Четыре жизни академика Берга

ВОЕННАЯ СВАДЬБА

В первый период войны Берг служил младшим штурманом на «Цесаревиче». Ему было обидно. Обидно, что не удалось заграничное плавание, обидно, что попал на «Цесаревич», старый корабль, поврежденный еще в русско-японскую войну, когда японцы без объявления войны атаковали нашу эскадру в Порт-Артуре. В первом же бою «Цесаревичу» всадили торпеду. После окончания войны «Цесаревич» перевели на Балтийское море, и к тому времени, когда Берг пришел на него, ветеран имел за плечами много лет верной службы. Хорошо, что он не попал в первые ожесточенные бои, они могли оказаться для него последними.

Бергу так хотелось попасть на один из современных кораблей — тогда появились корабли типа дредноут, красавцы с двенадцатидюймовыми пушками. К этому времени они вступили в строй на Балтийском флоте. Некоторые из них покроют себя славой во время революции и, получив новые имена — «Марат», «Октябрьская революция», много лет послужат Советам.

Весной 1915 года «Цесаревич» и другие большие корабли ушли в Оландские шхеры, те самые шхеры, которые вдоль и поперек исследовал молодой штурман «Цесаревича» еще в детские и юношеские годы. Здесь шла настороженная война нервов. Немцы пытались просочиться в Финский залив, а «Цесаревич» и другие корабли этому мешали. На одном из скалистых островов были установлены четырнадцатидюймовые пушки. Они прикрывали внезапные вылазки и поспешные отходы русских кораблей.

Из шхер корабли выходили в море и преграждали врагу путь к Петрограду и другим русским портам. (В одном из походов «Цесаревич» получил новое повреждение.)

Зимой война на море затихала и корабли ремонтировались. В это зимнее затишье некоторые офицеры даже получали отпуска и возвращались домой к почти мирной жизни.

И, как ни странно, в это тревожное военное время игрались многочисленные свадьбы. Такова ироническая логика событий. Война приводит к ряду неизбежных последствий. Во время войны люди гибнут, а уцелевшие спешат жениться. Во время войны рождается мало детей зато после войны рождаемость значительно больше, чем в обычное время.

Если рассматривать Первую мировую войну глазами нашего героя, она была богата событиями. В конце четырнадцатого года, когда Берг плавал на «Цесаревиче», умер

89-летний Антонио Бертольди. Флот стоял в бездействии в Гельсингфорсе и Ревеле, и Аксель получил разрешение выехать на несколько дней в Петроград, чтобы отдать последний долг деду. За эти несколько дней Берг успел побывать не только на похоронах деда, но и на собственной свадьбе.

Представьте себе молодого офицера на боевом корабле в период военного затишья. Впереди полная неизвестность, скорее всего смерть, или увечье, или госпиталь. Те, кто имел семьи, старались получить отпуск и провести его с семьей. Другие заводили любовниц или шатались по кабакам. Бергу был двадцать один год, когда он зимой четырнадцатого прибыл в военный Петроград. Здесь его ждала невеста. Конечно, молодые люди не хотели рисковать. Они поговорили с родителями, и свадьба состоялась.

Несколько дней отпуска прошли как один час. Аксель вернулся на корабль, Нора осталась одна. Казалось нелепым бросить семью, ехать в чужой город, чтобы жить там без мужа. Ведь она едва ходила. При ее сердце любое заболевание могло дать осложнение, и с ней все время должен был кто-то быть. Но она стремилась ближе к Акселю, пренебрегая удобствами и рискуя здоровьем.

Постепенно жизнь налаживалась. В Гельсингфорс приехали Бетлингки, привезли Сашу, наняли для молодых квартиру. Гельсингфорс уже в ту пору был культурным и приятным городом. У Бергов оказалась уютная квартира из четырех комнат в новом доме. В доме работал специальный дровяной лифт — редкая в то время роскошь. Нора окунулась в свои обязанности хозяйки и постепенно повеселела. Около нее была Саша, которая всю жизнь провела близ Норы.

С детства и до конца, когда они обе в 1942 году погибли от голода в блокированном Ленинграде.

Зимы пятнадцатого и шестнадцатого годов «Цесаревич» отстаивался в Гельсингфорсе, и Берг каждый вечер бывал дома. Текла почти мирная жизнь, и хаос первых дней их супружества обернулся семейным счастьем. Нора даже поступила в школу рисования и музыки. Знакомых у молодой четы здесь почти не было, и она в ожидании мужа много играла и рисовала. И чувствовала она себя в эти военные зимы гораздо лучше. Тяжелым периодом была только весна и лето пятнадцатого года, когда «Цесаревич» ушел в боевое плавание и до глубокой осени Нора не знала, жив ли муж.

Глава 5

СРАЖЕНИЕ

С ДЕВИАЦИЕЙ

СИМПТОМЫ УВЛЕЧЕНИЯ

В тревожной жизни Берга появляется нечто новое. Он увлекается научной работой. Это почти невероятно — война, бои, сложные обязанности, ответственность. Ему, младшему штурману, как и второму штурману Франковскому и их начальнику капитану 2-го ранга Огильва нужно было быть всегда начеку, в любой момент они должны были быстро и предельно точно рассчитать курс корабля. Им доставалось нелегко в шхерах, имеющих очень сложный фарватер, среди мин, своих и чужих, в густых балтийских туманах.

— Если штурман не умел определить местонахождение своего корабля, — говорит Берг, — то шансы команды вернуться домой нулевые.

В Первую мировую войну много кораблей и подводных лодок гибло на минных заграждениях.

Сколько же в Балтийском море было поставлено мин? — припоминает он. — Наверняка несколько десятков тысяч. Мы более или менее точно знали места наших минных заграждений, по гибели наших кораблей догадывались и о местах расположения немецких заграждений и стремились строго придерживаться благополучных районов, то есть таких, где плавали немецкие корабли и главным образом подводные лодки. Старались прошмыгнуть по их следам. Но эти места и курсы надо было очень точно находить и соблюдать. А для этого необходимо точно знать свое место в море — в любое время, в любую погоду.

Легко сказать! Это была сложнейшая задача, особенно вне видимости берегов, после многодневного похода, когда все приборы разболтались, а сверить их не с чем.

Конечно, помогали компасы, за которыми в тумане и ночью было последнее слово, но они же и усложняли работу штурманов. Парадокс создается самой сущностью современного боевого корабля. Корабли — сооружения из железа и стали, а магнитные компасы в присутствии такой металлической массы дают ошибочные показания. На корабле ошибка магнитного компаса может доходить до 2–3 румбов. Особенно осложняет дело то, что ошибки магнитного компаса не постоянны, а меняются со временем. Они колеблются в зависимости от того, как намагничены железные массы корабля, куда он направляется относительно стран света и какие электромоторы включены на корабле, а ведь их там зачастую несколько сот. Ошибка меняется даже при повороте артиллерийских орудий. Как тут ориентироваться? Как справиться с девиацией — отклонением стрелки магнитных компасов от истинного направления на норд?

Изучение девиации и борьба с нею стали главным занятием младшего штурмана линкора «Цесаревич» Акселя Берга.

Берг заинтересовался этой проблемой еще в 1911 году в младшем гардемаринском классе, когда им начали читать курс теории девиации. Гардемарины зимою изучали теорию, а летом во время морских учебных плаваний постигали практику. Так как правильный учет магнитных полей корабля — это альфа и омега штурманской профессии, то в Морском корпусе этот курс считался одним из основных и длился три года. Теорию девиации читал виднейший специалист того времени Павлинов, он строил свой курс на солидной физической и математической основе. Занятия проводились в великолепно оборудованном кабинете магнитных компасов, так что выпускники Морского корпуса выходили в жизнь вполне готовыми бороться с коварством магнитной стрелки. Гардемарин Берг уже в ту пору не довольствовался лишь обязательной литературой, указанной в программе, он усиленно изучал обширные дополнительные материалы. Это позволило ему не только усвоить все достигнутое в этой области, но и понять нерешенные проблемы и задуматься над ними. Особую пользу принес ему курс Оглоблинского по теории девиации. Курс выходил за пределы того, что нужно было знать гардемарину. Но Берг неоднократно прибегал к его помощи. Усиленные занятия принесли пользу, когда ему пришлось практически столкнуться с девиацией на военном корабле. Ведь от степени компетентности штурмана зависела его собственная жизнь, жизнь его товарищей и всего корабля.

Берг не только учитывал девиацию магнитных компасов «Цесаревича» на самом высоком научном уровне, то есть с минимумом ошибок, но и дополнительно в течение нескольких лет собирал и статистически обрабатывал данные измерений девиации при самых различных обстоятельствах. Эта работа послужила началом целой серии работ в области навигации, проведенных Бергом впоследствии на подводных лодках, и одни графики, или, как говорят ученые, кривые, составили со временем толстые альбомы.

Вслед за «Цесаревичем» объектом исследования Берга стали компасы английской подводной лодки Е-8, на которую он был переведен в шестнадцатом году. Во время Первой мировой войны было правилом назначать на подводные лодки союзников, действовавшие на Балтике, русских штурманских офицеров.

В то время у моряков было еще свежо воспоминание о гибели одной из английских подводных лодок, направлявшихся в Балтийское море. Выйдя из Англии, эта лодка из-за неправильного учета девиации компасов не нашла в тумане входа в Датский пролив и при отливе оказалась на мели вблизи берегов Дании. Положение было безнадежным, сняться с мели до следующего прилива было невозможно, и лодка лежала беспомощная и обнаженная под огнем противника. Немцы ее спокойно и не торопясь расстреляли.

Опыт самостоятельной работы у Берга был еще невелик, а тут новые люди, англичане, морской авторитет которых очень высок, и еще более сложная навигационная задача, еще более коварный враг — девиация на подводной лодке.

Точный учет ее чрезвычайно сложен. На надводных кораблях для уменьшения девиации магнитные компасы располагают на верхнем мостике, на большой высоте над основными массами стального корпуса. На подводной лодке только главный компас вынесен далеко вперед на ходовой мостик, остальные приборы поневоле втиснуты в чрево лодки. Но главный компас доступен только при надводном ходе лодки. Чтобы снять его показания, штурман должен каждый раз покидать центральный пост, подниматься наверх и, если погода бурная, под ударами волн добираться к компасу. В подводном положении этот компас, конечно, недоступен. Приходится пользоваться тем, который установлен внутри лодки. А этот компас со всех сторон окружен массами железа. Кроме того, лодка, идущая в подводном положении, приводится в движение мощными электромоторами постоянного тока, потребляющими в зависимости от скорости ток до трех — пяти тысяч ампер. Для сравнения нужно сказать, что вспомогательные моторы на линейных кораблях берут ток в сотни ампер, причем их обычно питают переменным током, влияние которого на магнитную стрелку гораздо слабее. Поэтому магнитные поля, создаваемые двигателями и электропроводкой подводной лодки, в десятки и сотни раз больше, чем на надводных кораблях. Особенно неприятна зависимость этих полей от режима двигателей. Чем большую мощность они развивают, тем сильнее магнитное поле, тем больше девиация компасов.

Чтобы ориентироваться в таких условиях под водой, требуется большое искусство штурмана, который, глядя на стрелку взбесившегося компаса и делая сложные расчеты при помощи специальных таблиц, а может быть, и призывая на помощь бога и дьявола, должен сообщить командиру местонахождение и курс лодки. Впоследствии появились гироскопические компасы, и магнитные остались лишь в качестве аварийного резерва, но когда Берг плавал штурманом на «Цесаревиче», а затем на Е-8, гирокомпас еще не пришел на смену магнитному, и молодой штурман Е-8 начал с того, что возобновил свою работу по изучению девиации магнитных компасов теперь в условиях подводной лодки.

Снятые им графики ошеломили Берга, он не ожидал встретить такую безрадостную картину. На Е-8 девиация компаса не только не была устранена, но даже не оценена с нужной точностью. В этом Берг убедился в первом же походе. Выяснилось, что английский штурман Смит, призванный из запаса, давно забыл все, чему его в свое время учили. Русский штурман В.А. Павлов, плававший на Е-8 до Берга, как видно, относился к этой важной работе недостаточно добросовестно, английский младший штурман Берридж был совершенно неподготовленным офицером и к тому же чрезвычайно легкомысленным человеком. Он не мог и не хотел вникать в такие сложные вопросы, как девиация компасов.

Берг ревностно принялся за дело с помощью трех русских матросов, прикомандированных вместе с ним на Е-8. Он по всем правилам компенсировал и учитывал девиацию компасов лодки, а затем систематически наблюдал и изучал возникновение новых ошибок и, когда они достигали недопустимой величины, устранял их вновь.

С этой целью он требовал, чтобы вместо отдыха между боевыми походами лодка в течение многих часов ходила различными курсами и при всевозможных режимах двигателей в надводном и подводном положении, строго ориентируясь по створам маяков. Он без устали сравнивал показания компасов с истинными курсами. Вначале расхождения казались устрашающими. Штурман тщательно устранял обнаруженные ошибки при помощи специальных маленьких магнитиков, установленных под картушкой каждого компаса, и снова направлял лодку на контрольный курс.

Команда, не знавшая истинных причин дополнительных походов, глухо роптала и проклинала причуды русского. Некоторые офицеры, подогреваемые Берриджем, издевались над скрупулезностью нового штурмана, упрекали его в педантизме и школярстве. Берг отшучивался и продолжал свое дело.

«МИСТЕР ЗАВТРА» И ИСТОРИЯ

Обстановка, в которой оказались русские моряки на союзной подводной лодке, была далеко не простой.

Англичане не забывали, что их родина великая морская держава, и некоторые из них вели себя весьма высокомерно. Они с усмешкой обсуждали русские порядки, впрочем, имея на то некоторые основания.

Российский флот начал пополняться новыми кораблями, но плохо снабжался. Русские подводные лодки, прекрасно спроектированные выдающимся ученым и конструктором И.Г. Бубновым, были практически небоеспособны. На них вместо проектных дизелей мощностью в 1320 лошадиных сил, которые перед самой войной были заказаны в Германии и Швеции и, конечно, не могли быть получены, стояли смехотворно малые дизели мощностью всего в 200 лошадиных сил, снятые с канонерских лодок Амурской флотилии. Шли эти лодки по-черепашьи. Русские офицеры и матросы открыто роптали и ругали правительство. Англичане называли работников Ревельского порта «мистер завтра»: интенданты обещали, но не давали вовремя ни топлива, ни продуктов, ни оборудования. На все был один ответ: «завтра».

Берг, слыша разговоры, сразу понял обстановку — при нем англичане не стеснялись, так как привыкли к тому, что мало кто из русских знает английский язык. Берг не только приступил к обязанностям штурмана, но и выписал несколько томов истории Англии и засел за их изучение. Казалось бы, к чему в это время история?! Девиация огромная, боевые выходы следуют один за другим, и лодка чудом избегает опасности; мистер Берридж, вместо того чтобы осваивать штурманское дело, думает о девочках, а русский штурман изучает английскую историю!

Впрочем, об этом времяпрепровождении Берга мало кто знал. Это была его тайная деятельность. Но вскоре выяснилось, что занятия историей оказались цементом, скрепившим дисциплину на лодке и неожиданно быстро поднявшим авторитет молодого штурмана.

Стоило англичанам начать обычные сплетни и ругать русские порядки, как Берг приводил им еще более красноречивые примеры из истории Англии. А так как большинство из них плохо знало историю, то примеры Берга быстро сбивали с них спесь. Постепенно огульная ругань по отношению ко всему русскому и скептические разговоры поутихли. Россия перестала быть мишенью насмешек.

В это время положение России было трагично, но никак не смешно.

Вспыхнула Февральская революция. Временное правительство, как и царское, не могло объяснить народу цели войны. Солдаты не только устали от бессмысленной бойни, но постепенно благодаря деятельности большевиков все яснее понимали ее антинародный характер. Они отказывались воевать за интересы капиталистов и помещиков, за прибыли английских и французских колонизаторов.

Сухопутный фронт постепенно разваливался, но корабли продолжали выходить в море, иначе немцы заняли бы Петроград. Еще в конце сентября 1917 года немецкий флот, пользуясь бездействием английского и французского флотов, прорвал первую оборонительную линию у островов Эзель, Даго, Моон и Вормс. Немцы рвались к Петрограду. Но план прорыва немецкого флота в Финский залив был сорван. Балтфлот шел за большевиками и отстоял Петроград. Второй съезд моряков Балтики решительно высказался за передачу власти Советам. Временное правительство доживало последние дни.

Команда Е-8 по-настоящему знала лишь «своих русских», одного офицера и трех матросов, и относилась к ним с уважением. Англичане поняли, что в лице этого штурмана они имеют дело с настоящим человеком, не «мистером завтра», не дураком, не изменником.

Когда зимой 1916/17 годов Берг уехал в Гельсингфорс, чтобы поступить в штурманский офицерский класс, нечто вроде курсов по усовершенствованию, — англичане заволновались: вернется ли он обратно? После падения царской династии Е-8 продолжала воевать в составе русского флота. Англичане были особенно заинтересованы в сохранении боевой команды и надеялись, что их прежний штурман вернется на лодку.

Они обратились в Совет матросских депутатов, избранный командой, служившей на базе подводных лодок «Память Азова», и русскими матросами, плававшими вместе со своими штурманами на восьми английских подводных лодках. Совет направил в Гельсингфорс представителя, сигнальщика Лукста, который отыскал Берга и передал ему, что Совет поддерживает просьбу английской команды и обязывает его продолжить службу на Е-8.

Берг подчинился распоряжению Совета, и всю навигацию 17-го года Е-8 продолжала плавать со своим старым штурманом.

ВСТРЕЧА С РАДИО

За это время многое вошло в жизнь Берга и многое из нее ушло. Странно сложились его взаимоотношения с Норой. Супружество Акселя и Норы началось во время Первой мировой войны, а потом через их жизнь прошли две революции и Гражданская война. Первые три зимы в Гельсингфорсе были спокойными и почти мирными — в первую и вторую зимы «Цесаревич» ремонтировался в Гельсингфорсе и офицеры возвращались вечерами в семьи; в третью зиму 1916/17 годов между двумя боевыми кампаниями на Е-8 Берг учился в штурманском офицерском классе в Гельсингфорсе и опять был с Норой. Но в периоды навигации Берг исчезал, и Нора не знала, где он, жив ли, в какой порт лодка зайдет за провиантом, где она сможет увидеть мужа хоть мельком. Нора и другие жены моряков, не получая известий, ждали самого худшего. Они сутками не уходили из порта и были невольными свидетелями многих трагедий. Нора находилась в постоянной изматывающей тревоге. И ее опасения были не беспочвенны. То и дело то в одной, то в другой из знакомых ей семей разыгрывались трагедии. Однажды Нора ждала Берга вместе с женой молодого офицера Эссена, сына адмирала Эссена, друга Акселя. Подводная лодка «Барс», на которой плавал Эссен, не вернулась ни в назначенное время, ни позже. Она вообще не вернулась из плавания. И Нора много дней провела с несчастной женщиной, переживая все ее муки и страшась своей судьбы.

И это был не первый и не последний день жестоких ожиданий. Такие переживания испытывали все жены, потому что зачастую какая-нибудь из подводных лодок или какой-нибудь из кораблей не возвращались. Такая жизнь изматывала Нору и доводила ее до сердечных припадков.

Но что она и другие жены моряков могли ждать в это трагическое время?

Каждый корабль вел опасную игру с морем, с врагом, но положение подводных лодок было особенно тяжелым.

Сигнал боевой готовности дается сразу же, как лодка покидает порт. Ее полная отчужденность начинается с того момента, когда она выходит в море. Становясь потенциальной добычей чужих и своих, она должна пройти двойное испытание: не попасться на глаза ни врагу, ни другу. Ей суждено пройти через все препятствия, которые созданы противником или для противника, через минные и сетевые заграждения, проскользнуть незамеченной ни самолетами, ни дозорными кораблями, которым в те годы не удавалось опознать, своя лодка или вражеская. Они обстреливали любое подозрительное шевеление или пятно в море. На опознавание, на связь нет времени, секунда решает судьбу. Ведь пока лодку опознают, она погрузится и пошлет свои торпеды. Закон военного времени жесток и логичен: атакуй, пока не успели атаковать тебя. Умей маневрировать, скрываться, умей стать незаметным, как рыба.

И в таком напряженном состоянии подводная лодка находится с момента отплытия вплоть до прохода через боны заграждения своей базы. Она не может обнаружить себя ни секундой раньше, иначе она будет расстреляна своими же береговыми батареями.

— Возьмем самый радостный момент, момент возвращения после недельного плаванья, — говорит Берг. — Лодка подходит к берегу. Вы, вероятно, представляете, что она появляется под радостный плеск волны, команда высыпает на верхнюю палубу. Все обнимаются и орут: «За царя, за отечество!»? Ничего этого не происходит.

Этот момент — чуть ли не самый опасный. И команда о нем ничего не знает. Где находится лодка, известно лишь командиру и штурману. Командир принимает решение о любом действии лодки. Только он или его помощник смотрят в перископ и видят берег или противника, чистое море или корабли на горизонте.

А команда слепо выполняет распоряжения. Команда лодки делает самую обычную будничную работу в самой будничной обстановке, не подозревая, что происходит на поверхности. Все так, как на учениях в мирное время. Поэтому, собственно, нет никакой возможности проявить героизм иначе, чем неся свои обязанности, несмотря на духоту, а иногда под взрывы глубинных бомб. Никакого галдежа, никакого шума, все распоряжения выполняются безмолвно и быстро. А дальше — либо вы взрываетесь, либо нет. Либо погибаете, либо остаетесь в живых. Меня такая ситуация бесила.

Я мучительно думал над проблемой, казавшейся в то время неразрешимой. Как наладить связь подводной лодки с внешним миром? Как научиться отличать чужую лодку от своей? Как уберечься от ужасной ошибки, которая привела в начале 1917 года к гибели одной из русских подводных лодок, расстрелянной своими же? И это был не один случай. То же произошло в 1914 году у немцев: подводная лодка У-96 потопила свою же У-7…

Эти размышления ввели Берга в область науки, ставшей для него главной в жизни — в радиотехнику.

Радио — ровесник Берга. Оно родилось чуть ли не в один год с ним. Ведь решающие опыты Попова стали известны в 1895 году.

Берг был еще ребенком, когда Попов на заседании Русского физико-химического общества сделал свой знаменитый доклад о возможности применения для связи электромагнитных волн, открытых Генрихом Герцем.

Ученые ощутили реальную жизнь загадочных уравнений Максвелла, которых долго никто не понимал. Герц доказал, что в природе существуют электромагнитные волны, пронизывающие вселенную и мчащиеся сквозь звездные миры с самой большой скоростью, возможной в природе, — со скоростью света. Попов пошел еще дальше, доказал их практическую ценность. Он не только первым применил волны Герца для связи, но и первым испытал радиосвязь на флоте.

Эра радиотехники началась. Герц и Попов, Браун и Резерфорд, Тесла и Маркони — это были пионеры. За ними потянулись армии радистов. Передача сигналов без проводов и без бумаги на большие расстояния, через моря и горы, бывшая сенсацией XIX века, стала технической задачей нашего века.

Если физиков в основном заботило изучение свойств радиоволн, практикам важно было другое — научиться создавать радиоволны и осуществлять с их помощью связь на далекие расстояния. Вот о чем думал Берг в свободные от штурманских вахт минуты — он мечтал о надежной радиосвязи для всего флота, и особенно для подводного. Ведь радиоволна может связаться с самолетом далеко от аэродрома или с кораблем в открытом море. Она даст знать о том, что своя, а не чужая лодка приближается к порту. Но радио еще не вышло из возраста подростка, тут не было почти ничего готового, надо было начинать с малого, но у молодого штурмана не было ни знаний, ни оборудования, ни времени. Главное — не было нужного опыта. Правда, кое-какие основы в этой области преподавались еще в Морском корпусе. Радиодело преподавал минер лейтенант Шанявский. (В то время на кораблях радиотелеграфное дело еще находилось в руках минных офицеров.) Он организовал небольшой радиотехнический кабинет на лестничной клетке главного вестибюля. Там стояли две морские радиотелеграфные искровые станции и примитивные приемники. Вот и все.

Ни слушатели, ни сам Шанявский не разбирались в теории. Они действовали по инструкциям: включи, поверни, нажми… Все было непонятно. На эти занятия было отведено всего несколько часов, и глубоких познаний они, конечно, не дали.

И никакого интереса к радиоделу не возбудили.

Лишь в 1907 году вышли статьи по радиотелеграфии А.А. Петровского. В 1916-м появился учебник Л.П. Муравьева «Курс класса телеграфного унтер-офицера» издания книжного склада морского ведомства, как написано на титульном листе. Это было практическое пособие, в нем описывались реальные радиостанции. Первые книги по радиотехнике были нарасхват.

Нужно было начаться войне, чтобы все разом заговорили о радио. Его загадочная сила стала особенно очевидной после трагической гибели немецкого крейсера «Магдебург» — она способствовала тому, что радио стало вдруг самым популярным героем того времени, о нем начали слагать неправдоподобные легенды. Но история с «Магдебургом» действительно была впечатляющей и имела тысячи «очевидцев».

В конце августа 1914 года «Магдебург» получил задание произвести разведку и поставить минные заграждения в Финском заливе. Ночью, в полной темноте, в густом тумане из-за навигационной ошибки «Магдебург» налетел на остров Оденсхольм, расположенный в устье Финского залива. Это совершенно плоский низменный песчаный остров без единого дерева, без малейшего кустика. Его особенно трудно обнаружить ночью при погашенных навигационных огнях. Маяк, конечно, тоже был погашен. Не работала и установленная на нем радиотелеграфная станция.

Увидев, как на остров выкатил всем корпусом мощный крейсер, обслуживающий персонал станции немедленно сообщил об этом по радио в штаб флота. Была объявлена тревога. Берг вспоминает, что они круглые сутки дежурили и слушали по радио: что происходит и в каком состоянии немецкий крейсер. Буквально весь мир следил за этим событием. Вся операция разыгралась как в театре — у всех на виду. Маяк непрерывно посылал радиотелеграммы; радировали на «Магдебург» и немецкие спасательные миноносцы, шли директивы с пометкой ставки. Все это металось в эфире и принималось всем Балтийским флотом и в далеких тылах. Тогда мир впервые понял, что на расстоянии в несколько сот километров можно следить за событиями в момент их свершения.

Немцы потом долгое время боялись высунуть нос из своих балтийских портов.

Результатом этих событий было не только уничтожение одного из первоклассных немецких крейсеров, не только предотвращение минирования Финского залива. Этот случай привел к далеко идущим последствиям. Во время суматохи, когда часть команды была снята с «Магдебурга» подошедшим немецким миноносцем, немцы выбросили за борт оперативные шифры и коды. Они не учли, что здесь было сравнительно мелко, а потом не имели времени и возможности извлечь их. Коды и шифры попали в руки русских совершенно неповрежденными. Это дорого обошлось немцам, так как до самого конца войны русские штабы расшифровывали все радиограммы немецкого флота, несмотря на неоднократные смены ключей и кодов.

Теперь каждому морскому офицеру вменялось в обязанность тщательно изучить шифровальное дело. Радисты перехватывали большое количество радиограмм, и их расшифровкой на кораблях занимались все офицеры по очереди. Они много времени проводили в радиорубках и с удивлением наблюдали работу радистов, их искусство и высокую натренированность.

Офицеры изучали технику шифровки и владели ею, но о радиотелеграфной аппаратуре они имели самое поверхностное представление. Не говоря уже о теории.

Однажды летом 1916 года Берг с изумлением наблюдал, как странная подводная лодка на Ревельском рейде то всплывает, то погружается с какими-то непонятными металлическими сооружениями на носу. Лишь впоследствии он узнал, что это Иван Иванович Ренгартен, флагманский радиотелеграфист Балтийского флота, и Николай Дмитриевич Папалекси, будущий академик, а тогда еще молодой физик, проводили на подводной лодке «Тигр» первые опыты по подводной радиосвязи. Они пытались наладить антенны для передачи и приема радиоволн под водой.

— Об этих опытах, происходивших на глазах у всей эскадры, много говорили на кораблях, — вспоминает Берг, — мы, конечно, мало понимали, что именно происходит и в чем трудность, но было известно, что эти опыты дали положительные результаты и позволили впервые осуществить радиоприем под водой на наших подводных лодках.

Иван Иванович Ренгартен, — продолжал Берг, — был на флоте примечательной личностью, одним из тех офицеров, которые сразу стали на сторону пролетарской революции. Ренгартен много лет занимался опытами подводной радиосвязи, он продолжал свои работы и при Советской власти, но, к сожалению, рано умер от сыпного тифа.

Хотя после экспериментов Ренгартена прошли десятки лет, некоторые вопросы подводной радиосвязи не решены и сегодня. До сих пор прием на больших глубинах затруднен, хотя современная электроника обладает могучей и изощренной аппаратурой. Дело в том, что радиоволны, легко распространяясь в воздухе, не могут проникать глубоко под морскую поверхность. Для подводной радиосвязи сегодня по-прежнему применяются очень длинные радиоволны, при работе с которыми нужны сложные, громоздкие антенны.

Наблюдая за опытами Ренгартена, Берг не подозревал о существовании всех этих трудностей, тогда его увлекла сама идея приема радиоволн под водой. И он решил этим заняться.

В его распоряжении были лишь «Научные основы беспроволочной телеграфии» Петровского, маломощный передатчик и простейший детекторный приемник. На подлодке Е-8 была телескопическая мачта, но она поднималась всего на пять метров. Прием в этих условиях граничил с искусством. Искусство заключалось в том, чтобы нащупать на детекторе чувствительную точку, внешне совершенно не отличимую от остальной поверхности кристалла. Радиотелеграфист Ефремов, один из русских матросов, пришедших с Бергом на Е-8, владел этим искусством и учил ему молодого штурмана. В часы приема они оба колдовали над радиоприемником, но часто как раз в нужный момент контакт нарушался, радиосвязь прекращалась, и они снова бились, силясь ее возобновить.

ВЕЗЕНИЕ ИЛИ ИСКУССТВО!

Освоив радиоаппаратуру Е-8, Берг не только наладил связь с внешним миром. Оказалось, что радио может помочь в другом, не менее важном и трудном деле: точно определять местонахождение подводной лодки. Хотя помощником штурмана в плавании является не только компас, но и звезды, они часто бывают ненадежны. Когда не видно берегов, штурман может прибегнуть к астрономическим наблюдениям и, сделав несложные вычисления, определить свои координаты. Для этого он должен уметь измерить высоту какой-нибудь звезды и знать точное время. Первая задача решается с помощью специального прибора — секстана. Берг хорошо знал и любил астронавигацию, он ведь с детства увлекался астрономией, и такого рода измерения не вызывали у него затруднений. Но как определить точное время? На кораблях для этой цели служат хронометры. Однако в условиях переменной температуры и влажности, под влиянием качки и изменений атмосферного давления ход лучших хронометров далеко не идеален. Ошибки составляют доли секунды, а иногда и секунды в сутки. При длительных плаваниях ошибка накапливается. Ход хронометра надо было бы проверять каждый день и вводить в расчеты необходимые поправки — иначе в результате погрешности хронометра можно ошибиться в определении местонахождения лодки на несколько миль.

Выручило радио. В то время начали действовать станции, дающие радиосигналы времени: работали станции в Париже, на Эйфелевой башне, в Германии — Норддейх, Науэн и Эйльвезе. Все они были для того времени очень мощными — до 20 киловатт. Сигналы времени, конечно, предназначались для своих кораблей, но пользоваться ими могли все, кому удавалось их принять. Сигналы передавались ночью, в 12 часов, на очень длинных волнах. Берг и Ефремов начали охотиться за этими сигналами. Что это была за изнурительная работа!

При помощи антенны и приемника Е-8 эти сигналы можно было принять, только всплыв на поверхность и подняв мачту. Но при всплытии обычно работают дизели, что необходимо для зарядки аккумуляторов. Лодку на поверхности моря качает, низкую антенну заливает водой, а прием — процесс капризный, ведь нужно искать на детекторе эту проклятую чувствительную точку! Когда Берг и Ефремов готовились к ночной операции, лодка буквально замирала, все затихало, на лодке воцарялась мертвая тишина, даже дизели на время останавливались, — Берг и Ефремов ловят Париж, от успеха зависит жизнь корабля.

Но лодка не просто затихала, у нее, как у всякого зверя, притворившегося мертвым в минуту опасности, были особенно обострены все чувства. Каждую секунду она готова была ощериться «когтями» и «клыками» или укрыться под водой. А немецкие сторожевые корабли, тральщики, эсминцы, гидросамолеты, «цеппелины» охотились за лодками именно ночью, когда они всплывали для зарядки аккумуляторов и вентиляции, и именно в тех районах, где не было минных заграждений. Поэтому два-три часа на поверхности моря, часто в весьма свежую погоду были для команды очень напряженными. Сколько раз лодка поспешно уходила в глубину, сколько раз гнулась при этом телескопическая мачта, рвалась антенна. Берг и Ефремов, конечно, не успевали их убрать, и лодка погружалась с поднятой мачтой. И следующей ночью, вместо того чтобы вести радиоприем, Берг и Ефремов ползали по поверхности лодки с плоскогубцами и молотками и срочно восстанавливали свое многострадальное хрупкое хозяйство.

Папалекси и Ренгартен нашли выход из положения. По их рекомендации на русских подводных лодках были установлены стационарные рамочные радиосети. Берг тотчас соорудил такую антенну на Е-8. Теперь удавалось принимать сигналы времени без подъема телескопической мачты. Однако возникли новые затруднения. Слышимость стала намного хуже, трудности приема удесятерились. Требовалось большое искусство и опыт, чтобы поймать слабые, тонущие среди помех позывные Науэна и Парижа.

Но радиотехника не стояла на месте. Теперь вместо кристаллических детекторов она могла предложить стеклянные лампы, наполненные газом. Они носили устрашающее название — гетеродин — и светились таинственным голубоватым светом. Гетеродин принимал радиосигналы только тогда, когда радист устанавливал правильный режим работы, то есть умел подобрать нужное напряжение и ток, протекающий через лампы. В противном случае лампы упорно хранили молчание. На языке инструкции это описывалось так: чтобы добиться работы в наиболее чувствительном режиме, надо найти перегиб на ломаной анодной характеристике газонаполненных ламп. А этот перегиб — место рабочей точки лампы — почему-то все время менял свое положение. Причем в отличие от кристаллического детектора отыскание рабочей точки требовало не чистого везения, а долгих, кропотливых, систематических измерений.

Бергу и Ефремову после упражнений с поисками чувствительной точки на детекторе это казалось легкой задачей. Ефремов манипулировал с лампой, а Берг слушал в наушниках, ожидая сигнала, чтобы проверить хронометр. Им было по двадцать три, они обладали настойчивостью, а может быть, им просто везло. Во всяком случае, Е-8 ухитрялась еще долго ходить невредимой среди минных полей, не раз оставляя в дураках охотившихся на нее немцев.

— Я очень благодарен немцам за хорошую работу Науэнской станции и французам за передачи с Эйфелевой башни. Они помогли мне сохранить жизнь и проникнуться уважением к радиотехнике, — смеется Берг.

К навигации 1917 года Берг подготовился более солидно.

Занимаясь в штурманских классах в Гельсингфорсе зимой 1916/17 годов, он ближе ознакомился с радиотехникой, изучил основы теории и научился искусно манипулировать с новой аппаратурой.

Если можно говорить о том, что Бергу везло, то больше всего ему везло во встречах. Преподавателем радиодела в штурманских классах был Меньшиков, автор одного из первых учебников радиотехники. Увлеченный своим делом, он организовал специальный радиотелеграфный класс, очень хорошо для того времени оборудованный. Меньшиков умел передать слушателям долю своей увлеченности. Солидную порцию ее воспринял и Берг. Лучшей школы радио в то время не было. Берг получил прекрасную подготовку. Теперь он мог уверенно осуществлять прием сигналов времени в открытом море, даже в свежую погоду, в полупогруженном положении лодки, со спущенной мачтой, на изолированную рамочную антенну. Это был высший класс для 1917 года.

ОТ КОМПАСА К РАДИОПЕЛЕНГАТОРУ

Подводная лодка Е-8 была для Берга не только школой практического радиоприема, но и магнитной лабораторией, где, как мы уже знаем, он интенсивно продолжал исследования девиации магнитных компасов. Здесь, естественно, слилось его новое увлечение радиотехникой с уже освоенной теорией и практикой борьбы с девиацией компасов.

Возросший опыт помог ему сделать следующий шаг в освоении радио. Оказалось, что рамочная антенна, имеющая вид прямоугольной рамки или круглого обруча, на который намотаны витки медной проволоки, обладает интересным свойством. Она чувствует направление на радиопередатчик. Когда плоскость рамки совпадала с направлением на передатчик, слышимость была максимальной. Стоило рамке чуть повернуться — звук ослабевал, а когда ее плоскость оказывалась перпендикулярной к направлению на передатчик — звук пропадал вовсе. Таким образом, вращая рамку и наблюдая за силой приема, можно было по пропаданию звука очень точно определить направление, по которому приходят радиоволны, а значит, направление от места приема к радиостанции.

В этом ощущалась полная аналогия с магнитной стрелкой. Только магнитная стрелка показывает на север, а «радиострелка» — на береговую радиостанцию. Конечно, Берг не преминул воспользоваться этим своеобразным пеленгатором.

Правда, изолированная рамочная антенна на Е-8 была наглухо закреплена на корпусе лодки, и вращать ее можно было, только поворачивая саму лодку. Легко представить себе, сколь трудоемок и длителен был этот процесс. Но, желая проверить показания магнитного компаса, командир Е-8 при каждом удобном случае позволял штурману брать радиопеленг.