Помоги проекту - поделись книгой:
Когда Соломатин вышел, Никонов переглянулся с Кононовым. Тот, коротко оглянувшись и убедившись, что на них никто не смотрит, снова подъехал на кресле к другу и коллеге.
— А это что вообще было?
Никонов не отвечал довольно долго, думая — стоит ли говорить. О том, в чем причина произошедшего он уже догадался.
— Николай, вы снова меня игнорируете? — опять пихнул его в плечо Кононов.
— Это, думаю, было эхом действий ведомства, которое зовется Третье отделение Собственной Ее Императорского Величества канцелярии. Слышал про такое?
— В смысле?
— В прямом.
— Так… они же не работают с Цербером, разве нет?
— Полагаю, теперь работают. Забрали себе в ведение объект, думаю скоро и его самого заберут.
— А он где?
— В Познани.
— Как они его оттуда заберут тогда?
— Ну придут и заберут!
— Так в Познань сегодня король польский с визитом приехал, ты новости что ли не смотришь? В Кайзеровском замке мероприятие по присвоению рангов выпускам гимназий для одаренных…
— Ой да вывезут, это ж Третий отдел, — только и отмахнулся Никонов.
— Да как!? — не на шутку рассердился Кононов от уверенности сослуживца. — Ну король же там?!
— Неважно, — в отличие от возмущенного Кононова, Никонов был абсолютно спокоен.
— Неважно?
— Да, неважно.
— Да ладно!? — повысил голос Кононов до такой степени, что на них обернулось пара человек.
— Прохладно.
— Коль, ты сейчас шутишь или издеваешься?
— Я абсолютно серьезно.
— Пари?
— Курвуазье?
— Определенно.
— Ящик? — дежурно поинтересовался Никонов.
Про Красный код Кононову он говорить не собирался — есть предел безалаберности, который заканчивается на той границе, где начинается область работы военной прокуратуры. И спорить он не собирался — ведь, как известно, спорят только дураки или подлецы. Дурак не знает и спорит, а подлец знает и спорит.
— Конечно ящик, Коль! На бутылку спорить вон с подружками той рыжей баронессы иди, которая тебя недавно отшила на балу…
— Ящик так ящик, — ответил Никонов, уязвленный упоминанием о баронессе, которая не только отвергла его ухаживания, но и прилюдно высмеяла порыв молодого лейтенанта.
На этом беседа и закончилась. Возмущенный непрошибаемым спокойствием Никонова насупленный Кононов еще подышал громко, раздувая ноздри, а потом откатился на свое рабочее место.
Ночь дежурства прошла спокойно — и только под самое утро уже Никонов, катнувшись на стуле, подъехал к рабочему месту Кононова.
— Вуаля, — продемонстрировал он ему экран своего портативного коммуникатора. Кононов близоруко сощурился, читая заголовок новости:
Срочно! Чрезвычайное происшествие в городе Познань!
— И что? — не понял Кононов.
Ему было простительно незнание — он был ответственен за участки границ Юго-Западного края с княжествами Вольницы, поэтому улицы Познани, и что там находится, не знал.
— А то! — наставительно произнес Никонов, поднимая вверх палец. — А то, мой дорогой проигравший мне ящик Курвуазье друг, что на улице Рольна находятся такие здания как Центр набора в Войско Польское, а рядом с ним — управление Агентства Внутренней Безопасности.
Никонову — как ответственному в том числе за Великопольское воеводство, как раз полагалось знать подобные нюансы.
— И? — все еще не понимал Кононов.
— Ну что «и»? Как ты думаешь, куда вчера вечером могли отвезти упакованный объект? Вчера вечером происходит стихийная активация, а уже ночью в городе огненный апокалипсис. Смотри как горит хорошо! Совпадение?
— Не думаю, — Кононову, признавая правоту друга и сослуживца, оставалось только согласиться. И вздохнуть: последнее денежное довольствие, то что от него осталось после раздачи долгов, он почти полностью потратил на покупку часов Пересвет — ведь какой нормальный офицер без хороших часов?
Кроме того, Кононов прошедшие пару месяцев ухаживал сразу за двумя кузинами (чтобы наверняка) баронессы Гулевской (той самой, что высмеяла на балу Никонова), и изрядно на обеих девушек поиздержался.
Так что сейчас лейтенант Кононов серьезно загрустил, мысленно ругая себя за горячность. Ведь чтобы выставить ящик коньяка Никонову, ему снова — как и в прошлом месяце, придется залезать в офицерскую кассу взаимопомощи.
Из здания штаба после окончания дежурства Кононов и Никонов выходили вместе. В молчании — Никонов в глубокой задумчивости, а Кононов в мечтах о том, чтобы произошло что-нибудь хорошее, чтобы он поскорее забыл о неприятности с ящиком Курвуазье.
На закрытой парковке у здания штаба уже собрались прощаться, расходясь к стоящим в разных углах машинах, как оба одновременно замерли, получив оповещения каждый в своей дополненной реальности.
Никонов посмотрел на сослуживца, и произнес одними губами: «Соломатин?»
Кононов в ответ только кивнул.
Оба мгновенно побледнели.
Полковник Соломатин был крайне консервативен и не терпел, «пока война не началась», никаких служебных надобностей во внеурочное время. Поэтому вызов к главе Особого отдела сразу после окончания дежурства не сулил ничего хорошего.
О грусти по проигранному ящику коньяка Кононов избавился моментально, но уже сам не рад был так быстро сбывшемуся желанию.
Глава 6
«У нас был старенький БМВ с задним приводом и ручной коробкой передач, два конвертоплана с прожекторами, десяток машин полиции, узкие улочки Старого города, штук пять стреляющих льдом магов, звериное предвидение и целое множество препятствий на любой вкус, а также угрозы лишения социального рейтинга, тюремного заключения и лишения гражданства, все это вместе и по отдельности. Не то что бы это был необходимый запас для того чтобы уходить от полицейской погони в городе Познань, но если начал собирать самое разное дерьмо в личное дело, то становится трудно остановиться. Единственное что вызывало у меня опасение — это лестницы. Нет ничего более беспощадного, бессмысленного и несвоевременного как гранитные, широкие и массивные парковые лестницы. Конечно тогда я старался не думать об этом, но подспудно понимал, что сколько по парку не гони, рано или поздно мне встретиться эта дрянь».
Мысленная тирада родилась из глубин мой старой памяти — того меня, прежнего.
Какого такого меня?
Еще не полностью вернувшись в сознание, плавая на границе мутной пелены беспамятства, я мысленно смотрел кино из картинок, мыслеобразов и бредовых воспоминаний. Удар молнии, ритуал подчинения, странный незнакомец… Господи, какая же дичь только не привидится.
А привиделось ли? Очень захотелось поверить, что все произошедшее — горячечный бред и сейчас я открою глаза в чистой постели больничной палаты.
Надеялся на это очень сильно, прямо всеми фибрами души. Но… «Не получилось, не срослось», — как говорят хирурги. Круглолицая медсестра-полька, стычка в больнице, запах горелого мяса и одежды, сестра-оборотень, гонка по улицам города и падающие с неба ледяные глыбы — все это было и было совсем недавно. И еще даже до того, как открыл глаза, понял — сижу крепко привязанный к стулу. Ноги сразу в нескольких местах притянуты стяжками к ножкам, руки заведены за спину.
Кроме того, возвращаясь в сознание я ощутил на себе… намордник. Реально намордник — массивный, жесткий. Даже не намордник, а тяжелая полумаска, частично захватывающая голову сзади. И плотно прилегающая к коже, хорошо чувствуется давление, как от массивного респиратора. Тяжелая маска закрывала рот, нос, подбородок — и кроме того еще я ощущал, как будто беруши в уши вставлены.
По мере того, как вместе с возвращающимся сознанием возвращалось и восприятие, я все громче слышал звук своего дыхание. Громкое, сиплое. Дарт Вейдер так шумно дышал в древнем фильме про Звездные войны. И это все определенно из-за надетой на меня маски.
Чуть приоткрыл глаза. Совсем чуть-чуть, чтобы если за мной кто наблюдает, это прошло незамеченным. Вокруг неестественно белый свет, мешает сосредоточится и сфокусировать взгляд.
Открывать глаза полностью не стал, закрыл — мне нужно время прийти в себя, обдумать произошедшее. Вот только думать оказалось непросто. Громкий звук дыхания мешал концентрироваться; причем громкий звук дыхания мешал больше той части моей новой сущности, которая после удара молнии и ритуала отвечала за чувство тревоги, метание молний и вот это вот все. Только сейчас я понял, что чувствую «поднявшуюся на загривке шерсть», вот только это ощущение где-то далеко, едва-едва ощутимо.
Понемногу осознавая неприятное положение, в котором оказался, начинал волноваться. По мере того, как эмоции становились все ярче и росло беспокойство, я начал ощущать, как мне не хватает воздуха. Реально не хватает — я как будто бы дышал неполной грудью. Попробовал вздохнуть глубже — шум дыхания стал громче, а воздуха поступило еще меньше.
Появилось понимание: это все маска. Похоже, намордник настроен на контроль дыхания — чем глубже и чаще дышишь, чем больше возбужден, тем меньше воздуха она пропускает. Отличное решение. Особенно для тех, кто страдает от панических атак — так и скопытиться недолго. Причем без шуток — в такой маске с нервами не совладаешь, и реально кончишься от страха, забившись в падучей.
Спокойно. Спокойно. Волноваться не надо — начал я увещевать сам себя. Задышал ровнее и надо же — все получилось. Кислород вновь поступал в полном объеме, снова вдыхал полной грудью.
— Ты уже можешь открыть глаза.
Женский голос раздался удивительно четко, причем полностью отсекая сиплые звуки дыхания. Прилепленная к лицу маска, частично закрывающая и уши, сработала как активные наушники.
Голос кстати красивый. Женственный, чувственный; но при этом крайне неприятный. Странное ощущение — как будто вместе со словами чужая воля под кожу залезает.
И еще от этого голоса у меня снова «шерсть на загривке дыбом встала». Но лишь на короткое мгновение — маска сразу же отреагировала на проснувшееся предчувствие, вообще на несколько секунд отрубив мне подачу кислорода. Прямо на вдохе. Крайне неприятное ощущение, концентрацию мигом сбивает.
Глаза я, кстати, так и не открыл до сих пор.
— Дмитрий, ну хватит уже. Я ведь давно поняла, что ты очнулся.
Открыл все же глаза, сощурившись от яркого света. Надо же, а недавно меня слепили, неудобств не доставляло. Тоже маска-намордник работает? Похоже на то.
Около минуты потратил, чтобы проморгаться. Когда глаза от белого слепящего света перестали жечь и слезиться, присмотрелся. Нахожусь в большой комнате, в которой кроме моего стула — ни одного предмета мебели. Ровный бетонный пол под ногами, грубая каменная кладка стен. Окон нет, совсем — подвал, похоже.
Сижу на стуле. По пояс голый, на мне только синие штаны больничной робы. Передо мной женщина, удивительно молодая и красивая для окружающей картины. Лет двадцать пять, не больше, а то и моложе. Ни грамма косметики, светлые волосы стянуты в тугой хвост. Лицо красивое, благородных черт я бы даже сказал. Выделяются глаза — радужка нечеловеческая, с внутренним отблеском фиолетового магического сияния. Почти как у Марии, только без вкраплений лилового.
Фигура у незнакомки приметная, стати выделяющиеся — стянутые серым мундиром без знаков различий. Высокие кавалерийские сапоги, черная портупея разделяющая грудь наискось. Еще нашивку бы ей на плечо с угловатым немецким орлом — и молодая дознавательница будет выглядеть точь-в-точь как с картинки застенков Гестапо или Абвера. К тому же антураж камеры соответствующий.
Так, что-то меня еще волнует, зудит непониманием. Вот, понял: свет вокруг неестественный, призрачный. Причем его источник не лампа — а, надо же, небольшой едва колышущийся шар над плечом собирающейся допрашивать меня женщины.
— Как будешь оправдываться? — уперся в меня взгляд странных фиолетовых глаз.
Мысли в голове заметались в попытке найти достойный ответ на вопрос. Или вообще не отвечать? Так, а как я ей отвечу, если у меня намордник на лице?
— Ах да, у тебя же намордник на лице, — в унисон произнесла дознавательница, причем на ее лице появилась улыбка.
«Так, она что, мысли читает?»
— Ты в подвале контрразведки на допросе у магистра-ментата, мой хороший! — улыбка стала еще шире. — Конечно я читаю твои мысли!
«Да ну, бред какой-то», — подумал я примерно в таком смысле, не удержавшись от более крепкой характеристики.
— А вот от обсценной лексики попросила бы воздержаться, — моментально отреагировала дознавательница, глядя мне в глаза.
Глаза.
Она поймала мой взгляд — стоило это осознать, как преодолевая звук сиплого дыхания, мешающий концентрации, я почувствовал давление на внутреннюю сторону черепа. Словно чужие щупальца шевелятся.
Попытался отвести взгляд, избегая блестящих фиолетовых глаз. Получилось не сразу, с трудом. А когда удалось, едва ощутимо почувствовал, как будто рвется незримая тонкая нить. Сразу исчезла четкость звуков, вернулся звук дыхания — словно я под водой на большой глубине. Дознавательница фоном говорила что-то, но я не услышал — у меня вновь отсекло подачу кислорода.
Похоже, маска восприняла проявление свободы воли как проявление силы, которую надо потушить. Сдерживая волнение, я попытался успокоиться. Щупальца чужой воли в голове исчезли, дознавательница мысли больше не читает. Так, а если проверить не глядя ей в глаза…
«Эй, подруга, а ты глотаешь?»
Идея проверки была хороша, а вот исполнение подкачало. Вот что за привычка сначала делать, а потом думать? К счастью, дознавательница мои мысли больше действительно не читала. Думаю, продолжай она это делать, отреагировала бы уж точно.
Получается, когда я очнулся, необычно выглядящая красивая дознавательница установила зрительный контакт и словно подцепила меня на крючок. Сейчас значит главное не смотреть ей в глаза; хотя — я привязан к креслу, если она решит вновь поймать мой взгляд, интересно как я смогу ей помешать?
Подтверждая мои мысли, дознавательница пошла в мою сторону. И как пошла! — двигаясь грациозно, словно на подиуме. Ближе, ближе, еще ближе… Коснулась меня, повела пальчиком по плечу, обходя. Она что, на меня сесть собирается?
«Во-воу, подруга, ты реально?»
Дознавательница действительно ломала шаблоны — с грацией танцовщицы перекинула через меня ногу, усаживаясь сверху, как садится умелая стриптизерша на жениха во время мальчишника.
Все это время я наблюдал за ней, стараясь дышать ровно и не смотреть в глаза. Тем более рядом обтянутая ладно скроенным серым кителем грудь, не поднимать взгляд выше совсем несложно. К тому же у меня получилось сосредоточиться на дыхании и выгнать все мысли из головы — просто гонял по кругу счет «вдох-выдох», неожиданно помогло.
Посидели немного. Дознавательница конечно молода и красива, талия тонкая, но сама отнюдь не пушинка — ноги под ее тяжестью уже начали затекать. Поэтому я решил рискнуть — не прекращая дышать ровно, довольно смело поднял взгляд, глянув в фиолетовые глаза. Снова ощутил давление — как на большой глубине, когда ныряешь.
Вдох, выдох. Вдох, выдох — и тяжесть исчезла. Дознавательница, усевшаяся на меня сверху и положившая руки на плечи, уважительно поджала губу.
— Надо же, какой способный мальчик, — резюмировала она. — А если так?
В голове родился звон, перед взором упала темнота. Очнувшись, я почувствовал, как дознавательница берет меня за подбородок и поднимает голову. Воспоминание пришло постфактум — она резко усилила нажим, после чего я испытал ощущение словно у меня на голове котелок, и по нему ударили сразу несколькими кувалдами.
Хорошо так ударили, в ушах до сих пор гулко звенит.
— Прости, малыш, перестаралась, — голос дознавательница доносился словно сквозь вату. — Давай, чтобы не повторять, ты мне сейчас все расскажешь. Ты мне в итоге все равно все расскажешь, просто это будет быстро и приятно, или же долго и больно. Ты что выбираешь?
Ответить я не успел, да похоже моего ответа дознавательница и не ждала. Пока приходил в себя от ментального удара, перед глазами мелькнула изящная девичья кисть, и я услышал щелчок. И второй — дознавательница одно за другим расстегнула крепления маски, коих оказалось четыре.
Поделиться книгой: