2011, Азартная игра

- Не понимаю, почему, - удивленно ответила Джен. - Девушка, которая играет Флоренс, просто великолепна, а голос! Думаю, она принесет мне целое состояние. Уверена, рецензии после премьеры будут просто замечательные. Но если нет и я потеряю все, то взвалю вину на своего консультанта по финансам.

- Ничего. Слыхал, спина у него широкая, - со смехом ответил я.

На самом деле мне было совсем не до смеха. Инвестиции в театральные постановки всегда считались самыми рискованными - тут люди чаще теряли целые состояния, нежели выигрывали. Да и вообще, не существует инвестиций без риска. Это всегда рулетка. Я знал случаи, когда, казалось бы, железно надежные и подкрепленные тщательными расследованиями инвестиции обращались в прах. Самыми надежными считались доли в крупных компаниях с именем, рост они давали небольшой, но стабильный, но даже там случались исключения. К примеру, акции «Энрон»[5] упали с девяноста долларов до нескольких центов всего за десять недель, а «Хелс Саус Инк.», одна из крупнейших американских фармакологических компаний, умудрилась потерять девяносто восемь процентов своей стоимости на Нью-Йоркской фондовой бирже всего за один день. Оба эти коллапса произошли или из-за какого-то мошенничества, или же из-за неправильных, нечестных подсчетов, искусственно взвинченных ожиданий доходности, но результат всегда получался один - катастрофа. Акции «Бритиш Петролеум» за месяц упали в цене больше чем на пятьдесят процентов, когда в Мексиканском заливе взорвалась нефтедобывающая платформа. Даже расходы на устранение последствий взрыва и очистку водной глади от нефтяных пятен не шли ни в какое сравнение с этими потерями.

Может, именно такие вот катастрофические потери и привели к убийству Геба?

Мне как-то не слишком верилось в это.

Раз в неделю, обычно по понедельникам, Патрик Лайал проводил совещания, где обсуждались инвестиционные планы наших клиентов. Присутствовали все его помощники, в том числе и мы с Гебом. Мы должны были исследовать рынки и выдвигать новые предложения по инвестициям - к примеру, на новый мюзикл, который я рекомендовал Джен Сеттер. Но правила фирмы были ясны и просты: деньги ни одного из наших клиентов не могли быть инвестированы в какой-то новый продукт без одобрения на то Патрика или Грегори.

Наша оценка рисков в связи с потерями «Би Пи» свелась лишь к рекомендациям по сокращению пенсионного довольствия персонала. И хотя положение нефтяной компании блестящим никак нельзя было назвать, никому из ее сотрудников не пришлось снимать последнюю рубашку, даже галстука не пришлось снимать. Так что, пришел я к выводу, убивать консультанта по финансам не было причин.

- Приезжай как-нибудь, покатайся на лошадках, - сказала Джен, вернув меня с небес на землю. - Первая партия отправляется в субботу, в семь тридцать. Так что подваливай в пятницу, можешь у нас переночевать. Тебе понравится.

Прикажете расценивать это как приглашение на уик-энд с испорченной девчонкой или нет?

И, да, конечно, мне понравится. Поскакать на хорошей лошадке. Наверное. Потому как не сидел я в седле вот уже восемь лет.

Хорошо помню отчаяние, охватившее меня, когда я узнал, что жокеем мне больше не быть. Я сидел за дубовым столом в одном из офисов Клуба жокеев, что в Хай-Холборн в Лондоне. Напротив меня разместились три члена медицинской комиссии.

Я почти слово в слово запомнил краткое заявление, которое сделал председатель комиссии.

- Прости, Фокстон, - начал он, когда мы все разместились в креслах, - но мы пришли к выводу, что ты по состоянию здоровья не способен принимать участие в каких бы то ни было скачках. Ни сейчас, ни в будущем. А следовательно, мы отбираем у тебя жокейскую лицензию. - С этими словами он поднялся, собираясь выйти из комнаты.

Я сидел совершенно потрясенный. Весь покрылся холодным потом, и еще показалось, что стены вокруг угрожающе сжимаются, давят на меня. Я ожидал, что встреча с медкомиссией будет чистой формальностью, еще одним шагом на пути к полному восстановлению.

- Нет, погодите минутку, - сказал я, обращаясь к председателю. - Мне сказали, я должен прийти сюда ответить на несколько вопросов. Где же вопросы?

Председатель остановился в дверях.

- В них нет необходимости. Результаты анализов, сканирования дали нам все ответы.

- Ладно. Но у меня есть к вам вопросы, так что, пожалуйста, сядьте.

До сих пор перед глазами стоит удивленное его лицо. Какой-то жокей, вернее, уже бывший жокей, осмеливается говорить с ним таким тоном! Но он вернулся и снова уселся напротив меня. И я стал задавать вопросы и отчаянно и даже грубо спорил, но только это ни к чему не привело.

- Наше решение окончательное.

Но даже тогда я не сдался.

Обратился к независимому эксперту, крупному специалисту по повреждениям шейных и спинных позвонков, чтоб тот помог мне выиграть дело. Но он лишь подтвердил выводы комиссии и умудрился напугать меня до полусмерти.

- Проблема, - объяснил он, - заключается в том, что при падении удар был такой силы, что ваш первый шейный позвонок был раздроблен и практически впечатался во второй. Вам чертовски повезло, что вы остались в живых. Необыкновенно повезло. И во время этого основного повреждения многие костяные выступы, соединяющие эти два позвонка, были сломаны. Проще говоря, сейчас голова ваша рискованно балансирует только на шее, вернее, ее мышцах, и достаточно малейшей травмы, чтоб она просто свалилась. Да с такой шеей я бы и на мотоцикле не рекомендовал ездить, не говоря уже о лошадях.

Да, не слишком ободряющие новости.

- Но неужели ничего нельзя сделать? - спросил его я. - Операцию, к примеру? А как насчет металлической пластины? В лодыжку у меня вставлена после одной из травм.

- Эта область шеи имеет весьма деликатное строение, - сказал он. - К тому же еще и очень сложное, ни в какое сравнение с лодыжкой не идет. Здесь совершаются самые сложные движения, в разных плоскостях и под разными углами. Проблема крепления к черепу, уже не говоря о том осложнении, что нервные волокна, подающие сигналы от всех частей тела, проходят теперь через самую середину, не говоря уже о том, что мозговой ствол доходит до этого поврежденного позвонка. Не думаю, что металлическая пластина тут поможет, скорее создаст новые проблемы. Если будете вести нормальный образ жизни, мышцы все удержат и шея будет в полном порядке, только старайтесь не попадать в автомобильные аварии. - Он улыбнулся. - И мой вам совет - воздержитесь от драк.

На протяжении нескольких недель после этого я едва поворачивал голову и какое-то время снова спал в специальном воротнике. Помню, как панически боялся чихать - вдруг голова отлетит, а к лошадям и на пушечный выстрел не приближался, уже не говоря о том, что не садился в седло. Хватит рисковать.

- Страшно хотелось приехать и посмотреть, как ты работаешь с лошадками, - сказал я Джен, вновь вернувшись к реальности. - Но боюсь, что скакать не буду.

Она огорчилась.

- А я-то думала, тебе понравится.

- Еще как понравилось бы, - ответил я. - Но слишком велик риск. Для моей шеи.

- Чертовски жаль.

Еще бы не жаль. Я истосковался по верховой езде. Приезжать на скачки из Лондона каждую неделю - это, конечно, приятно, отвлекает от унылой городской жизни, и одновременно - мучительно. Каждый день я по-приятельски болтал со своими клиентами, особенно если на них были шелковые жокейские ветровки, и мне мучительно хотелось оказаться на их месте. Иногда после всех этих разговоров я сидел в машине и оплакивал то, что потерял. Почему? За что? Почему это случилось именно со мной?

Я покачал головой, крайне недовольный собой, и решил выбросить все эти мысли из головы. Пора перестать жалеть себя. Я должен быть благодарен судьбе за то, что мне двадцать девять, я жив и счастлив, что у меня хорошая работа и я вполне обеспечен с финансовой точки зрения.

Но до чего же мне хотелось снова быть жокеем!

За первым забегом я наблюдал с выгодной позиции на трибунах; яркие и по-арлекински пестрые ветровки жокеев так и сверкали на солнце, пока лошади преодолевали две мили до финишного столба.

И, как всегда, глядя на это зрелище, я испытывал острое чувство тоски. Интересно, пройдет оно когда-нибудь или нет? Пусть даже Челтенхем был тем самым местом, где столь болезненно и плачевно закончилась моя карьера, отвращения к нему я не испытывал. Ипподром не виноват, что я слетел с лошади и разбился. И потом, именно благодаря действиям дежуривших здесь тогда медиков я остался жив и не был парализован.

Челтенхем был первым ипподромом в моей жизни, и я до сих пор любил это место. Я вырос в маленьком городке Престбери, неподалеку от ипподрома, и каждое утро проезжал мимо него на велосипеде, торопясь в школу. И каждый год в марте, с приближением Фестиваля по стипль-чезу, радостное предвкушение охватывало всех здешних обитателей, и этот путь в жизни был словно предназначен мне самой судьбой. Сперва я научился ездить на лошади, затем нанялся на каникулы к одному из тренеров, не гнушался самой черной работой, ну а уже потом отказался от запланированного семьей обучения в университете в пользу завораживающей и всепоглощающей карьеры профессионального жокея.

Челтенхем являлся столицей скачек с препятствиями. И несмотря на то что «Гранд нэшнл» являются самыми знаменитыми соревнованиями по стипль-чезу, каждый владелец лошади предпочтет победе там Золотой кубок Челтенхема.

«Гранд нэшнл» - это соревнования с гандикапом, и на лучших лошадей падает наибольшая нагрузка. Мечта участника таких соревнований - это чтоб все лошади пересекли финишную прямую одной плотной толпой. И уже потом взвешивание определяет победителя. Но это все равно что заставить Усейна Болта бегать олимпийскую стометровку в тяжелых резиновых сапогах, чтоб уравнять шансы с остальными. А в скачках на Золотой кубок в Челтенхеме все участники - небольшие исключения делаются только для кобыл - должны нести на себе один и тот же вес, а потому победитель и является истинным чемпионом.

Я участвовал в них лишь однажды на аутсайдере без шансов, но помню напряженное и радостное возбуждение, царившее в раздевалке перед началом забега. Золотой кубок - это тебе не всего лишь очередная скачка, это история, которая творится на глазах, и уже одно только участие в ней значит больше, чем все остальные достижения. Пусть даже я и слетел тогда с лошади головой вниз задолго до финиша.

Слева от меня, в дальнем конце прямой линии выстраивались для старта в первом забеге пятнадцать лошадей.

- Пошли! - прогремел голос комментатора в динамиках, и они сорвались с места.

Две мили быстрого бега с постукиванием копыт о деревянные препятствия - звук этот был отчетливо слышен тем, кто сидел на трибунах. Поначалу лошади летели прямо на нас, затем повернули влево, начав новый круг и еще больше увеличив скорость. Три лошади взяли препятствие бок о бок, только и замелькали ноги жокеев, руки и хлысты, которыми они подбадривали своих скакунов, начав подъем вверх по холму к финишу.

- Первым пришел номер три, Листопад! - прозвучал голос в динамиках.

Марк Викерс, жокей, скакавший на этой лошади, сделал еще один шаг к чемпионскому титулу и увеличил свое преимущество над Билли Серлом вдвое.

Стало быть, Мартин Гиффорд, заядлый сплетник, все же вырастил победителя, несмотря на неверие в его способности. Но тут возможны и варианты, подумал я. Что, если он специально завышал стартовую расценку лошади, не рекомендуя другим людям ставить на нее? Я взглянул на перечень участников и решил поставить небольшую сумму на Весельчака в третьем заезде, ведь Мартин говорил, что у него нет никаких шансов.

И я направился к весовой, спускаясь по ступенькам и внимательно глядя под ноги.

- Добрый день, Николас.

Я поднял глаза.

- О, приветствую, мистер Робертс, - удивленно заметил я. - Вот уж не думал, что вы ходите на скачки.

- Еще как хожу, - сказал он. - Всегда ходил. У нас с братом есть свои лошади, их тренируют в конюшнях. Не раз видел ваши выступления. Вы хороший жокей. Могли бы даже стать великим жокеем. - Он поджал губы и удрученно покачал головой.

- Спасибо, - сказал я.

Мистер Робертс - или, если использовать его полный титул, полковник Джолион Вестроп Робертс, кавалер ордена Военного креста, младший сын графа Бэлскота - являлся моим клиентом. Если точней, он был клиентом Грегори Блэка, но я довольно часто видел его в конторе на Ломбард-стрит. В отличие от многих наших клиентов, которые были счастливы взвалить на нас обязанность присматривать за их деньгами, Джолион Робертс предпочитал держать руку на пульсе в том, что касалось его инвестиций.

- У вас сегодня выходной? - осведомился он.

- О, нет, - усмехнулся я. - Должен встретиться с одним из моих клиентов сразу после скачек. С жокеем Билли Серлом.

Он кивнул, потом вдруг замялся.

- Вот уж не ожидал… - Снова пауза. - Впрочем, неважно.

- Может, я смогу чем-то помочь? - спросил я.

- Нет, все в порядке, - ответил он. - Я это оставил.

- Оставили? Что?

- Да ничего, неважно, - ответил он. - Нет поводов для беспокойства. Все отлично. Уверен, все просто прекрасно.

- Что прекрасно? - сам не зная почему, я решил проявить настойчивость. - Это имеет какое-то отношение к нашей фирме?

- Нет, ничего, - бросил он. - Забудьте, что я вообще упомянул об этом.

- Но ведь вы ни о чем не упоминали.

- Ну, ладно, - со смехом заметил он. - Значит, не упоминал.

- Так вы уверены, что вам не нужна моя помощь? - еще раз спросил я.

- Да, уверен, - ответил он. - Спасибо.

Еще несколько секунд я стоял на ступеньках трибуны и не сводил с него глаз, но он так и не стал объяснять, что же его беспокоит.

- Что ж, ладно, - сказал я. - Надеюсь, скоро увидимся у нас в конторе. Всего доброго.

- Да, - кивнул он. - До свиданья.

И я ушел и оставил его там, на трибунах, стоящего с прямой, как палка, спиной и взирающего на беговые дорожки в глубокой задумчивости.

Интересно все же, о чем он хотел, но так и не решился поговорить?

Марк Викерс выиграл в тот день еще два забега, в том числе и главный, на Весельчаке, при очень выгодном соотношении восемь к одному, что сделало Марка четырехкратным победителем над Билли Серлом, а мне принесло от тотализатора вполне кругленькую сумму.

Понятно, что, выходя после взвешивания ко мне навстречу, Билли Серл пребывал не в самом радужном настроении.

- Чертов Викерс, - пробормотал он. - Ты видел, как он выиграл первый забег? Едва не забил насмерть свою лошадку хлыстом. Бедное животное! Куда только смотрят организаторы? Я бы отобрал у него лицензию.

Я решил не говорить, что, по моему мнению, Марк Викерс вовсе не переусердствовал с хлыстом, а провел забег просто образцово, как прописано в учебнике, подгоняя лошадь руками, пришпоривая каблуками, и опередил ближайшего соперника на голову. Наверное, в данных обстоятельствах это было бы не слишком дипломатично. Я решил также не говорить Билли, что и Марк является моим клиентом.

- Ну, у тебя еще полно времени, успеешь с ним поквитаться, - сказал я, хоть и знал, что на самом деле это не так, и Марк Викерс как раз вошел в самую форму, а Билли, в отличие от него, только терял с каждым годом.

- Вот она, невезуха, - злобно пробормотал он. - Все эти годы только и ждал своего шанса, и теперь, после ранения Фрэнка, проиграл какому-то сопляку, выскочке!..

Вообще, надо сказать, судьба была не слишком благосклонна к Билли Серлу. Он был на четыре года старше меня и во всех чемпионатах за последние восемь лет занимал второе место. И всякий раз его побеждал один и тот же жокей, признанный мастер в стипль-чезе, Фрэнк Миллер. Но прошлым декабрем Фрэнк упал, как-то очень неудачно сломал ногу и не выступал вот уже на протяжении четырех месяцев. В этом году впервые за десятилетие кто-то другой должен был стать жокеем-чемпионом, но после сегодняшнего оглушительного триумфа Марка Викерса стало ясно, что это не Билли. Тридцать три - критический возраст для жокея, выступающего в стипль-чезе, подрастало новое поколение очень неплохих, даже замечательных ребят, жаждущих победы.

Мне сразу стало ясно - Билли сейчас не в настроении обсуждать финансовые вопросы, пусть даже это он сам звонил мне накануне днем и просил о срочной встрече в Челтенхеме. Но я проделал весь этот путь из Лондона, чтобы поговорить с ним, и не хотел тратить время попусту.

- Так что ты хотел обсудить? - спросил я его.

- Хочу забрать все мои деньги обратно, - сказал он. Неожиданный ответ.

- Что это значит - обратно?

- Хочу забрать мои деньги назад из «Лайал энд Блэк».

- Но твои деньги находятся вовсе не в «Лайал энд Блэк», - сказал я. - Это инвестиции, они вложены нами в дело. Хотя деньги по-прежнему твои.

- Вот я и хочу забрать их, - сказал он.

- Но почему?

- Просто хочу, и все! - сердито прошипел он. - И не обязан объяснять, что да почему. Это мои деньги, и я хочу их забрать. - Он все больше распалялся. - Ведь я вправе делать со своими деньгами все, что захочу, разве нет?

- Ладно, хорошо, Билли, - сказал я, стараясь его успокоить. - Конечно, ты можешь забрать свои деньги назад, но сделать это не так-то просто. Мне придется продать все твои акции и облигации. Заняться этим смогу только завтра.

- Вот и хорошо, - чуть сбавил он тон.

- Но, Билли, - осторожно начал я, - часть твоих инвестиций вложена в долгосрочные проекты. Буквально на прошлой неделе я приобрел для тебя долгосрочные государственные облигации. Срок составляет тридцать лет. И если продать их завтра, ты много потеряешь.

- Ну и пусть, мне плевать, - ответил он. - Мне нужны мои бабки. Прямо сейчас!

- Хорошо, - сказал я. - Но как финансовый консультант я вынужден еще раз спросить, зачем это тебе так срочно понадобились эти деньги. Если б ты дал мне больше времени, я смог бы продать твои бумаги с большей выгодой.

- У меня этого времени нет, - ответил он.

- Почему нет?

- Не могу тебе сказать.

- Билли, - осторожно начал я, - у тебя что, какие-то неприятности?