Виллисы

…Отцу не верь и обратно не пускай. Если раз продал, то и второй продаст. И не плачь, не стоит он того. И не смей, поняла, не смей брать у него деньги! Потерпите до лета.

Я здесь еще никому не говорила — я решила проситься на распределении в Хабаровск, буду ближе к вам, сразу получу роли, смогу подрабатывать педагогом в детской студии. Справимся без него…

— Хайрутдинова, спину возьми! Сто раз тебе, дуре, повторять?.. Азарова, о чем замечталась? В Австралию душа летит?

…Да, в мае мы летим в Австралию на целый месяц! А потом целую неделю дадут отдохнуть! Даже не знаю, чему больше радоваться. На этом кончаю письмо. Привет сестричкам — Зое и Кате. Не верится, что уже восемь лет не виделись. Но теперь недолго осталось, скоро прилечу насовсем…

— Середа! Сто-оп! — Наталья Сергеевна раздраженно хлопнула в ладоши.

Концертмейстер оборвал мелодию. В наступившей тишине Наталья Сергеевна выдержала долгую паузу. Девчонки замерли. Когда у Светки что-то не клеилось — доставалось всем.

— Середа, ты что, нарочно это делаешь?.. — негромко спросила Наталья Сергеевна. — Пойди сюда.

Скрестив руки на груди, она подождала, когда Света подойдет.

— Что с тобой сегодня?

— Бедро болит, Наталья Сергеевна.

— Ну так иди в медчасть! Сама вполноги работаешь и остальным мешаешь!

— Оно совсем немножко ноет, — виновато сказала Света. — Только когда…

— Врачу объяснишь, — отвернулась Наталья Сергеевна. — Так, встали на прыжки!

— Можно я закончу? — спросила Света.

— Нельзя. Алексей Семенович, пожалуйста…

Света накинула халат и, чуть прихрамывая, вышла из зала.

Начались прыжки.

— Выше мах!.. Выше!.. Выше!.. Раз!.. Раз!!

В конце урока на девчонок страшно смотреть. Трясутся от напряжения мокрые лица. Пот уже ручьями течет по шеям, с висков, срывается каплями со скул. Кто втягивает щеки, кто скалится.

— Раз!.. Раз!.. Легче!.. Улыбку дай!..

Ни одной связной мысли в голове. Только красные вспышки перед глазами. Только мат сквозь стиснутые зубы вместе с дыханием. А стрелка часов на стене будто прилипла. Ноги гудят, как чугунные. Колени подламываются сами собой. Мягкие балетки жгут стопу, как наждак. Душа вылетает вперед и вверх, а неподъемное тело едва волочится следом.

— Да спину!! — Наталья Сергеевна с размаху ударила кулаком по спине Чолпан. Та чуть не упала, прогнулась от боли. — Иначе не понимаешь?! Раз!.. Раз!..

После звонка и финальных поклонов девчонки побрели в раздевалку. Чолпан, закинув руку, ощупала синяк на спине:

— Собака! Гляди, прямо по позвоночнику…

Никто не взглянул на нее, девчонки стягивали мокрые хитоны и колготки. Все сами ходили с синяками. Когда бьют — это хорошо, хуже — когда не обращают внимания. Давно не били — скоро выгонят.

— А это чье? — увидела Чолпан рядом со своей вешалкой школьное платье.

— Мое, — третьеклассница только что вышла из душа, стояла позади нее вся в капельках воды.

— Это твое место, ты, мокрощелка?! — Чолпан сорвала ее одежду и швырнула в дальний угол, где раздевались младшие девчонки. — Еще раз увижу — морду разобью!

Девчонка покорно пошла поднимать платье.

Старшеклассницы, обмякшие, лоснящиеся от пота, сидели нагишом, вытянув чугунные ноги, тупо глядели перед собой пустыми плоскими глазами. Шли в душ, засыпали стрептоцидом, перевязывали шелковыми лентами сочащиеся сукровицей пальцы ног, переодевались в школьную форму.

Нина вылила пот из болоньевых штанов, выжала хитон. Встала на весы, погоняла гирьку и зло отшвырнула ее в конец шкалы.

Только неугомонная Илья в спущенном до пояса хитоне возбужденно рассказывала кому-то:

— Ну, я им пару батманов кинула, — она с болтающимися до полу рукавами изобразила канкан между скамейками. — Нет, ты представляешь, юбка-то — во! Они хохотальнички поразинули, блин, а я будто не въезжаю, типа «что такое, я девушка скромная»…

— Ну и что они тебя — сразу или в очередь? — спросила Нина.

— Что? — улыбаясь, обернулась Ленка.

— Ничего! На улицу пойди расскажи, как ты трахалась! — крикнула Нина.

— Начина-ается… — досадливо протянула Нефедова.

— А что, завидно, да? — Илья развернулась к Нине, по-бабьи уперла руки в бок. — Что, поделиться?

— Спасибо! Я не такая блядь, как ты!

— Ха, конечно! Кому ты нужна, корова! Протухла на своей диете!

— Да хватит, надоело! — сказала Нефедова.

— А ты сиди молчи! — закричала Нина. — Сколько за тебя предки заплатили?

— Ты что, Нин… Нин, перестань, — испуганно зашептала Ийка.

— Что? — взвилась Нефедова. — А ты знаешь, да? Ты видела? Сама скоро вылетишь отсюда!

— Посмотрим еще, кто вылетит!

— Тихо! — крикнула Юлька.

Уже никто никого не слышал, в раздевалке стоял общий гвалт.

— А ну, тихо!! — заорала Юлька. — Умолкни, я сказала! А ты сядь! Достали!

Младшие девчонки притихли на своих скамейках, наблюдая за ссорой старших.

— Жопу отожрала, а я, блин, виновата, — буркнула Илья, доставая из сумки сигареты.

— Заткнись! — крикнула Юлька.

— Корова…

— Заткнись, я сказала!

В раздевалке наконец стало тихо. Мрачные девчонки разошлись по своим местам, не глядя друг на друга. Юлька сорвала полотенце с вешалки и пошла в душ. Чем ближе к экзаменам, тем чаще вспыхивали в раздевалке ссоры, девчонки истерили, заводились по любому поводу…

Юлька, блаженно прикрыв таза, стояла под душем. Тонкие острые струйки кололи плечи и грудь. В углу душевой торопливо докуривали Илья и Чолпанка.

И снова звонок. На истории Юлька дремала, подперев голову руками, поглядывала сонно, как пишет Ия письмо на родном языке непонятными закорючками. На химии вязала новые гетры.

Потом снова переодевались — к народному танцу: в черные купальники и юбки, туфли с мощным каблуком. На уроке что-то не заладилось, как бывало иногда, все безбожно врали и путали друг друга.

— Азарова, ты же ведешь! Ты же первая идешь!.. Середы нет — как стадо баранов! — Народница ругалась, но никого не трогала: народно-характерный — не основной предмет, здесь старшеклассницы могут послать тебя далеко и красиво.

Потом был обед, такой пресный, что повтори его тут же — и все равно не наешься и не поймешь вкуса. Но и тот половина девчонок пропустили.

Потом литература, и опять переодевались в купальники и длинные шопеновские пачки к дуэту. Света выдала недавно: «А вот угадайте, кто я? Раздеваюсь-одеваюсь, раздеваюсь-одеваюсь, раздеваюсь-одеваюсь. Вы думаете, я проститутка? Нет, я балерина». В других училищах давно отменили школьную форму, но директриса на каждом собрании долбила, что московская школа — лицо советского балета, что форма дисциплинирует, и, бывало, опаздывающие девчонки кое-как натягивали школьные юбки и пиджаки прямо на мокрые купальники.

После дуэта Юлькин класс отправили в фотоцех, «на клеточки». В подвале тупиковая стена была расчерчена в крупную клетку, девчонки по одной выходили в комбинезонах под слепящий свет ламп — спиной к стене, пятки вместе, руки по швам, подбородок вверх, потом профиль слева. Двойные фотографии, похожие на «их разыскивает милиция», подкалывались в личное дело — по ним каждый год перед экзаменами проверяли форму: длину ног, ширину бедер, у кого коротка голень, у кого крупная голова или великовата грудь.

В кабинете анатомии, увешанном схемами человеческих костей, Юлька раскрыла наконец учебник французского, полистала и принялась рисовать узоры на полях. Хаким за соседним столом, скучно подперев одной рукой голову, другой тискал Ильинскую. Та невозмутимо красилась, разложив косметику.

— Что, на дуэте не нащупался? — спросила она, поправляя тени.

— Не, скелет учу…

На улице темнело, в классе зажгли свет — тянулся к концу длинный день, обыкновенный день, неотличимый от других таких же, которые оставляли за собой только привычную боль в ногах и забывались раньше, чем коснешься головой подушки.

Середа вернулась к последнему уроку, математике, села на свое место перед Юлькой.

— Ты что так долго?

— На рентген ездила, — Света обернулась к ней — и вдруг улыбнулась безмятежно и счастливо.

— Ты чего? — спросила Юлька, тоже невольно улыбаясь.

— Весна скоро…

— Экзамены скоро, — буркнула Ия, не отрываясь от тетради.

Когда девчонки после репетиции в учебном театре возвращались в интернат, Юльку окликнула из своей комнаты Галина Николаевна и сказала, что ее ждут внизу.

— Кто? — удивилась Юлька.

— Не знаю. Тебе виднее.

Юлька, как была, в купальнике и клетчатой мужской рубашке вместо халата, сбежала в вестибюль и замерла, едва не натолкнувшись на Игоря. Тот ждал около вахты, сунув руки в карманы необъятной кожаной куртки.

— Привет, — улыбаясь, сказал он.

— Здравствуйте. Вам Лену позвать? — не глядя на него, хмуро спросила Юлька.

— Какую еще Лену? Я к тебе.

— Час уже ждет, — подала голос вахтерша. Похоже было, что Игорь времени зря не терял и успел обаять суровую Ольгу Ивановну.

— Зачем? — спросила Юлька.

— Идите погуляйте, — посоветовала вахтерша. — Что же здесь секретничать.

— У меня увольнительной нет.

— Так пойди возьми. Или здесь погуляйте, недалеко. Что ты все одна, не ходит к тебе никто. Как неживая прямо. И мальчик такой симпатичный, вежливый, не то что другие…

Игорь только подмигивал Юльке: слушай, что умные люди говорят.

В вестибюле было полно народу: стояла очередь к двум автоматам, старшие курсы шли в увольнение, младшие возвращались. Юлька, только чтобы скрыться от любопытных глаз, схватила у кого-то из девчонок куртку и, надевая на ходу, выскочила из училища.

От свежего морозного воздуха у нее закружилась голова. Она быстро отошла от крыльца в сквер — Игорь едва поспевал следом — и резко обернулась:

— Ну?

— Что?

— Зачем пришли? — Юлька воровато глянула вверх, на окна интерната. Голые деревья просвечивали насквозь, в окнах маячили лица девчонок. Ох, разговоров будет!

— Знаешь, давай на «ты»? — предложил Игорь.

— Давайте. Мне все равно.

— Вы всегда так поздно заканчиваете? — кивнул Игорь на училище.

— Десятый урок — в шесть. Потом репетиция до восьми.

— А потом?

— Ужин.

— А потом?

— Уроки надо делать.

— Дисциплина… — протянул Игорь. — А в субботу?

— Как обычно.