестольной, правда, ужавшейся ныне до размеров средневековой белокаменной крепости – располагался на втором этаже Большого Кремлевского дворца. Когда-то это роскошное здание служило московской императорской резиденцией, но минуло уже много лет с тех пор, когда Борис VIII в последний раз осчастливил своим монаршим присутствием давно разжалованную столицу. Царские же наместники традиционно предпочитали занимать особняк на Тверской, так что кремлевский дворец долго стоял пустой и полузаброшенный. Теперь же все изменилось – но, боюсь, обрети императорские чертоги голос, они бы в ужасе возопили от оных перемен.
Первый этаж дворца представлял собой нынче нечто среднее между залом ожидания курортного аэропорта на третий день нелетной погоды и бивуаком разбитой в пух и прах армии. В огромных залах, где когда-то проводились высочайшие приемы и давались блестящие балы, сейчас стояли, сидели на стульях и подоконниках, ходили туда-сюда и даже лежали прямо на полу сотни усталых, дерганых людей. Вычурные платья соседствовали с военными мундирами, те перемежались простецкими рубахами, кофтами и чуть ли не домашними халатами, много было казенных накидок-епанчей, не иначе, выданных со склада тем, у кого не нашлось лучшей одежды. Кто-то с кем-то громко спорил, кто-то раскатисто храпел, визжали расшалившиеся дети, плакали совсем уж малыши…
И добро бы речь шла о пристанище черни – но нет, по больше части, собрались здесь даже не мастеровые: глазам моим предстали сплошь ауры, отливавшие благородным серебром!
Впрочем, по сравнению с питерцем бароном Оффенбергом, с его несчастной дочерью или с той же баронессой Цедерстрем, каждому из присутствующих тут еще сильно повезло…
У лестницы, ведшей на второй этаж, стоял караул лейб-гвардии Московского полка. Нас пропустили без разговоров.
Наверху толп уже не наблюдалось – здесь царила умеренно-нервная атмосфера губернского правительственного учреждения накануне столичной ревизии: скрипели перьями секретари, сновали курьеры, раскрасневшийся типчик купеческой наружности кричал в «портсигар» телефона:
– Повторите, сударыня!.. Не слышу, повторите!.. Сколько, вы сказали? Духи Америки, не слышу!..
В приемной ротмистра мы застали Юльку, Машку и незнакомого мне пожилого мага в армейском мундире – старомодном, должно быть, еще времен прошлого царствования – отрекомендованного Ди-Сы как князь Иван Иванович Хилков, майор в отставке. Что майор – я, собственно, и так видел, а что в отставке – нетрудно было догадаться по крою униформы.
Ни обнять Муравьеву, ни поболтать с мелкой, ни формально поздороваться с князем возможности мне, впрочем, не представилось: едва мы перешагнули порог приемной, как дверь кабинета распахнулась, и адъютант Петрова-Боширова пригласил нас зайти внутрь.
– Иммунитет, значит? – почти сразу же перешел к делу ротмистр. К слову, выглядел он так, словно не сомкнул глаз с самого появления на Москве Белого Центавруса – собственно, возможно, именно так все и обстояло. – Что ж, чудесно! – продолжил жандарм. – С сего момента поступаете в мое личное распоряжение! Дел для вас – невпроворот!
– И я тоже? – не замедлила подать голосок Настя. – Поступаю? Я вообще-то…
– Сударыня, вы когда были в приемной, видели на двери сего кабинета табличку «Дискуссионный клуб»? – раздраженно воззрился на девочку Петров-Боширов.
– Э… Нет, – растерялась от такого оборота Любомирская. – Не видела…
– А знаете почему? Потому что оной там нет! А посему извольте в пустые споры не вступать и слушать, что вам говорят! Сие ясно?
– Ясно, – поджала губы Настя.
«Да как он смеет?! Я, на секундочку, природная княжна!» – не произносить этого вслух ума ей хватило, но от нас, «подключенных» к Ди-Сы, девочка скрывать свое негодование не собиралась.
А я ненароком подумал: интересно, сколько природных княжон обретается сейчас там, прямо под нами, на первом этаже?
«
«Не стоит, – поспешил остановить его я. Но все же не удержался от вопроса: – А оные там и впрямь есть? Княжны – в этой толпе?»
«
– Здесь, за кремлевским стенами, укрылись двадцать семь тысяч одаренных, но лишь чуть более девяти сотен из них ныне превосходят силой мастерового, – как раз счел нужным обрисовать нам ситуацию в городе жандарм. – И из оных девяти сотен лишь вы семеро способны использовать магию вне пределов сего убежища!
Семеро? Я по-быстрому окинул взглядом кабинет: Светка, Юлька, Машка, Кир, Настя… Ну и я. Шесть всего. Получается, ротмистр посчитал и князя Хилкова? То есть тот что, тоже родом из мира-донора?
«
А, ну тогда понятно…
– Всего семеро! – повторил между тем хозяин кабинета. – А работы за кремлевскими стенами с лихвой хватило бы на полк! Вон, Мария Михайловна с Иваном Ивановичем не дадут соврать! – кивнул он на Муравьеву и Хилкова.
– И не говорите, Александр Русланович, – с готовностью покачал седой головой старый князь.
Машка лишь молча развела руками: а что делать, мол?
– Кремлевские запасы продовольствия собирались из расчета на относительно небольшой гарнизон, – продолжил Петров-Боширов. – Да и те пополнялись весьма нерегулярно: никому же и в голову не могло прийти, что в наш цивилизованный век Первопрестольная вдруг окажется в осаде! Даже нормируя выдачу, кормить двадцать семь тысяч человек, пусть и не досыта, мы сможем где-то месяц, от силы – полтора. А значит, нужно добраться до оставшихся за стенами складов, отбить их у банд черни – ежели те успели захватить хранилища – и организовать доставку продуктов в убежище. Это первое. Далее – второе. Кремлевское собрание Слепков духа по праву считалось лучшим в Империи, но огромное количество как полноценных артефактов, так и заготовок под оные, разбросано по покинутым ныне дворянским особнякам и усадьбам. Оставлять все сие добро черни было бы с нашей стороны как минимум глупо. Посему следует таковые артефакты искать – и изымать. Ну и третье – самое главное. Люди. По губернии и за ее пределами прячется еще множество одаренных. Кто-то из них впал в немощь, кто-то, будучи своевременно предупрежден – из последних сил держится. Но и тем и другим попасть в руки Черной гвардии или просто разбойничьих шаек – смерти подобно! Они ждут от нас помощи, но до последнего времени мы не столь уж многое могли для них сделать – особенно для тех, кто сберег свой дар: как мы полагали, в этом случае нельзя использовать порталы…
– Простите, господин ротмистр, – достаточно бесцеремонно перебила жандарма Машка. – Вы сказали: «полагали»? Что-то изменилось – и я не в курсе?
– Верно, Мария Михайловна, – на «длинноножку», в отличие от Любомирской, хозяин кабинета не рассердился. – Согласно последнему докладу экспертов из нашей ученой группы – его мне принесли буквально четверть часа назад, – похлопал Петров-Баширов ладонью по какой-то бумаге у себя на столе, – одаренный не заразится, если его нести через портал погруженным в наведенный сон – разумеется, предварительно придется заручиться его на то согласием.
«А я говорила!» – безмолвно воскликнула Светка.
– Сие была лишь смелая гипотеза – теперь она, вроде как, экспериментально подтверждена, – словно услыхав ее, пояснил жандарм. – Так что тем из вас, кто техникой наведенного сна не владеет, необходимо спешно оную усвоить. Чтобы хотя бы один из пары – а работать вы будете по двое – мог сию технику применить.
«Ой, я такое не умею!» – с присущей ей непосредственностью поведала нам Настя – ладно хоть не вслух.
«
«Да? Ну ладно…»
«Кстати, ротмистр сказал – по двое? Но семь на два как-то криво делится», – заметила тут Юлька – но не через моего фамильяра, а используя канал Оши.
«Кто-то останется один, – предположила Машка. – Я до сих пор в одиночку моталась – и ничего, справлялась!»
– Ну да хватит слов! – подвел между тем итог Петров-Боширов. – Каждую минуту где-то разряжается брошенный без присмотра артефакт – или занимается пожар в очередном зернохранилище – или вовсе гибнет от рук оголтелой черни одаренный! Посему – за дело, друзья! Конкретные задачи вам поставит Иван Иванович, – указал он рукой на князя Хилкова. – Ему же станете докладывать о выполнении… Вопросы есть?
– Разрешите, господин ротмистр? – выдвинулся я на полшага вперед.
– Извольте, молодой князь, – кивнул жандарм.
– Просто для понимания происходящего. Москва ведь – не единственное убежище? – осведомился я. – Есть и другие?
– Есть, – подтвердил Петров-Боширов. – Нами налажена связь со Старой Ладогой, Херсонесом, Тмутараканью, Казанью и Рязанью. Есть данные о Владимире и Дербенте, но надежный контакт с ними покамест не установлен. Также, увы, доподлинно известно, что Ярославов град Киева и Краковский замок, которые многими назывались как возможные убежища, захвачены чернью. На сегодня сие – вся информация. Но новая постоянно поступает, так что картина будет дополняться.
– А что за рубежом? – поинтересовался я. – Там Белый Центаврус тоже побывал?
– Данных из-за кордона пока немного, – развел руками ротмистр. – Сообщают, что пала королевская власть в Англии, что охвачена бунтом Болгария… Но все сие – неточно. Да и нам бы сперва здесь, у себя разобраться…
– Понятно, – обронил я.
– А Император? –не испрашивая на то дозволения, полюбопытствовала тут Любомирская.
– Что – Император? – посуровел лицом жандарм – оказывается, до сих пор оно у него хранило еще достаточно добродушное выражение.
– Где сейчас Государь? – уточнила свой вопрос девочка.
– Кстати, да, – поддержала ее Светка. – Когда все это началось, царь ведь был в Петрополисе, где мы с княжной, – слегка качнула она головой в направлении Насти, – так сказать, имели счастье его воочию лицезреть… Что с ним стало?
– В настоящее время мы, в Москве, не располагаем сведениями о точном местонахождении Его Величества, – сухо выговорил Петров-Боширов. – Однако, покуда не подтверждено иное, исходим из того, что Император жив и здоров – и в скором времени даст подданным о себе знать. Власть в Первопрестольной – и других известных нам городах-убежищах – продолжает осуществляться именем Государя нашего Бориса VIII Годунова, и любое вольнодумство на сей счет будет расценено не иначе как государственная измена! – с нажимом закончил он.
– Я же просто спросила! – стушевалась Любомирская.
Каратова промолчала.
– Что ж, довольно вопросов! – заявил жандарм. – Милостивые государыни, милостивые государи – ступайте, более вас не задерживаю! И у вас, и у меня – духова куча самых срочных дел!
На этом наша аудиенция у новоиспеченного московского головы была завершена.
Глава 2
в которой я… да, снова пью вино
«Кто хочет, пусть считает это государственной изменой – но я практически уверена, что Бориса VIII уже нет в живых!» – заявила Светка через Оши – если для безмолвного разговора были доступны оба фамильяра, как вот сейчас, Каратова всегда выбирала именно Машкиного.
Ну а вслух подобные неоднозначные вещи мы старались вовсе не произносить – даже дома.
Кстати, о доме: речь, разумеется, вовсе не о моем особняке на Мясницкой – кроме всего прочего, буквально накануне тот выгорел дотла вместе с доброй половиной улицы. Жили мы теперь вместе со всеми остальными беженцами – в кремле, где нам со Светкой выделили пристанище на третьем этаже старинного Теремного дворца – в просторной комнате с расписными стенами, высоким сводчатым потолком и огромными витражными окнами… Красиво звучит да? Вот только собственно нашей территорией было лишь чуть более четверти помещения, квадрат две на две сажени, отделенный наскоро возведенной фанерной перегородкой. За той, по соседству с нами, поселили Юльку и Настю Любомирскую, по другую сторону от девочек проживала Муравьева – изначально предполагалось, что в компании с Цой, но скоро к Машке переехал Даня Гагарин, а хабаровчанка оказалась в четвертой комнатенке, меньшей из всех и, к тому же, проходной, где до того жил в одиночестве Кир, а теперь – они вдвоем.
Что до удобств – в смысле туалета с душем – то оные располагались даже не на этаже – двумя лестничными пролетами ниже. Так-то личная гигиена для одаренного – не большая проблема, но вот той же Насте, чтобы использовать магию, каждый раз требовалось особое от меня дозволение. И стесняясь прямо называть некоторые необходимые ей техники – или же когда нужда в тех нежданно возникала в период «отката» – юная княжна была вынуждена посещать эти места общего пользования, временами отстаивая там немалую очередь из таких же немощных бедолаг.
Но в целом, положа руку на сердце, предоставленные нам условия по местным меркам были более чем неплохие. Так, Гагарин прежде, чем перебраться под бочок к «длинноножке», спал на полу в общей комнате, рассчитанной на две дюжины человек, а та же Юлька первые дни, пока не стало известно о ее иммунитете – а значит, об особой ценности моей сестренки для общества – ночевала в некоем подобии детского приюта, вынужденная не столько спать сама, сколько приглядывать за младшими. Словом, в сравнении с тем, как жило тут большинство, у нас с Каратовой были настоящие хоромы. При желании здесь даже можно было принимать гостей! Вот только время бы еще для вечеринки найти…
Но со свободным временем дело у нас в основном обстояло чуть хуже, чем никак. «Дома» мы оба почти не бывали, днем и ночью пропадая за кремлевскими стенами – пока хватало маны. А когда та заканчивалась – подзаряжались от добровольцев-доноров (холопов-«бурдюков» в убежище почти не встречалось) – и снова шли в «зараженные земли». Искали там продукты, артефакты, выживших одаренных – все как завещал Петров-Боширов. И не было тем поискам ни конца, ни края, а нам толком – ни сна, ни отдыха.
Ну и, кроме всего прочего, со Светкой мы работали в разных парах. Ко мне в партнеры определили Любомирскую – должно быть, чтобы Ди-Сы лишний раз не раздергивать – а подругу мою прикрепили к Муравьевой с Оши. Так что, даже и возвращаясь ненадолго с миссии, дома мы с Каратовой зачастую не пересекались. Как-то, правда, совпало – провели вместе треть ночи… Помнится, на утро Юлька с Настей
Юлька моя, кстати, ходила на миссии с князем Хилковым, а не с Киром. «Заикин» же работал без напарника, и, насколько я понимаю, задачи ему зачастую ставил не Иван Иванович, а лично Петров-Боширов.
Как я уже сказал, графики действия наших «двоек» чаще не совпадали, и собраться вместе, как в старые добрые времена, нам удавалось нечасто. Но вот сейчас как раз выпало редкое исключение: «домой» почти одновременно вернулись и мы с Настей, и Светка с Машкой. Ну и чем не повод посидеть дружной компанией? Тем более, что на огонек к нам в Теремный дворец заглянула Милана, регулярно наведывавшаяся к Цой по поводу своего злополучного пальца. Правую руку, поврежденную при отступлении из замка барона фон Мирбаха, Диана Воронцовой вылечила сразу по их возвращении в Москву, а вот со старой травмой молодой графини особого прогресса у них, увы, пока не наблюдалось. Целительница призывала не терять надежды, но точных сроков по-прежнему не обозначала.
Итак, мы всемером – я, Светка, Машка, Даня, Настя, Милана и Диана –набились в нашу с Каратовой комнатку, рассевшись по застеленным кроватям. Чуть позже обещал подтянуться еще и Кир – и это же почти все уже будут в сборе, мелкой только не хватит до полного комплекта!
С торжественным видом я извлек из тумбочки бутылку вина и, заставив ту совершить круг почета под потолком, водрузил на столик – под приглушенные, но искренние аплодисменты. Когда рукоплескания стихли, Муравьева, хитро подмигнув, извлекла из-за пазухи еще одну бутылку (то-то мне показалось, что «длинноножка» малость располнела!) и поставила рядом с первой – под новые овации.
Тут, уж простите, не обойтись еще без одного отступления. Вино в кремле было страшным дефицитом. Небольшими порциями его выдавали только раненым – и еще тем, кто нес общественно-полезную службу. Нам со Светкой, например, полагалось из казны за труды по бокалу в день, к ужину. Столько же получала Милана – но не за конкретные заслуги, а чисто как глава графского дома Воронцовых. Цой, помогавшая целителям в госпитале, имела право на один бокал раз в два дня. А тому же Дане Гагарину, например, вина не причиталось ни капли.
Но если для молодого князя, молодой графини и молодой баронессы мир ныне жестко ограничивался белокаменными кремлевскими стенами, то мы-то ходили наружу! Ну и как не прихватить домой бутылочку-другую, чудом уцелевшую в каком-нибудь уже разграбленном чернью погребе? На такое даже не то чтобы смотрели сквозь пальцы – Иван Иванович сам же и подал нам эту идею. Освещенная веками система кормлений – куда деваться?!
Князь Хилков просил нас только слишком уж не злоупотреблять – типа, не таскать трофеи ящиками. То есть, ящики как раз горячо приветствовались – но дабы шли оные прямиком на казенный склад.
Они исправно и шли. Как и мешки с мукой, бочки с солониной, корзины сухофруктов, штабеля замороженной рыбы… Только за минувший день мы с Настей переправили в убежище под сорок пудов самой разной еды! А ведь зачастую ту нужно было не просто забрать с полочки и пролевитировать в портал – сперва ее еще требовалось отбить у черни или откопать из-под развалин!
Так что свою бутыль крепленого «Воронцовского» я считал более чем законной и вполне заслуженной добычей. Машкин сегодняшний кагор, полагаю, тоже не сам из астрала на нее упал.
Неудобство было в другом: к нам то и дело подходили и кто смущенно, а кто и дерзко – что, вам, мол, жалко, что ли? – просили достать из «зараженных земель» ту или иную вещь. Обещали денег (ха!), покровительство (два раза «ха!»), а одна смазливого вида девица лет двадцати, ни много ни мало, молодая баронесса – запамятовал фамилию, что-то там оканчивавшееся на «…дорф» – улучив момент, поймала меня в каком-то закутке и, прижав налитым бюстом к кирпичной стене, за некое свое любимое ожерелье, в спешке забытое при бегстве, томным шепотом посулила «удовольствие, которого вы, молодой князь, в жизни своей не получали!». Причем уплатить аванс она была готова сразу на месте – серебряная шнуровка на упомянутом бюсте уже начала мало-помалу заманчиво расползаться.
Настойчивой молодой баронессе «Не-помню-что-дорф» я тогда, конечно же, без малейших колебаний отказал – кажется, немало тем самым ее изумив: девица-то в неотразимости своих чар явно была уверена на все сто. Но некоторые подобные заказы – если было видно, что вещь человеку реально нужна, а нам, к примеру, по пути – мы одно время охотно исполняли. Бесплатно, разумеется.
Но однажды – собственно, не далее как вчера – девочка лет пяти с личиком испуганного ангелочка робко подошла к Насте – к другим нашим, наверное, побоялась – и попросила принести ее любимого плюшевого мишку. Все бы ничего, но разыскать его нужно было чуть ли не в Тверской губернии – совсем не там, где нам предстояло в тот день работать. Однако дать малышке от ворот поворот не сумели ни Любомирская, ни я. В итоге, духову игрушку мы достали, но попутно нарвались на Черную гвардию и потеряли кучу времени, за что удостоились жесткого разноса сперва от князя Хилкова, а затем и от самого Петрова-Боширова.
После того случая ротмистр строжайше запретил нам принимать на стороне любые заказы. Поток просьб это, конечно, не прервало, и сегодня мы с княжной разок даже приказа жандарма ослушались – но там совсем не пришлось отклоняться от маршрута, а женщина просила принести оставшуюся в разоренном имении фотографию погибшего сына…
…Вино разлили по бокалам, и тут Даня Гагарин возьми да и провозгласи дежурный тост за Государя Императора. Настя аж поперхнулась – ей налили сладкого кагора, разбавив тот водой, чем девочка уже была не особо-то довольна, а уж упоминание о Борисе VIII, как видно, и вовсе пробудило в юной княжне не самые светлые чувства. Однако, вопреки своей обычной манере, Любомирская промолчала – а вот Каратова, уже осушив свой бокал, не преминула заметить – конечно, не вслух – что едва ли Его Величество ныне здравствует.
«Александр Русланович сказал: пока не доказано иное, Борис – наш царь», – заметила на это Муравьева – не то придя на помощь Дане, не то просто так, разговор поддержать.
«Ага, царь Пустоты», – хмыкнула, уже не сдержавшись, Любомирская.
«Нет, ну мы же были с тобой в Петрополисе, – заметила между тем Светка Машке – как раз сегодня они с “длинноножкой” мотались в столицу за каким-то редким артефактом по особой наводке князя Хилкова. – Императорский дворец захвачен чернью! Какие еще нужны доказательства?»
«Императора могли эвакуировать, – предположила, подключаясь к спору, Цой. – Элементарно: усыпить и вынести порталом!»
«И кто, по-твоему, на это сподобился? – прищурилась на хабаровчанку Каратова. – Точно не мы!»
«Кто-нибудь из Конвоя мог пожертвовать своей силой», – пожала плечами Диана.
«Тогда почему Борис до сих пор не в Москве? – запальчиво осведомилась Светка. – И ни в одном из других убежищ, с которыми у нас налажена связь? Уж объявись где-нибудь Император – об этом сообщили бы сразу! По-моему, пора признать: царь либо мертв, либо впал в немощь – что, кстати, если ничего не путаю, автоматически лишает его всех прав на российский престол!»
«А по-моему, Александр Русланович все делает правильно, – с расстановкой заметил я – без особого желания возражая Каратовой, но истина показалась мне дороже. – Если даже Борис VIII и впрямь уже давно в Пустоте – и, допустим, ротмистру это доподлинно известно – трезвонить о таком не время. Сейчас Петров-Боширов правит в Москве его именем, а если сказать, что царь мертв – сразу начнется грызня за наследство…»
«Правит? – насмешливо перебила меня вдруг Милана. – Петров-Боширов? Серьезно?!»
«А что не так?» – совершенно не понял я ее подначки.
«Александр Русланович истово льет ману, словно клейменый холоп. Не спит ночами, не дает ввергнуть убежище в хаос – это есть, да. Но правит в Москве вовсе не он: Петров-Боширов, как и вы, делает только то, что ему велят – просто на более высоком уровне. Что, это реально для кого-то тут новость?» – в искреннем удивлении оглядела собравшихся молодая графиня.
«Хм, лично для меня – да», – заметно смешавшись, кивнула Машка.
«И кто, по-твоему, отдает приказы ротмистру?» – спросил я, нахмурившись: слова Воронцовой и для меня прозвучали будто гром среди ясного неба. На первый взгляд, они казались полной чушью, но я слишком хорошо знал, что попусту трепать языком Милана не привыкла, так что…
«Их трое, – пожав плечами, как о чем-то абсолютно само собой разумевшемся проговорила молодая графиня. – Князь Михаил Репнин, граф Аркадий Киселев и барон Александр Поспелов».
«О последнем даже не слыхала никогда, – с нескрываемым скепсисом заметила Муравьева. – И за что им такая честь?»