Виллисы

— Ну воскресенье-то?! — развел руками Игорь.

— Утром спектакль во Дворце съездов. «Тщетная предосторожность».

— Я приду?

— Приходите, — пожала плечами Юлька. — Мне все равно. Если билет достанете.

— А ты — прима? — улыбнулся Игорь. — Или как это называется?

— Нет. Я вторая, после Светы. Вы ее видели в тот раз.

— Обидно быть второй?

— После Светы — нет. Ей даже завидовать нельзя.

— А Лена?

— А ваша Лена — глухая корда, — с неожиданным злорадством сказала Юлька.

— Что? — не понял Игорь.

— Кордебалет… Ладно, все. Мне пора. Французский учить надо, — повернулась идти Юлька. Французский, конечно, мог и повременить, но она сгоряча выскочила на улицу с голыми ногами и теперь нещадно мерзла.

— Ну так я подожду после спектакля, — утвердительно сказал Игорь.

— Мне все равно.

— Тебе действительно все равно? — спросил Игорь.

Юлька молчала, опустив голову. Исподлобья глянула на него. Игорь ждал, улыбаясь. И чем дольше тянулось молчание, тем больше краснела Юлька сквозь морозный румянец.

Досадливо провела ладонью по горящей щеке. Наконец грубовато сказала:

— Ладно.

— Что?

— Ждите. — И она побежала к училищу.

Как нарочно, первой, кого встретила Юлька в интернате, была Ильинская.

— Хо-хо-хо… — вытянув губы трубочкой, ехидно пропела Илья. Юлька резко обернулась к ней, та отскочила и поплыла дальше, виляя бедрами и посмеиваясь. Значит, весь интернат уже в курсе.

Юлька вошла в комнату и воинственно оглядела девчонок. Те сидели на кроватях с учебниками. Юлька переоделась, натянула на ледяные ноги толстые гетры, подчеркнуто-деловито, как ни в чем не бывало, убралась.

— Последняя крепость пала, — скорбно сказала Света.

— Что? — вскинулась Юлька.

— А?.. Историю читаю, — Света невинно продемонстрировала учебник. Девчонки сдерживали улыбки.

— А вообще, он ничего… — как бы про себя заметила Ийка.

— Ага…

— А главное — ну оч-чень вежливый! — сказала Нина.

— Не то что другие, — закончила Света.

Юлька схватила подушку, швырнула в нее и навалилась сверху под визг и хохот девчонок.

Ночью, засыпая, она вдруг физически ощутила, что где-то в огромном городе в это самое время думает о ней человек. Она даже смутно представила его комнату и вид из окна…

Юлька не любила, не знала и боялась Москву почти так же, как и восемь лет назад, когда нежданно-негаданно оказалась в училище. Для матери развод не прошел даром: вдруг полезла струпьями кожа со щек, и за неделю лицо превратилось в кусок сырого красного мяса. Она заперлась в доме, боясь показаться перед людьми таким чудищем, а летом ей дали отпуск и отправили в Москву, в медицинский институт — лечиться и сидеть на ученых конференциях, демонстрируя редкую форму нейродермита. Зойка и Катя остались в лагере на три смены, а на Юльку не хватило путевки, к матери пришлось взять ее с собой. Месяц Юлька жила в больнице, помогала нянечкам и на кухне, ночевала то в процедурной, то в кладовке — где позволяли дежурные сестры.

В одной палате с матерью лежала плаксивая издерганная тетка с таким же красным мясным лицом — балерина из Большого, которую выжили из театра на пенсию. Она и посоветовала матери показать Юльку в училище. Сама Юлька о балете не мечтала и вообще не думала, просто потому что не видела. Однако все данные — шаг, подъем, выворотность — у нее действительно оказались на редкость. «Хороший материал», — повторили в училище теткины слова, и Юльку приняли. Много позже Юлька поняла, что для матери это было спасение, подарок судьбы: троих детей она не потянула бы.

До первого сентября было еще далеко, но везти Юльку через всю страну домой, а потом обратно было слишком дорого, и мать оставила ее в интернате дожидаться начала занятий — не предполагая, даже в мыслях не имея, что расстается с ней на все восемь лет. Каждое лето мать пыталась собрать деньги Юльке на билет, и каждый раз денег не хватало, каждый раз Юлька ехала в подмосковный летний лагерь училища.

А тогда, в первую ночь, одна в пустом интернате, Юлька свернулась калачиком под одеялом и тихо заплакала, бездомная, потерянная в глухом дремучем городе… Восемь лет прошло, а это детское ощущение осталось: она жила в бетонном бастионе училища, как в замке посреди заколдованного леса, где на каждом шагу неведомая опасность. Случалось, что неделю не выходила в город, даже в старших классах, когда разрешили увольнения, — жила на третьем этаже, занималась на втором, обедала на первом, гуляла во внутреннем дворе.

А оказывается, достаточно одного человека, чтобы огромный город стал живым…

* * *

Оркестр закрывал сцену плотным звуковым занавесом — в зале царила музыка, а на сцене раздавался не слышимый зрителю грохот пуантов, скрип канифоли под туфлями, тяжелое дыхание, короткие фразы, вскрик Светы, неудачно вставшей после прыжка на больную ногу, — шла работа.

Беспечная деревенская девушка Лиза с подружками сбежались в кружок посекретничать. Отвернувшись от зала, Середа болезненно оскалилась, сильно сдавила пальцами бедро.

— Болит? — сочувственно спросила Юлька, переводя дыхание.

— Терпимо…

Они разбежались к партнерам: Света — к Демину, Юлька — к Астахову. Мальчишки встали на колено и посадили их на бедро…

Юлька села чуть глубже, скользнула по влажным лосинам Астахова — и повалилась спиной на пол. Астахов, с искаженным от напряжения лицом, как штангист, рвущий вес, удержал ее за талию — у Юльки чуть голова не отлетела от рывка — и усадил на место.

— Куда ж тебя несет, зар-раза!.. — прошипел он сквозь радужную улыбку в зал.

— А ты чего спишь? Козел колчерукий!

Все произошло в одно мгновение, в зале никто ничего не заметил.

Друзья и подруги убежали за кулисы.

Девчонки, задрав пышные шопеновские пачки, поправляли купальники, переобувались. Рабочие сцены беззастенчиво пялились на них.

— Опять лосины дырявые… Зашить не могут, что ли? — Астахов задумчиво разглядывал дыру на ляжке. — Интересно, из зала видно?

— Кому ты нужен, смотреть на тебя! — огрызнулась Юлька. Она еще не отошла от пережитого на сцене испуга. Вот была бы картина — громыхнуться затылком об пол, растопырив ноги, как баба зимой у колонки. — Уронил — убила бы!

Она сменила пуанты на другие, помягче, с разбитым носком. Вытерла мокрую шею полотенцем. Спустила бретельки перекрутившегося, прилипшего к телу купальника. Демин стоял напротив, смотрел на нее странными, неподвижными глазами. Юлька вскользь глянула на него, оправляя форму, потом подняла голову, улыбнулась удивленно:

— Ты чего, Ген?..

Демин все не отводил глаз, и Юлька вдруг вспыхнула, торопливо прикрыла грудь руками.

— Не выспался, что ли? — грубо спросила она.

Демин наконец отвернулся к сцене.

Медсестра, присев на корточки, замораживала Свете бедро хлорэтилом.

— Быстрее!.. Быстрее!.. — Наталья Сергеевна держала Свету за плечо, чтобы подтолкнуть на сцену. — Все. Пошла!

Началось па-де-де. У Юльки было еще минут семь, она ушла в коридор за кулисами, где стоял монитор на сцену. Света и Демин танцевали коду. Света совсем сдала к концу спектакля, работала вполноги, осторожно, заранее боясь боли. Генка помогал как мог, он был не блестящим солистом, но идеальным партнером.

Из глубины коридора появилась Илья, она успела сбегать в артистический буфет и теперь жевала эклер. Удирающий от приятеля первоклассник едва не врезался в нее. Ленка умело, не глядя, отвесила ему подзатыльник и встала рядом с Юлькой перед монитором. попеременно откусывая от пирожного и облизывая крем с пальцев.

— Твой пришел, — равнодушно сообщила она.

Юлька внимательно смотрела на экран. Не выдержала, спросила не оборачиваясь:

— А ты откуда знаешь?

— Девки видели. Наверху сидит, — Ленка поискала, обо что бы вытереть руки, и вытерла о свою пачку.

— «Подругам» приготовиться к выходу, — послышался голос ведущего из динамиков.

Юлька направилась к сцене. И, стоя за тяжелой кулисой, ощутила уже знакомое: в огромном зале один человек думает о ней и ждет ее выхода.

Юлька со второго класса танцевала в КДС и давно перестала бояться зала. В заигранной до дыр «Тщетной предосторожности», если за кулисами не стоял педагог, они даже развлекались на сцене — скажем, в финале, когда закидывали цветами счастливых влюбленных, можно было влепить бумажным цветком кому-нибудь из своих в лоб и уворачиваться в толпе от жаждущих мести девчонок. Зал казался Юльке со сцены одним бледно-серым, аморфным существом, неделимым на людей.

И вот теперь она вдруг почувствовала, что зажимается, боится одного человека во всем зале. Тотчас разозлилась на себя и решительно шагнула под свет прожекторов…

После спектакля девчонки отдыхали в уборной, пропахшей потом, как конюшня, смывали грим. Света сидела, бессильно опустив руки, склонив голову. Наталья Сергеевна раздраженно ходила взад и вперед.

— Святых выноси! Дуня из культпросвета лучше станцует! Что с тобой, лебедь ты моя? — она наклонилась к самому лицу Светы. — Я с тобой разговариваю!.. Ну, скажи, что не можешь — замену бы дали! Чем вот так позориться!

— Пришел? — шепотом спросила Ия.

Юлька кивнула, быстро снимая тени вокруг глаз.

— Если домой будет звать — не ходи. Родители на даче, музыку включит и сразу под юбку полезет…

— Да отстаньте вы от меня! — не вытерпела Юлька. — Погуляю полчаса и приду!

Ребята и девчонки выходили из служебной двери в нижний коридор Дворца, где курили последние зрители, дожидаясь, пока схлынет толпа в гардеробе.

Неподалеку у зеркальной стены стоял высокий, чуть седоватый мужчина с тяжелым волевым лицом, похожий на породистого эрделя, — вполоборота разговаривал с товарищем, провожая глазами юных балерин.

— Илья — фас! — Демин ткнул в него пальцем.

Кругом засмеялись. Ильинская, нимало не смутившись, быстро, оценивающе оглядела Эрделя.

— Сигарету, блин! Сигарету дай, — зашипела она. Кто-то протянул пачку, Илья воровато стрельнула глазами по сторонам — нет ли педагогов, — небрежно зажала сигарету двумя пальцами и, разводя носки по пятой позиции, как бы мимоходом направилась к Эрделю. Тот с готовностью щелкнул золотой зажигалкой…

Юлька пропустила вперед сокурсников — Демин тащил компанию в кино — и вышла на крыльцо. Игорь ждал, с интересом изучая программку.

— Привет…

— О! Привет! — он оторвался наконец от программки и, подхватив Юльку под руку, бодро направился к выходу из Кремля.

— Ну как, понравилось? — не без гордости, даже чуть снисходительно, спросила Юлька.

— Здорово! Просто здорово! — Игорь восхищенно покачал головой. — Хай класс!.. Я же на самой верхушке сидел — ты выбегаешь, такая маленькая, беззащитная такая. И вдруг — смотрю… У вас что, декорации из фанеры, что ли? — неожиданно спросил он.

— Конечно, — удивилась Юлька.

— Нет, но ведь Дворец съездов, не урюпинский же театр! Неужели настоящую избу не могли сделать?.. Ты выбегаешь, маленькая такая, и вдруг — смотрю, эта изба за тобой ка-ак закачается! Ты же спиной к ней, не видишь, а она ходуном ходит! Я уже на сцену не смотрел почти, только на эту фанерку: упадет — не упадет?

— Да она закреплена, — засмеялась Юлька.

— Но я-то не знаю! Думаю — как грохнется сейчас на вас!.. А вообще здорово!.. Только, Юль, вот эти бабы в марлевых юбках…

— Какие бабы?

— Ну, эти… — Игорь заглянул в программку. — Пейзанки!.. Это что, так и должно быть — юбки из марли?

— Из тюля, — сказала Юлька, замедляя шаг и внимательно глядя на него. — Из чего же еще?

— Нет, но согласись — крестьянки в тюлевых юбках… Они же в поле работают, хлеб жнут. Странно как-то… Но все равно — здорово! Особенно финал, когда сорок человек выбежали и туда-сюда, туда-сюда! И такая мощь! Такая силища! Туда! Сюда! — вдохновенно размахивал Игорь руками. — Такая энергия! А в стране рабочих рук не хватает!! — вдруг во весь голос заорал он. — Заводы стоят!! Урожай убирать некому!! А они — туда-сюда, туда-сюда!!!

Юлька развернулась и молча пошла в другую сторону. Игорь догнал ее и невинно пристроился рядом.

— Ты куда?

— Отвали! — Юлька снова развернулась на сто восемьдесят.

Игорь не отставал ни на шаг.

— Юль, ты газеты читаешь? У нас демократия! Могу я иметь свое мнение?