Проект «Цербер»

— Нет.

Наоми вдруг прянула вперед; серебристые локоны, струясь, словно невесомая шелковая ткань как будто обволокли нас. Девушка скользнула под тонкое одеяло и прижалась ко мне сбоку, положив мне голову на плечо. Совсем как в воспоминаниях детства.

Я почувствовал себя не очень уютно. Все же сестра уже давно не маленький ребенок, а достаточно взрослая девушка-подросток. Подобное проявление близости в моей культурной традиции выглядит не совсем, так скажем, приемлемо. Но Наоми воспитана в ином культурном коде, для нее происходящее в порядке вещей. И попробовать сейчас оттолкнуть ее от себя может оказаться для нее сильным ударом.

Несколько минут и Наоми ровно задышала. Заснула. Глядя в потолок, я обдумывал неожиданный порыв сестры, которая теперь знает, что мне не сестра. Порыв неожиданный, но, если немного подумать, неудивительный.

Мне ведь, тому мне из прошлой жизни, совсем не шестнадцать лет в прошлой жизни было, а еще я недавно умер от удара молнии. Потом оказался на месте магического ритуала, разговаривал с могущественной сущностью, стал причиной чужой смерти, потом убивал сам. Это все было довольно волнительно — но при этом я воспринимал происходящее относительно спокойно.

Наоми же совсем юная девушка, которая воспитывалась в стенах дома нелюдимым наставником, будучи похоже практически огорожена от общества. И предательство родного брата, последовавшая сразу после этого ее инициация как оборотня, попытки нас убить — и во время ритуала, и в больнице, наверняка все это серьезно подействовало на ее психику и сознание. Именно поэтому она почти постоянно балансирует на грани превращения. Таким образом, наверное, спасая свою психику или неосознанно уходя от настигающих истерик после столь серьезных потрясений.

Сейчас же, удостоверившись что я не ее брат, но видя, как я возвращался за ней и не желаю ей зла, она просто взяла и доверилась мне, целиком и полностью. Причем решение это она приняла не здесь и не сейчас, а еще у Старой мельницы. Сейчас она просто полностью решение довериться мне осознала. И доверилась настолько, как доверялась только своему брату, когда он был единственным для нее близким человеком. У нее, впрочем, никого из близких людей кроме брата и не было, она же в затворничестве жила.

Я вдруг понял, что мои догадки о природе поведения Наоми железобетонно верны. При мыслях об этом снова приоткрылась дверка памяти: пришло понимание, что в прошлой жизни я удивлял коллег и знакомых своими способностями. У меня всегда складывалась верная и полная картина из небольшого количества деталей.

Вещи, которые для других непредставимы, я способен понимать логически, просто сопоставляя имеющиеся факторы. Мне казалось это обыденностью, но для других всегда было откровение — когда я всегда делал верный вывод, основываясь лишь на обрывочных косвенных знаниях. Сейчас же ситуация не подразумевает иных толкований, вообще все ясно-понятно, как в открытой книге.

Сестрица-лисица размеренно дышала, глубоко заснув, мне же теперь сон совершенно не шел. Особенно когда Наоми заворочалась во сне и крепко прижавшись, еще и ногу на меня закинула. Сон больше не шел, и я попытался отвлечься, вспоминая все что видел в картинках воспоминаний о своей новой жизни.

«Мне больше некуда идти», — вспомнил я, как шептала Наоми у Старой мельницы.

У нас с ней же есть опекун, почему она не пошла к нему? При этой мысли в первую очередь неожиданно для себя обратил внимание на то, что уже думал о прошлом реципиента как о своем, не дистанцируясь.

Надо же, вживаюсь в чужую шкурку.

Осмыслив это, я принялся восстанавливать в памяти и «просматривать» увиденное во время допроса в подвале, акцентируя внимание на семье реципиента. И в процессе забыл не только о сне, но и о прижавшейся ко мне посапывающей Наоми. Настолько увиденное свежим взглядом в картинках воспоминаний реципиента мне не понравилось.

Категорически я бы даже сказал не понравилось.

Глава 9

Заснуть я смог только под утро, но выспаться пары часов мне вполне хватило. Организм молодой, много не нужно. Я бы если и не поспал вовсе, утром дискомфорт сильный все равно вряд ли бы почувствовал.

Едва проснулся — от лучей солнца, заглянувших в открытое незашторенное окно, как сразу ощутил себя в чрезвычайно бодром настроении. Настолько бодром, что восстанавливающая хронологию событий цепочка воспоминаний, составленная по реперным точкам «пляж-молния-ритуал-больница-погоня-застенки-эвакуация», прошла быстро и практически без негативных эмоций. Главное, что не реинкарнация в собаку, а с остальным можно попробовать разобраться.

Молодость все же — великая вещь. Когда лет в двадцать не спал сутками без потери тонуса, не раз слышал от старших товарищей фразу «молодой, здоровья много». С возрастом, когда к тридцати у выданного природой тела закончился бесплатный пробный период здорового организма, эту фразу прекрасно понял — как понял и важность восьмичасового сна. Так, а вот еще одна дверца глубинных воспоминаний приоткрылась, отметил я краем. Стараясь ни о чем не думать, понадеялся, что сейчас получится еще что-нибудь вспомнить.

«У нас были анатомические подушки, семь с половиной килограмм утяжеленного одеяла, пару кило мягких игрушек, четыре грамма мелатонина, ромашковый и мятный чай, свежее постельное белье, успокаивающая музыка и шторы блэкаут. Не то, чтобы это было категорически необходимо для спокойного сна, но если тебе уже исполнилось тридцать, то к делу нужно подходить серьезно».

Ну да, ну да, вспомнил. Вздохнув, я открыл глаза, возвращаясь в свою новую жизнь. Наоми рядом уже не было. Осмотрелся — сестрица-лисица нашлась в кресле в углу комнаты. Сидела молча, в полностью «человеческой» форме. Причем по позе видно, что смущена. Чувствуется неловкость и даже в статике, некоторое подростковая неуклюжесть. В сравнении, конечно, с ее движениями, когда она скользит серебристой тенью на грани превращения в хищно-магическое существо.

Похоже, вчерашнее проявление чувств, после того как темнота ночи сменилась утренним светом, ее серьезно смутило. Ну да, тоже предсказуемо. Чтобы не добавлять девушке лишнего смущения, я ей подмигнул и кивнул, мол «все хорошо». Наоми в ответ мне улыбнулась. Несмело, смущенно.

— Рейдзи?

— А?

— Нас кормить будут? Кушать очень-очень хочется.

— Мне нельзя из комнаты без маски выходить. Сходи да спроси.

Наоми вздохнула. Похоже, идти куда-то спрашивать она стесняется. Да, не прошло даром затворничество. Ну ладно, кто тут старший, тому и разруливать — я подошел к двери и выглянул в коридор. Никого. Вернулся в комнату, распахнул окно. Поодаль — в тени дубовой аллеи, увидел идущую мимо группу штабных офицеров.

— Товарищи военные, разрешите обратиться? А нас кормить сегодня будут?

Упс. Мой голос в утренней тишине раздался громко и звонко — я за вчерашний день привык, что в маске нужно говорить раза в два громче от привычного, чтобы быть услышанным. Товарищи военные ничего мне не ответили, но судя по реакции, хорошо заметили. Звезды там на погонах большие, светят ярко, а значит скорее всего нас скоро все же покормят. Пока же можно душ принять — направился я в ванную.

— Ух ты, — не удержался я от возгласа, увидев себя в зеркале.

Ну непривычно совершенно. Как-то не вяжется у меня восприятие собственной личности с этим юношей с взъерошенными белыми волосами, который выглядит словно сошел с обложки журнала. Поправил челку — ну да, парень в зеркале движение повторил. На бледной коже, кстати, хорошо заметны вереницы красных точек от игл намордника — на скулах, на шее под челюстью; потрогал сзади, ну да, и там чуть саднит.

Несколько минут стоял и рассматривал свое новое лицо, в попытке привыкнуть.

Когда вышел из душа, понял, что задерживался в ванной зря — Наоми уже доедала второй омлет с беконом, запивая его вторым компотом. Судя по пустым тарелкам на подносах, первый омлет и первый компот, и что еще там было, она уже заточила.

— Прости, оно как-то само, просто я очень-очень кушать хочу, — с набитым ртом сложила Наоми ладони в извиняющимся жесте.

Я даже говорить ничего не стал. Выглянул в коридор — опять никого. Выглянул в окно — тоже пусто, второй заказ не сделать. Попил воды из-под крана, а совсем скоро за мной пришли. После того как раздался короткий стук в дверь, на пороге появился вестовой в непривычной форме. Все военные, которых видел до этого, выглядели… ну примерно, как в моем мире, может незначительными деталями форма отличается. Привычно, в общем. На этом же был черный с серебряным шитьем мундир совершенно непривычного кроя. Погоны тоже странные, совершенно мне незнакомые: на серебряном с золотом шитье императорская корона и сложный вензель, причем сразу непонятно даже что за буква, а вокруг — три маленькие звездочки.

— Доброе утро. Поручик барон Антон Радецкий, прибыл сопроводить вас в штаб бригады для приватной беседы.

Вот и ответ, что за звание на непривычно выглядящем погоне.

— Меня одного? — переглянулся я с Наоми.

Девушка уже легко спрыгнула с кресла и подошла ближе, крепко взяв меня за руку. Она заметно волновалась — ладони влажные. Говорящее подтверждение моей вчерашней догадки: ей проще находиться в зверином облике, потому что в человеческом ее одолевают волнение и страх.

— Да, вас одного. Что-то не так?

— Господин барон, будьте любезны … — бросил я взгляд на Наоми и снова посмотрел на Радецкого: — Дайте пожалуйста указание принести моей сестре еще еды.

— Как только провожу вас, так сразу.

— Хорошо, тогда пойдемте.

— Наденьте, пожалуйста, — протянул мне поручик маску-намордник.

По виду она сильно отличалось от той глухой конструкции, что была на мне вчера. Эта девайс компактнее, больше похож на респиратор. Словно маска Скорпиона или Саб-Зиро из игры Мортал Комбат. Только эта маска была черного цвета с серыми полосами. Смоук — вдруг вспомнил я как звали черно-серого персонажа, одного из тех кого создатели игры в первых версиях клепали копипастом игровой модельки, просто перекрашивая ее в разные цвета.

Маску надел, ожидая неприятных уколов от впивающихся под кожу игл. Но их не ощутил — лишь в ушах сразу зашумело дыхание, как будто в акваланге закрытого типа оказался. Более того, через несколько секунд настройки восприятие мира вернулось к нормальному — маску теперь почти даже не ощущал.

— Вы готовы?

Отвечать я не стал, прислушиваясь к ощущениям. В прошлой жизни я довольно часто ходил в маске-балаклаве и шлеме, так что сейчас особых неудобств не чувствовал — снова появилось частичка воспоминаний старой жизни. Интересно, а куда я ходил в шлеме и балаклаве? «Уважаемый, а вы точно сантехник?» — хмыкнул сам с собой, представляя удивленных жителей квартиры, открывших дверь такому сантехнику.

— Вы готовы? — переспросил Радецкий, возвращая меня в реальность.

— Готов.

Голос, надо же, звучит почти как обычно. Ну да, если прошлая маска-намордник была тяжела и груба исполнением, видимо предназначаясь для жесткого подавления выплесков силы, то эта более… комфортная. Да, именно так — более комфортная.

— Следуйте за мной.

Покинув здание казармы, мы по территории части двинулись к штабу — находившемся в самом настоящем дворце. По ходу движения оглядываясь по сторонам я уверился, что мы находимся в воинской часть российской армии — строевые песни на пробежке на русском, да и вообще общий антураж никакой другой ассоциации не вызывает. Вот только что за русская армия в этом мире, возник вопрос: перед зданием штаба расположилось три флагштока, с тремя флагами.

В центре — вписываясь в канву имперских амбиций стран этого мира, черно-желто-белый российский флаг, бывший национальным государственным флагом во времена Александра III. Имперский флаг, отражающий цвета штандарта правящего дома Романовых.

Слева — привычный мне красно-сине-белый триколор. Справа явно ведомственное полотнище, с цветами гвардейской черно-оранжевой ленты — похоже знамя войсковой принадлежности. Ветра почти не было, стяг не раздувало, так что пока мимо шли рассмотреть я его не смог.

В штабе оказалось довольно многолюдно. Причем окружающие — среди которых было немало женщин, одеты во вполне обычные зеленые армейские мундиры; ни одного подобного тому, что на поручике, я не увидел.

Когда мы с бароном Радецким появились в штабе, пока поднимались по широкой мраморной лестнице и шли по просторным коридорам, практически все встреченные на нас с интересом косились. Внимание мы определено привлекали — причем не только я своей неуставной взъерошенной стрижкой и полностью белыми волосами. Внимание привлекал и мой провожатый в своем черном с серебром мундире — причем именно он привлекал внимание в первую очередь. Похоже, к этой воинской части отношение он имеет постольку-поскольку.

Привел меня поручик барон Радецкий к кабинету командира бригады генерал-майору А.А. Семенову, как гласила табличка на двери и жестом предложил мне заходить. Едва я перешагнул через порог кабинета понял, что ожидающий меня здесь мужчина на комбрига А.А. Семенова, как бы он не выглядел, ну никак не походит. В кресле отсутствующего сейчас генерал-майора кресле сидел молодой чиновник, не старше тридцати. Несмотря на строгий крой черного мундира, к армии он отношения наверняка не имел, я в этом уверен.

У него было вытянутое «аристократическое» лицо, аккуратные черные брови, острый тонкий нос. На вампира чем-то похож. Особенно сходство с вампиром подчеркивается заметно выраженной бледностью, контрастирующей с иссиня-черными волосами и черными же глазами — белок едва виден, реально практически черный взгляд. Прическа, как и у меня, неуставная, блестящие черные волосы взъерошены. Несмотря на оскорбительную для нахождения в кресле комбрига молодость, в висках проглядывают седые пряди.

Выглядел молодой чиновник неприятно, отталкивающе; нет, природа его внешностью не обидела, но вот допустим ядовитые черные аспиды тоже не уродливые, но приязни не вызывают. Впрочем, это у меня, я змей не люблю — а вот кому-то может и нравится.

Темные, почти черные глаза внимательно на меня смотрели. Долго, почти минуту. И только после расположившийся в кресле странный чиновник показал мне на стул напротив. Пока садился, заметил перед собеседником несколько листов. Мельком прочитал пару выделенных фраз — ясно, протокол моего вчерашнего допроса.

Сразу после того как я присел, странный чиновник в кресле комбрига заговорил.

— Меня зовут Модест Петрович, я Тайный советник Собственной Ее Императорского Величества канцелярии, служу в Третьем отделении, в числе прочих выполняя обязанности куратора проекта «Резервация „Восток“». И я здесь, чтобы обсудить ваше будущее, Дмитрий Сергеевич…

Модест Петрович, надо же, какое имя необычное. Он, кстати, сейчас запнулся на полуслове. Присмотрелся на меня внимательно, сощурив глаза, потом задал вопрос.

— Что-то не так?

Мысли Модест Петрович, судя по всему, читать не умел. Но похоже, что некоторой эмпатией обладает — определенно почувствовал мои эмоции, хотя я и старался сохранить невозмутимость как внешне, так и внутренне.

— Модест Петрович, я бы с радостью обсудил мое будущее с вами. Но есть у меня одна важная просьба.

— Излагайте.

— Мы не могли бы сначала обсудить мое прошлое?

— В плане? — поднял тонкие черные брови Модест Петрович.

— В общем плане. Дело в том, что я практически ничего не помню о себе с того самого момента, как оказался на месте ритуала, проводимого некими девами, которых называли Мария и София. Возможно, у них фамилия Лещинские, но я точно в этом не уверен.

— Вчера вы об этом не рассказали, — кивнул Модест Петрович на протокол допроса.

— Так меня не спрашивали.

— Сами почему не рассказали?

— Я пробовал несколько раз, но каждый раз меня прерывали новым вопросом, а после я уже так устал, что просто хотелось закончить как можно быстрее, — сказал я абсолютную правду.

Модест Петрович безотрывно и внимательно на меня смотрел. Когда я встретился с ним глазами, в ушах зашумело, в глазах потемнело — я почувствовал себя будто на грани обморока, перед взором замелькали темные всполохи.

— Вы ничего не помните о своем прошлом?

— Практически ничего, — ответил я, и мой голос раздался словно чужой.

Едва ответил, как сознание и восприятие вернулись в норму, шум в ушах утих, темные всполохи перед взором пропали. Модест Петрович больше на меня не смотрел — пялился в пространство, сжав губы в тонкую белую нить.

Я сглотнул, приходя в себя после столь жесткого теста на правду; в том, что бледный чиновник сейчас меня проверял, не было сомнений. Он не лез мне в голову, как дознавательница, его колдунство определенно основано на других принципах, но тем не менее.

Пока бледнолицый черный ворон насупился и думал, я подивился иезуитскому замыслу странного незнакомца. Если он смог защитить блок моей памяти о себе, он ведь мог оставить мне мою старую память, или подарить память реципиента. Осталась ведь со мной полная память о моем прошлом мире! Но странный незнакомец этого не сделал — похоже в числе прочего ради того, чтобы я сейчас правдиво ответил на вопрос похожего на вампира чиновника.

— Ясно. Ясно, — наконец заговорил явно раздосадованный Модест Петрович. — Полная потеря памяти?

— О себе и своем прошлом — пустота. Со мной остались базовые навыки, причем частично, кроме того я обладаю совершенно неожиданными знаниями.

— Поясните.

— Для примера, вот вы знаете отличия унитаза сифонного типа от обычного? Я знаю, но при этом не знаю откуда я это знаю.

Модест Петрович очень странно на меня посмотрел. Ну да, какой-то там советник, весь из себя важный куратор и прочее бла-бла-бла — похоже он ждет более уважительного, или скорее даже подобострастного от меня отношения. Ладно, не будем будить черного аспида.

— Уезжая из лечебницы я смог завести и управлять автомобилем с ручной коробкой передач, но при этом не смог разобраться с его навигационной системой, мне помогала сестра. Со мной, полагаю, остались даже не столько воспоминания, в виде рваных отдельных картинок, а выученные на уровне рефлексов навыки, — отчеканил я.

— Проблески памяти?

— Нет, ни единого.

— Так уж и не одного? — в режиме самого настоящего детектора лжи сработал вдруг Модест Петрович.

Так, с этим тайным советником определенно поаккуратнее надо. Он ведь наверняка не только выглядит угрожающе-красиво как ядовитая черная змея, он и опасность представляет наверняка. Гораздо большую чем черный аспид.

— Вчера ночью в подвальной камере меня допрашивала некая не представившаяся дознавательница польской разведки. О себе она сочла нужным сообщить лишь, что является магистром-ментатом…

— Принцесса Ядвига, наследница престола Речи Посполитой.

— Ч-ч-че… что? — вкрадчиво переспросил я, с огромным трудом удержав себе более экспрессивный комментарий.

«Шик, блеск, красота», — вспомнил я слова ротмистра Соколова, когда он смотрел на поднимающийся над соседним кварталом огненный гриб.

— Принцесса Ядвига, наследница престола Речи Посполитой, — повторил между тем Модест Петрович. — Весьма способная менталистка, скажу я вам.

— Была, — машинально поправил я, вспомнив перекрученное тело светловолосой дознавательницы.

Черт, это же надо так вляпаться — сначала размотал двух княжон, а потом еще и убил об себя целую принцессу и наследницу престола. Похоже, новая жизнь настолько перестает быть томной, что обещает быть невероятно короткой…

— Вы не волнуйтесь так о Ядвиге, Дмитрий Сергеевич. Судя по отчету ротмистра Соколова, она поставила сильный ментальный блок, так что ее душа наверняка не пострадала. Скорее всего уже воскресили.

— Воскре… что, простите?