Не могу забыть

Молча простояв несколько минут, она с трудом взяла себя в руки. Слава Богу, что она пропустила Брета.

Если бы она нашла его, то выглядела бы последней дурой. А так… Хотя ее сердце было разбито, но гордость не пострадала. Ничего другого у нее не осталось.

Когда тщательно одетая Мона с гордо поднятой головой вошла в кабинет, шефини там не было. Впрочем, ни на что другое рассчитывать не приходилось.

У рыжеволосой была репутация чрезвычайно деловой женщины и отчаянной сердцеедки. В данный момент явно преобладало второе.

Примерно через полчаса раздался телефонный звонок.

— Привет! — сказала Ивлин. — Я сегодня не приду. Знаю, работы много. Ты как, справишься?

— Конечно. — Мона постаралась, чтобы ее голос звучал ровно. — Вы готовы заняться делом Томчека?

— Да. Но дело Хармондов придержи. Пусть немного попотеют. До завтра. — Внезапно она хихикнула. — Или до послезавтра.

Мона положила трубку и вдруг до боли живо представила себе Ивлин и Брета в постели…

Каким-то чудом она сумела подавить приступ тошноты и с остервенением набросилась на работу. Это позволило ей продержаться все утро.

Во время ланча Линда, одна из секретарш, работавших в главном здании, принесла ей пакет с сандвичами и чашку кофе.

— Я знаю, что ты одна, а отойти нельзя. На-ка, подкрепись.

— Спасибо, — с улыбкой ответила Мона.

Кофе она выпила с жадностью, но сандвичи так и остались нетронутыми.

Шел седьмой час. Почти все служащие разошлись по домам, когда дверь открылась и в кабинет вошел Рик.

Мона подняла глаза и слегка вздрогнула. Такого еще не было. Ивлин всегда ходила к Рику сама.

— К сожалению, мисс Хаббард нет на месте, — сказала она.

— Знаю. Меня бы тоже здесь не было, но моя помощница заболела, так что приходится трудиться сверхурочно. Я правильно догадываюсь: Ивлин куда-то уехала с Роудом? — небрежно спросил он. Мона промолчала, однако Рик не отстал и, не сводя с нее глаз, заметил: — Выходит, она украла его у вас?

— Во-первых, он вовсе не мой. — Мона вздернула подбородок и спокойно добавила: — А во— вторых, ни одна женщина не может украсть мужчину без его согласия.

— Браво! Я восхищаюсь вашим самообладанием. — Он хлопнул в ладоши, а затем бодро спросил: — Вы собираетесь сидеть здесь до конца света?

— Нет.

Она действительно не собиралась задерживаться. Но и спешить домой тоже не имело смысла. Там ее не ждало ничего, кроме одиночества.

— Я уйду, как только закончу разбирать это дело.

— Бросьте, — велел он. — Линда сказала мне, что вы даже на ланч не ходили, так что хватит с вас. Мы едем обедать. Времени достаточно. А потом пойдем на спектакль, который вы так хотели посмотреть.

— Но я одета не для театра, — возразила она.

— Ничего. И так сойдет. — Он взял ее жакет, сумочку, вывел из кабинета и потащил к лифту.

Мона, настроение которой было хуже некуда, не сопротивлялась.

На следующий день Рик сказал, что его помощница еще не выздоровела и что он берет Мону у Ивлин взаймы.

Мона охотно согласилась. Учитывая сложившиеся обстоятельства, работать с Риком было лучше, чем с его сестрой.

Добившись своего, Рик умерил прыть. Он знал: когда на кону стоит многое, торопиться не следует. Форсировать события нельзя. Нужно действовать так, чтобы не спугнуть добычу.

Поэтому в рабочее время он был идеальным боссом — деловым, дружелюбным, терпеливым и вдумчивым.

К облегчению Моны, она почти не видела Ивлин. А когда выяснилось, что личная помощница Рика возвращаться не собирается, она окончательно заняла ее место.

В нерабочее время Рик охотно составлял ей компанию. С ним было легко и весело. Он не пытался прикоснуться к ней или поцеловать и обращался с ней как с младшей сестрой.

О ней заботились, за ней приглядывали и даже баловали. Она это ценила. Это проливаю бальзам па ее раненую душу.

В отличие от нее, Рик любил бывать на людях и получал от этого удовольствие. Отмахиваясь от ссылок на неподходящий наряд, но не предлагая купить ей что-нибудь, Хаббард водил ее в театры, на концерты, в ночные Клубы, рестораны, а по выходным неизменно приглашал на свои любимые вечеринки в загородном доме.

Мона была искренне благодарна боссу и почти убедила себя, что такая жизнь ей нравится.

Имя Брега никогда не упоминалось. С тех пор она видела его всего один раз, да и то мельком. Она садилась в машину Рика и вдруг увидела, что Брст стоит на тротуаре и наблюдает за ней.

Заметив ее замешательство, он повернулся и ушел.

Через неделю у Рика был день рождения. Они сходили в театр, а потом отправились во французский ресторан отпраздновать это событие.

После обильного и вкусного обеда, во время которого Мона выпила больше шампанского, чем обычно, Хаббард поднес к губам ее руку и очень серьезно сказал:

— Мона, я люблю вас. Я полюбил вас с первого взгляда. Вы выйдете за меня замуж? — Признание в любви было нежным, наполненным теплом и искренним чувством. Мона медлила с ответом. — Если вы скажете «да», я буду самым счастливым человеком на свете, — добавил он, — и сделаю все, чтобы сделать счастливой вас.

— Да, — наконец вырвалось у нее.

С застывшим лицом, напрягая все силы, чтобы не дать чувствам вырваться наружу, Рик полез в карман, вынул оттуда маленький кожаный футляр и открыл крышку.

Спустя мгновение он надел ей на палец кольцо с бриллиантами и сказал:

— Если не понравится, найдем что-нибудь другое.

Мона посмотрела на свою руку, вспомнила серебряное колечко, подаренное Бретом, и ей захотелось заплакать.

Однако она лучезарно улыбнулась и сказала:

— Прекрасное кольцо.

Но даже тогда в глубине души Мона знала, что не должна была принимать его…

4

Где-то вдалеке прозвучала сирена «скорой помощи». Мона вздрогнула и вернулась в настоящее. Взглянув на часы, она заторопилась. Физические упражнения ей действительно необходимы.

Лифт плавно спустился на первый этаж, слегка вздохнул и остановился. Дверцы скользнули в стороны, и Мона вышла наружу, как заключенный, почуявший запах свободы. Резиновые подошвы кроссовок, слегка поскрипывая на мраморном полу, несли ее по внушительному, освещенному люстрами вестибюлю «Редстоуна».

В этот ранний час вестибюль казался пустынным, но едва она подошла к стеклянной двери, как появился ночной охранник в синей форме.

На его морщинистом лице появилась широкая улыбка.

— Доброе утро, мисс Мэрчант, — сказал он и по-отечески подумал, что малышка все еще выглядит слишком бледной и худенькой.

— Доброе утро, Пит. Как ваш радикулит?

— Бывает и хуже.

Пит придирчиво осмотрел ее светло-зеленый тренировочный костюм и шелковистые длинные черные волосы, собранные в хвост. По утрам она казалась пятнадцатилетней, хотя из предыдущих бесед Пит знал, что ей двадцать четыре года, как и его Салли.

— Как всегда, на пробежку в парк? — спросил он.

Хотя Мона относилась к легкой атлетике прохладно и в зависимости от настроения шла пешком или семенила трусцой, но ответила она любезно:

— Верно.

— Что ж, вы выбрали для этого подходящий день.

Пит не изменил своей привычке, Эта беседа повторялась каждое утро. Менялась только последняя фраза — в зависимости от погоды.

Он придержал створку, и Мона благодарно улыбнулась в ответ. Славная малышка, в тысячный раз подумал он. В отличие от большинства жильцов, она не жалела для него доброго слова и веселой улыбки, несмотря на свою всегдашнюю печаль.

На улице было свежо и прохладно, небо было бледным и невинно-голубым. Дарби-стрит, еще не потревоженная шумом машин, лежала тихо, как младенец в колыбели.

Придерживаясь привычного маршрута, Мона шла быстрым шагом и наслаждалась прохладой. Похоже, день предстоял жаркий. Если не считать промелькнувшего вдалеке любителя бега трусцой, парк принадлежал ей.

Сиделка Рика Кларис — симпатичная черноволосая ирландка — все знала, но молчала. Мона была ей искренне благодарна.

Она инстинктивно чувствовала: если бы Рик проведал о ее отлучках, он сумел бы найти способ положить им конец. С ревнивой властностью, доходящей до паранойи, он стремился к тому, чтобы Мона была рядом каждую минуту.

Мона сочувствовала его страданиям, вызванным болью и досадой от прикованности к креслу на колесиках, и страдала сама, но она очень уставала.

И поэтому ощущала чувство вины и благодарности, когда Кларис время от времени освобождала ее от этого бремени и настаивала, чтобы после напряженного трудового утра Рик оставался один и пару часов отдохнул у себя в комнате.

Однако, когда это случалось, Рик, хотевший, чтобы она все время была под рукой, поворачивался к Моне и властно приказывал:

— Никуда не уходи!

— Не уйду, — успокаивала она его.

От политики кнута он переходил к политике пряника.

— После дневных процедур мы поедем на прогулку.

Но Мона уставала от специально оборудованного лимузина с кондиционером. Она предпочла бы не сидеть рядом с Риком, а ходить пешком, причем желательно в одиночку.

Несчастная Мона гнала от себя эту нечестную мысль. Конечно, все станет намного проще, когда он сможет полностью вернуться к своему бизнесу.

Рик был настоящим непоседой; безделье ограничение активности вызывали у него как минимум досаду. Он мог вспылить в любую минуту, был трудным и требовательным пациентом, и даже неистощимому чувству юмора, которым отличалась Кларис, иногда приходил конец.

Именно поэтому его так обрадовало мнение, высказанное врачами всего несколько дней назад: налицо существенное улучшение.

Хотя Рик вряд ли сумеет пробежать марафон или перепрыгнуть через забор, все же через несколько месяцев боли практически прекратятся и он снова встанет на ноги.

Обычно очень общительный, после несчастного случая Рик не хотел никого видеть, кроме сестры Ивлин и зятя Паоло.

Не желая показываться на людях в «этой проклятой штуковине», Рик практически не выходил из дому, изменяя этому правилу лишь для ежедневных прогулок в автомобиле. По той же причине он никого не приглашал к себе.

День рождения Рика (в следующую субботу ему должно было исполниться тридцать три) отмечать не собирались. Однако хорошая новость и совет Ивлин заставили Рика начать строить планы относительно уик-энда в «Голубой лагуне». Так называлась вилла Рика на Лонг-Бранче.

— Сколько народу ты собираешься пригласить? — спросила Ивлин.

— Человек двадцать с ночевкой. Навернем нужно предупредить миссис Моррис. Плюс кое-кто из соседей придет в субботу вечером…

— Вот и отлично. Мы с Паоло будем жить неподалеку, в «Коулд-крик», так что можешь предоставить все приготовления мне. Я поговорю с миссис Моррис, обзвоню гостей и договорюсь с поставщиками. Надо будет заказать побольше шампанского. Такую новость грех не отпраздновать!

Что же касается Моны, то вердикт врачей стал для нее настоящим даром небес. В глубине души она боялась, что Рик больше никогда не сможет ходить, Облегчение было так велико, что она не выдержала и расплакалась от счастья.

Однако чувство, пришедшее ему на смену, было куда менее приятным. На то у Моны были личные причины. После обещания почти полного выздоровления перед ней замаячила перспектива близкой свадьбы.

Рик уже поговаривал о начале октября, и Мона чувствовала себя загнанной в угол.

Иногда во время таких побегов ей приходило в голову: может, уйти и не вернуться?

Впрочем, это была всего лишь мечта.

Если не считать кормежки и бесплатного жилья, она работала на Рика бесплатно. Он никогда не давал Моне денег, словно боялся, что финансовая независимость позволит ей уйти.

Когда в один прекрасный день Мона тихо сказала, что ей нужно купить кое-какие мелочи, он ответил:

— Покупай все, что хочешь. Пусть запишут на мой счет. — После чего она зареклась покупать что-нибудь, кроме самого необходимого.

То, что у нее не было ни жилья, ни денег, не пугало девушку, но невозможность уйти заставляла Мону чувствовать себя пленницей, закованной в цепи…

Одинокий бегун давно исчез, и вокруг не было ни души. Погруженная в свои мысли, Мона добралась до купы деревьев и, как всегда, свернула на боковую дорожку.

Но стоило девушке оказаться на тропе, как! неожиданно перед ней вырос высокий мужчина, словно подкарауливавший ее. От Неожиданности у Моны вырвался слабый крик.

— Все в порядке, — быстро успокоил ее мужчина. — Вам нечего бояться.

Этот голос, низкий и чуть хрипловатый, она узнала бы всегда. Ради него она встала бы из могилы.

Испуг сменился потрясением, столь сильным, что голова у нее закружилась, ноги под-1 косились и еще немного — и она грохнулась бы в обморок.