Пожарский 2

Вечером, а потом и утром мы с Кузьмой долго обсуждали, в каком виде ему лучше в Судебный приказ ехать. Сошлись на том, что человеческой формы лучше до последнего избегать, так что из дома я вышел с фибулой, приколотой к лацкану пиджака.

Первым делом направились на экспертизу. Комната для определения разумности не впечатлила меня вообще — большая и пустая, как столовая, из которой всё вынесли. Посередине — кресло, очень простой стол и невысокое прямоугольное возвышение (полагать надо, для крупных предметов). Лаборант, бледный, как умертвие, попросил:

— Ваша светлость, положите, пожалуйста, исследуемый предмет на стол, после чего все мы покинем помещение.

— Да он, в общем-то, и сам может.

Кузя откололся от пиджака и полетел на стол.

— Простите, в приказе на экспертизу указано, что освидетельствуемый предмет — меч?

— Это меч, — согласился я.

— Но… я думал, меч обычно чуть крупнее размерами.

— Я тоже думал, что покойники лаборантами не работают, — скрипуче отозвался Кузьма и превратился в каролинг. — Так лучше?

— Э-э… это он говорит? — недоверчиво посмотрел на меня лаборант.

— Я это, я говорю! — насмешливо ответил Кузя. — Заводи давай свою шарманку, надоело тут лежать.

— Действительно, — деловито подключился Талаев, — Высший суд ожидает нашего прибытия. Давайте приступим.

Мы гуськом вышли из комнаты, закрыли дверь и построились у большого окна (внутрь этой комнаты направленного) с очень толстым стеклом.

Лаборант встал перед небольшой панелькой с вмонтированным в неё зеркальцем размером с ладонь, нажал большую синюю кнопку, нечто принялось гудеть и как будто вибрировать, попискивать и пощёлкивать.

— Что-то я не пойму, — лаборант постучал по зеркальцу, — испортилось, что ли?

— В чём дело? — тут же подозрительно уточнил Талаев.

— Да вот. Должно показывать по очереди все образы форм предмета. А тут… извольте видеть.

Он потеснился, и мы получили возможность наблюдать в зеркальце поочерёдно сменяющиеся формы. Сотни образов, большая часть которых были оружием, но не обязательно. Некоторые мелькали совершенно срамные.

— У этого меча нет конечного количества форм, — скупо пояснил я.

Лаборант некоторое время моргал на меня глазами, потом выдал:

— Понял, ваша светлость. Извольте обождать, результат оформлю.

04. СУД ДА ДЕЛО

НО СНАЧАЛА СУД

Кузя вернулся на лацкан. Лаборант (он же, видимо, и эксперт?) выдал мне обширную бумагу с вензелями, листьями, разрисованной короной и несколькими печатями. Написано было всего много, аж глаза разбегались.

— Вы позволите, ваша светлость? — юрист принял у меня лист, пробежал глазами до нужных строк и… всякая тревожность исчезла с его лица. — Ну, теперь мы Салтыковых размажем, как маленький кусочек масла по хлебушку. Прошу за мной, Дмитрий Михайлович.

«А ты, Кузьма, принимай-ка вид, в котором в схроне Салтыковых лежал. А то затеят ещё предъявлять, что меч не тот. Не хочу сто раз по судам таскаться».

«Да, идея так себе», — согласился Кузя и лёг мне в руки простым двуручником.

Мы обошли здание и вошли с другого крыльца, парадного, поднялись по выстеленной ковром лестнице на второй этаж, повернули налево и попали в большой помещение, выделенное, насколько я мог судить, для ожидания.

— Прошу, — показал мне на высокие резные скамьи Талаев, — это наше место ожидания.

В противоположном углу зала толклась довольно большая толпа. Несколько охранников, пара поверенных, неуловимо похожих на Талаева, и трое мужчин, одетых дорого. Нет, очень дорого. Вот эти, должно быть, сами Салтыковы. Старший — глава клана, седоватый боярин лет под шестьдесят, крепкий, матёрый. По потенциалу — не магистр, но довольно сильный маг, единиц на двести с небольшим. Волчара, привык без спроса брать.

Дрогнет ли у меня совесть, если придётся его раздавить? Вообще нет. Он, паскуда, мой род до крайности довёл, внука инвалидом сделал и на нищенство обрёк. Не пожалею.

Салтыковы зыркали злобно, особенно на меч, но дальше взглядов дело не доходило. Подозреваю, тут и своя охрана водится, посильнее их родовой, и какая-нибудь блокировка стоит.

Высокие двери, украшенные обильным орнаментом из листьев, распахнулись, вышел маленький сухонький человечек, тщательным образом зачитал по бумажке имена и регалии участников заседания, убедился, что все здесь, строго спросил Талаева:

— Результаты экспертизы?

— Вот они, пожалуйста, — деловито вынул листок тот.

Служитель принял, кивнул:

— Ожидайте!

Через минуту он вышел снова и, задрав нос, попросил всех названных проследовать в зал суда. Проследовали.

Более всего в зале заседания привлекал внимание сам судья — дородный боярин в одеянии весьма старинного вида: обширном парчовом кафтане и высокой горлатной шапке. Традиция? Обращались в суде ко всем исключительно на «ты». Тоже, видать, традиция. Кузю водрузили на специальную подставку посреди комнаты.

Избавлю вас от нудного описания: как расселись, как вставали, произносили необходимые слова. Судья грузно облокотился о стол:

— Михаил Глебович! Отвечай: тот ли это меч, о котором вышел спор?

Салтыков насупленно поднялся:

— На вид — тот. Подержать бы.

Мне смешно стало: надеется подержать да не отдать, что ли?

— Можешь подержать, — разрешил судья.

Салтыков-старший подошёл к стойке, взял меч, и тут Кузя сказал:

— Господин судья! — Салтыков чуть не уронил его. — Могу я тоже высказаться?

— Слушаем тебя, — скучным голосом разрешил судья.

— Мне не вполне понятно: как боярин Салтыков собирается оценивать мою подлинность? За всю свою жизнь до этого он ни разу не видел меня лично и ни разу не держал в руках.

— Это всё?

— По данному пункту — да.

— Займи указанное тебе место.

Кузя вылетел из рук Салтыкова и улёгся на подставке. Боярин изо всех сил старался удержать лицо.

— Садись, Михаил, — велел судья. — Старшего кладовщика взяли? Или кого-то, кто сам меч видел?

— В коридоре ожидает, — выдавил Салтыков.

— Зови, — кивнул судья распорядителю.

Вызвали распорядителя, снова долго записывали про него в амбарных книгах, стращали клятвами и прочее. Наконец, дошло до дела:

— Гляди — тот ли это меч?

— Тот, — согласился кладовщик.

— Что скажешь, меч? — с лёгким оттенком любопытства спросил судья.

— Видел этого дядьку много раз, обыкновенный работник.

— Хорошо, — судья слегка качнул шапкой. — Из этих ещё кого знаешь?

— Лично видел только Ивана, сына боярского. Приходил пару раз на инспекцию, но на меня он внимания не обращал, да и я с ними не разговаривал.

— Отчего ж не разговаривал? — возможно, я ошибаюсь, но судье, кажется, просто интересно было поговорить с необычным мечом.

— А от того, что выполнял я волю Дмитрия Михалыча, первого Пожарского: «Родственникам служи. Чужим не давайся». А эти бояре какие князьям Пожарским родня? Отродясь такого не было.

— А как же ты в схроне у них оказался?

— Так по прямому приказу Ивана Александровича Пожарского. Как было его не послушать, когда Пожарские в заложниках? Ведь эти ироды жизни бы их решили, не постеснялись.

Адвокат Салтыковых подскочил:

— Ваша честь, я протестую! Артефакт запрограммирован на клевету!

— Протест отклонён, — скучно сказал судья. — Попротестуйте мне ещё, в коридоре ждать будете, — он тяжело откинулся назад и взял в руки бумагу, в которой я узнал заключение экспертизы. — Сегодня государево экспертно-магическое отделение освидетельствовало меч, являющийся предметом спора между родами бояр Салтыковых и князей Пожарских, и признала оный полностью разумным артефактом. Согласно «Указу о разумных артефактах» князя Рюрика от восемьсот семьдесят второго года, в случае споров об обладании разумным артефактом между двумя или более претендентами, артефакт может самостоятельно выбрать своего хозяина. Слышишь ли ты нас, меч?

— Слышу, господин судья.

— Кого из присутствующих ты выберешь себе в хозяева, боярина Салтыкова или князя Пожарского?

— Выберу князя Пожарского, Дмитрия Михайловича, конечно.

Судья чуть усмехнулся:

— Могу ли я узнать, почему?

— Так — родная кровь, господин судья!

— Мххм…

— Ваша честь! — снова подскочил адвокат Салтыковых. — Мои доверители имеют доказательство, подтверждающее факт несомненного повелевания данным мечом.

— Неужели? — судья шевельнул бровью. — И что это?

— Это заклинание превращения, ваша честь. Тайное, поэтому оно не может быть произнесено во всеуслышание.

— Что ж, пусть скажут его мечу. Посмотрим…

Салтыков слегка кивнул головой, и сын его Иван подошёл к мечу, наклонился и что-то зашептал.

— А-х-х-х-ха-ха-ха-ха!.. — заржал Кузя. — Я ведь не тебе эти слова говорил! И что-то не припомню, чтобы ты взамен обещал мне что-нибудь показать! Может, я тебе покажу тогда? — Кузя трансформировал рукоять в металлический уд*, весьма правдоподобного вида, заставив Ивана отшатнуться.

*То же, что МПХ (мужской половой этсамое)

Судья тяжело посмотрел на Салтыковых:

— Это — всё, что вы нам хотели показать? Или будет что-то ещё?

— Н-нет, ваша честь, — проблеял Салтыковский адвокат, — это всё.

— Что ж, это было любопытно, — судья снова взял в руки экспертное заключение. — Вижу, здесь помечено, что количество принимаемых тобой форм, меч, бесконечно. Это так?

— Совершенно верно, — Кузя вернулся к более приличному виду.

— Ты можешь показать нам примеры?

— Конечно, господин судья! Желаете что-то конкретное?

Пару минут судья удовлетворял своё любопытство, заказывая мечу изобразить тот или иной клинок.

— Что же, весьма интересно и увлекательно, благодарю тебя. Не желаешь изменить своё решение?

— Нет, господин судья. Моё решение останется прежним: мой хозяин — Дмитрий Пожарский.

— Быть посему. Фамильный меч Пожарских возвращается в род князей Пожарских, во владение князю Дмитрию Михайловичу. Теперь касательно взаимных обид. Меч, расскажи нам, сам ли ты покинул хранилище бояр Салтыковых или был выкраден?

— Я решил вернуться в дом Пожарских, — Кузя честно отвечал ту часть правды, которая была ему удобна. — Посулил девице Салтыковой, которая в схрон пришла, что буду оборачиваться дурацким мечом сказочным, про которые они всё картинки смотрят.

— Кто — они?

— Молодёжь, девчонки особенно. Она меня мимо охраны и пронесла. Неделю я честно отрабатывал, а потом мы оказались недалеко от особняка Пожарских, и я сбежал.

— И никто из кладовщиков тебе не помогал?

— Никто, ваша честь.