«Не могут, потому что у растений не бывает рук, чтобы что-либо схватить, и еще у них нет зубов, чтобы съесть схваченное. Не будет же растение гоняться за зайцем, чтобы схватить и съесть его?»
«Ты так и доказывал своей подруге?»
«Да, и она согласилась, сказала, что, наверное, ошиблась…»
«Может быть, было бы лучше проверить все это? А вдруг она права?»
«А как проверить?»
Мы шли из школы. По дороге детская библиотека. Мы зашли в библиотеку и объяснили доброй тете-библиотекарше, какой нас интересует вопрос. Она предложила нам поискать ответ в детской энциклопедии «Что такое? Кто такой?». В третьем томе мы и наткнулись на «что такое» «растения-хищники». Стало ясно, что кто-то девочке из этого тома вычитал или рассказал о растениях, которые вправду умеют ловить и охотиться за комарами и мошками и подкармливаться ими.
Мы с тобой с большим интересом прочли статейку о растениях-хищниках, долго рассматривали цветные рисунки этих растений.
«Как теперь быть? Ведь девочка оказалась права!» Ты молчишь.
«Как ты думаешь, как бы я поступил на твоем месте?»
«Завтра, когда увижу ее в школе, скажу, что она была права. Она еще не все знала о растениях-хищниках, я расскажу ей!»
Я одобряю такое намерение.
На твои «почему» и «а что, если» ты редко получал от нас прямой ответ. Мы или направляли твои суждения, чтобы ты сам нашел его, или учили тебя пользоваться справочной литературой…
Ты очень любил играть в морской бой. Мне нравилась эта игра: она развивала в тебе точность, сообразительность, развивала твои эмоции. Мы брали два листка из тетради в клетку, и каждый для себя очерчивал на нем водные границы своих кораблей: 10 х 10 квадратов. Вертикальную линию мы нумеровали цифрами от одного до десяти, горизонтальную — буквами от «а» до «к», внутри зарисовывали корабли, количество и водоизмещение которых мы заранее обговаривали, и начинали бомбить.
«В-4», — твой «снаряд» взорвался впустую, не попал.
«Д-8», — мой «снаряд» тоже взорвался, минуя твой кораблик.
Постепенно мы обнаруживаем местонахождение кораблей «противника» и точными ударами снарядов топим их. Но часто получалось так, что ты на один выстрел «опережал» меня и торжествовал свою победу. Эта игра развивала в тебе также терпеливость и сосредоточенность. Больше часа ты мог находиться в бою, не уставая и не ослабляя внимание…
Мы предлагали твоему уму разные познавательные задачи: загадки, ребусы, кроссворды, занимательные примеры по языку и математике. Я искал их в методических книгах, детских журналах, придумывал сам. Из класса в класс задачи усложнялись. Вот некоторые из них.
Мы находимся в лесу. Осень. Солнце.
«Давай, измерим, каждый для себя, сколько шагов между этими деревьями. А потом скажем, у кого сколько получилось!»
Ты согласен. Мы выбираем точки от и до и начинаем мерить.
У меня получается десять шагов, у тебя — пятнадцать.
Ты в подготовительном классе, до шести лет не хватает еще трех месяцев. И поэтому твой ответ не удивил меня:
«Ты, наверное, ошибся… Вот, смотри!» Ты начинаешь шагать и громко считать: «Раз, два… десять… пятнадцать! Вот видишь?» Я поступаю так же: «Раз, два, три… десять! Вот видишь?»
Ты задумываешься. «Измерим вместе!»
Мы становимся бок о бок у дерева и начинаем одновременно шагать. Ты считаешь громко: «Раз, два, три, четыре…» Но получается, что я оказываюсь впереди, а ты отстаешь, и когда ты сказал «десять», я уже был у второго дерева.
«Почему ты бежишь! Иди вместе со мной!»
Опыт повторяется еще несколько раз.
«Почему ты делаешь такие длинные шаги?»
«А у меня такие шаги!»
«Я понял… ты измеряешь длинными шагами, а я — короткими, поэтому и получается такая путаница!» Ты радуешься своей догадливости.
«Но какое расстояние между этими деревьями, неужели нельзя установить?» Я еще не вполне «пониманию», в чем дело.
Ты объясняешь: «Моими шагами расстояние между этими деревьями пятнадцать шагов, твоими же шагами — десять… у тебя же большие шаги, понимаешь?»
«Ага, да-да, понял!» И тут же предлагаю тебе измерить то же самое расстояние другими мерками — палками, у которых длина разная…
Ты знал всего шесть или семь букв, когда я предложил тебе следующего рода задачи: на листке бумаги рисовал два кружка, а в них записывал по 10–15 букв, среди которых 3–4 были тебе знакомы, остальные же — еще не изучены в школе, а затем давал тебе разные задания.
«Вот тебе карандаш. Перечеркни в этих кружочках все буквы, которые ты еще не знаешь». Или же:
«Соедини красными линиями знакомые тебе буквы из первого кружка с теми же буквами из второго… Соедини синими линиями незнакомые тебе буквы из первого кружка с теми же буквами из второго».
Тебя увлекали такие задания. Ты начинал сам разгадывать значение незнакомых букв или же заставлял нас всех дома учить тебя буквам, и получалось так, что ты научился грамоте на полтора месяца раньше, чем это полагалось по школьной программе.
Забавная история получилась у нас и в связи с письмом. Мы условились с тобой, что кружочками будем обозначать любую букву, а тонкими полосками четырехугольника — любые слова. И так как ты уже владел способом звукового анализа, то сразу овладел и способом записи слов. Ты мог проговорить слово медленно, выделить последовательные звуки и записать кружочки вместо самих слов (пока ты их не знал); постепенно ты начал писать слова, смешивая в них кружочки, обозначающие незнакомые буквы, и сами буквы, которыми ты уже владел. Очень скоро мы заметили, как кружочки были вытеснены из записанных тобой слов, их место заняли буквы.
Примерно так же ты «писал» предложения: ты чертил на листке, вдоль горизонтальной линии, узкие прямоугольники, одновременно раскрашивал каждый из них и проговаривал слою, которое оно обозначало. Но тебе часто приходилось самому читать нам свои слова и предложения, ибо кроме тебя никто их, наверное, не смог бы разгадать.
У меня сохранилось несколько таких листков. Там написаны слова и предложения: часть из них продиктована мною, большую же часть придумал и записал ты сам. Много чего было написано тобою на этих пожелтевших уже страницах, вырванных из ученической тетради. Содержание каждого упражнения я записывал сразу, когда ты «читал» их мне. Кроме того, разгадать твои ребусы мне помогали и твои рисунки, отражающие предметное содержание слов и предложений…
Среди сочиненных мною задач тебя и твоих товарищей особенно позабавила одна из них, которую ты решал в течение нескольких дней. Ты был тогда во втором классе. К тебе пришли двое одноклассников поиграть. Я тоже играл вместе с вами в настольный футбол. В доме стоял гул, какой бывает на стадионе, когда забивают гол в ворота «противника». Во время перерыва я рассказал вам историю, она привлекла ваше внимание, и вы все потребовали карандаш и бумагу, чтобы заняться вычислениями…
«Знаете ли вы, что, оказывается, сын может стать старше своего отца? Такое, конечно, вы никогда не слышали, разве что в сказках. Поэтому к моему заявлению отнеслись недоверчиво: „Такого не может быть никогда!“
Я должен был поколебать вашу уверенность.
„Очень даже может быть. Вчера я встретился в троллейбусе со своим другом, математиком, Паата его знает, и он рассказал мне, что один ученый-математик с помощью расчетов пришел к выводу, что сын может догнать и перегнать в возрасте своих родителей. Так что могут появиться маленькие папы и взрослые сыновья“.
Вы все уже заинтригованы. Я рассказываю вполне серьезно, ссылаюсь на науку и авторитет друга. Это правдоподобное введение в мою задачу насторожило вас. Вы забыли о том, что истекло время перерыва между таймами нашей игры. Пользуясь этим, я продолжаю:
„Вот смотрите: если отцу 19 лет, а сыну один год, то выходит, что отец старше своего сына в 19 раз. Правда? (Вы, разумеется, согласны.) Через год отцу будет 20 лет, сыну — два годика. Отец теперь уже будет старше сына в 10 раз, а не в 19. Тоже верно? (У вас, конечно, не возникают сомнения, что это действительно так, но я замечаю, как вы удивлены.) Проходит еще год — отцу уже 21 год, сыну — 3 года. Значит, во сколько раз теперь отец будет старше своего сына? („В семь раз!“ Вы уже включаетесь в вычисления!) Спустя 15 лет сколько лет будет отцу? („36!“) А сыну? („18“.) Так во сколько же раз отец будет старше своего сына? („В два раза!“ Вы уже верите в мою задачу!) Видите, как сын догоняет отца… Надо теперь высчитать, когда они станут равны по возрасту и когда сын перегонит своего отца!..“
„А что сказал дядя-математик, спустя сколько лет это наступит?“
„Он не успел рассказать историю до конца, он сошел с троллейбуса раньше!“
Вы бросаетесь к карандашам и бумагам и приступаете к вычислениям. Построили длинные столбики чисел. Ясно видно: разрыв в возрасте сокращается катастрофически. Вы начинаете путаться в своих вычислениях, пробуете начать все заново — и расходитесь с намерением продолжить решение задачи дома.
Все это время я вместе с вами вычислял разрыв в возрасте отца и сына, я тоже путался в цифрах и тоже выражал решимость поработать вечером.
Ты и твои товарищи были заняты вычислениями и на другой, и на третий день, вовлекли в это дело и других в классе. И, разумеется, в конце концов все пришли к выводу, что надо вычислять, не во сколько раз „молодеет“ отец, а на сколько лет он старше своего сына.
Вот эта разница никак не может измениться.
Вся эта затея, по моим наблюдениям, напрягла твои умственные способности и дала тебе еще одну возможность пережить радость познания.
А когда ты был уже в третьем классе, я задал тебе очередную задачу, достаточно известную из книжек по занимательной математике. Ты, конечно, ее не знал.
„Могу поспорить, что ты не сможешь справиться с одной задачей!“
Ты в это время занят рисованием.
„А какая задача? Почему не смогу справиться?“
„Да потому, что она потребует от тебя большого терпения, точности, внимания“.
„Скажи, пожалуйста, какая твоя задача!“
Слушай.
Встретился в поезде один богатый человек с нищим математиком и начал хвастаться, как много у него денег.
„Хоть я и не знаю столько наук, сколько ты, но какая же польза тебе от твоей математики, раз ты такой нищий? — сказал он ученому. — Я разбогател, зная только простую арифметику сложения и вычитания“.
„А вы уверены, что хорошо знаете сложение и вычитание?“ — спросил математик. „Еще бы!“ — ответил тот.
„А не хотите ли вы, чтобы в течение месяца каждый день я приносил бы вам сто тысяч рублей, а вы взамен в первый день дали бы мне одну копейку, на другой день — две копейки, на третий — четыре копейки, на четвертый — восемь копеек…“.
„То есть ты будешь приносить мне каждый день сто тысяч рублей, а взамен будешь брать у меня копейки?“ — удивился богач.
„Да, буду приносить сто тысяч, а вы взамен давайте мне сумму вдвое большую, чем накануне“. Богатый не хотел упускать случая нажиться и тут же заключил пари.
„Давайте начнем с первого марта“ — „Согласен“ — „Будем держать пари до 31 марта включительно“, — пожадничал богатый.
„Согласен“. И они приступили к выполнению своих обещаний, как договорились.
Тебя заинтересовала эта история: „А дальше?“
„А что дальше? Как ты думаешь, кто мог выйти победителем в этом пари?“
„Конечно, богатый… Он ведь каждый раз получал сто тысяч рублей и давал взамен копейки!“
Но задача заключается в том, чтобы высчитать до последней копейки, кто, сколько получил, сколько выдал и сколько осталось чистой прибыли.
Прошла неделя, и ты со своими одноклассниками, в конце концов, решил задачу.
Ты аккуратно переписал два столбика цифр. В конце листка твоим крупным почерком было написано: „Ура математику! За 31 день он отдал богачу 3 100 000 рублей, получил же 20 774 836 рублей 47 копеек. Чистый выигрыш составляет 17 574 836 рублей 47 копеек. Ура математику!“
Какое оно — учение?
Легкое? Трудное?
Конечно, учение — дело не из легких. Оно и не должно быть легким.
Если бы учение стало процессом времяпрепровождения, игрой, ребенок вырос бы умственно хилым, безвольным существом и к тому же еще беспечным.
Но нельзя, чтобы трудности учения стали заведомо непосильным для ребенка грузом. Не зная, как справиться с этой тяжестью, поднять которую так пытаются заставить его все, ребенок начинает ухитряться избегать его. И растет он опять-таки умственно хилым и безвольным существом.
«Наши школьные программы перегружены!» — слышу я повсюду, читаю в газетах. Мой опыт склоняет меня вместе с другими возмущаться толстыми учебниками, объемистыми домашними заданиями. Вместе с другими я жалею детей, которым так трудно успешно усваивать все школьные предметы.
Почему школьники все больше тяготятся учением?
Почему многие из них считают, что учение — одно мучение?
Неужели детей пугают трудности умственной деятельности, трудности познания?
Нет, дети не из пугливых. Они не могут, они не хотят избегать трудностей, они ищут их и сами преодолевают.
Но они не хотят, я убежден в этом, чтобы их учили в школе так же, как учили детей в прошлые века. Они не хотят, действительно не хотят, чтобы им преподносились готовые знания и им оставалось бы только раскрыть рот и глотать их порциями.
Чего от них требуют учителя?
Внимательно слушать, безошибочно повторять, говорить наизусть, пересказывать в точности, списывать с доски, отвечать на вопросы, вспоминать пройденное, не переглядываться, не списывать у товарища.
Но может ли ребенок научиться думать самостоятельно, если нет того, над чем можно думать, если нельзя поспорить с педагогом о «научных» проблемах, да никто и не даст повода поспорить. Так проходят годы, и, приученный повторять, подражать, заучивать, ребенок постепенно оказывается не в состоянии самостоятельно познавать, созидать и преобразовывать.
Мы как будто этого и ждем, чтобы еще раз ахнуть и мудро проговорить:
«Какое пришло время — учащиеся не хотят учиться… А вот когда мы были школьниками, тогда, знаете, как мы учились!..» И как истинно заботливые взрослые, решаем ради будущего благополучия самих же детей принуждать их к учению.
«Детей надо принуждать к учению!» Что это, педагогическая аксиома?
«В ребенке злое начало, и его нужно подавлять силой». И это тоже педагогическая закономерность?
Нет, в современных учебниках по педагогике этих формулировок я нигде не прочел. Но, мне кажется, они трансформировались в другие формулировки.
Испокон веков существует уверенность в том, что только сила способна укрощать строптивый нрав ребенка.
Рассмотрите, пожалуйста, поучительный альбом немецкого ученого Роберта Альта, в котором собраны репродукции рисунков, фресок, барельефов, росписей, оформления учебников, отражающих типичные сцены процесса обучения и воспитания, начиная с античной эпохи до позднего феодализма. Они вам объяснят, какое конкретное и разнообразное воплощение приобрела эта уверенность.
Раздетого мальчика силой удерживают двое его сверстников. Еще двое избивают его пучками прутьев. Рядом, среди мраморных колонн, учитель преспокойно продолжает свое занятие.
Бородатый учитель с чувством глубокого удовлетворения на лице тянет за ухо мальчика с искаженным мучительной болью лицом.
Мальчик со спущенными штанишками просунут между ступеньками лестницы, приставленной к стене, а учитель бьет его пучком прутьев по ягодицам.