СТИХОТВОРЕНИЯ
" И вот однажды ночью "
И вот однажды ночью Я вышел. Пело море. Деревья тоже пели. Я шел без всякой цели. Каким-то тайным звуком Я был в ту пору позван. И к облакам и звездам Я шел без всякой цели. Я слышал, как кипели В садах большие липы. Я шел без всякой цели Вдоль луга и вдоль моря. Я шел без всякой цели, И мне казались странны Текучие туманы. И спали карусели. Я шел без всякой цели Вдоль детских развлечений — Качелей, каруселей, Вдоль луга и вдоль моря, Я шел в толпе видений, Я шел без всякой цели. БАЛЛАДА
— Ты моей никогда не будешь, Ты моей никогда не станешь, Наяву меня не полюбишь И во сне меня не обманешь… На юру загорятся листья, За горой загорится море. По дороге промчатся рысью Черноперых всадников двое. Кони их пробегут меж холмами По лесам в осеннем уборе, И исчезнут они в тумане, А за ними погаснет море. Будут терпкие листья зыбки На дубах старинного бора. И останутся лишь обрывки Их неясного разговора: — Ты моим никогда не будешь, Ты моим никогда не станешь. Наяву меня не погубишь И во сне меня не приманишь. ВДОХНОВЕНЬЕ
Жду, как заваленный в забое, Что стих пробьется в жизнь мою. Бью в это темное, рябое, В слепое, в каменное бью. Прислушиваюсь: не слыхать ли, Что пробиваются ко мне. Но это только капли, капли Скользят по каменной стене. Жду, как заваленный в забое, Долблю железную руду, — Не пробивается ль живое Навстречу моему труду?.. Жду исступленно и устало, Бью в камень медленно и зло… О, только бы оно пришло! О, только бы не опоздало! " Извечно покорны слепому труду, "
Извечно покорны слепому труду, Небесные звезды несутся в кругу. Беззвучно вращаясь на тонких осях, Плывут по вселенной, как рыбий косяк. В раздумье стоит на земле человек, И звезды на щеки ложатся, как снег. И в тесном его человечьем мозгу Такие же звезды метутся в кругу. И в нас мир отражен, как в воде и стекле, То щеки уколет, подобно игле. То шоркнет по коже, как мерзлый рукав, То скользкою рыбкой трепещет в руках. Но разум людской — не вода и стекло, В нем наше дыханье и наше тепло. К нам в ноги летит, как птенец из гнезда, Продрогшая маленькая звезда. Берем ее в руки. Над нею стоим, И греем, и греем дыханьем своим. СОРОКОВЫЕ
Сороковые, роковые, Военные и фронтовые, Где извещенья похоронные И перестуки эшелонные. Гудят накатанные рельсы. Просторно. Холодно. Высоко. И погорельцы, погорельцы Кочуют с запада к востоку… А это я на полустанке В своей замурзанной ушанке, Где звездочка не уставная, А вырезанная из банки. Да, это я на белом свете, Худой, веселый и задорный. И у меня табак в кисете, И у меня мундштук наборный. И я с девчонкой балагурю, И больше нужного хромаю, И пайку надвое ломаю, И все на свете понимаю. Как это было! Как совпало — Война, беда, мечта и юность! И это все в меня запало И лишь потом во мне очнулось!.. Сороковые, роковые, Свинцовые, пороховые… Война гуляет по России, А мы такие молодые! 1961
" Повтори, воссоздай, возверни "
Повтори, воссоздай, возверни Жизнь мою, но острей и короче. Слей в единую ночь мои ночи И в единственный день мои дни. День единственный, долгий, единый, Ночь одна, что прожить мне дано. А под утро отлет лебединый — Крик один и прощанье одно. ДУЭТ ДЛЯ СКРИПКИ И АЛЬТА
М.П.
Моцарт в легком опьяненье Шел домой. Было дивное волненье, День шальной. И глядел веселым оком На людей Композитор Моцарт Вольфганг Амадей. Вкруг него был листьев липы Легкий звон. "Тара-тара, тили-тики, — Думал он. — Да! Компания, напитки, Суета. Но зато дуэт для скрипки И альта". Пусть берут его искусство Задарма. Сколько требуется чувства И ума! Композитор Моцарт Вольфганг, Он горазд, — Сколько требуется, столько И отдаст… Ox, и будет Амадею Дома влет. И на целую неделю — Черный лед. Ни словечка, ни улыбки. Немота. Но зато дуэт для скрипки И альта. Да! Расплачиваться надо На миру За веселье и отраду На пиру, За вино и за ошибки — Дочиста! Но зато дуэт для скрипки И альта! ЗА ГОРОДОМ
Тот запах вымытых волос, Благоуханье свежей кожи! И поцелуй в глаза, от слез Соленые, и в губы тоже. И кучевые облака, Курчавящиеся над чащей. И спящая твоя рука, И спящий лоб, и локон спящий. Повремени, певец разлук! Мы скоро разойдемся сами. Не разнимай сплетенных рук. Не разлучай уста с устами. " Я вышел ночью на Ордынку. "
А.А.
Я вышел ночью на Ордынку. Играла скрипка под сурдинку. Откуда скрипка в этот час — Далеко за полночь, далеко От запада и от востока — Откуда музыка у нас? " Упущенных побед немало, "
Упущенных побед немало, Одержанных побед немного, Но если можно бы сначала Жизнь эту вымолить у бога, Хотелось бы, чтоб было снова Упущенных побед немало, Одержанных побед немного. 1975
ПЕРЕД СНЕГОМ
И начинает уставать вода. И это означает близость снега. Вода устала быть ручьями, быть дождем, По корню подниматься, падать с неба. Вода устала петь, устала течь, Сиять, струиться и переливаться. Ей хочется утратить речь, залечь И там, где залегла, там оставаться. Под низким небом, тяжелей свинца, Усталая вода сияет тускло. Она устала быть самой собой, Но предстоит еще утратить чувства, Но предстоит еще заледенеть И уж не петь, а, как броня, звенеть. Ну а покуда — в мире тишина. Торчат кустов безлиственные прутья. Распутица кончается. Распутья Подмерзли. Но земля еще черна. Вот-вот повалит первый снег. 1964
" Не торопи пережитого, "
Не торопи пережитого, Утаивай его от глаз. Для посторонних глухо слово И утомителен рассказ. А ежели назреет очень И сдерживаться тяжело, Скажи, как будто между прочим И не с тобой произошло. А ночью слушай — дождь лопочет Под водосточною трубой. И, как безумная, хохочет И плачет память над тобой. " Город ночью прост и вечен, "
Город ночью прост и вечен, Светит трепетный неон. Где-то над Замоскворечьем Низкий месяц наклонен. Где-то новые районы, Непочатые снега. Там лишь месяц наклоненный И не видно ни следа, Ни прохожих. Спит столица, В снег уткнувшись головой, Окольцована, как птица, Автострадой кольцевой. БЕЛЫЕ СТИХИ
(Рембо в Париже)
Рано утром приходят в скверы Одинокие злые старухи, И скучающие рантьеры На скамейках читают газеты. Здесь тепло, розовато, влажно, Город заспан, как детские щеки. На кирпично-красных площадках Бьют пожарные струи фонтанов, И подстриженные газоны Размалеваны тенью и солнцем. В это утро по главной дорожке Шел веселый и рыжий парень В желтовато-зеленой ковбойке. А за парнем шагала лошадь. Эта лошадь была прекрасна, Как бывает прекрасна лошадь — Лошадь розовая и голубая, Как дессу незамужней дамы, Шея — словно рука балерины, Уши — словно чуткие листья, Ноздри — словно из серой замши, И глаза азиатской рабыни. Парень шел и у всех газировщиц Покупал воду с сиропом, А его белоснежная лошадь Наблюдала, как на стакане Оседает озон с сиропом. Но, наверно, ей надоело Наблюдать за веселым парнем, И она отошла к газону И, ступив копытом на клумбу, Стала кушать цветы и листья, Выбирая, какие получше. — Кыш! — воскликнули все рантьеры. — Брысь! — вскричали злые старухи. — Что такое — шляется лошадь, Нарушая общий порядок! — Лошадь им ничего не сказала, Поглядела долго и грустно И последовала за парнем. Вот и все — ничего не случилось, Просто шел по улице парень, Пил повсюду воду с сиропом, А за парнем шагала лошадь… Это странное стихотворенье Посвящается нам с тобою. Мы с тобой в чудеса не верим, Оттого их у нас не бывает… 1958
" Мы не меняемся совсем. "
И.К.
Мы не меняемся совсем. Мы те же, что и в детстве раннем. Мы лишь живем. И только тем Кору грубеющую раним. Живем взахлеб, живем вовсю, Не зная, где поставим точку. И все хоронимся в свою Ветшающую оболочку. " Как я живу? Без ожиданий. "
Как я живу? Без ожиданий. В себе накапливая речь. А между тем на крыши зданий Ребристый снег успел прилечь. И мы, как пчелы трудовые, Питаем сонную детву, Осуществленный день России Не мысля видеть наяву. " Я недругов своих прощаю "
Я недругов своих прощаю И даже иногда жалею. А спорить с ними не желаю, Поскольку в споре одолею. Но мне не надо одолеть их, Мои победы не крылаты. Ведь будем в дальних тех столетьях Они и я не виноваты. Они и мы не виноваты, Так говорят большие дни. И потому условны даты, И правы мы или они… " Мне выпало счастье быть русским поэтом "
Мне выпало счастье быть русским поэтом. Мне выпала честь прикасаться к победам. Мне выпало горе родиться в двадцатом, В проклятом году и в столетье проклятом. Мне выпало все. И при этом я выпал, Как пьяный из фуры, в походе великом. Как валенок мерзлый, валяюсь в кювете. Добро на Руси ничего не имети. " Да, мне повезло в этом мире "
Да, мне повезло в этом мире Прийти и обняться с людьми И быть тамадою на пире Ума, благородства, любви. А злобы и хитросплетений Почти что и не замечать. И только высоких мгновений На жизни увидеть печать. " Все реже думаю о том, "
Все реже думаю о том, Кому понравлюсь, как понравлюсь. Все чаще думаю о том, Куда пойду, куда направлюсь. Пусть те, кто каменно-тверды, Своим всезнанием гордятся. Стою. Потеряны следы. Куда пойти? Куда податься? Где путь меж добротой и злобой? И где граничат свет и тьма? И где он, этот мир особый Успокоенья и ума? Когда обманчивая внешность Обескураживает всех, Где эти мужество и нежность, Вернейшие из наших вех? И нет священной злобы, нет, Не может быть священной злобы. Зачем, губительный стилет, Тебе уподобляют слово! Кто прикасается к словам, Не должен прикасаться к стали. На верность добрым божествам Не надо клясться на кинжале! Отдай кинжал тому, кто слаб, Чье слово лживо или слабо. У нас иной и лад, и склад. И все. И большего не надо. " И всех, кого любил, "
И всех, кого любил, Я разлюбить уже не в силах! А легкая любовь Вдруг тяжелеет И опускается на дно. И там, на дне души, загустевает, Как в погребе зарытое вино. Не смей, не смей из глуби доставать Все то, что там скопилось и окрепло! Пускай хранится глухо, немо, слепо, Пускай! А если вырвется из склепа, Я предпочел бы не существовать, Не быть… ПРОЩАНИЕ
Убившему себя рукой Своею собственной, тоской Своею собственной — покой И мир навеки! Однажды он ушел от нас, Тогда и свет его погас. Но навсегда на этот раз Сомкнулись веки. Не веря в праведность судьи, Он предпочел без похвальбы Жестокость собственной судьбы, Свою усталость. Он думал, что свое унес, Ведь не остался даже пес. Но здесь не дым от папирос — Душа осталась. Не зря веревочка вилась В его руках, не зря плелась. Ведь знала, что придет ей час В петлю завиться. Незнамо где — в жаре, в песке, В святой земле, в глухой тоске, Она повисла на крюке Самоубийцы. А память вьет иной шнурок, Шнурок, который как зарок — Вернуться в мир или в мирок Тот, бесшабашный, — К опалихинским галдежам, Чтобы он снова в дом вбежал, Внося с собой мороз и жар, И дым табачный. Своей нечесаной башкой В шапчонке чисто бунтовской Он вламывался со строкой Заместо клича — В застолье и с налета — в спор, И доводам наперекор Напропалую пер, в прибор Окурки тыча. Он мчался, голову сломя, Врезаясь в рифмы и в слова, И словно молния со лба Его слетала. Он был порывом к мятежу, Но все-таки, как я сужу, Наверно не про ту дежу Была опара. Он создан был не восставать, Он был назначен воздавать, Он был назначен целовать Плечо пророка. Меньшой при снятии с креста, Он должен был разжать уста, Чтоб явной стала простота Сего урока. Сам знал он, перед чем в долгу! Но в толчее и на торгу Бессмертием назвал молву. (Однако, в скобках!) И тут уж надо вспомнить, как В его мозгу клубился мрак И как он взял судьбу в кулак И бросил, скомкав. Убившему себя рукой Своею собственной, тоской Своею собственной — покой И мир навеки. За все, чем был он — исполать. А остальному отпылать Помог застенчивый палач — Очкарь в аптеке. За подвиг чести нет наград. А уж небесный вертоград Сужден лишь тем, чья плоть, сквозь ад Пройдя, окрепла. Но кто б ему наколдовал Баланду и лесоповал, Чтобы он голову совал В родное пекло. И все-таки страшней теперь Жалеть невольника потерь! Ведь за его плечами тень Страшней неволи Стояла. И лечить недуг Брались окно, и нож, и крюк, И, ощетинившись вокруг, Глаза кололи. Он в шахматы сыграл. С людьми В последний раз сыграл в ладьи. Партнера выпроводил. И Без колебанья, Без индульгенций — канул вниз, Где все веревочки сплелись И затянулись в узел близ Его дыханья… В стране, где каждый на счету, Познав судьбы своей тщету, Он из столпов ушел в щепу. Но без обмана. Оттуда не тянул руки, Чтобы спасать нас, вопреки Евангелию от Лухи И Иоанна. Когда преодолен рубеж, Без преувеличенья, без Превозношенья до небес Хочу проститься. Ведь я не о своей туге, Не о талантах и т. п. — Я плачу просто о тебе, Самоубийца. ДНЕВНИК
Листаю жизнь свою, Где радуюсь и пью, Люблю и негодую. И в ус себе не дую. Листаю жизнь свою, Где плачу и пою, Счастливый по природе При всяческой погоде. Листаю жизнь свою, Где говорю шутейно И с залетейской тенью, И с ангелом в раю. РЕАНИМАЦИЯ
Я слышал так: когда в бессильном теле Порвутся стропы и отпустят дух, Он будет плавать около постели И воплотится в зрение и слух. (А врач бессильно разведет руками. И даже слова не проговорит. И глянет близорукими очками Туда, в окно, где желтый свет горит.) И нашу плоть увидит наше зренье, И чуткий слух услышит голоса. Но все, что есть в больничном отделенье, Нас будет мучить только полчаса. Страшней всего свое существованье Увидеть в освещенье неземном. И это будет первое познапье, Где времени не молкнет метроном. Но вдруг начнет гудеть легко и ровно, Уже не в нас, а где-то по себе, И нашу душу засосет, подобно Аэродинамической трубе. И там, вдали, у гробового входа, Какой-то вещий свет на нас лия, Забрезжит вдруг всезнанье, и свобода, И вечность, и полет небытия. Но молодой реаниматор Саня Решит бороться с бездной и судьбой И примется, над мертвецом шаманя, Приманивать обратно дух живой. Из капельниц он в нас вольет мирское, Введет нам в жилы животворный яд. Зачем из сфер всезнанья и покоя Мы все же возвращаемся назад? Какой-то ужас есть в познанье света, В существованье без мирских забот. Какой-то страх в познании завета. И этот ужас к жизни призовет. …Но если не захочет возвратиться Душа, усилье медиков — ничто. Она куда-то улетит, как птица, На дальнее, на новое гнездо. И молодой реаниматор Саня Устало скажет: "Не произошло!" И глянет в окна, где под небесами Заря горит свободно и светло. БЕССОННИЦА
Я разлюбил себя. Тоскую От неприязни к бытию. Кляну и плоть свою людскую, И душу бренную свою. Когда-то погружался в сон Я, словно в воду, бед не чая. Теперь рассветный час встречаю, Бессонницею обнесен. Она стоит вокруг, стоглаза, И сыплет в очи горсть песка. От смутного ее рассказа На сердце смертная тоска. И я не сплю — не от боязни, Что утром не открою глаз. Лишь чувством острой неприязни К себе — встречаю ранний час. " Пусть нас увидят без возни, "
Пусть нас увидят без возни, Без козней, розни и надсады, Тогда и скажется: "Они Из поздней пушкинской плеяды". Я нас возвысить не хочу. Мы — послушники ясновидца… Пока в России Пушкин длится, Метелям не задуть свечу. " Зачем за жалкие слова "
Зачем за жалкие слова Я отдал все без колебаний — И золотые острова, И вольность молодости ранней! А лучше — взял бы я на плечи Иную ношу наших дней: Я, может быть, любил бы крепче, Страдал бы слаще и сильней. ПЯРНУСКИЕ ЭЛЕГИИ
Г.М.
I Когда-нибудь и мы расскажем, Как мы живем иным пейзажем, Где море озаряет нас, Где пишет на песке, как гений, Волна следы своих волнений И вдруг стирает, осердясь. II Красота пустынной рощи И ноябрьский слабый свет — Ничего на свете проще И мучительнее нет. Так недвижны, углублённы Среди этой немоты Сосен грубые колонны, Вязов нежные персты. Но под ветром встрепенется Нетекучая вода… Скоро время распадется На сейчас и "никогда". III Круг любви распался вдруг. День какой-то полупьяный. У рябины окаянной Покраснели кисти рук. Не маши мне, не маши, Окаянная рябина, Мне на свете все едино, Коль распался круг души. IV И жалко всех и вся. И жалко Закушенного полушалка, Когда одна, вдоль дюн, бегом — Душа — несчастная гречанка… А перед ней взлетает чайка. И больше никого кругом. V Здесь великие сны не снятся, А в ночном сознанье теснятся Лица полузабытых людей — Прежних ненавистей и любвей. Но томителен сон про обманы, Он болит, как старые раны, От него проснуться нельзя. А проснешься — еще больнее, Словно слышал зов Лорелеи И навек распалась стезя. VI Деревья прянули от моря, Как я хочу бежать от горя — Хочу бежать, но не могу, Ведь корни держат на бегу. VII Когда замрут на зиму Растения в садах, То невообразимо, Что превратишься в прах. Ведь можно жить при снеге, При холоде зимы. Как голые побеги, Лишь замираем мы. И очень долго снится — Не годы, а века — Морозная ресница И юная щека. VIII Как эти дали хороши! Залива снежная излука. Какая холодность души К тому, что не любовь и мука! О, как я мог так низко пасть, Чтобы забыть о милосердье!.. Какое равнодушье к смерти И утомительная страсть! IX Любить не умею. Любить не желаю. Я глохну, немею И зренье теряю. И жизнью своею Уже не играю. Любить не умею — И я умираю. Х Пройти вдоль нашего квартала, Где из тяжелого металла Излиты снежные кусты, Как при рождественском гаданье, Зачем печаль? Зачем страданье, Когда так много красоты? Но внешний мир — он так же хрупок, Как мир души. И стоит лишь Невольный совершить проступок: Задел — и ветку оголишь. XI В Пярну легкие снега. Так свободно и счастливо! Ни одна еще нога Не ступала вдоль залива. Быстрый лыжник пробежит Синей вспышкою мгновенной. А у моря снег лежит Свежим берегом вселенной. XII Когда тайком колдует плоть, Поэзия — служанка праха. Не может стих перебороть Тщеславья, зависти и страха. Но чистой высоты ума Достичь нам тоже невозможно. И все тревожит. Все тревожно. Дождь. Ветер. Запах моря. Тьма. XIII Утраченное мне дороже, Чем обретенное. Оно Так безмятежно, так погоже, Но прожитому не равно. Хотел мне дать забвенье Боже, И дал мне чувство рубежа Преодоленного. Но все же Томится и болит душа. XIV Вдруг март на берегу залива. Стал постепенно таять снег. И то, что было несчастливо, Приобрело иной разбег. О, этот месяц непогожий! О, эти сумрачные дни! Я в ожидании… О Боже, Спаси меня и сохрани… XV Расположенье на листе Печальной строчки стихотворной. И слезы на твоем лице, Как на иконе чудотворной. И не умею передать То, что со мною происходит: Вдруг горний свет в меня нисходит, Вдруг покидает благодать. XVI Чет или нечет? Вьюга ночная. Музыка лечит. Шуберт. Восьмая. Правда ль, нелепый Маленький Шуберт, Музыка — лекарь? Музыка губит. Снежная скатерть. Мука без края. Музыка насмерть. Вьюга ночная. " Рассчитавшись с жаждою и хламом, "
Рассчитавшись с жаждою и хламом, Рассчитавшись с верою и храмом, Жду тебя, прощальная звезда. Как когда-то ждал я вдохновенья, Так теперь я жду отдохновенья От любви и горького труда. Но, видать, не спел последний кочет, И душа еще чего-то хочет, Своего никак не отдает. Жаждет с веком и толпою слиться. Так стремятся птицы в стаю сбиться, Собираясь в дальний перелет. " Вечность — предположенье — "
Вечность — предположенье — Есть набиранье сил Для остановки движенья В круговращенье светил. Время — только отсрочка, Пространство — только порог. А цель Вселенной — точка. И эта точка — Бог. БАТЮШКОВ
Цель людей и цель планет К Богу тайная дорога. Но какая цель у Бога? Неужели цели нет? СТАРЫЙ ТЮТЧЕВ
Всю дряблость ноября с шатанием и скрипом, Все всхлипыванья луж и шарканье дождя, И все разрывы струн в ночном канкане диком Я опишу потом, немного погодя. И скрою ту боязнь, что не дождусь рассвета, Хоть знаю — нет конца канкану и дождю, Хоть знаю, сколько дней до окончанья света. Об этом не скажу. Немного подожду. Что означает ночь? Что нас уже приперло. Приперло нас к стене. А время — к рубежу. Вот подходящий час, чтоб перерезать горло. Немного подожду. Покуда отложу. СЕВЕРЯНИН
Отрешенность эстонских кафе Помогает над "i" ставить точку. Ежедневные аутодафе Совершаются там в одиночку. Память тайная тихо казнит, Совесть тихая тайно карает, И невидимый миру двойник Всё бокальчики пододвигает. Я не знаю, зачем я живу, Уцелевший от гнева и пули. Головою качаю. И жгу Корабли, что давно потонули. БЕАТРИЧЕ
Говорят, Беатриче была горожанка, Некрасивая, толстая, злая. Но упала любовь на сурового Данта, Как на камень серьга золотая. Он ее подобрал. И рассматривал долго, И смотрел, и держал на ладони. И забрал навсегда. И запел от восторга О своей некрасивой мадонне. А она, несмотря на свою неученость, Вдруг расслышала в кухонном гаме Тайный зов. И узнала свою обреченность. И надела набор с жемчугами. И, свою обреченность почувствовав скромно, Хорошела, худела, бледнела, Обрела розоватую матовость, словно Мертвый жемчуг близ теплого тела. Он же издали сетовал на безответность И не знал, озаренный веками, Каково было ей, обреченной на вечность, Спорить в лавочках с зеленщиками. В шумном доме орали драчливые дети, Слуги бегали, хлопали двери. Но они были двое. Не нужен был третий Этой женщине и Алигьери. " Ты подарила мне вину, "
Ты подарила мне вину, Как крепость старому вину. Сперва меня давила в чане, Как кахетинские крестьяне Тугие грозди Алазани Жмут, беспощадные к плодам. Потом меня лишила плоти. А кровь мою, что изопьете, Я при застолье вам подам. СТРАСТЬ
В страстях, в которых нет таланта, Заложено самоубийство Или, убийство. Страсти Данта Равны ему. Растут ветвисто. Страсть — вовсе не прообраз адюльтера В ней слепота соседствует с прозреньем, С безмерностью — изысканная мера: Слиянье Бога со своим твореньем. В ней вожделенья нет. И плотью в ней не пахнет. Есть страсть духовная. Все остальное — ложь. И криворотый образ леди Макбет, Которая под фартук прячет нож. " Вот в эту пору листопада, "
Вот в эту пору листопада, Где ветра кислое вино, Когда и липших слез не надо — В глазницах сада их полно, Тебя умею пожалеть. Понять умею. Но доныне Никто не мог преодолеть Твоей заботливой гордыни. Ты и сама над ней не властна, Как все не властны над судьбой. А осень гибелью опасна. И прямо в горло бьет прибой. " Соври, что любишь! Если ложь "
Соври, что любишь! Если ложь Добра, то будь благословенна! Неужто лучше ржавый нож И перерезанная вена? Да! Притворись! Мне правду знать Невыносимо, невозможно. Лелей неправды благодать, Как в колыбели, осторожно. 45-Я ГАЙДНА
Исчерпан разговор. Осточертели речи. Все ясно и наглядно. Уходят наши дни и задувают свечи, Как музыканты Гайдна. Брать многого с собой я вовсе не хочу: Платок, рубашка, бритва. Хотел бы только взять последнюю свечу С последнего пюпитра. Когда свой приговор произнесу в ночи Под завыванье ветра, Быть может, отрезвлюсь, увидев, как свечи Истаивает цедра. " Не для меня вдевают серьги в ушки "
Не для меня вдевают серьги в ушки И в зеркало глядятся. О милая, обмана не нарушьте, Свершая святотатство! Не для меня небрежна эта складка, Блеск янтаря на шейке. О милая! Так улыбайтесь сладко, Цветите, хорошейте. Я знаю все равно, что на излете Сей тривиальной прозы, Заплаканная вы ко мне придете. Я поцелую слезы. Я обниму вас с болью злобной ласки И жалостной отрады. И потечет размыв ресничной краски На кровь губной помады. БАБОЧКА
Я тебя с ладони сдуну, Чтоб не повредить пыльцу. Улетай за эту дюну. Лето близится к концу. Над цветами по полянам, Над стеною камыша Поживи своим обманом, Мятлик, бабочка, душа. " Ах, наверное, Анна Андревна "
Ах, наверное, Анна Андревна, Вы вовсе не правы. Не из сора родятся стихи, А из горькой отравы, А из горькой и жгучей, Которая корчит и травит. И погубит. И только травинку Для строчки оставит. ИДИЛЛИЯ НА ПОТОМ
Рассчитаемся не мы — потомки Порешат, кто прав, кто виноват. Так давай оставим им потемки. Пусть мой стих им будет темноват. Пусть от нас останется легенда, Россказни, почтовые лубки, Бонбоньерка, выпускная лента, Поздравительные голубки. А еще — любительские снимки, Где улыбчивы Она и Он, Что, наверно, выжмут две слезинки У красавиц будущих времен. Пусть останется… А остальное Поскорей пусть порастет быльем — Все, что мы с тобою знаем двое. Ночь. Тоска. И ветер за окном. РЕПЛИКА ДАНТЕ
О, вы ее не знаете! В ней есть Умение обуздывать порывы. И, следовательно, свобода воли. Мы оба несчастливы, Но откровенны. Это можно нам зачесть За счастье в каждом нашем разговоре. Она меня не любит. Да и я Люблю, быть может, лишь свое творенье. Но часть его — она. Когда душа моя отрешена, Когда картину ада видит зренье, — Она со мной и целиком моя. По улицам в толпе я прохожу ненастен, Извозчичьих трактиров чуя чад. На площади ее встречаю. — Мастер, Как спали вы? — Я спал, мадонна, видел Ад. ПОД УТРО
Так с тобой повязаны, Что и в снах ночных Видеть мы обязаны Только нас двоих. Не расстаться и во сне Мы обречены, Ибо мы с тобою не Две величины. И когда расстонется За окном борей, Я боюсь бессонницы Не моей — твоей. Думаешь. О чем, о ком? И хоть здесь лежишь, Все равно мне целиком Не принадлежишь. Я с твоими мыслями Быть хочу во мгле. Я хочу их выследить, Как мосье Мегре. А когда задышишь ты Так, как те, что спят, Выхожу из пустоты В сон, как в темный сад. Тучи чуть светающи. Месяц невесом. Мысли лишь пугающи. Сон есть только сон. " Действительно ли счастье — краткий миг "
