Черняев 1987

Чебриков предложил: отпустить его Гамбургскому суду, который возбудил дело. Добавил, что его ребята пошуровали среди народа, и общественное мнение, оказывается, того же мнения.

Признано, что Руст - не совсем нормален, со сдвигом. Но если мы его пошлем на экспертизу - весь мир закричит о «психушке», в которой, мол, русские большие мастера. И получится, что прилетел нормальным, а выпустили - сумасшедшим.

Обсуждения не было. Только Зайков задал вопрос: представьте себе, что наш парень сел в Вашингтоне. Что бы они с ним сделали?

Чебриков: Ну, прежде всего, они бы его сбили еще на подлете. (смех). И тут же сообщил, что наши зенитчики 10 раз брали Руста на мушку и делали фотовыстрел. 100 % попадание все десять раз. Но команды на настоящий выстрел они не имели, потому что главнокомандующий ПВО узнал о Русте, когда тот подрулил к Спасской башне.

Я смотрю: М.С. белеет, а глаза становятся алмазно-черными. Видно, свирепеет. Это что же получается? Он, видите ли, хотел со мной встретиться. Со мной многие встречаются, и пишут, и отвечаю. А тут. Нет. Это - провокация. Мы 150 генералов и офицеров под суд отдали. Министра обороны сняли. Зачем? Может быть, не стоило? А теперь мы его - гуляй, домой! Нет. Демократия - это не слюньтяйство. Он трижды нарушил закон (граница, воздушный полет не по коридору, посадка в населенном пункте). И по закону должен нести наказание. Следствие закончено? Закончено. Пусть будет суд. Все как полагается. Положено от 1-го до 10-ти лет. А там видно будет.

В августе-сентябре я был с Горбачевым в Крыму, еще не на злополучной даче в Форосе («Заре»), а на унаследованной от Брежнева в Нижней Ореанде.

Горбачев был занят в основном работой над книгой, которую первоначально предполагал назвать «Слово о перестройке». Но потом придумал другой заголовок: «Перестройка и новое мышление для нашей страны и всего мира»). Под этим названием она вышла в Америке и затем в десятках стран миллионными тиражами.

Горбачев работал над текстом «со страстью», передиктовывал по два-три раза. Предвидел, что эта книга создаст новый образ его самого и меняющейся страны, поможет завоевать доверие на Западе, которое должно было стать по его замыслу новым и важнейшим фактором преобразования международных отношений.

Мы проводили с ним на террасе (он - под солнцем, я в тени) по многу часов в день, обсуждая «движение» текста и главные проблемы.

Приходилось отвлекаться на текущие дела: информация из Москвы шла непрерывно. Иногда он размышлял вслух о том, о сем. Кое что я зафиксировал и привожу:

28 августа 87 г.

На Кубе, по-видимому, еще нужен первобытный социализм с уравниловкой. Но у Кастро гигантские мысли на этот счет. Оратор он что надо! Однако уравнительский социализм никуда не приведет, и мы с ним никуда не продвинемся.

Втянули нас, ё.т.м., в Афганистан, и не знаешь, как вылезти теперь.

Кармализм - это начетничество марксизма-ленинизма плюс иждивенчество в отношениях с СССР. Вообще марксистов у нас до х.., и в Африке тоже. Это же ужас, когда ты вынужден был защищать брежневскую политику. Это ужасная политика. А теперь ты защищаешь то, что думаешь, во что веришь. Доверие и самостоятельность - вот нормы нашей новой политики.

31 августа 87 г.

Подняли огромное дело, но в нем и интуиция нужна, чтобы чувствовать меру, где грань между тем, чтобы «замазать прошлое», и критиковать по правде. Не надо шарахаться. Еще предстоит партконференция. Перестройкой мы рисуем портрет социализма. Но он не должен размываться, как у сюрреалистов - где ноги, где что. Махровые фигуры возникают в меняющемся обществе. Идет поиск. Мы создали каркас нового здания - обновленного социализма. Каркас уже есть. А остальное будем набирать. И посмотрим, что получится. Но пусть никто не претендует на истину в последней инстанции.

Посмотри внимательно - как у Маркса, как у Ленина, «оттенки» между ними есть. Вот прочитал я «Экономическо-философские рукописи» Маркса 1844 года. А ведь он там не отказывается от частной собственности.

Никакого чуда не будет. Ух, и ленивое наше общество! И начальнички такие же: пришли к власти, получили кормушки, чаек попивают, не только чаек, и поругивают высшее начальство. А другие рассопливились, вроде Яковлева.

Афанасьеву («Правда») скажи, чтоб не подбрасывал хворосту в костер татарской проблемы. Пусть комиссия спокойно поработает. Не надо вообще в прессе раздувать какую -то кампанию.

Лукичу (Георгий Лукич Смирнов, помощник генсека по идеологии) позвони: пусть начинает подготовку материалов к Пленуму по национальному вопросу.

Бромлею (академик, директор Института этнографии АН СССР) поручи готовить развернутый материал о положении наций и народностей СССР - о том, что сделано при Советской власти и что сделано не так. И пусть даст откровенный анализ. Пусть честно все покажет.

3 сентября 87 г.

Ивану Фролову (помощник Генсека) позвони: к моей статье в «Коммунист» (о социализме и рынке) нужно разработать тему отчуждения. Маркс предполагал через обобществление собственности вернуть человека к самому себе. А у нас - если честно - произошло отчуждение и в экономике, и в политике из-за отсутствия демократии. Директивные методы командно-административной системы лишили нас возможности решить эту проблему, главную в социализме.

.Критерий оценки общества, его подлинной развитости - не уровень потребления, не потребительство, а саморазвитие человека, развитие его способностей, его возможностей. Это все надо «провернуть» в концепции «нового мышления».

Там, где пойдет в статье речь о «развивающемся социализме» (само это понятие надо еще осмыслить), показать, что наша цель - возродить социалистическую сущность общества.

17 сентября 87 г.

Три Егора прислали мне сюда письма: Егор Лигачев, Егор Яковлев и Георгий (Егор же!) Арбатов. Прочел их все. И вот что я тебе скажу на этот счет.

Мы задумали и затеяли колоссальное историческое дело. Все трое глубоко озабочены - хотят, чтобы наши задумки исторического масштаба состоялись. Но в их позициях отражается невероятный диапазон различных мнений, споров, позиций, дискуссий - весь вскрывшийся теперь плюрализм нашего общества.

Есть люди, которые уже назвали Горбачева ревизионистом. Другие, наоборот, ищут у меня намерения разрушить марксизм-ленинизм: отвыкли от творческой методологии марксизма-ленинизма. Посмотри, - как тонко, диалектично подходил Бухарин к каждому вопросу. А ведь был чистюля в вопросах верности социализму.

А у нас дискуссии как проходят? Вместо спокойного обсуждения, разбора и реалистических оценок вцепляются сразу друг в друга. Все три Егора озабочены одним и тем же. Однако у всех тревога, что, не дай Бог, захлебнемся. Считают, что мы открываем ворота всеядности. Ссылаются на вышедший в Риге фильм о борделе. Это в самом деле - моральное разложение: смакуют пошлости, ничего святого. Голая баба на кабане... И поговори о фильме, например, с Климовым (кинорежиссер). Он тебе скажет - прекрасный фильм! Разврат, моральный распад вызывают отвращение, поэтому с его, Климова, точки зрения, фильм этот обличительный. А я так считаю, что он пропагандирует вседозволенность, это любование малинкой.

Диапазон расклада мнений сейчас огромный. И это, в общем, хорошо, неизбежно при таком повороте, который начался. Смятение всегда сопровождает революцию, особенно у интеллигенции. Но вместе с тем мы же не хотели, чтобы порушили все святое наше - патриотизм, любовь к Отечеству.

Мы хотим разбудить каждого, избавить от социальной пассивности, от всего, что затормаживает движение вперед, мешающей перестройке.

Все три Егора - за демократизацию. Интеллигенты, рабочие, крестьяне втягиваются в этот процесс. Но учти, у нас 18 млн. чиновников плюс члены их семей. Это около 60 млн. по стране. Они боятся за свои кормушки...

Арбатову скажи: он там в конце письма жалуется, что, мол, не угодил Генсеку, боится испортить отношения. Глупости все это. Скажи ему, что Горбачев дорожит его мнением, его информацией, раздумьями, которыми он откровенно делится, что я внимательно читаю его записки. И пусть отношения у нас сохраняются такими, как они установились. Главная забота, чтобы не остановилось наше дело, и я, мол, понимаю его. Пусть не паникует Юрий Аркадьевич.

Надо видеть критерии гласности. Они в ценностях социализма. Перехлесты есть. И это вызывает реакцию. «Память» - одна из ее проявлений как выражение инстинкта самосохранения. А с другой стороны. Вот умер в Париже Виктор Некрасов. И другой

Егор (Яковлев) помещает его портрет в своей газете в траурной рамке. Траурная рамка для антисоветчика!

В общем, пусть не паникуют. С Егором Кузьмичом у меня был разговор. «У некоторых, говорит он, не хватает ответственности перед народом. Яковлев мне (т.е. Лигачеву на совещании в ЦК с редакторами) заявил, что может уйти». Это ответственность?!

Фалину скажи - пусть не драматизирует происшедшее на совещании у Егора Кузьмича. Но выводы пусть сделают.

Егор Яковлев говорит о популярности своей газеты. Но эта популярность должна идти на пользу перестройке. В «Московских новостях», как и в «Огоньке», да и во многих органах печати, нет сопоставления мнений. Нет разнообразия авторов. Все только «свои». А надо, чтобы и те и другие были. Тогда будет и демократия, и гласность. Есть разные темы, жгучие темы. Но не надо из них делать сенсацию. Огромное дело делаем. И нужны чистые руки, чистые помыслы, а не шпиговать мозги людей черт-те чем, в расчете на возбуждение, на сенсационность.

Отвратительно мне, когда сбиваются на дешевку. Пусть поразмышляют авторы

писем.

Егор Кузьмич сказал мне, что на совещании с редакторами он отметил: в «МН» много хороших тем поднято. Так что он не видит все в одном темном цвете.

Александр Николаевич сказал мне недавно по телефону, что заявил Лигачеву: ему (Яковлеву) с ним не по пути. А сам занимается тем, что собирает всякое о Егоре Кузьмиче и подбрасывает мне.

Да, согласен, вежливых выражений у Лигачева не хватает. Но он честно беспокоится о деле, о перестройке. А что касается методов общения с людьми, то у него не все получается. Я согласен: сейчас очень важно не только, что сказать, а и как. Ты Егору (Яковлеву) скажи: вон Грэхем Грин всю Сибирь объехал и удивился, сколько большевики сделали после Октября. А он - Егор - объехал всю заграницу, где только не был, всякие интервью давал, а в своей стране не бывал. Хорошо это?

Давай, Анатолий, их всех объединять. Не считаю, что это конченый народ.

...Ошибки наносят ущерб перестройке. Нельзя провоцировать и тех, кто «за», и тех, кто «против», на такие вещи, которые мешают, вредят нашему движению.

Да, да, заводиловка идет во всем обществе и в Политбюро ведь тоже...

Было бы большой ошибкой сейчас снять Егора Яковлева. Хотя Отдел пропаганды ЦК отказывается работать с ним: нет, мол, на него управы. Я сказал Егору Кузьмичу: так не пойдет, чтобы снимать. Но пусть и Егор в «МН» подумает- о своей ответственности подумает. Словом, пусть действуют все и не паникуют.

А в общем-то, Анатолий, провинциализм процветает и в самом нашем руководстве.

Далее идут записи выступлений Г орбачева, сделанные на заседаниях Политбюро.

28 сентября 87 года

По возвращении из отпуска. Политбюро работало и в мое отсутствие. И это хорошо. Позавчера в аэропорту мы говорили о том, что, может быть, по истечении трехмесячного срока, 90 дней после июньского Пленума - критически поговорить о ходе перестройки, о том, что радует, что беспокоит? Какое время наступает и в политике, и в практических делах? Как идет реализация принятых нами тогда решений? Давайте поразмышляем, подумаем вместе.

Я хотел бы сделать небольшое введение к нашему разговору, очертить круг проблем. Прежде всего, думаю, стоит определить нынешний этап и подумать о долговременных путях, об исторических рамках на 8-10 лет вперед, - на какое качественное состояние советского общества мы рассчитываем. Осмыслить логику борьбы, в том числе особенности ее на нынешнем этапе.

Складывается впечатление, что мы вступаем в критический этап перестройки. Я связываю это с практической реализацией линии январского и июньского пленумов, о сочетании решений обоих пленумов.

Надо посмотреть, что в этих решениях глубоко затронуло все общество. Оценить реакцию людей на то, как проводятся эти решения. Это и дает нам выход на большую политику, т.е. на политику в решающей сфере жизни нашего общества, которую определяют две вещи: демократизация и экономическая реформа.

Напряжение в обществе нарастает. Не скажу, что все оно имеет негативное значение. Нарастает оно в политической жизни, в сознании. Причем не только у кадров и интеллигенции, а в обществе в целом. Ситуация в обществе характеризуется большой открытостью и более дифференцированной позицией по отношению к перестройке. Более открыто проявляют себя консервативные силы.

И вместе с тем нарастает беспокойство народа за судьбу перестройки. Мы это должны чувствовать, на это сориентировать всю нашу политику и практику.

Я не раз говорил о противоречивом характере перестройки. Этот вывод находит подтверждение. Противоречия принимают более острый характер. Но это не должно нас приводить к растерянности. Ничего не поделаешь - революционный характер предпринятого нами дела предполагает разрушение. Другие оценки недопустимы. Тогда мы впали бы в иллюзии. Мы же предвидели такое развитие и говорили об этом. Но сейчас это становится все более ясным. Нужно понимать, что мы должны все это пережить, перебороть и не прибегать к разным суматошным мерам. Главное для нас сейчас - реализация поставленных нами самими задач перестройки. Это и будет перевод решений в практику, будет наносить удар по всему, что стоит на пути перестройки. Поэтому никакой растерянности.

Но нельзя недооценивать и опасности, которые нас подстерегают. Это другая крайность - благодушие, несерьезность, шапкозакидательство, что все нам нипочем.

Серьезный анализ требует от нас выстроить целую систему идеологических, организационных, политических, экономических мер. Для нас, для Политбюро, для руководства страны крайне важно верно оценить соотношение сил в нынешней ситуации по отношению к перестройке. Информация идет обширная, фактов много. Но факты еще не образуют полной картины. Надо оценить и тенденции, и расстановку сил. Я над этим много думал. Убежден, что признаки противоречивости присутствуют во всех слоях общества.

Основная масса сегодня за перестройку. А что будет завтра - вот на этот счет давайте поговорим. Это я говорю не для того, чтобы поддержать среди нас оптимизм, бодрость духа. Мы должны прямо смотреть в глаза обстоятельствам. Ожесточение определенных сил, сопротивляющихся перестройке, сейчас налицо. Мы можем, конечно, сказать - и это было бы правдой, - что тормоза, сопротивление, инерция сидят в каждом из нас, что каждый привержен определенным стереотипам, методам работы. Это так. Но есть определенные силы, о которых мы должны говорить на политическом языке.

Это не антагонистические, не классовые силы. Но это те силы, которые видят, что перестройка, поскольку она переходит в практическую плоскость - через экономику, открытость, через право на свободную дискуссию, - создает угрозу их власти, их положению, лишает их источников благополучия и полномочий. И не скажу даже, чего тут больше - материального интереса или чего-то иного. Ведь речь идет о людях, которые материально вполне обеспечены. Скорее, это те, у кого вошла в привычку монополия на власть, а перестройка поворачивает против такой ситуации.

Вот почему происходит ожесточение. Все это мы должны видеть и противостоять развертыванию таких процессов в русле демократии реальной подготовкой не только самих себя, но и всех к работе в новых условиях.

Люди, о которых я говорю, будут использовать трудности, эксплуатировать эти трудности, будут нам указывать пальцем: вот, мол, ваша демократия! Вот, мол, ваша реформа! Будут наносить удары по новым подходам. Поэтому мы должны правильно оценить соотношение сил. Тут заложена главная опасность. Будут пытаться вызвать недовольство у трудящихся.

Предстоящие год-полтора будут решающими с точки зрения того, куда пойдет перестройка. Здесь ее судьба. Если мы обеспечим переход к новым методам и решительно поведем реформу, перестройка будет нарастать и поддержка перестройке будет увеличиваться. Если же консервативным силам удастся использовать трудности, - а я думаю, что это им не удастся, - то у перестройки будут серьезные потери, начнется дискредитация нашего дела.

Хочу сказать о нынешнем составе руководства. Тут положение меняется. Мы подготовили теоретически, политически, организационно и идеологически переход к перестройке. Приступили к ее осуществлению. Эту часть работы при всей ее сложности мы провели в целом успешно. В дискуссиях, спорах, в схватках мы, тем не менее, оказались на уровне.

Не вдаваясь в частности, во все перипетии этой нашей работы, можно все же сказать: мы справились. Конечно, попав в свое время в руководство, мы с вами могли бы и так продержаться, подлаживаясь к событиям. Страна шла бы сама по себе, но куда - не знаю. У нас хватило мужества, ответственности, умения и интеллектуальных сил, чтобы выйти на первый этап и пройти его. В стране создается новая нравственная атмосфера, хотя есть откаты, есть отступления, есть в ней большие дыры. Но в целом она возникла - эта атмосфера - и работает на перестройку.

Вот факт, лично мне близкий. Ставрополье. Под угрозой оказался урожай. И произошло то, что удивило самих руководителей там. Народ вышел в поле. И за два дня убрали весь урожай. Рассчитывали на 27 центнеров, получили 26. Потери минимальные. Работали бесплатно! Вот отношение людей к тому, что мы здесь затеяли. Вот как работает атмосфера. Вот наш «капитал». Хотя, конечно, то, что случилось, не делает чести тамошнему руководству...

Когда мы оцениваем ситуацию, надо различать: есть факты и есть тенденции.

В трудностях, в борениях «вал» еще присутствует. Но в то же время народ начал вариться уже в котле реформы. Тем не менее государственная поддержка требуется, особенно в узких местах.

Вот подбросили зерна, сахара, на жилье добавили, на здравоохранение. Но это подсобные меры, хотя они и обязательны.

Перестройка захватывает все новые слои. Дошла и до вооруженных сил. Новое руководство в армии на основе новой доктрины готовит очень серьезные предложения. В МИДе происходит серьезная адаптация к новым требованиям времени. Перестройка затрагивает и КГБ. Все это относится, однако, только к первому этапу. Но это и предпосылки для движения дальше.

Мы должны быть готовы справиться с неизмеримо возросшими новыми задачами. Перед нами настоящее испытание. Ибо предстоит трансформировать все общество, все сферы жизни людей. Это будет продолжительный период.

Вот подготовим партийную конференцию. Хотим вывести партию на новый, иной уровень ее деятельности. Здесь тоже потребуется год-полтора. А в экономике, поскольку мы переходим с 1 января на полный хозрасчет, тоже потребуется полтора-два года для перелома. Огромны задачи в области управления на этот решающий грядущий период.

В этой колоссальной работе можно сбиться на второстепенные дела, тем более, что частности бывают очень острые. Такие, что забываешь о главном. Вот где ключевое звено - деятельность партийных организаций.

Если взять первый этап, партия тащила все на себе, хотя на разные ее эшелоны по-разному. Теоретическое осмысление процесса, крупные начинания программного порядка - это прерогатива Политбюро, ЦК, Правительства - Центра. А весь фронт работы

- на парторганизациях всех регионов. И вот тут мы до сих пор встречаемся с тем, что нам говорят: у вас тут в Москве перестройка, а у нас как было, так и осталось все по-старому. Есть до сих пор и такие: посидим, подождем, посмотрим. Такое не только на уровне первичных партийных организаций, а и на уровне горкомов и обкомов. Я был поражен, когда встречался с эстонскими районными секретарями. Увидел, что в партии процессы перестройки идут и иначе, и вяло. Привычные методы работы оказывают сильное влияние. Позиции парткомитетов, кадров в результате меняются мало. Это относится и к очень приличным людям.

Перестройку, бывает, рассматривают прежде всего как покушение на собственную власть, на установившийся порядок иерархии. Если мы хотим быть честными перед собой, мы должны это констатировать. Иначе нельзя. Есть перестроечная тенденция, партия пришла в движение. Но есть и то, о чем я говорю. Оправдать такую позицию я могу, например, тем, что кроме гласности, развития критики ничего же мы еще не дали обществу. Ведь даже демократические выборы, новая роль Советов в жизнь не вошли, не говоря уж об экономической реформе. Правилен был на этом этапе акцент на критику. И тут встретили поддержку. А изменения в кадрах, в их деятельности происходили замедленным темпом. И это можно понять. Потому что гласность, критика создали ситуацию, когда чуть ли не во всем, что было, именно они виноваты. И это создало определенное противопоставление. Получилось, что народ горой за перестройку, а кадры уперлись: и среднее, и руководящее звено.

Есть люди, которые ждали перемен и почувствовали себя людьми, когда они начались, искренне включились - пусть ошибались, суетились... Но есть люди, которым перемены поперек горла. И вот тут-то мы, партия, в целом, и должны сказать, что кадры - это главное.

Думаю, что оправдается наша уверенность, что большинство кадров - «за». Анализ показывает - 85%. Но оно еще должно как следует включиться в перестройку.

За три года сменилось 50-60% секретарей горкомов и райкомов. Но нас уже обвиняют, что они присвоили себе монополию на все дела. И происходит дискредитация того слоя, на который мы должны опираться. Но это же новые вроде люди! Так что дело не в том, чтобы заменить, а в том, чтобы помочь работать по-новому. Часть придется вновь заменять. Придется.

В кадровых делах нужна кропотливая работа. Мы должны удержаться от всяких накачек и решительно отбрасывать склонность к говорильне и к обещаниям. Люди должны включаться в перестройку в ходе практических дел.

В ходе подготовки к конференции нужно основательно над всем этим поработать. Конференция будет крупнейшим рубежом, событием!

О партии и перестройке мы должны основательно поговорить на Политбюро - и о ее заслугах в прошлом, и в настоящем тоже.

Крупно поставим на Пленуме вопрос о новом этапе в перестройке. Часть доклада этому надо специально посвятить. Прессу сориентировать. Изучить отчеты парткомитетов на собраниях и пленумах местных организаций в ходе подготовки к конференции, выявить накопленный опыт, новые подходы к работе на местах.

Опять возвращаюсь к идее - в январе собрать в Кремле первых секретарей парткомов и райкомов - 4000 человек. И информировать их - как мы действуем в Политбюро, как мы смотрим на роль партийных аппаратов; подчеркнем, что сейчас - очень большое внимание к партии, к ее деятельности на всех направлениях.

Наметилось отставание партии. Об этом мы уже говорили на июньском Пленуме. Оно есть и сейчас. И осталось что сказать из того, что уже тогда говорилось. Не надо опять очередную «интересную речь» произносить. А повязать интересные идеи с делом, вдалбливать, убеждать всех, что ключевое направление сейчас - будничная, текущая работа, но не текучка. Иначе болтовня, иначе маниловщина. И скажут нам: хватило у вас сил, у руководства, у партии - на гудок, а движения нет. А спасение перестройки в движении.

Мы должны донести до людей: коренное изменение, качественное изменение общества произойдет на последних этапах перестройки. Но на подходах к нам партия, ее руководство будет держать в поле зрения неотложные нужды. Без этого мы не подкрепим в людях настроение работать, не нарастим поддержку наших замыслов.

(После этой часовой речи Горбачева наступило долгое молчание. Члены Политбюро попросили время подумать. Был сделан большой перерыв. - А.Ч.).

Рыжков. Это уже стиль, метод нашей работы - периодически осмысливать сделанное и не сделанное. Откровенность высказываний - большое достижение. Это дает возможность вырабатывать коллегиальную позицию. На революционном этапе это полдела.

Нельзя сказать, что мы все знали и знаем. Но наступил момент в перестройке, когда мы можем сказать и о плюсах, и о нерешенных вопросах. Напряжение нарастает. Это закономерно.

Что происходит?

Демократизация встречает большое сопротивление консервативных сил. То, что было тайным, теперь выпирает. И видно, где незнание, а где сопротивление... со стороны определенных прослоек нашего общества.

Массы верят партии, горят перестройкой. И политическая мудрость состоит в том, как вести дело, чтобы они всегда шли за нами. Мы же для народа делаем все, не для себя же.

Вопрос о кадрах я поставил бы на второй план: мы уже знаем, кто за что. Кадры не готовы. Они десятки лет воспитывались по другим принципам.

...Если массы отвернутся от нас - это наша трагедия, наше поражение. 89-ый и 90­ый годы будут самыми тяжелыми.

Январский Пленум и июньский Пленум этого года, т.е. демократизация плюс экономическая реформа, - это две глыбы, которые мы должны столкнуть. Госприемка - испытание в этой задаче. Необходим год, чтобы почувствовать, получается ли.

1988 год - начало большого испытания в экономике: выходим на полный хозрасчет. Даже руководители высокого ранга не понимают, как они будут жить и работать.

Но не останавливаться. Прошлые реформы гибли из-за этого. ...Выдавливаем средства из всего, но даем на социальные нужды. Мы же в этом отношении очень отстаем от других стран. А в народе создается ощущение, что наверху сидят и не понимают, что надо решать в первую очередь.

О ценах. Это оселок, на котором будут проверять и нас, и зрелость общества. Запущенность такая, что давно, 10-15 лет назад, надо было решать вопрос с ценами.