Эльф из Преисподней. Том 2

Так эта тварь ещё и расти собралась!

Кое-как я оборвал её контакт с матерью и вытер мгновенно вспотевший лоб. Моё учащённое дыхание и блуждающий, рассеянный взгляд насторожили Анайрэ. Она отстранилась — волшебный миг! — и сказала:

— Ты едешь домой, Нани.

— Никаких Нани, — подчеркнул я, принимая суп от сестры. Есть я не любил, но телу требовалась пища, иначе желудок сожрёт меня изнутри, — Если уж хочется сократить, зови Атаном. И, само собой, никуда я с Земли не поеду.

— Я же говорила, — кивнула сестра.

Мать бросила на меня страдальческий взгляд и обернулась к отцу.

— Скажи что-нибудь!

Финголфин, высунув изо рта кончик языка и использовав в качестве опоры папку с документами, прилежно строчил что-то на бумажке. Оклик жены застал его врасплох, и он, слегка подпрыгнув, завращал головой, как испуганная сова.

— Что-нибудь? — не то повторил, не то исполнил просьбу буквально он.

— Вразуми его. Объясни, почему ему нельзя оставаться здесь.

Было похоже, что Анайрэ и сама не рада тому, что о чём-то попросила отца. Лицо её враз осунулось, словно пребывание между двумя пульсарами глупости облучило её смертельной болезнью.

— Если ты останешься, тебя убьют, — мягко, как ребёнку, сообщил Финголфин, — За святотатство, убийство дворянки, подделку документов и отсутствие регистрации… как они нас называют?.. да, нужна регистрация нелюдя. Тебя распнут, колесуют, четвертуют, вытащат кишки, и сварят их в кипящем масле, если не ошибаюсь в последовательности… Или они перешли на расстрелы? За людьми никогда не поспеваешь! Поэтому из России тебе лучше уехать.

Ложка поскребла дно тарелки. Я тщательно соскрёб остатки супа и сказал:

— За Пелену я не вернусь.

— А куда ты хочешь? — задумался он, почёсывая брови пером, — В Паназиатское Содружество лучше сейчас не соваться. Они опять пересобачились и устроили грандиозную резню. Веришь ли, некоторые офицеры состязаются, кто быстрее убьёт сотню человек! У них это надолго. И Маат'Лаэде там не любят. Российская Империя тоже отпадает. Европейская Антанта?

Он вдруг замялся.

— Там пока нечего делать. Что остаётся?

Отец нахмурился, выдавая напряжённую работу мысли. И тут его осенило. С видом смертного, отыскавшего на улице полный кошелёк золота, он предложил:

— Манхэттен! У меня как раз закончились внедрённые туда агенты. Не хочешь поработать на Совет, сынок?

Глава 3

Предложение Финголфина заинтриговало меня — не в хорошем смысле, естественно. Уж больно настораживал выбор слов. Просто так агенты не заканчиваются. Их непременно кто-то должен заканчивать. Чтобы этого не допустить, и существовала такая вещь, как секретность.

А секретность и Финголфин жили в разных вселенных. Взглянуть на его встрёпанную причёску, на мечтательную пустоту его взгляда — натуральный блаженный идиот.

Или идеальный шпион, если предположить, что это всего лишь личина.

Отец уставился в окно, казалось, позабыв о том, что только что сказал. Его рука продолжала выводить закорючки на бумаге, словно обрела собственную волю.

Для довершения картины не хватало ниточки слюны изо рта.

Если он притворялся, то чересчур хорошо.

— Ты хочешь отправить его к этим отщепенцам?! — воскликнула Анайрэ, — Да ещё не просто так, а чтобы он для тебя разнюхивал их планы? Ты вообще дорожишь сыном?!

— Дорогая, успокойся. Да, манхэттенские Дома придерживаются… нестандартных позиций, но прежде я не посылал к ним Маат'Лаэде. Ты сама должна понимать, что их доктрина запрещает причинять вред нашему виду, в отличие от других Ат’Эде. Мальчику ничто не угрожает. В худшем случае его пожурят или посадят под домашний арест. Всё просчитано! Инквизиция не сунется на территорию Триумвирата.

Изрядно померкший после упоминания агентов Совета Аркарис кашлянул и произнёс:

— Я, пожалуй, пойду. Нужно решить некоторые вопросы, уладить дела, подготовить почву…

Каждый синоним приближал его к выходу. Громко скрипнула створка, и дракон покинул нас.

Непонятно, сбежал ли он из-за того, что не хотел услышать чересчур много — обычно тайны разведки охранялись до последнего трупа причастного… или потому что участвовать в семейном скандале полагалось лишь членам семьи.

Тем временем мать кипятилась.

— Ты же понимаешь, что если туда поедет Нани…

Я швырнул в неё ложку. Она поймала её, продолжая смотреть на отца взглядом, в котором смешались возмущение и жалость. Аккуратно положила ложку на поднос.

— Если туда поедет Атан, то за ним увяжется Люти. Им там промоют мозги, а то и насильно запихнут в партию, и что тогда? Что ты будешь говорить коллегам? Мои дети поддерживают манхэттенские идеи, давайте снимем Пелену и начнём мировую войну? Подумай об ущербе нашей репутации…

— Ладно, ладно, — опечалился отец, тряхнув головой, — Если ты так против… Просто это была бы замечательная возможность — пристроить детей к делу и заодно держать руку на пульсе Триумвирата.

— Неужели закончились более… расходные фигуры?

— Другие не Маат'Лаэде, а значит, Триумвират может их убить, не нарушив принципов. Рано или поздно при таком раскладе поток добровольцев иссякает. Но как пожелаешь, дорогая. Никаких заданий. Однако Манхэттен всё ещё хороший выбор. Достаточно далеко от Европы и России, чтобы о детях со временем забыли. Поживут у Фаниэль, пока мы не разберёмся…

— Фаниэль, — простонала мать, — Она сведёт их с ума раньше, чем Триумвират.

— А мне нравится тётушка, — вставила Лютиэна, невинно улыбаясь.

— Ещё бы она тебе не нравилась. Настоящее посмешище, а не эльфийка! Я тебя не виню, Люти, но надо всё-таки отказываться от младенческих воспоминаний. То, что приемлемо для ребёнка, непростительно для взрослой Маат'Лаэде.

— Вообще-то, Манхэттен звучит как отличный выбор, — сказал я, понятия не имея, где находится этот городишко. Меня зацепило отчаяние, которое забурлило в матери, стоило его упомянуть.

К тому же я сомневался, что на Земле может существовать место скучнее, чем родовое поместье.

Анайрэ сникла, точно всю вихрящуюся в ней энергию куда-то мгновенно слили.

— Хорошо, — сказала она после паузы, — Так и быть. Манхэттен так Манхэттен. Но никаких игр в шпионов! Поживёте у Фаниэль, пока не уляжется пыль. И никаких контактов с Триумвиратом, не то вам забьют головы их бестолковой чушью.

— Замечательно! — обрадовался отец компромиссу, — Я предупрежу Фаниэль, чтобы вы не стали нежданным сюрпризом. Теперь надо подумать, как доставить вас до межконтинентального портала, чтобы по дороге вас не перехватили инквизиторы или не зашевелились лейб-гвардейцы…

В комнату ворвался Аркарис. Одного вида его предельно серьёзного, молчаливого варианта хватило, чтобы мать с отцом переключились из родительского режима в чиновничий.

— Началось? — спросила Анайрэ, — Так быстро? Группа не успела?

Дракон мазнул по мне с Лютиэной взглядом, отчётливо показавшим, что дальнейшее не предназначается для наших ушей. Я не возражал. Норма богоборчества на ближайшее время выполнена. Пока я не приду в себя и не избавлюсь от осколка ангела, лезть в дальнейшие разборки с Иешуа будет глупо.

— Вас готовы выслушать.

Мать прерывисто вздохнула, а Финголфин погладил папку с документами. Было в его облике что-то потерянное, как у ребёнка, которого обманули с подарком.

— Не думал, что дойдёт до…

Анайрэ положила руку на плечо отцу. Он вздрогнул и выронил бумаги, разлетевшиеся по всей комнате. Секунду никто не шевелился. Затем Лютиэна покачала головой и стала собирать (предположительно) жутко секретные и важные листы. Отец бросился к ней и начал помогать, встав между ней и моим креслом.

Мать возвела очи горе, показывая, как утомили её выходки мужа.

Вскоре Финголфин вновь держал в своих руках пузатую папку — вцепился в неё, как гном в кружку пива.

— Вы дети самостоятельные, — пробормотал он, отчаянно стараясь сохранить хоть каплю достоинства, — Знаете ведь, где находится главный терминал Петрограда?

Сестра кивнула, и он с облегчением улыбнулся.

— После перехода в Америку Фаниэль будет ждать вас в манхэттенском терминале. Я позабочусь о том, чтобы она вас встретила. Отправляйтесь туда как люди, тогда вами не заинтересуются.

Родителей окутало зеленоватое свечение, и лица их преобразились, став людскими. В отличие от меня и сестры, им не требовались кольца, чтобы скрываться.

— Открой окно, — сказал я, когда мы остались одни, и Лютиэна распахнула ставни.

Тотчас в комнату влетела Дженни, рассерженно трепеща крыльями. Зависла передо мной.

— Я уж думала, вы не догадаетесь! Знаете, какие толстые тут стены? Почти ничего не слышно, даже если вжаться ухом! — пожаловалась она и показала упомянутое ухо, испачканное в пыли.

— Как ты узнал, что она там? Вы разве установили связь? — спросила Лютиэна.

Не говорить же ей, что я ощутил нетерпение и негодование, злым потоком прошибавшие кирпичи? Я пожал плечами.

— Потрясающая интуиция, помноженная на недюжинный ум. К слову, хотя бы малую связь установить давно пора.

— Можно сразу великую, — оскалилась Дженни, — Ради такого я даже готова потерпеть пару молний.

Она скрестила руки на груди и отвернулась, рассерженно хмыкнув.

— По-твоему, я забыла, как ты говорил, что из меня нужно сделать щит?

— Но ты и впрямь не пострадала, в отличие от остальных, — заметила сестра.

Пикси уставилась на неё с выражением крайней досады.

— И ты, Лютиэна…

— Малая связь, — прервал я пустую болтовню. Хлопнул в ладоши, — Ты всё-таки подтвердила свою полезность. Возможность отыскать друг друга и позвать на выручку явно не будет лишней.

Фея нахмурилась.

— Подтвердила полезность… Обходительности тебе не занимать. Нет, ни в коем случае не занимать, а то растратишь её, как растратил свою. Извинись передо мной. Встань на колени, и я подумаю.

— Ты мой фамилиар, — напомнил я, а Лютиэна добавила:

— Перестань дурачиться. У нас на хвосте инквизиция. К этому моменту они могли вычислить, где мы находимся. Если мы останемся тут, ожидая, пока враги наберутся храбрости, чтобы полезть к Аркарису, конец будет предсказуем.

Пикси ещё немного повыделывалась, но всё же уступила. Я поставил поднос на пол и встал. Фея замерла у моего лица, внимательно изучая своё отражение в моих глазах. Затем, кивнув неведомым мыслям, она укусила своё запястье — глубоко, до крови, крошечные струйки которой побежали по предплечью, закапали на ковёр.

В который раз я убедился, что самая большая угроза для пикси — это они сами.

— Помочь? — ухмыльнулась Дженни и, не дожидаясь разрешения, подлетела к моей ладони. Вцепилась в неё. Тотчас на коже вспухла капля крови. Я собрал её, стараясь не размазать, и промочил ей губы. В свою очередь Дженни завершила приготовления со своей стороны — и порхала передо мной, как маленький злой калибри, как юркая угроза, как обещание неприятностей.

Разметавшиеся кудри и влажные от крови губы придавали Дженни облик дикого, неприрученного существа. Создавать с ней пусть даже малую связь сразу показалось поспешной идеей, но я не привык отступать на полпути.

Я перехватил взгляд серых глаз Дженни — в них плескалось штормовое море, подпираемое свинцовыми небесами. Что и говорить, она тоже не робкого десятка.

Мы вдохнули и, почувствовав, как нас оплетает тонкая нить, пришедшая на обоюдное желание, одновременно сказали:

— Одна кровь, один путь, один конец.

Это была не магия — по крайней мере, не магия в том смысле, что подразумевался на Мундосе или Земле. В понятных смертным терминах это можно описать как договор с призывом в свидетели самого бытия.

Дженни подлетела ближе; я подался вперёд. Наши губы соприкоснулись в комическом поцелуе — таковым он выглядел со стороны. Как-никак сказывалась разница в размерах.

Меня пробрала знакомая по прошлому дрожь, промчалась от коленей к горлу, взорвалась ледяным жаром в черепе.

На грани восприятия, по соседству с плачущим Нани, возник новый гость — тёплый, живой комочек. От него тянулось чувство родства к Дженни; теперь и с закрытыми глазами я ощущал её, как далёкую часть себя, мог найти её и, если поднапрячься, распознать, что она чувствует, будь она хоть в нескольких километрах.

Свои же эмоции я надёжно экранировал от неё, едва ритуал завершился. На это Дженни показала язык, облизнулась и улетела к балдахину, чтобы слепить из ткани подобие гамака.

Эльфийское тело постепенно наполнялось, становясь чем-то вроде дома призрения. Или, если сподобиться на низкую аналогию, анекдота: собрались как-то демон, ангел, Ткач и пикси в эльфе…

Накатила слабость, и Лютиэна придержала меня за локоть. Сочувственно приобняла и сказала:

— В таком виде ты не то что до терминала не доберёшься, ты из комнаты выйти не сможешь. Надо тебя подзарядить.

— Стоило сделать это пораньше. Я едва ложку держал.

— Зато неплохо ею кидался, — отметила она, безжалостно хватаясь за основание моей шеи, — Любой поступок имеет свою цену. Если тебя вечно опекать, не давая прочувствовать последствия авантюр, так и будешь бросаться в пекло.

Ответить я не успел. Лютиэна затянула полупеснь-полузаклятье. Её горячий шёпот принёс облегчение ноющим мышцам, потушил внутренний жар, пожиравший внутренности, и погасил вездесущую боль. С груди будто булыжник убрали, и впервые за долгое время я вздохнул свободно.

Нет, её лечение не исцелило меня окончательно, но оно убрало досадные симптомы. К сожалению, это была наименьшая из проблем. Демоническая сущность всё так же страдала, и её страдания нельзя было погасить обычным заклятьем.

Сестра пошатнулась. Роли сменились; я обнаружил, что не даю ей упасть. Лютиэна побледнела, под глазами залегли тени.

Любой поступок имеет свою цену.

Не удержавшись, я поцеловал вещь в щёку, вознаграждая за заботу, посадил в кресло, в котором ранее растекался сам. Эльфийка пробовала возражать, но ей явно следовало немного отдохнуть. Моё же внимание привлекла бумажка, опасливо приткнувшаяся к ножке кресла. За всеми нашлёпками и завитушками она надёжно скрывалась от беглого взгляда со стороны.

Похоже, отцовская. Будет забавно, если это какой-то сверхважный проект или секретная записка, содержания которой непосвящённый не должен увидеть ни при каких обстоятельствах.