2011, Азартная игра

- Да ничего подобного! - воскликнул он. Но язык тела выдал: это не так.

Я почти во всех деталях помнил инвестиционные портфели большинства своих клиентов, и Билли Серл не был исключением. Накопления у него были достаточно скромные, куда меньше, чем можно было бы представить после долгих лет столь успешной карьеры. Но Билли по природе своей всегда был транжирой, ездил на дорогих машинах, селился в самых роскошных гостиницах. Однако, насколько я помнил, ему все же удалось отложить в корзину для яиц весьма кругленькую сумму на старость - где-то около ста пятидесяти тысяч фунтов - уж определенно больше, чем ему понадобится для приобретения нового автомобиля или на проведение отпуска на заграничном курорте.

- О’кей, Билли, - сказал я. - Займусь ликвидацией твоего хозяйства завтра прямо с утра. Но на то, чтоб извлечь все наличные, уйдет несколько дней.

- А прямо завтра никак нельзя? - В голосе его звучало отчаяние. - Мне завтра нужно.

- Но, Билли, это просто невозможно. Мне нужно продать все ценные бумаги, добиться перевода этих фондов в нашу компанию на счет клиента и уже только потом передать тебе. Банки всегда говорят, что на каждый трансферт уходит в среднем три дня, так что в целом получится около недели, ну, может, чуть меньше. Сегодня у нас вторник. А значит, если повезет, получишь в пятницу. Но скорее всего - только в понедельник.

Билли побледнел.

- Билли, - начал я, - скажи честно, у тебя проблемы, верно?

- Просто задолжал одному парню, вот и все, - ответил он. - Говорит, я должен отдать ему завтра.

- Ну а ты скажи ему, что это невозможно, - посоветовал я. - Объясни ему, по каким причинам, уверен, он поймет.

Билли окинул меня выразительным взглядом. Было очевидно, что парень, о котором шла речь, никаких отговорок не примет.

- Извини, - пробормотал я. - Но быстрее никак не получится.

- А ты не сможешь уговорить свою фирму одолжить мне денег? Я отдам сразу, как только получу.

- Но, Билли, - возразил я, - речь идет о ста пятидесяти тысячах фунтов. У нас таких денег в свободном обращении нет.

- Ну, хотя бы сотню, - умоляюще протянул он.

- Нет, - твердо ответил я. - Даже сотни не получится.

- Ты не понимаешь! - в отчаянии воскликнул он. - Деньги нужны мне завтра, к вечеру. - Он уже почти плакал.

- Почему? - спросил я. - Откуда у тебя образовался такой большой долг?

- Не могу тебе сказать! - Он уже почти кричал, и несколько голов повернулись в нашу сторону. - Но мне нужно завтра! Ясно?

Я внимательно посмотрел на него.

- Я ничем не могу тебе помочь, - тихо произнес я. - Ладно, мне пора. Так ты все еще хочешь, чтоб я продал твои ценные бумаги и отдал деньги?

- Да, - решительным тоном ответил он.

- Хорошо, - кивнул я. - Зайду в контору и вышлю тебе письменное распоряжение. Ты его подпишешь и тут же отправишь обратно мне. Постараюсь, чтобы деньги поступили к тебе на счет в пятницу.

Он словно в трансе пребывал.

- Остается надеяться, что доживу до пятницы.

Глава 04

Я сидел в машине на служебной стоянке ипподрома и перебирал в памяти недавний разговор с Билли Серлом. И задавался вопросом: могу ли я чем-то ему помочь, и если да, то как.

Он был прав, говоря, что деньги его и что он может делать с ними все, что захочет. Вот только вряд ли ему хотелось это делать.

Он также сказал мне, что задолжал какому-то парню около ста тысяч и что жизнь его окажется в опасности, если он не отдаст долг к вечеру завтрашнего дня. Обычно я отвергаю подобные угрозы, как мелодраматическую чепуху, но после субботних событий в Эйнтри уже не был так в этом уверен.

Стоит ли рассказывать кому-то о нашем разговоре? Но кому? В полиции наверняка потребуют доказательств, а их у меня не было. С другой стороны, страшно не хотелось, чтоб Билли попал в неприятности. Жокеев, задолжавших крупные суммы, обычно подозревают в незаконных связях с букмекерами. Но, возможно, нужда в наличных не имеет ничего общего с противозаконной деятельностью. Может, Билли собрался покупать дом. Я знал - агенты по недвижимости весьма решительны и даже агрессивны в своих методах, но уж определено не станут угрожать убийством, чтоб завершить сделку.

И я решил ничего не предпринимать до тех пор, пока не удастся обсудить все с Патриком. Помимо всего прочего, я обязан уведомить его о том, что начинаю процесс ликвидации ценных бумаг Билли.

Я взглянул на часы. Уже пошел седьмой час, и контора закрыта. Придется поговорить с Патриком утром. Сейчас все равно ничего нельзя поделать, лондонские биржи и рынки уже не работают.

И я решил навестить маму.

- Привет, дорогой, - сказала она, открывая дверь. - Господи, до чего же ты худющий!

То было обычное ее приветствие, обусловленное давним патологическим страхом, что я страдаю анорексией. А началось все, когда я был костлявым пятнадцатилетним подростком, отчаянно хотевшим стать жокеем. Роста я всегда был немаленького и потому изводил себя голодом, чтоб сбросить вес. Но анорексия тут была ни при чем. Я всегда любил поесть и теперь ни в чем себе не отказывал, но, похоже, так натренировал свое тело, что оно до сих пор оставалось тощим.

Как правило, я не слишком задумывался о том, что ем, и если бы жил один, то явно недоедал бы. Но моя мамочка заботилась о том, чтоб этого не случилось. Она посылала Клаудии пакеты с едой и строгими инструкциями, настаивала, чтоб я употреблял в пищу больше белка, или больше углеводов, или больше чего-то там еще.

- Привет, мам, - ответил я, игнорируя ее замечание, и чмокнул в щеку. - Как поживаешь?

- Ни шатко ни валко, - ответила она, тоже как всегда.

Она все еще жила близ Челтенхема, но не в том большом доме, где я вырос. Его, увы, пришлось продать после скандального развода родителей, непременным условием которого стала дележка имущества и денег ровно пополам. И нынешний дом моей мамы представлял собой скромный побеленный коттедж, затерявшийся на самом краю небольшой деревни к северу от ипподрома. Две спальни, ванная комната наверху и одна большая комната внизу, объединяющая функции кухни, столовой и гостиной сразу. Оба эти уровня соединялись между собой узкой винтовой лестницей в углу, доступ на которую перекрывала у подножья небольшая дверца со щеколдой.

Коттедж идеально подходил для вынужденно одинокой жизни, но я знал, как тоскует мама по прежним временам, когда она была гостеприимной хозяйкой в большом доме - эту роль она играла на протяжении всего моего детства.

- Как поживает твой отец? - спросила она.

То был вопрос, продиктованный скорее правилами приличия, а не истинным желанием получить информацию. Наверное, она думала, что мне понравится такой подход.

- О, с ним все в порядке, - ответил я, тоже выполняя свой долг. По крайней мере, я думал, что в порядке. Я не говорил с ним недели две, если не больше. Нам с отцом особенно не было о чем говорить.

- Вот и хорошо, - заметила она, но я знал: говорит она это лишь для проформы. И был почти уверен, что мама сказала бы «хорошо», даже если б я сообщил ей, что отец находится на смертном ложе. Но она хоть спросила, поинтересовалась, чего он никогда не делал.

- Купила тебе филе на обед, сделаю стейк, - сказала она, вернув разговор в привычное русло. - И еще приготовила профитроли для пудинга.

- Замечательно, - сказал я. И был вполне искренен. Всякий раз, собираясь навестить маму, я обычно не ел весь день, зная, что вечером меня накормят вкусной и высококалорийной едой, а к этому времени я уже изрядно проголодался.

Я пошел в гостевую спальню, где снял костюм и переоделся в джинсы и свитер. Достал из кармана мобильник и бросил его на кровать. Все равно здесь он бесполезен, близость к Клив-Хилл сказывается на связи и сигнал почти не проходит. По крайней мере, хоть отдохну от назойливых звонков.

Спустился вниз и увидел, что мама стоит у плиты, и из кастрюль и сковородок валит пар.

- Можешь налить себе стаканчик вина, - бросила она через плечо. - Я уже выпила один.

Я подошел к старинному буфету, который некогда стоял у нас в столовой большого дома, и налил себе бокал «Мерло» из раскупоренной бутылки.

- Как Клаудия? - спросила мама.

- Спасибо, хорошо, - ответил я. - Передает тебе привет.

- Чего не приехала с тобой?

«Да, - подумал я, - она должна была бы приехать. Было время, когда мы с ней не могли прожить друг без друга и одной ночи, но теперь страсть, похоже, поутихла. Возможно, так всегда происходит после шести лет совместного проживания».

- Уже давно пора сделать ее честной женщиной, - заметила мама. - Тебе давно пора жениться и завести детишек.

Неужели?..

Вопреки тому, что произошло с моими родителями, я всегда верил, что когда-нибудь непременно женюсь и обзаведусь семьей. Несколько лет назад я обсуждал эту перспективу с Клаудией, но та отвергла ее на корню, сказав, что брак - это для людей скучных, что от детей одни неприятности, что замужество не для художников, подобных ей, которые раздвигают границы существования и воображения. «Интересно, - подумал я, - придерживается ли она до сих пор того же мнения? Никаких намеков на желание надеть на палец кольцо, никакого воркования над младенцами других. Но если б даже все это было, стоит ли мне жениться на ней?»

- Однако ты и папа подали не слишком удачный пример в этом смысле, - бездумно ляпнул я.

- Ерунда, - она обернулась, посмотрела мне прямо в глаза. - Мы прожили вместе тридцать лет, подарили тебе жизнь. Я бы назвала это вполне удачным браком.

- Но вы же развелись… - удивленно протянул я. - И цапались все время, жили как кошка с собакой.

- Может, и так, - ответила она, вернувшись к кастрюлям. - Но брак все равно был удачный. И я ничуть о нем не жалею. - Я был поражен. Должно быть, смягчилась под влиянием возраста. - Нет, - продолжила она. - Не жалею ни секунды. Иначе бы тебя не было на свете.

Что я мог сказать на это? Ничего. Я и не сказал.

Она снова обернулась ко мне.

- И теперь мне очень хочется внуков.

«Ага, вон оно что, - подумал я. - Это причина».

К тому же я был единственным ребенком.

- Тогда вам следовало завести побольше детей, - со смехом заметил я. - Нет смысла складывать все яйца в одну корзину.

Мама стояла совершенно неподвижно, и только тут я заметил, что она вот-вот заплачет.

Я поставил бокал на кухонный стол, шагнул к ней, крепко обнял за плечи.

- Прости, - пробормотал я. - Мне не следовало этого говорить.

- Ничего, - ответила она. Потянулась за салфеткой, промокнула глаза. - Никогда не знаешь…

- Не знаешь что?

- Ничего. Забудем об этом.

Нет, не «ничего», раз по прошествии стольких лет она оплакивает это.

- Будет тебе, мам, - сказал я. - Что-то тебя беспокоит, я же вижу. Валяй, выкладывай.

Она вздохнула.

- Мы хотели больше детей. Много детей. Ты был первенцем, и мы ждали тебя очень долго, были женаты уже восемь лет, когда ты появился на свет. Я так обрадовалась, что у меня мальчик. - Она улыбнулась, погладила меня по щеке. - Но потом выяснилось: что-то внутри у меня не так и больше детей не будет.

Теперь уже я почти что плакал. Мне всегда так хотелось братьев и сестер.

- Мы пытались, конечно, - продолжила она. - И однажды я снова забеременела, но на третьем месяце произошел выкидыш. И я тогда едва не умерла.

И снова я не знал, что сказать, а потому промолчал. Просто еще крепче обнял ее.

- Вот причина, по которой мы были так несчастливы в браке, - сказала мама. - Отец все больше злился, потому что я не могу иметь детей. Глупец. Да, что-то не так было у меня со здоровьем, но что я могла тут поделать, верно? Я изо всех сил старалась сохранить наш брак, но… - Она умолкла.

- О, мамочка. - Я снова сжал ее в объятиях. - Как же все это ужасно!

- Ничего, все в порядке. - Она отстранилась от меня, подошла к плите. - Все это было так давно!.. И картошка переварится, если я сейчас не сниму ее с огня.

Мы сидели за кухонным столом, и я наелся до отвала, просто до полного изнеможения.

Желудок был полон, но мать не оставляла попыток впихнуть в меня еще еды.

- Ну, еще одну профитроль? - спросила она и занесла полную ложку над моей тарелкой.

- Мам… - пробормотал я. - Я сыт. Не в силах больше проглотить и крошки.

Она смотрела разочарованно, но на самом деле я съел гораздо больше, чем ел обычно, даже в этом доме. Старался доставить ей удовольствие, но больше просто не лезло. Казалось, еще один глоток - и желудок просто лопнет. Она же не ела почти ничего.

Если я смолотил гигантский кусок говядины с целой горой картофеля и овощей, мама клевала с тарелки, как птичка, и большую часть своей порции мяса скормила толстому серому коту, который мурлыкал и терся о ее ноги на протяжении всей трапезы.

- Не знал, что ты завела кошку, - сказал я.

- Я и не заводила, - ответила она. - Это он сам завелся. Заявился как-то однажды вечером и с тех пор не уходит.

Неудивительно, если мама потчует его говяжьей вырезкой.

- Иногда пропадает на несколько дней, а то и на неделю, потом обязательно возвращается.

- А как его зовут? - спросил я.

- Понятия не имею, - ответила мама. - Ошейника на нем не было. Он в доме гость, не жилец.

В точности как я. Прихожу сюда наесться до отвала.

- Завтра снова на скачки? - спросила она.