Одно чудо на всю жизнь

— А что там? — девочка указала пальцем на мешочек.

— Печёнка сырая, — объяснил Витёк. — Я маме сказал, что хочу кота покормить, вот она мне и дала.

— Печёнка — это тоже хорошо, — невозмутимо сказала девочка, уже расправившаяся с хлебом, гибко потянулась, подняла мешочек, развернула и спокойно откусила кусочек наполовину разморозившегося мяса. Белые зубы блеснули в полутьме подъезда.

— Витамины, — объяснила девочка Витьку, который силился проглотить застрявший в горле комок.

«Сумасшедшая, точно, — снова решил Витёк. — Надо линять отсюда. И побыстрее…»

— Ну, я пошёл? — обратился он к девочке.

— Иди, конечно, — сразу же согласилась девочка, — ты ведь торопишься?

— Да нет, я-то ничего, — зачем-то стал оправдываться Витёк. — Это мама. Она сказала: на минуту и назад. А сейчас уже…

— Иди, иди, — девочка кивнула, пальцем вытерла уголки рта, присела на коврик и снова обхватила руками колени. — Спасибо тебе за еду.

— А как же ты? — Витёк понимал, что спрашивать об этом нельзя ни в коем случае, но всё равно не удержался.

— Я? — девочка задумалась, как будто впервые задала себе этот вопрос. — Я, наверное, пока здесь посижу.

— А потом? — не отставал Витёк, внутренне продолжая изо всех сил костерить себя за неуместное любопытство: «Куда ты лезешь?! Зачем? Ты же ничем ей помочь не можешь!»

Когда Витёк был совсем маленьким, он любил разговаривать с большими бездомными собаками у метро. Разговаривал долго и уважительно. Собаки слушали внимательно, наклоняя лобастые головы, а когда разговор был окончен, медленно вставали и трусили вслед за уходящим Витьком. С Витьковской мамой от их неуклонного бега делалась настоящая истерика:

— Уходи! Уходи, я тебе говорю! Пошёл вон! Назад! Место! Витя, сколько раз я говорила тебе не приставать к собакам!

— Я к ним не пристаю, — с собачьей серьезностью отвечал Витёк. — Я с ними разговариваю. Они меня слушают. А вы — нет. Вы говорите: перестань, помолчи хоть минутку!

Мама закатывала глаза, а вечером тормошила мужа:

— Виктор! Ну объясни ему как-нибудь! Я уже боюсь ходить с ним в магазин, подходить к ларькам, ездить в метро. Они как будто специально к нему сбегаются. И все такие ужасные, огромные, выше его ростом, из пастей слюни капают, шерсть свалявшаяся. А потом бегут за нами, как привязанные… Я просто боюсь, понимаешь!

— Понимаешь, сын, — объяснял папа четырехлетнему Витьку. — Собака в норме — это домашнее животное. Мы не можем взять этих собак жить к себе в дом…

— Почему?

— Потому что у нас нет денег, чтобы всех их кормить…

— А одну?

— Даже одну собаку мы взять не можем. Это большая ответственность, ей нужна полноценная еда, длительные регулярные прогулки. Сейчас во всей стране сложное экономическое положение, поэтому так много больших бродячих собак. Хозяева просто не смогли их прокормить, — серьёзно говорил папа, глядя в серьёзные глаза сына — точно такие же, как у него самого. — Хорошо, если мы сумеем нормально вырастить тебя. Большую собаку нам просто не потянуть.

— А поговорить?

— Пойми, Витя, когда ты разговариваешь с ними, они принимают твой интерес за обещание взять их к себе домой и потом бегут следом, чувствуя себя уже как бы твоими собаками. Ты их каждый раз разочаровываешь, обижаешь, причиняешь им боль — понимаешь, о чём я говорю?

Витёк коротко кивнул и больше никогда не разговаривал с собаками. Ни с какими.

Потом, несколько лет спустя, мама предлагала ему завести рыбок, или попугая, или даже кошку. Витёк отрицательно мотал головой, а на вопрос «Почему?» отвечал: «Просто я животных не люблю». Мама и папа неприятно удивлялись, переглядывались и вопросительно поднимали брови.

Сейчас, стоя на серой, холодной лестнице, он почему-то ярко, до цветной вспышки в глазах, вспомнил развалившихся на солнышке дворняг, их розовые языки, колтуны разноцветной свалявшейся шерсти на боках, капли голубой слюны в пыли на асфальте…

— Я не знаю, — сказала девочка и улыбнулась, словно извиняясь за свою неосведомлённость.

— Так нельзя! — отбросил колебания Витёк, развернулся и сделал шаг назад, снова поднявшись на одну ступеньку. Шагать куда-либо было совершенно ни к чему, но Витёк отчётливо ощутил символическое значение своих слов и проистекающую из этого необходимость шагнуть. И в этом смысле шаг был не назад, а вперёд. Назад шагов больше не было, их как бы отменили. И отчего-то Витьку стало легче жить, чем за секунду до этого.

— Жди меня здесь, я сейчас что-нибудь сделаю.

Девочка кивнула и посмотрела на Витька с любопытством. Она была похожа на синичку-лазоревку. Витёк подумал об этом, а потом сразу о том, что до сего мгновения он никогда не думал сравнениями. Только по заданию на уроках русского языка, но там у него не очень-то получалось.

Войдя, Витёк аккуратно, не запирая, прикрыл дверь и крикнул в комнату:

— Мам, я пришёл!

«Ах, дон Себастьян! — донеслось из комнаты. — Я не верила, что вы способны предать свою любовь! Но теперь я вижу…»

Витёк зашёл в кладовку, взял в углу небольшой топорик и туристский коврик-пенку, выложил обе вещи на площадку и снова прикрыл дверь. Прошёл в другую комнату, где за компьютером сидел папа.

— Замёрз что-то, свитер возьму, — пробормотал Витёк, открывая платяной шкаф. Папа на это заявление никак не отреагировал, продолжая стучать по клавиатуре. Кроме свитера, Витёк взял черные джинсы и детскую шерстяную шапочку с помпоном, которая случайно свалилась с верхней полки ему в руки. Положил вещи под зеркалом в прихожей, прикрыв маминой шалью, заглянул в кухню, взял ещё кусок хлеба и огрызок сыра из масленки… Задумался, потом решительно вышел в прихожую, перевернул телефон, взял лежащую под счётчиком отвёртку, отвинтил винты, пальцами замкнул контакт. Телефон оглушительно задребезжал, Витёк едва не выронил его из рук.

— Кого? — выглянул из комнаты папа. Витёк поспешно схватил трубку, загородил спиной вскрытый аппарат.

— Это меня, меня… Борька… Я сейчас…

— Ага, — согласился папа. — Только недолго. Мне почту отправить надо.

Витёк быстро, с трудом попадая в прорези винтов, прикрутил крышку от телефона на место, покидал в пластиковый мешок вещи и еду и выставил его за дверь. Заглянул в комнату, где работал телевизор, изобразил на лице смущение:

— Мам, Борька задачу не может решить. И по телефону не понимает. Можно, я сбегаю ему объясню?

— Категорически нельзя! — не отрывая взгляда от экрана, отрезала мама. — Время — почти десять. Ему надо — пусть сам к тебе и приходит.

— Ну, мам, это же нечестно, — изо всех сил стараясь казаться спокойным, объяснил Витёк. — Он давал мне тетрадь переписать, из-за меня так поздно сел решать. Теперь я должен ему помочь…

— Виктор! — крикнула мама в соседнюю комнату. — На улице ночь, он собрался куда-то тащиться, проводи его к Боре, пожалуйста…

— Я, между прочим, работаю! — огрызнулся папа. — И вообще — парню двенадцать лет! Мы в его годы… — тут папа запнулся, а Витёк прикинул, что такого особенного мог делать папа в свои двенадцать лет. Судя по фотографиям, он был таким же низеньким и щупленьким, как Витёк. Да ещё и очки носил. — Я в его годы!..

— Полком командовал! — донеслось из маминой комнаты. Папина спина передёрнулась так, словно её кто-то пощекотал.

— Сиди работай, я быстро. Туда и сюда! Там всего одна задача. Ключ я взял, — сказал папе Витёк, накинул старую куртку и выскользнул за дверь.

У чердачной двери он молча отдал сидящей девочке пенку и мешок с вещами. Сам взял топорик и изо всех сил ударил по замку. Замок звякнул и крутанулся в петлях.

— Надо открыть? — спросила девочка.

— Сейчас открою, — перевёл дух Витёк. — Переночуешь там. Завтра ещё что-нибудь придумаем. — Он снова замахнулся топором.

— Не надо, — девочка поднялась, блеснув серебром комбинезона, и приложила к дырочке замка указательный палец. Секунду спустя дужка отломилась. Витёк молча вынул замок и распахнул дверь. Руки у него слегка тряслись.

— Хорошо, что ты не спрашиваешь, — кивнула девочка. — Потому что я сама не знаю, как это получилось. А что в мешке?

— Тебе вещи. Мои, конечно, не девчоночьи, но сейчас все равно. Чтоб не замёрзла. И хлеб ещё.

— О, хлеб, хорошо! — оживилась девочка. — Я не замёрзну. Но всё равно — спасибо. Этот коврик — на нём сидят?

— Да, пенка, спать на ней. Ещё вот куртку возьми, ей ночью укроешься, — Витёк, поколебавшись, накинул куртку на узкие плечи девочки.

С шести лет он подавал пальто гостям женского рода, которые бывали у них в доме: папа считал, что мальчик должен расти джентльменом. Во втором классе во время культпохода в театр он подал пальто учительнице. Она очень удивилась и обрадовалась, и потом всем рассказывала, что в её классе есть такой мальчик. У Витька от её рассказов краснели кончики ушей и начинал чесаться нос. Раньше подавать пальто было неудобно, потому что все женщины были намного выше Витька. Теперь — всё равно. С девочкой это получилось как-то иначе.

— Как тебя зовут? — спросил Витёк.

— Аи! — сказала девочка.

— Что?! Что с тобой? — испугался Витёк. — У тебя что-нибудь болит?

Кроме страха, мальчик испытал и облегчение, и стыд за него — конечно, девочка больна, ей надо к врачу, а все его дурацкие придумки с ночёвками на чердаке — это всё из фильмов, детских детективов и прочих… И надо сейчас же…

— Почему — болит? — удивилась девочка. — Ты спросил, как меня зовут. Я ответила. Меня зовут — Аи.

— Аи? — переспросил Витёк. — Какое странное имя… Ты — не русская?

— Не знаю, — девочка снова пожала плечами. — Если имя не подходит, наверное — не русская. А ты — русский? Как тебя зовут?

— Витёк. Виктор, если полностью. А у тебя полное имя есть? — внезапно сообразил он. Мало ли как девчонку дома или во дворе звать могут…

— Полное? Нет, наверное. Просто — Аи и всё.

— Странно… Ну ладно, потом разберёмся. Пойдём на чердак.

На чердаке было очень много пыли и голубиного помета, но самих голубей почему-то не было. Как будто бы они здесь жили много лет, а потом разом вымерли или улетели куда-то. В обычное время Витьку было бы интересно полазать по чердаку, поглядеть, но сейчас любопытство куда-то делось. Он быстро нашёл теплую, сложенную из кирпича трубу и постелил возле неё пенку.

— Вот, здесь будешь спать. Здесь тепло. Курткой накроешься.

— Я не могу взять твою куртку…

— Бери и всё. Я специально старую надел. У меня дома — новая. Я в той в школу хожу… Всё, я побежал, пока меня дома не хватились. Завтра перед школой пожрать тебе занесу, а после школы — думать будем, что дальше делать. И не ходи никуда. Я снаружи замок повешу, как будто закрыто, чтоб бомжи или ещё кто не полез, — ладно?

— Ладно, — кивнула девочка, присела на пенку, обхватила колени и опять стала похожа на синичку-лазоревку.

Витёк махнул девочке рукой и пошёл к выходу. Уже на пороге обернулся и сказал негромко:

— Спокойной ночи… Аи…

— Спокойной ночи, Витёк, — откликнулась девочка и улыбнулась.

Дома Витёк убрал топорик на место, выпил для отвода глаз чаю с вареньем, хотя есть и пить ему совершенно не хотелось. Потом заглянул на минутку в ванную и пустил там горячую воду, чтобы в случае чего можно было сказать маме, что он уже помылся. После этого Витёк пошёл спать в комнату с компьютером.

У Витька с родителями на троих была двухкомнатная квартира с большими, хорошими комнатами и высокими потолками. И досталась она им после смерти одинокой маминой тёти со смешным, но милым именем Зося. Витёк тетю Зосю в своём раннем детстве очень любил и сейчас ещё хорошо помнил. Мама тоже помнила тетю Зосю и каждый год в день её рождения пекла пышный и невероятно вкусный пирог с рыбой и черемшой[6] (тетя Зося была родом из Сибири и всю жизнь любила именно такие пироги).

— Вот, — говорила мама, поднимая рюмочку за упокой тёти Зосиной души. — Только благодаря Зосеньке и живём в центре, в отдельной квартире, как белые люди…

Папа от таких разговоров почему-то ёжился и норовил в день тёти Зосиного рождения из квартиры сбежать. Может быть, ему тётя Зося чем-нибудь при жизни не нравилась.

В большинстве знакомых Витьку семей с детьми, у которых тоже были двухкомнатные квартиры, комнаты в квартире делились так: одна комната — родителей, другая — детская. В семье Витька всё было по-другому. Была одна комната с компьютером (в ней работал папа, делал уроки и спал Витёк), а другая комната с телевизором (в ней мама смотрела телевизор и спали оба родителя). Папа когда-то пытался вынести мамин телевизор на кухню, потому что кухня в квартире тоже была большая, целых двенадцать метров. Но мама этому проекту бурно воспротивилась и долго кричала, что она и так проводит в кухне лучшие годы жизни и после работы хочет смотреть телевизор на своём собственном диване, а не сидя на табуретке, а засыпать под папино стуканье по клавишам она категорически не может. Папа что-то говорил про вредное электромагнитное излучение, но потом сдался, купил для монитора защитный экран, и, поскольку работал он в основном по ночам, Витёк каждый вечер по-прежнему засыпал под это самое «стуканье». В общем, оно ему совершенно не мешало, а если учесть, что до двух ночи и с шести утра под окнами, громыхая, ходили трамваи, так и подавно. От синеватого свечения экрана делались голубыми розочки на обоях в углу, в морозные и влажные дни искрили дугами трамваи, и по тёмному потолку пробегали быстрые серебряные тени. Вся обстановка в знакомой комнате делалась какой-то таинственной, и Витьку эта ночная комната нравилась, пожалуй, даже больше, чем дневная.

Только один разговор как-то тревожил воображение Витька. Года два назад папин приятель, моряк, «кавторанг»[7], как он сам себя называл, оглядел далекие лепные потолки комнаты с компьютером и сказал:

«Ты бы вот что, Витя, сделал. Построил бы антресоли. Высота позволяет, а вложений и строительных материалов надо — чуть. Всё дело в умном проекте. Я видел в больших квартирах вроде твоей — здорово. И сразу места станет, считай, в полтора раза больше. Поселишь там сына, или, наоборот, себе кабинет сделаешь».

В ответ папа кивнул другу-кавторангу и пробормотал что-то неопределённое. Две ночи Витьку снилось, как он залезает на антресоли почему-то по верёвочной лестнице, наверху, широко расставив ноги на дощатом полу, берётся за настоящий штурвал и… На третий день он спросил у папы:

«Пап, а эти антресоли, про которые дядя кавторанг говорил, можно сделать?»

«Обязательно сделаем, хорошая идея, — ответил папа. — Когда свободные деньги будут…»

И Витёк тут же забыл об этом, потому что время «когда будут свободные деньги» было в семье Савельевых очень похоже на время из народных поговорок типа «когда рак на горе свистнет» или «после дождичка в четверг»…

Свернувшись в клубок под одеялом, Витёк думал о загадочной девочке Аи. Думать о ней почти не получалось, мысли с каким-то щекотным попискиванием разбегались в стороны.

«Слишком мало информации», — решил Витёк и стал думать о том, что он, пожалуй, нашёл алгоритм. Про алгоритмы ему часто объяснял папа.

— Понимаешь, сын, — говорил он. — Людей, которые могут искать нестандартные пути и решения, на свете не так уж много. Ты к ним, скорее всего, не относишься. Хотелось бы верить, что — наоборот, но пока никаких данных… Но решать-то задачи приходится всем без исключения! Поэтому нужно изучать, узнавать и запоминать алгоритмы, то есть способы решения сразу многих, типичных задач. Вот есть такие задачи на нахождение процента от целого. Научился решать одну, понял её (и неважно, сам ты догадался, подсказал тебе кто или в книжке прочитал) и всё — дальше можешь сколько угодно таких задач решать, и никакая подсказка тебе больше не нужна. В жизни всё, конечно, сложнее, но тоже свои алгоритмы имеются. Можно найти способ справляться, например, с дураками, или с хулиганами, или с девчонками…

— Мне с девчонками справляться не нужно, у меня с ними нормально, — на всякий случай сообщал Витёк, чтобы хоть что-то сказать.

Разговоры об алгоритмах были ему скучны. А вот мама почему-то от них заводилась и говорила папе, что он сам неудачник, ему самому не повезло и ребёнка на то же самое настраивает и чтоб Витёк его не слушал, а поступал сам, как захочет, без всяких алгоритмов. Здесь Витёк не понимал сразу обоих родителей. Школьные задачи по алгебре он решал без всякого труда, да ещё и другим объяснял, а вот как можно было бы обобщить в один алгоритм всех хулиганов, а тем более — всех девчонок, на это у Витька даже гипотезы никакой не было. У папы, похоже, тоже. Так что вроде бы права мама. Но какой же папа неудачник? Работает в компьютерной фирме, на работе его ценят, переписывается по мейлу почти со всем миром. Непонятно. И в чём папе не повезло? Может, ему не повезло с Витьком? Когда Витьку исполнилось десять лет, папа отдал его в компьютерный клуб к какому-то своему другу-программисту. Витёк к тому времени уже умел писать простые программы, но больше любил книжки читать и решать задачки из «Занимательной математики» Перельмана[8]. А модного Остера[9] совсем не любил, хотя папа и говорил, что это «новое, нестандартное мышление». Через полгода папа с другом-программистом серьёзно поговорил. Друг сказал, что Витёк старается и все задания выполняет чисто и хорошо, но искры Божьей от программирования в нём нет и винить за это мальчишку глупо. Папа как-то сразу к компьютерному клубу охладел, ничего Витька о нём не спрашивал, и Витёк туда потихоньку ходить перестал, хотя всей этой истории так до конца и не понял. Может, папа хотел, чтоб Витёк хакером стал и банки грабил? Тогда в семье сразу появились бы «свободные деньги»… Но это тоже вряд ли, потому что и папа, и мама воров очень ругают. Особенно когда телевизор смотрят и там депутаты выступают. Ничего не понятно…

Но вот сейчас под одеялом Витёк вроде бы нащупал алгоритм, из тех, про которые говорил папа. То есть он его ещё раньше нащупал, на лестнице. Когда сделал шаг. Алгоритм в первом приближении получался таким: если есть выбор, вмешаться в ситуацию или нет, достаточно сделать хоть что-нибудь, и остальное потянется за ним, как нитка за иголкой. Значит, все силы на первый шаг. Запомним. (Витёк не знал, что таким образом он как бы самостоятельно «переоткрыл» утверждение из древнего кодекса японских самураев[10]: «Если не знаешь, что делать, делай шаг вперёд».)

На следующий день в школе перед уроками Витёк отдал Борьке Антуфьеву сразу две тетрадки по алгебре, его и свою. Они так заранее договорились — Витёк списывает у Борьки пропущенные из-за ангины уроки, а Борька у Витька — домашнее задание. Борька пристроился списывать на широком туалетном подоконнике, а Витёк из-за Борькиного плеча объяснял ему задачу. Борька вроде бы понимал, но с трудом. Если вызовут с места, что-нибудь скажет, а вот если к доске — неизвестно. Нехорошо. Витёк нервничал, но больше не из-за Борьки, а из-за девочки Аи. Одному ему с ситуацией не справиться — это ясно. Кто может помочь?

— Боб, Витёк, привет! Дымить будете?:- в туалет зашёл одноклассник мальчиков Владик Яжембский по кличке Баобаб. Борька от предложенной сигареты отмахнулся — некогда, мол, Витёк как бы просто не заметил. Баобаб грациозно заглянул в тетрадку поверх витьковой макушки, и явно заинтересовался увиденным. — Чего это у вас тут? О! Задание по матеше[11]? Дайте-ка, я тоже скатаю. Боб, подвинься…

— Постой, Баобаб, дай я тебе хоть задачи объясню, — предложил Витёк спустя некоторое время. — Чего ты без толку пишешь — не понимаешь же ничего. А спросят?

— Пошёл ты, Витёк, со своими объяснениями, — лениво отозвался Баобаб, выпрямляясь во весь свой огромный рост и потирая поясницу. — Ты же знаешь, мне это по сараю…